Почему санскрит так похож на русский?

Наталья Романовна Гусева [1914 – 2010] — советская и российская писательница, драматург, индолог, историк и этнограф; доктор исторических наук, известный специалист по культуре Индии и индийским религиям. Лауреат международной премии им. Джавахарлала Неру.

Если верить рассказу ныне уже покойной Натальи Романовны Гусевой, в 1964 году в СССР прибыл известный, по её словам, индийский санскритолог Дурга Прасад Шастри (दुर्गा प्रसाद शास्त्री). Пробыв в Москве месяц, учёный решил, что русские говорят на какой-то из форм санскрита. К такому выводу его сподвигло множество фонетических соответствий русских и санскритских слов при одновременном совпадении их смысла.

– Почему, например, одни слова, такие как «вам», «вас», «нас», «те», «то», – удивлялся Шастри, – просто одинаковы в обоих языках, а другие местоимения крайне близки, и русским «свой», «тот», «этот» в санскрите соответствуют «сва» («свая»), «тад» («тат»), «этад» («этат»)? Вечные понятия жизни и смерти тоже оказались сходными словами: «живой», «живо» – «дживан», «джива», а «мертвый» – «мрыттью». Оказалось также, что русским приставкам «про-», «пере-», «от-», «c(co)-, «нис (низ)-» соответствуют в санскрите «пра-», «пара-» (pr), «ут-» «са (сам)-», «нис(ниш)-». А отсюда вытекает и несомненное сходств множества форм. Например, слов «проплывает» соответствует в санскрите प्रप्लवते «праплавате», а «переплывает» – परिप्लवते «париплавате».

Дурга Прасад Шастри (दुर्गा प्रसाद शास्त्री) [12 июля 1895 — 5 октября 1974]

Сходные соответствия санскритолог наблюдал и в передать – параде, пердеть-пардате, пропить – прапити, отпасть – утпад(т), открытый – уткрита, отчалить – утчал, совпадение – сампадана, собратья – сабхратри, отдать – ут(д)да, ниспадать – нишпад. Он даже установил, что и слово «семья» сопоставимо с санскритским глаголом «самья», который в санскрите означает «держаться вместе». Поспрашивав у других индийцев, Наталья Гусева узнала, что те тоже удивляются сходству русских глаголов «быть», «будить», «стоять», «сушить», «варить», «печь», «падать», «реветь» и без труда узнают в них санскритские корни «бху», «будх», «стха», «шуш», «вар», «пач», «пад», «рав». Очень радуются они, услышав в советских булочных слово «сушка», так как знают его соответствие «шушка», а сухарь переводится как сухан (सूखन).

Словам «грива», «весна», «дева», «мясо», «тьма», «мышка», «день» существуют соответствия в виде ग्रीवा [грива] – ‘задняя часть шеи’, vsTt [васанта] – ‘весна’, देवी [дэви] – ‘дева, принцесса’,मांस [мамса] – ‘мясо’, तम [тама], मूषक [муcака], दिन [дина]...

С той поры востоковед, доктор исторических наук, Наталья Гусева, которая сопровождала Шастри в его поездке по стране и помогала ему в качестве переводчика (правда, тогда ещё не с санскрита, а с английского), и её индийская подруга Амина Ахуджа – профессор русской литературы Делийского университета имени Джавахарлала Неру – занялись поиском «тайных истоков видимых рек», то есть, пропагандой арктической гипотезы прародины индоевропейцев. Гипотеза эта впервые была сформулирована в 1903 году известным политическим деятелем Индии Бал Гангадхаром Тилаком в книге «Арктическая родина в Ведах». Гусева же и её единомышленники решили найти подтверждение этой гипотезе в поисках санскритской топонимики на русском севере. За эти поиски, сторонники гипотезы такие как, например, доктор философских наук Валерий Никитич Дёмин, кандидат исторических наук Светлана Васильевна Жарникова были объявлены расистами и подверглись критике со стороны учёного сообщества. Под раздачу попал даже выдающийся русский лингвист, славист, филолог, академик РАН Олег Николаевич Трубачёв, который не имел к «гиперборейщикам» никакого отношения, а просто говорил о близком родстве и теснейших контактах между славянами и индоариями в Северном Причерноморье. Этого было достаточно, чтобы академика причислили к националистам. Аргументом критиков было то, что нигде, кроме России и Индии подобные теории даже на ум никому не приходят.

