Белая кость

Герой сегодняшней истории, Витя, был высок, худ, хорошо сложен от макушки до пяток, здорового цвета в лице и тяготился провинциальной жизнью российского подводника. Ну как, многие тяготились, но Витя был один из немногих, которые не считали необходимым это скрывать. Посудите сами: ты морской офицер, весь такой образованный, довольно воспитанный, суровый как норд-норд-вест и одеваешься в основном во всё чёрное с золотым (ну ладно, жёлтым, но он как бы золотой), ну кто белая кость, если не ты? Лётчики, что ли? И при всём этом внешнем великолепии тебе некому небрежно скинуть свою шинель и подать фуражку с перчатками и кашне, чтоб убрали, при входе в высший свет, да чего уж там – и высшего света тоже нет, и войти, стало быть, некуда, а вокруг все такие же, как ты. Ну не ксерокопии, конечно, размер-то разный, но вы поняли, к чему я клоню.

Будь она неладна, эта Красная Армия, одним словом, вместе со своим Рабоче-Крестьянским Красным Флотом: лакеев и денщиков зачем-то отменили, высшего света нет, хруст французской булки только в песне и, как будто этого мало, хотя и уже хоть стреляйся от тоски, какой-нибудь старпом ещё орёт на тебя, прямо вот во весь свой рот:

- Стрельников! Почему, блядь? Почему, я Вас спрашиваю, говно в трюме? Я кому приказывал убрать? А? А! Я что тут, зря все свои молодые годы сложил на этом железе, чтоб по два раза повторять приказание про говно? Меня что, для этого мама в муках выносила и родила, чтоб я за говном в вашем трюме следил ежедневно? Или всё-таки, на секундочку, для великих свершений?

И Витя трёт височки, потому как голова побаливает от вчерашнего: после очередной неудачной попытки найти высший свет в Заозёрске пришлось опять идти в «Северное Сияние» (вот бы Север так сиял, как тот ресторан, так давно бы уж лопнул). И там что: шинель в гардероб самому нести, а потом ковыряться в салате, обильно запивая водкой (потому что нельзя всухомятку съесть столько майонеза), и грозно смотреть на незнакомого офицера по поводу какой-то незнакомой дамы, а чуть позже пить водку с этим офицером и в обнимку рассказывать ему о своих походах и выслушивать рассказы о его, при этом дружно отмахиваясь от изумлённой дамы (Зина, ну пойди сама потанцуй, ну ты же видишь, мы говорим, ну); а потом чуть не до драки спорить с Володей, который уже перестал быть незнакомым офицером, а стал Володей из одиннадцатой дивизии, о том, кто же из них благороднее и кто имеет на этом основании право уступить другому провожать эту даму, которая хоть уже и известно, что Зина, но она по- прежнему незнакомая дама, а тут два брата; и что, брат брату не уступит даму проводить до парадной? И дама давно уже ушла, наверняка поражённая такой степенью благородства, но наплевав на свою личную жизнь и возможность её сегодня хоть как-то устроить, а двум братьям разойтись без консенсуса нельзя же, правильно? Правильно. И поэтому что: поэтому ещё графинчик и два салата. А лимоны есть? Ну неси и лимон. У кого хочешь голова болеть будет, не то что у тонкой Витиной натуры.

- Абсолютно справедливое замечание, немедленно уберу говно и доложу Вам лично.

- Что ты там жуёшь слова, Стрельников? Разделяй члены при разговоре!

- Так точно, говорю!

- Что так точно?

- Для великих, говорю, свершений, а говно – это так, метафизика по пути на ботинок прилипла! Прошу разрешения немедленно убрать!

- Немедленно убрать! И доложить! Лично! Мне! Свободен.

В каюте хорошо – тихо и полутемно. Можно сесть на диванчик, вот так затылок приложить к его спинке и глазки прикрыть. Диавол с ним, с высшим обществом, хоть покоя бы. Хоть бы вот сегодня.

