Севастопольский вальс. 80-летию освобождения Севастополя посвящается. Часть 1

Воспоминания моей мамы, Акчуриной (Марчевой) Валентины Дмитриевны, жителя осаждённого Севастополя, на начало войны 8 лет.

22 июня. Как-то мгновенно вспомнилось.

2019 год. Сидим на кухне с дочерью, 12 часов ночи. Салют и сон прошёл. Говорю: у кого-то банкет закончился. А дочь говорит: это выпускной вечер у школьников на площади Нахимова. А потом рассвет пойдут встречать, он у нас красивый.

И вдруг всё поплыло перед глазами: это же 22 июня!

Захлестнули воспоминания.

Был 1941 год, 22 июня, прекрасный солнечный день. В школах сданы экзамены. Миллионы ребят получили аттестаты зрелости, вошли во взрослую жизнь, детство осталось позади.

Выпускные балы, танцы под баян, народ уезжал в отпуск, концерты, танцевальные площадки.

22 июня. Ночь. Запах акации. Что может разрушить это состояние?

А в 3 часа 15 минут пролетел самолет, взрыв на улице Подгорной, разбит дом, погибли люди. Это первая бомба упала на город.

Нам объявили, что началась война, к нам пришла беда. Начало страшной, кровавой, беспощадной войны. Германия пошла войной на СССР.

Патрули на лошадях объезжали Красную горку, предупреждая не зажигать свет, окна занавешивать.

В городе началась эвакуация заводов, предприятий, населения. Мы жили в районе железной дороги, около вокзала. Наш двор выходил на железную дорогу. Видели, как уходили составы. Люди уезжали уже не в отпуск, а из города кто куда.

Отец Марчев Дмитрий Иванович работал на судоремонтном заводе № 13 в Килен-бухте. Завод полностью эвакуировали, отца отправили в Поти вместе с заводом. Отец предупредил маму, что они приедет с детьми, оставив ей документы на выезд. Мама, я, Валентина, 8 лет, брат Виктор 11 лет, ждали, когда отец пришлёт письмо, что мы можем ехать к нему.

Послали народ копать оборонительные окопы. Мама вместе со всеми копала. Труд тяжёлый. Домой приходила еле живая от усталости. В основном работали женщины и старики. Мужчины ушли на войну.

Отец писал маме и звал приехать на отходящих теплоходах.

Мамину сестру Дусю с тремя детьми муж, Лысов Николай Федорович, успел посадить на отходящий последний теплоход, который увозил полотна Панорамы. Сам он работал на тральщике боцманом.

Корабли и теплоходы, увозящие народ из города, не все доходили до места, их бомбил немец, подрывались на подводных минах.

И мама была уже готова ехать в Поти, собрала два небольших мешка с вещами. Уходил последний санитарный теплоход "Армения". Мы уже попрощались с бабушкой Марфушей и дедушкой Борисом. Мама согнулась за мешками и с рыданиями упала на них: "Не могу, не поеду!"

Так мы остались в Севастополе, испытав все ужасы войны вместе с городом.

А потом, через несколько дней, мы узнали. что теплоход утонул вместе с пассажирами и ранеными в районе Ялты.

Шли жестокие, кровавые бои. 250 дней, почти год. В конце концов немцы штурмом взяли город. Самолеты немецкие летели со стороны Балаклавы по 3-5 штур и тоннами сбрасывали бомбы на город. Кипела Южная бухта от взрывов. В наш дом упало 5 зажигательных бомб и дедушка щипцами сбрасывал их на землю, земля под ними горела.

В построенную ядом квартиру упала бомба, всё разрушила. И хорошо, что волна пошла в сторону, в стене дома была огромная дыра.

Дедушка во дворе вырыл огромную яму, сделал щель от снарядов. И когда объявляли тревогу, мы в ней прятались.

Усилилась немецкая боевая мощь на Сапун-горе. В городе бомбы взрывались. Немцы сбрасывали на город всё, что может гудеть: пустые бочки, рельсы. Они создавали такой жуткий звук, передать невозможно.

Мы сидели в щели, прижавшись друг к другу. И вдруг... тишина. Мы ещё посидели минут 15 и дедушка осторожно начал выходить. А там уже 3 немца идут через разбитую калитку: - Девка, яйка, молоко. По огороду бегали 3 курицы бабушкины, они начали их ловить. Поймали, пооткручивали головы, повесили себе на пояс и ушла, видя, что взять здесь больше нечего. Так мы познакомились с немцами, новыми хозяевами города.

Потом видим, как из дворов начали с опаской выходить люди. Людей в городе было мало.

Нас сразу погнали на площадь Ленина (сейчас Нахимова). Перешли железную дорогу. Там - убитая лошадь, там трупы мужчин. Один пополам, там туловище, голова отдельно, руки, ноги разбросаны. Мы с сестрой идём, а на стенах плакаты: на одном виселица, на другом рука с забитыми под ногти гвоздями.

Идём, город в руинах, горит. Ни одного целого дома.

Пришли на площадь, а там памятник Ленина перевязан толстым железным тросом. Они танком хотели его сбросить при нас, но ничего у них не получилось.

Нас рассортировали: женщин отдельно с детьми, отдельно стариков. Мужчин построили и повели на площадь Восставших в тюрьму. Там их пытали, казнили, вешали, расстреливали, потом машинами вывозили и где-то закапывали. А нас потом отпустили домой.