Теперь уже мало кто помнит, что с конца 18-го столетия британские учёные, не ставшие ещё тогда пресловутыми, решили, что предком всех развитых языков является санскрит. Эта мысль впервые пришла английскому чиновнику в Индии Вильяму Джонсу, который в 1788 году издал книгу «Санскритский язык» (The Sanscrit language). В ней он и запустил в мир идею об индоевропейской языковой семьи. После того, как Джонс помер от цирроза печени, его работу продолжил немецкий писатель Фридрих фон Шлегель, который, сравнивая между собой санскрит, персидский, греческий и немецкий, пришёл к выводу об общности их происхождения. Первым же, кто понял, что индоевропейским первоязыком бы вовсе не санскрит, стал Август Шлейхер. Он-то и начал реконструировать первоязык. Начиная со Шлейхера санскрит ставили в индо-арийскую группу, но всё равно считали одним из древнейших языков. русский же выводили от древнеславянского, возникшего, по мнению большинства зарубежных лингвистов в середине I тысячелетия нашей эры.

Языковое древо по Шлейхеру выглядело следующим образом: ствол этого дерева представлял некий индоевропейский язык, который сначала разделился на арио-греко-кельтскую и славяно-балто-германскую макроветви. Первая разделилась сначала на арийское и Греко-иткло-кельсткое направление, а потом на греческую ветвь и итало-кельтскую, из которой вышли кельтские и италийские. В числе последних была и латынь.

Вторая же макроветвь разделилась сперва на германское и балто-славянское направление, и лишь в последнюю очередь, если верить Шлейхеру, из неё выделились славянские языки.

Член Русского Географического общества Светлана Васильевна Жарникова (27 декабря 1945, Владивосток — 26 ноября 2015, Санкт-Петербург) до самой смерти продолжала приводить неопровержимые доказательства родства северных диалектов русского языка и санскрита.

Чего же так испугались хранители чистоты науки? Дело в том, что «гиперборейщики» вплотную подошли к разгадке русско-санскритской тайны. Единственный порог, который они не смогли переступить, это опубликовать вывод о том, что санскрит произошёл от русского. За такой вывод в советское время их бы поисключали из партии, а в недавние годы торжества демократии могли бы даже засадить за решётку. Лишь неофициально в узком кругу учёные осмеливались говорить о том, что санскрит является развитием одного из акающих праславянских диалектов.

Как же обстоит дело на самом деле? На самом деле санскрит стал одним из последних диалектов, отколовшихся от нашего языка. Почему не наоборот? Почему не русский произошёл от санскрита? Всё дело в том, что санскритские слова происходят от более поздних вариантов наших слов, в то время как германские, армянские, кельтские и даже балтийские слова происходят от более ранних их форм.

Возьмём, например, слово «снег». На санскрите он называется ғима (हिम), то есть, почти как русская зима. Известно ведь, что в русском З образовалось от Г. Поэтому в таких словах, как князь/княгиня эти два звука до сих пор чередуются. Слово हिम родственно армянскому ձմեռն, литовскому žiema, латвийскому ziema, латинскому hiems и древнегреческому χεῖμα‎. Однако в германских языках, отколовшихся от нашей древней языковой общности гораздо раньше, английское snow, голландское sneeuw, датское sne, норвежское snø и шведское snö происходят от более раннего синонима Сьнойгос. Основой этого слова было сьнойг-, а -ос было окончанием мужского рода для номинатива, то есть, говоря по-русски, именительного падежа. В древнегерманском Сьнойгос назывался snaiwaz, а -ос там превратилось в -az. Наличие двузвучия -ai– говорит нам о том, что германский язык отделился от нашего не только до выпадения -ос, но даже до монофтогизации дифтоногов, то есть, до ободнозвучивания двузвучий, которое произошло примерно в ХХ веке до нашей эры. В германских языках это самое окончание -az выпало довольно поздно. Так, в готском, существовавшем в середине I тысячелетия нашей эры, -az превратилось в -s, и снег обозначался как snaiws. В русском же языке сьнойгос со временем превратился в снег, а ғима стала зимой.