- Чай не желаете, барин? – в каюту заглянул старшина команды, старший мичман Федя. Федя знал о слабости своего командира к аристократической составляющей офицерского быта прошлого века и потакал. Не то чтобы ради корысти, а издеваясь, хотя и не с целью унизить, а от большого уважения: Витя ведь мало ли что вздыхал о канделябрах, балах и пенсне на цепочке (непременно как у Чехова), но в бою за исправность матчасти был грамотен, спор и незаменим - засучивал рукава по плечи и вперёд, только пятки из трюма торчали, да булькали руки в мазуте, и дружно звенели гаечные ключи: то есть чётко разделял, где он изнеженный барин, а где слесарь-сантехник с высшим образованием и полным отсутствием брезгливости. Единство и борьба противоположностей называется, если вы уже подзабыли

- Ах, это Вы, Фёдор? Право, так бестактно врываетесь в каюту. Ну, а что там у Вас нонче за чай? Индийский хоть?

- Не могу знать, ваше высокородь! Принцессой Гитой называется, а уж откудова она, эта самая Гита, сестра ли той самой Зиты, или из Пакистана, то тайной накрыто!

- Покрыто, Фёдор. Правильно говорить «покрыто».

- Как будто это что-то меняет.

- Да, правда - ничего в Вас поменять уже невозможно! Подавайте вашу Гиту, так уж и быть!

- Ну что старпом звал? – Федя присел на стульчик, скинул тапочки и, довольно жмурясь, вытянул ноги на диван. Пока гранулы какого-то вещества (судя по надписи на пачке – чая) плавали и набухали в стаканах, можно было и новости разузнать.

- Фёдор, а ты не попутал ли, случаем, рамсы? Куда ты кривули свои на мой диван сложил?

- Да не жалко тебе старых ноженек своего подчинённого, что ли? Ну пусть отдохнут.

- Да глаза у меня заслезились, вишь, от карасей твоих! Тапки обратно надень хоть!

- Витя, вот ты взрослый уже почти человек, капитан-лейтенант, а всё от шуточек своих курсантских не отцепишься! Так что там старпом?

- Да что там старпом – убедительно доказал мне, что я – говно, потому что у меня в трюме говно, и оно так долго там живёт, что он с ним скоро здороваться уже начнёт. А со мной, наоборот, перестанет.

- Витя, ну мы завтра закончим там всё менять и уберём. Ну вытекает, понимаешь? Тонну ветоши уже израсходовали, на пять лет вперёд свой лимит выбрали, а как ты потом по трюму убирать всё это будешь? Ну мы и подкладываем помаленьку, но совсем убрать, так ещё хуже потом будет.

- А чего не сегодня закончим?

- А прокладки только завтра привезут. Ну объясни старпому.

- Да объяснял, но завтра смотр же этого ебучего флотского порядка, и старпом в положение входить отказывается.

- А что за смотр?

- Ну как. Праздник же, типа, командир дивизии нам новые традиции прививает.

- Как в прошлом году?

- Именно как в нём, да.

А дело происходило накануне 23 февраля, – и в прошлом году новый командир дивизии, устав от повального равнодушия подводников к желанию выиграть традиционный смотр строя и песни флотилии, решил повысить их соревновательный дух и устроить 22 февраля смотр флотского порядка на кораблях и потом, комплексно, выставлять оценку и назвать лучшие экипажи по подготовке и проведению праздника и, может быть, даже выдвать какие-то грамоты.

