Николай Асеев.«Я лирик по складу души, по самой сердечной сути»

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.

Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.

Полвека назад это стихотворение, что называется, ходило по рукам: впечатлительные девушки переписывали его в тетрадки, украшали незамысловатыми рисуночками «про любовь», хранили тетрадь под подушкой. Автора не указывали – не знали. Написал эти страстные строки семидесятилетний Николай Асеев, посвятив его своей единственной женщине и музе – жене Ксении.

Поэт, переводчик, прозаик, литературовед, – Николай Николаевич прожил долгую, внешне вполне безоблачную жизнь: не попал, как многие его друзья, в жернова репрессий, не имел врагов, не принимал участия в случавшихся литературных скандалах. Перед Великой Отечественной пятидесятилетнего Асеева объявили ведущим поэтом современности, дали Сталинскую премию. Но вот не в меру проницательный военачальник Клим Ворошилов как-то в шутку заметил, что Асеев не любит вождей, а поэт тогда же зачем-то уничтожил весь свой архив, объяснив этот внезапный порыв тем, что не стоит оставлять за собой «земного сора». Что там было, в том архиве, сегодня уже никто не узнает…

В течение жизни Николай Асеев опубликовал около 80 сборников своих стихов, ему предсказывали славу первого поэта страны - «Есть у нас Асеев Колька, – писал Владимир Маяковский, – Этот может. Хватка у него моя». Другой поэт, Алексей Крученых еще усилил впечатление: «Маяковский служит стихом, он служащий. А Коля – служит стиху. Он – импульс, иголка, звёздочка, чистое золото».

Асеев, конечно же, был соратником Маяковского, который убеждал его в необходимости создания плакатных стихов «на злобу дня», поэты даже работали в соавторстве («Сказки про купцову нацию, мужика и кооперацию» и другие агитки). Но Асеев того времени – прежде всего, непревзойденный лирик; как писал Пастернак, Асеев – это «воображанье, яркое в беспорядочности, способности претворять неосновательность в музыку, чувствительность и лукавство подлинной артистической натуры». И, вне всякого сомнения, с собственным, уникального звучания стихом.

Особо место в творчестве Николая Асеева занимает биографически-мемуарная поэма «Маяковский начинается», за которую он и получил Сталинскую премию, с яркими воспоминаниями об атмосфере эпохи 20-х. «Мы говорили; вот, если запретить писать стихи? Нельзя никак — просто стихи будут исключены из жизни общества. Что будут делать поэты? Асеев перестанет жить» (Варлам Шаламов). Это «ранний Асеев»...

После Великой Отечественной войны Асеев тоже писал стихи, вышла книга «Зачем и кому нужна поэзия» с воспоминаниями о Владимире Маяковском, Велимире Хлебникове, Сергее Есенине, Александре Твардовском. Академик Дмитрий Лихачев высоко оценил сочинение, назвав книгу интересной по мыслям и блестяще написанной.

Но тот ли это ярчайший Асеев? «Асеев принадлежит к тому поколению поэтов, – заметила Ахматова в 1956 году, – которое выступило как молодое, молодость была главным признаком школы, и они были уверены, что молодость будет принадлежать им всю жизнь. А теперь, когда они несомненно старые, они никак не могут с этим освоиться. Не стихи – а рифмованное заявление в Моссовет». Что ж, это личное впечатление, может быть, правдивое и хлесткое.

Но всегда мы будем помнить такого Асеева:

Небо — как будто летящий мрамор
с белыми глыбами облаков,
словно обломки какого-то храма,
ниспровергнутого в бездну веков!

Это, наверно, был храм поэзии:
яркое чувство, дерзкая мысль;
только его над землею подвесили
в недосягаемо дальнюю высь.

Небо — как будто летящий мрамор
с белыми глыбами облаков,
только пустая воздушная яма
для неразборчивых знатоков!

***

Мы живем еще очень рано,
на самой полоске зари,
что горит нам из-за бурьяна,
нашу жизнь и даль озарив.

Мы живем еще очень плохо,
еще волчьи зло и хитро,
до последнего щерясь вздоха
под ударами всех ветров.

Но не скроют и не потушат,
утопив в клевете и лжи,
Расползающиеся тучи
наше солнце, движенье, жизнь.

***

Хочу я жизнь понять всерьез:
разливы рек, раскаты гроз,
биение живых сердец —
необъясненный мир чудес,

где, словно корпус корабля,
безбрежно движется земля.
Гляжу на перелеты птиц,
на перемены ближних лиц,

когда их время жжет резцом,
когда невзгоды жмут кольцом..
Но в мире нет таких невзгод,
чтоб солнца задержать восход.

***

Еще за деньги люди держатся,
как за кресты держались люди
во времена глухого Керженца,
но вечно этого не будет.

***

Стихи мои из мяты и полыни,
полны степной прохлады и теплыни.
Полынь горька, а мята горе лечит;
игра в тепло и в холод — в чет и нечет.

Не человек игру ту выбирает —
вселенная сама в нее играет.
Мои стихи — они того же рода,
как времена круговращенья года.

Золотые шары

Приход докучливой поры…
И на дороги
упали желтые шары
прохожим в ноги.

Так всех надменных гордецов
пригнут тревоги:
они падут в конце концов
прохожим в ноги.
1956

  Своей любимой жене Ксении он, будучи ещё молодым, посвятил другое потрясающее стихотворение:

Не за силу, не за качество
золотых твоих волос
сердце враз однажды начисто
от других оторвалось.

Я тебя запомнил докрепка,
ту, что много лет назад
без упрека и без окрика
загляделась мне в глаза.

Я люблю тебя, ту самую, —
все нежней и все тесней, —
что, назвавшись мне Оксаною,
шла ветрами по весне.

Ту, что шла со мной и мучилась,
шла и радовалась дням
в те года, как вьюга вьючила
груз снегов на плечи нам.

В том краю, где сизой заметью
песня с губ летит, скользя,
где нельзя любить без памяти
и запеть о том нельзя.

Где весна, схватившись за ворот,
от тоски такой устав,
хочет в землю лечь у явора,
у ракитова куста.

Нет, не сила и не качество
молодых твоих волос,
ты — всему была заказчица,
что в строке отозвалось.
1926 г.

Источник