Само наличие снега в санскрите, распространённом в Индии, где этого снега не наблюдается даже самой лютой зимой, когда температура опускается по ночам до +18°, свидетельствует о том, что люди, на нём говорившие, этот снег когда-то видали, а одинаковость звучания этого слова с нашим позволяет сказать, что видели они его не на вершинах Гималаев, когда шли в Индию, а наблюдали его вместе с нами. Если бы слово это возникло уже в Индии, то снег в санскрите назывался бы манку или пани как называется он сейчас, соответственно, на телугу и тамильском или бы этого слова не было вообще, как нет его в таких дравидских языках, как тулу или каннада (не путать с Тулой и Канадой). Арийцы, кстати говоря, применили слово ғима и для увиденного ими в Индии цветка лотоса.

Важным показателем времени обособления отдельного языка от общего является также наличие или отсутствие в нём палатальных согласных. В ходе процесса, называемого на учёной фене палатизацией, заднеязычные согласные переходили в мягкие шипящие. Так, «к» переходила в «ч», «дж» переходило в «ж», а «х» в «ш». До этого перехода, например, глагол «чати», от которого происходят сегодняшние слова «початый», «начатый», «час» и «часть», и который в те времена означал «отрезать», звучал как [катей]. Потомком этого «катей» в английском языке является неправильный глагол to cut, который Джон Хокинс ошибочно считал элементом догерманского субстрата. В санскрите же этот глагол звучит как छदि [чати], то есть, точно также, как и в нашем. Это также свидетельствует о том, что санскрит отделился от нашего языка позже германских. Кроме того, окончание «-тей» в этом санскритском слове уже сменилось на «-ти», что лишний раз свидетельствует о позднем обособлении санскрита.

Ещё одним свидетельством позднего отделения санскрита от нашего некогда общего языка является числительное «четыре», звучащее на санскрите как चतुर् (чатур). Давным-давно, когда от нашего языка ещё не отделились ни германские, ни романские, ни армянский, ни греческий, это числительное звучало как кветвор. В германских языках начальное «кв» превратилось в f, в греческом в τ, в кельтских в p и лишь в санскрите, славянском и латышском начальный звук звучит как [ч].

Происхождение числительного «семь» связано с глаголом «(на)сыпать», который тогда звучал как съптей. И когда ёмкость была полна, говорили «съптън», то есть, насыпан. то есть, семь означало полную ёмкость. На санскрите семь так и звучит как सप्त (саптан), а в германских языках «п» по закону Гримма превратилось в «ф», вследствие чего получилось староанглийское «seofon». Однако, оказавшись между двумя гласными, «ф» превращалось то в «v» как в новоанглийском «seven», то в «b» как в немецком «sieben».

Ещё одним обоснованием позднего отделения санскрита от древнерусского языка является слово «ребёнок».

В санскрите существует слово रेभति (ребхати), обозначающее кричать и реветь. Правда, для того, чтобы реветь по-звериному, в санскрите существовала слово रव (рава), а для того, чтобы рыдать по-взрослому – слово रोदन (родана). Но именно от глагола ребхати происходило существительное रेभ (ребха), то есть, рёва, и причастие रेभण (ребхана), то есть, ревущий. Во всех же других языках, отколовшихся от нашего на более ранних этапах истории, ребёнок называется плодом чрева и происхождение слов, обозначающих ребёнка, тесно связано со влагалищем. Так, всем известно английское слово cunt. Происходит оно от древнегерманского kuntōn. От этой же самой п...ды происходит и древнегерманское слово kindą, от которого произошли все германские киндеры. Более того, от более раннего варианта этого слова происходит и греческий γένεσις, и латинский gēns, как впрочем и латинское cunnus, означающее всё тот же женский половой орган. И лишь в русском и санскрите ребёнок происходит от детского рёва.

Наряду со словом «ребёнок» для обозначения этого же понятия применяется сейчас также и слово «дети», имеющее в единственном числе редко сейчас употребляемую форму «дитя». Слово это происходит от дэхти общего предка с санскритским словом धयति (даяти), имевшим значение «сосать». От этого же предкового слова происходит и слово «доить».

ИСТОЧНИК