И как это должно было повысить дух? Ну смотрите: загодя, числа двадцатого, объявляется большая приборка; двадцать второго, с утра, командир дивизии начинает обходить корабли и делает это таким образом: заходя на корабль, надевает белые перчатки и с восьмого отсека в корму, а потом по кругу до центрального обходит все палубы, включая трюма, и всё там трогает и любовно поглаживает. В центральном смотрит на перчатки: если они остались довольно белого цвета, то выставляет кораблю оценку «удовлетворительно» (почему же не «хорошо» или «отлично», спросите вы, а потому, что оценка «хорошо» выставляется на флоте в основном только посмертно, а оценки «отлично» достойны только адмиралы Макаров, Нахимов и Корнилов); если перчатки посерели, то оценка «неудовлетворительно»; а если почернели, то большая приборка объявляется вновь. Продолжается это до позднего вечера, а утром двадцать третьего все свободные от вахты идут строиться, ждать, ходить в ногу и петь, что затягивается глубоко за обед. А потом уже всё: все свободны, завтра к подъёму флага попрошу не опаздывать! И вот как ещё можно заполучить праздничное настроение, если не заебавшись вусмерть накануне, а тут, наконец, почувствовал, что от тебя все отстали до завтрашнего подъёма флага? Но как это всё должно было повысить дух – для меня до сих пор загадка.

- Может пронесёт, Витя? Или убираться?

- Мы не можем ждать милостей от природы, а, тем более, покоряться её капризам! Может, пронесёт, а может, и нет, но убираться не будем! Будем что-то придумывать! Слушай, ну и говно же этот твой чай!

А потом случилось как обычно: подумали, что надо придумать и, считай, уже полдела сделали, а, забегавшись и отвлекшись на попутные дела, о том, что надо придумать, забыли совсем. И вы, может быть, подумаете, что должно же было свербить, но нет. Вернее – да. Служба на флоте построена таким образом, что свербит у тебя всегда фантомным чувством, что ты что-то не сделал, куда-то не успел, что-то не доглядел и наверняка почти всё уже проебал, сука такой. Так что свербило у них, да, но помогло ли им это? Нет.

Командир дивизии прибыл ближе к вечеру в приподнятом настроении - любимый корабль всегда оставлял на сладкое. Был он активен до такой степени, что люди, мало с ним знакомые, могли принять это за излишнюю нервозность, хотя, на самом деле, это была просто любовь к тому делу, которому он посвятил всю свою жизнь. Кроме службы, больше всего любил он курить и искренне удивлялся, когда ему говорили, что он ругается матом. Ругаюсь я, отвечал он, словами «сударь», «соизволить», «не будете ли вы так любезны» и «отнюдь», а матом выражаю своё одобрение и крайнюю вправо степень эмоций.

- Ну что, старпом, готовы?

- Готовее всех готовых, тащ контр-адмирал!

- Проверим, проверим! Интендант – перчатки!

Отсеку к пятнадцатому старпом сообразил, что забыл лично проверить, убрали ли говно в тринадцатом и, подмигнув помощнику, мол, давай тут сам, ускользнул на другой борт.

Личный состав тринадцатого отсека дружно толпился у люка, ведущего в трюм, и аврально думал, что же ему сейчас делать: завещания-то были написаны не у всех.

- Стрельников! – свесился со второй палубы старпом. - Приказание моё исполнил?

- Тащ капитан второго ранга… какое из?

- Про говно.

- Про говно… тут... как бы это сказать… неувязочка вышла…

- Ясно. Фрондёр хренов. Срочно что-то придумывай! Срочно! А потом я уж тебя!

- Старпом! – пробасил сверху командир дивизии. - да не так уж у тебя всё плохо, чтоб кверху жопой меня встречать! Что там у вас?

И командир дивизии, отсекая все шансы на спасение, спустился к лазу в трюм.

- Ну?- спросил он ещё раз, посмотрев вместе со всеми вниз.

- Защёлка сломалась на люке. Подклинивает что-то. Чиним! – выпалил Витя.

- Защёлка?

И командир дивизии, известный своей святой верой в то, что любая матчасть чинится одной его волей и авторитетом, схватился за люк и захлопнул его. Подёргал. Люк не открывался.

- Ну товааарищ контр-адмирал! – загундосил и Витя, с трудом прикрывая так внезапно нахлынувшее счастье растерянным недовольством - Ну чиним же, я Вам же сказал, ну вот что теперь?

- Что теперь. Чините, ёпта, дальше! Старпом, проверял трюм?

- Так точно! Лучший трюм на корабле!

- Не врёшь?

