Орден Гильгамеша

                                                                 Памяти моего заочного учителя А. С.

Одной из моих любимейших поэм является эпос о Гильгамеше. Многие ученые полагают, что это вообще самая первая поэма на земле. Самое первое в мире полноценное литературное произведение. Но, от древности до нас дошли крохи, жалкие остатки всего многообразия текстов. А сколько их пропало, будучи так и не записанными? Что уж говорить, если даже от более-менее изученных древних греков до нас дошло от силы процентов 10-20 всего их наследия. Потому, не будем торопиться с выводами в этом вопросе.

Но вернемся к Гильгамешу. По сюжету поэмы он теряет своего лучшего друга, зверочеловека Энкиду. И Гильгамеш до такой степени не может смириться с этим, что решает постичь тайну бессмертия, известную лишь богам. Помочь ему может единственный в мире смертный, что стал бессмертным – Утнапишти. Но он живет где-то на далеком острове, как туда дойти? Гильгамеш проходит долгий и сложный путь и приходит в дом хозяйки Сидури, что сидит на берегу моря. Их диалог до сих пор волнует меня и не выходит из головы. На мой взгляд, он ключевой во всем эпосе. Вот он:

Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:

"Гильгамеш! Куда ты стремишься?

Жизни, что ищешь, не найдешь ты!

Боги, когда создавали человека, -

Смерть они определили человеку,

Жизнь в своих руках удержали.

Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,

Днем и ночью да будешь ты весел,

Праздник справляй ежедневно,

Днем и ночью играй и пляши ты!

Светлы да будут твои одежды,

Волосы чисты, водой омывайся,

Гляди, как дитя твою руку держит,

Своими объятьями радуй подругу -

Только в этом дело человека!"

Но Гильгамеш не согласен с этим. Он отвечает хозяйке:

"Теперь, хозяйка, - где путь к Утнапишти?

Каков его признак,- дай его мне ты,

Дай же ты мне пути того признак:

Если возможно - переправлюсь морем,

Если нельзя - побегу пустыней!"

Казалось бы, хозяйка говорит правильные и очевидные слова. Знай свое место и будь счастлив. Но Гильгамеш не таков. Он понимает, что это ложь, не в этом дело человека, человек способен на большее. Монолог Сидури практически без изменений можно встретить в разных древних текстах, например египетской «Песни арфиста» или «Экклезиасте». Смотрите сами:

Так ешь же в радости хлеб твой и с легким сердцем пей вино,

Ибо бог уже давно предрешил твои деянья.

Во всякое время да будут белы твои одежды,

И пусть не оскудевает на голове твоей умащенье;

Наслаждайся жизнью с женщиной, которую любишь,

Все дни твоей тщетной жизни,

Потому что дал тебе он под солнцем

Все твои тщетные дни,

Ибо это - твоя доля в жизни и в твоих трудах

Над которыми сам ты трудишься под солнцем.

Всё, что готова рука твоя делать, - в меру сил твоих делай,

Ибо нет ни дела, ни замысла, ни мудрости, ни знанья

В преисподней, куда ты уходишь.

Нечто похожее мы можем найти у Пиндара. «Душа не стремись к вечной жизни, но постарайся исчерпать, то, что возможно». Если помните, Камю вынес этот отрывок в качестве эпиграфа к «Мифу о Сизифе». Подход разумный, никто не спорит. Но почему душе так больно? Почему я могу это принять, но не смириться с этим. Почему мы с замиранием сердца раз за разом следим за безумной попыткой Гильгамеша? Вдруг, у него получится. Вдруг, в этот раз он победит.

Нам тысячи лет твердят одно и то же. Мудрецы, философы, в наше время политики и медиаперсоны. «Примите, смиритесь, сдайтесь. Такова жизнь» - говорят они. Но я этого не хочу. Как писал Камю:

«Мы живем будущим: “завтра”, “позже”, “когда у тебя будет положение”, “с возрастом ты поймешь”. Восхитительна эта непоследовательность – ведь в конце концов наступает смерть. Приходит день, и человек замечает, что ему тридцать лет. Тем самым он заявляет о своей молодости. Но одновременно он соотносит себя со временем, занимает в нем место, признает, что находится в определенной точке графика. Он принадлежит времени и с ужасом осознает, что время – его злейший враг. Он мечтал о завтрашнем дне, а теперь знает, что от него следовало бы отречься. Этот бунт плоти и есть абсурд».

Герои подобные Гильгамешу, периодически возвращаются. Каждый раз они не верят душеспасительным речам хозяек Сидури. Они точно знают, что не может человек довольствоваться отведенным ему местом. И дело тут даже не в бессмертии, как таковом. Дело в этом ограничении, в этой несвободе. Человек не случайно не имеет какой-то строго выделенной ниши на Земле. Это и делает его вечным бунтарем, вечным искателем. И искатель Гильгамеш своего рода универсальный символ, знамя наших стремлений, нашего вечного поиска и нашей борьбы с данностью. Таков был и мой заочный учитель. Теперь, когда он ушел, я чувствую, что обязан продолжить его труд.

Мне недостаточно просто черпать, или просто навести порядок в своем зиндане. Я хочу выкопать подкоп, бежать из этого инферно. Как сказал Утанпишти Гильгамешу: «Пленный и мертвый друг с другом схожи, не смерти ли образ они являют?». Наша неизбежная участь самая большая несвобода в этом мире. И ладно бы, мы не могли этого осознавать, как животные. Но мы, люди, за какие-то грехи, способны увидеть всю эфемерность жизни, постичь всю глубину смерти, придумать концепт бессмертия. И подобно Танталу страдать от своей бренности. Осознавать стены и пределы своей тюрьмы и не иметь возможности выбраться. Только лишь исчерпать, что возможно. Что же, лично мне не хочется черпать ради процесса. Я попробую той ложечкой, что у меня есть выкопать подкоп из тюрьмы. Как главный герой фильма «Побег из Шоушенка». День за днем он копал, день за днем приближал свой побег. Мог с такими темпами вообще не успеть. Так и бывает зачастую. Но я очень надеюсь, что если я и умру, так и не докопавшись до выхода, те, кто идут следом, продолжат мое дело. И однажды мы победим, мы победим смерть, победим безысходность, выберемся в долгожданное царство свободы из тюрьмы необходимости.

Свобода начинается с сомнения. Если и вы сомневаетесь в том, что наша участь лишь в том, что исчерпать, что возможно, то вы мой товарищ. Если вам тоже противна демагогия Сидури, если вы готовы бежать через пустыни, плыть по водам мрака к мудрецу Утнапишти, добро пожаловать в орден Гильгамеша. И пусть нас не пугают неудачи. Лучше хотя бы попытаться, чем всю жизнь исчерпывать тюремную парашу, почитая это за радости жизни.