Так началась наша жизнь о оккупированном немцами Севастополе.

Немцы начали восстанавливать железную дорогу. Для этого они погнали наших женщин. Мама работала вместе со всеми. Подорванный бронепоезд "Железняков" еле вытащили из туннеля, и женщины еле выворачивали покорёженные рельсы и ставили новые.

Домой мама приходила еле живая от усталости. А когда пошли составы в город с немцами, мама работала уборщицей вагонов. Однажды ночью она прибежала домой, разбудила нас и дала по корочке хлеба. После себя немцы объедки оставляли на столиках вагонов, не разбрасывали.

Потом мама работала в камере хранения. Работала до пенсии на железной дороге и её записали в Красную книгу, как лучшего работника.

На второй день, когда вошли немцы, наши две соседки, молодые, накрашенные, красиво одетые, пошли наниматься на работу к немцам. И потом с гордо поднятой головой проходили мимо нас.

Рядом жила бабушка Мавра с сыном. он поехал куда-то на велосипеде и когда возвращался домой, за ним шли два немца. Они схватили его, выкрутили руки и увели с собой. Больше мы его не видели. Я стояла у калитки и видела. Это страшно.

А мы вместе с соседской девчонкой повязали пионерские галстуки и стояли на пригорке. А внизу стояли два немца, увидели нас и вскинули автоматы на нас. Мы испугались и побежали домой. Я закопала галстук в сарае, спряталась под кровать. Дома никого не было. Брат с пацанами в поле собирал патроны. Дома их разрушили.

На нашей улице было много детей. Улица была большая, широкая. Приходили ребята со всех округи. Играли в чурки, в прятки, гоняли мяч. Горка была заросшая вся дикими кустами. Жили весело. Пришли немцы и игры наши прекратились.

Почти у всех были козы. И у нас была коза Зойка. Белая, здоровая, на свою беду толстая. Ела всё подряд, мама из травы варила ей похлёбку. У бабушки Марфуши тоже была коза, чёрная, худая, она её называла туберкулезной. Была у нас старушка-пастушка, мы бегали к ней в поле, помогали ей, чтоб козы не разбегались. Сама она была маленькая, с козами хорошо справлялась, козы её слушали, она всех знала по именам. Утром коз выгоняли, а вечером они возвращались и все знали свои дома. Мы собирали траву в мешки и сушили сено. Благодаря Зойкиному молоку мы выжили.

Что интересно: когда пролетали немецкие самолёты, козы прятались в скалах. Удивительно! А мы, дети, ложились на землю, укрывались своими мешками с травой. Немцы пролетали в город и нас обстреливали из пулемётов. Было страшно. Мы сразу повзрослели и детство наше кончилось.

В тупик около автовокзала немцы пригоняли вагоны с продуктами, зерном, для своей армии. Зерно потихоньку просыпалось из вагонов. И если кто-то подходил и хотел собрать зерно, немцы расстреливали на месте или отрубали кисти рук. Они считали это воровством.

Однажды пришёл состав с боеприпасами и какой-то смельчак поджёг первый вагон. Вагон горит, снаряды взрываются. Мы думали, что это ревякинцы, подпольщики. Но это были не они. С большим риском и трудом отцепили вагон от состава и быстро оттащили другие вагоны. Из нашего дома было хорошо видно. Трудно было представить, что было бы, если бы все вагоны загорелись. Снесло бы нашу горку.

У перрона стояло два состава, один с немцами, другой с румынами. Румыны, когда обед у них начинался, строились, молились, а потом после обеда молились снова. После обеда они оставшуюся еду раздавали в котелки людям. Я тоже ходила с котелком. У них была большая полевая кухня и они сами пекли хлеб. Наливали по полполовника, чтоб всем хватило и давали по маленькому кусочку хлеба. Всё с улыбкой, доброжелательно. Спасибо им за это. Да, помнишь всё, не выбьешь из сердца, оно всё с тобой.

Незадолго до освобождения города, наша армия уже наступала, к нам вечером за козой Зойкой пришел немец. Страшный, ноги колесом, с автоматом. Хватает козу, а мама показывала на нас: Киндер, киндер. Он вскинул автомат и направил на нас. Мама закрыла нас собой. Он схватил козу за ноги, вскинул на шею. Коза заблеяла и как-то повернула голову, посмотрела на нас. Этого взгляда не забыть никогда! Большие черные глаза, как будто говорит - прощайте. И он с ней, тяжелой, по горке пошёл вниз, через железную дорогу, к площади Котовского. Запомнила этого немца навсегда, и если бы сейчас встретила - узнала бы сразу, настолько остался в памяти. Брат Виктор побежал за ним, его он не догнал. Но шёл немецкий офицер и Виктор его сзади в спину ударил штырём. Офицер, оседая, повернулся к Виктору и говорит: О, киндер, и упал замертво. Виктор убежал дворами, никого не было, никто не видел. Через много лет Виктор рассказал мне об этом. Мы сидели, вспоминали войну.

Пишу, а слёзы льются сами. Невыносимо больно всё вспоминать, особенно писать.

Фото 1940 года. Семья моей мамы:

Отец Дмитрий Иванович, дедушка Борис

Мама Анастасия Тимофеевна, маленькая Валя (7 лет), брат её Виктор 10 лет, бабушка Марфа Мироновна (бабушка Марфуша)

Штырь тот сохранился. Вот он