- Я? Вам? – и старпом сделал испуганные глаза.

- Ты. Мне.

- Как можно! Врать контр-адмиралу!

- Мой тебе совет, старпом, научись краснеть, когда показываешь возмущение – тогда намного натуральнее будет. Ладно, пошли дальше, чего тут стоять. Сломали подводную лодку, упыри, на глазах у командира дивизии, ну ты подумай!

Смотр прошёл, и этой фразы достаточно для его описания – прошёл и всё тут: всё же когда-нибудь проходит, и смотры флотского порядка в том числе.

- Стрельников! – на разборе итогов старпом уже был уставшим и поэтому без огоньку. - Я ещё не придумал, как тебя показательно наказать, и поэтому за свою наглость завтра на торжественном прохождении понесёшь саблю!

- Да за что саблю-то? И что сразу саблю? У нас же штурман саблю носит и разведчик!

- А ты длиннее штурмана, вот и понесёшь!

- Длиннее, это когда мы лежим, а когда стоим, то выше!

- Ты сейчас до флага допиздишься, Стрельников!

- Серёга, - решил вмешаться командир, - а чем он так провинился, чтоб прямо с саблей идти?

- Да развели там, в трюме Садом, понимаете, и геморрой! Ну дважды просил и один раз категорически приказывал: ну к смотру уберите! Нет! Полное игнорирование! Повезло, просто, что люк у них заклинило, а то сейчас совсем не такие приятные беседы мы бы с вами вели!

- Ну ты подумай, какая неслыханная дерзость! Но, заметь, Серёга, везучие ведь, а? А что для подводника может быть важнее везения?

- Зарплата?

- Да что вы всё о низком! За деньги – это же проституция, а у нас всё по любви и от чистого сердца! Но саблю пусть несёт, да, а то войдёт в моду ещё старпома не слушаться!

- Витя, - расспрашивали мы потом его, по пути домой, - что, правда случайно заклинило?

- Ну как сказать. Её вообще не клинило, там случайно снизу старшина мой оказался и, когда комдив дверцу захлопнул, он отвёрточкой изнутри и поджал язычок. А для верности ещё и повис на ручке. Так что тут плотно переплелись случайность, везение и наличие в трюме Феди. Всё, как мы планировали, в общем.

- Да ты, сука, опасен!

- Ну а что? Надо же куда-то таланты свои прикладывать!

На парад Витя явился под мухой. Красивый, в начищенной шинели, блестящих ботинках и ослепительно белом кашне, но с выхлопом от улицы Ленинского комсомола и до улицы Колышкина.

- Как саблю офицеру подаёшь, скотина! – рявкнул он на бербазовского прапорщика. - Клинок обнажи до половины да покажи, как начистил!

Прапорщик, моргая сытыми глазками, заметно опешил, но палаш из ножен достал.

- Ты что, не наточил его? А если черкесы на знамя нападут? Как я им головы сечь стану? А это что на перевязи? Скрепка вместо ниток? Да ты, милок, никак плетей захотел!

Повезло прапорщику, что издалека уже заорало в микрофон «…на одного линейного дистанции…» - Витя схватил палаш и, погрозив кулаком, побежал к знамени.

- Стрельников, - поморщился командир, - что за одеколон у тебя? Пшеничный? Столичный?

- Корабельный, тащ командир! Волновался вчера! Пришлось нивелировать нервную систему!

- Чего волновался?

- Ну как. Я, простой паренёк из крестьянской семьи, и возле знамени части идти! Не каждому, знаете ли, такая честь выпадает! Это же теперь…эээх, как три туза в прикупе! Письмо своим напишу - плакать станут от гордости всей деревней!

-Витя…

- Тащ командир…

- Ты только пройди сейчас ровно и без фокусов, ладно?

- Обижаете! Пять лет подготовки в инженерном училище, и всё ради этого мыгановения! Ну как я могу подвести?

И не подвёл. Морской офицер, он и под мухой, знаете ли, не подведёт - и в этом его основное отличие от.

---

Овечкин Э.А.