Пятнистый дрюк

 

  Забайкальский медведь Лохматый — так звали его по причине дикой непричесанности — любил каждое лето приходить из глухой тайги в долину Шилки. Для прокорма и еще какой-то неведомой нам цели и надобности.

Степан же Андрюк, наоборот, летом стремился в тайгу, на устье какой-нибудь светлой речки, впадающей в Шилку. Сварить «чай с дымом», посидеть у костра, послушать кукушку — Андрюк был суеверным математиком, он измерял свои годы не по длине залысин, а по счету легкомысленной птицы.

Ни Лохматый, ни Степан Андрюк не знали, какой может быть их встреча — дружественной, как у министров иностранных дел (так пишут в газетах), или не очень — как у боссов мафии. А незнание, это известно всем, приводит к чудесам.

Вот и получилось. Степан причалил свою лодчонку в устье замечательно прозрачной речки Сосновки, разобрал удочки, принялся таскать ленков, насаживая их на проволочный сдевок. Штук пятнадцать поймал.

День стал разогреваться. Степан снял и уложил на корму сапоги, штаны, рубашку. Окунулся в воду, выбрался на отмель. Подтянул к берегу лодку, закрепил ее за тальниковый куст бечевкой. Набрал воды в котелок, намереваясь разжечь костерок, но рой оводов, как всадники-крестоносцы с поднятыми копьями, накинулся на него, всаживая на лету свои жала в спину, плечи, бока. Отмахиваясь от гнуса тальниковой веткой, Степан взобрался на крутой мыс, надеясь, что там протягивает ветер и оводов меньше.

Наверху, возле больших сосен, он набрал сушняка, разжег огонь, устроил таганок, присел на валежину. Солнечные блики ласково переливались в кронах деревьев, кудрявился дымок костра, смолистые ветки горели дружно, щелкая веселыми углями в траву. Блаженство, рай земной! Степан жмурился, как морж, наконец-то выбравшийся на волю из-под спуда житейских забот.

Внизу, у воды, что-то захлюпало, захрустело галькой. Степан приподнялся с валежины, посмотрел на речку. Возле его лодки возился Лохматый, видимо, удивленный неожиданной находкой: на сдевке, спущенном с борта в воду, водили плавниками ленки, лакомство исключительного вкуса и смака. Лохматый зацепил левой лапой проволоку, поднял рыбу из воды, и начал уплетать за обе щеки чужой улов.

Степан Андрюк от неожиданности возмутился:

— Эй! — крикнул он. — Э-эй, ты чо делаешь?

Лохматый вздрогнул, выронил двух-трех ленков, оставшихся на сдевке, заворчал. Поднял морду, понюхал воздух, ударил лапой по лодке. Бечевка лопнула, и лодка откачнулась от берега.

— Раскоряка чертова! — заорал Степан, свистнул и запустил в Лохматого огненной головешкой.

Медведь рыкнул, опустился на четыре лапы, скакнул по отмели и направился к обидчику. Степан тоже рыкнул, рванул со всех ног мимо костра к толстой сосне, уцепился за нижний сук и, подтвердив теорию Дарвина о происхождении человека от обезьяны, махом вскарабкался на вершину.

Косматый вкатился на мыс, остановился, опасливо поглядывая на костер. Уткнулся носом в траву, заворчал и взял след Степана. Медленно пошел к дереву.

— Го-го-го! — заголосил Степан, засвистел, зафышкал и еще раз обозвал Лохматого непечатным словом.

Медведь же, как всякий порядочный зверь на кормежке, два-три раза обошел сосну, царапнул когтями по несъедобной коре и отвалил к центру поляны. Там были старые пни, среди которых острились курганчики муравейников. Лохматый начал разгребать их, урчать и слизывать муравьев длинным языком.

Степан пришел в себя. В общем-то опасность миновала. Но пришла другая беда. На голое тело набросились оводы. Они жалили бедного Степана так, что сосна тряслась. Степан отломил смолистую ветку и, как мог, отмахивался от гнуса. Через полчаса его тело покрылось волдырями от укусов и черными от смолы нахлестами.

Лохматый в это время, не покончив с муравейниками, неожиданно втянул голову и, крадучись, стал подбираться к большой колодине, лежавшей одним концом на каменистом выступе. Степан замер от предчувствия какого-то чуда.

Вот Лохматый привстал над колодой, ударил по ней могучей лапой, выдрал гнилой бок деревины. Сунул голову в дыру. В ней что-то случилось — то ли загудел огромный вентилятор, то ли сработал пусковой двигатель ракетной установки — Лохматого подбросило в воздух, и он как бы повис, поддерживаемый снизу черно-желтым жужжащим фонтаном. Наконец медведь согнулся в лохматый ком, фукнул и со всех ног покатился мимо костра, мимо сосны, на которой сидел Степан Андрюк.

Дикие пчелы-шершни! — догадался бедный рыбак-охотник и, не дожидаясь лютой казни, прыгнул на землю. Лохматый впереди, Степан за ним — они летели, как два бегуна, к спасительной воде. Гул, треск ломаемых кустов и рев огласили долину Шилки.

В тот миг, когда Лохматый и Андрюк вырвались на отмель, по Шилке плыл на моторной лодке Тимофей Лоншаков, бывалый усть-карский рыбак, охотник и браконьер, человек, повидавший на своем веку разных чудес и происшествий. Но такого, чтобы грязный, пятнисто-полосатый двуногий, может быть, «чучуна» или «лесной человек», гнался за перепуганным медведем, не видывал сам и от других не слышал. Тимофей двинул ручку газа, его моторка вздыбила нос, описала полукруг, пошла к противоположному берегу.

— Господи, пронеси! Господи, помилуй! — крестился Тимофей.

Медведь, подняв белую завесу брызг, плюхнулся в Шилку, поплыл, течение понесло его вниз, и вскоре Лохматый исчез в тальниках ближней протоки. А Степан, присевший по макушку в воду, вынырнул, убедился, что пчелы остались в тайге. Услышал звук моторки и узнал по корпусу лодки хозяина. Привстал из воды, закричал:

— Тимофей, это я!

— Кто — ты?

— Андрюк я, Андрюк! — Степан вылез из воды и замахал руками.

Eго фигура на фоне реки и яркой зелени береговых зарослей казалась особенно хищной и зловещей. Эхо летало от берега к берегу, отражаясь в скалах:

— …дрюк я! …дрюк!

— Не, паря, — пробормотал Лоншаков, — никакого пятнистого дрюка я не знаю. Береженого Бог бережет.

Лоншаков прибавил газу и скрылся за поворотом.

Каким образом бедный Степан Андрюк отыскал свою лодку и как добрался до дому — это нам совсем не интересно. Интересно то, что рыбаки и охотники из Усть-Кары знают теперь: на Шилке, при впадении в нее замечательно прозрачной речки Сосновки, водится страшенный пятнистый «дрюк», который не то что человека, самого Лохматого гнал и выгнал из тайги, и чуть не задрал на отмели. Благо, что медведь умеет быстро плавать, а то бы, паря, беда...

Автор: Михаил Евсеевич Вишняков