«Дневник охранника БАМа» - фальшивка?

В сети достаточно широкое распространение получила книга «Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936», позиционируемая как аутентичные воспоминания реального человека, которому выпал жребий супротив своих чаяний служить охранником на одном из участков строительства Байкало-Амурской магистрали. В своих записях он описывает «жестокость и порочность системы принудительного труда», имевшей место в те годы. Также сообщается, что автор был за свои убеждения репрессирован примерно в 1937-1938 годах, а затем погиб на фронте в начале Великой Отечественной войны. 

Данное произведение нередко используется в жаркий сетевых, и не только, баталиях в качестве весомого аргумента, малюющего в черных тонах тот тяжелый (никто не спорит) период в истории нашей страны. Так является ли этот «дневник» наглядным, а, главное, подлинным документальным свидетельством той эпохи? Есть мнение, что нет. 

Сразу сделаем эдакий «дисклеймер». Автор данного материала не является ни профессионалом, ни даже «продвинутым дилетантом» в данной теме, поэтому может допускать ошибки, неточности и промахи в своих суждениях. Поэтому комментарии, замечания и дополнения от более компетентных людей в цензурной и конструктивной форме – только приветствуются. 

В сети не удалось обнаружить каких-либо разборов или разоблачений данной книги. Отсюда можно сделать вывод, что профессиональное и любительские сообщества не ставят подлинность этого дневника под сомнение, или же он просто миновал их внимание. Как бы то ни было, хочется привести небольшое исследование данного якобы исторического источника. Для удобства чтения материала кратко обозначим его план: первая часть – разбор любопытного и показательного предисловия к книге, написанного историком и сотрудником одиозной НКО «Мемориал» Ириной Щербаковой и пара слов о содержании «дневника», вторая – рассуждения о подлинности этих записей. Если первая часть вас не интересует - можете сразу переходить ко второй.  Итак, приступим.

Предисловие и текст дневника

Сообщается, что оригинал дневника хранится в архиве общества «Мемориал» в Москве. Об этом обществе знают многие граждане нашей страны, а если кто не знает – восполним пробел. Это международная историко-просветительская, правозащитная и благотворительная некоммерческая организация, возникшая неформально в 1987 году, а в 1989 году учрежденная официально. Одним из людей, стоявших у истоков данной структуры, был, например, Лев Пономарев. Это тот самый человек, который, помимо прочего, несколько лет назад в приватной беседе, зафиксированной скрытой камерой, с сотрудником посольства Японии призывал активнее финансировать гражданские организации на Дальнем Востоке, чтобы склонять общественное мнение в пользу передачи южных Курильских островов Стране восходящего солнца. 

Еще, например, штрихи, характеризующие данное общество и методы его работы, можно почерпнуть из выступления другого (ныне покойного) «отца-основателя», бывшего председателя правления организации, Арсения Рогинского, выдержки из которого размещены на официальном сайте «Мемориала»: 

«…Вопрос ведь не в том, как историк исследует свой предмет – надеюсь, честно и независимо. Подразумевается, что никто на его работу не должен влиять. Но вот он завершил исследование, и уже есть результаты. Трудности возникают при представлении этих результатов обществу. Именно в этот момент, если уж говорить о моей практике, мне не раз приходилось затыкаться, умалчивать, практически готовые работы класть куда-то в далекий ящик, где некоторые из них до сих пор так и ждут своего часа.

[…]

В начале 90-х я довольно много занимался статистикой советского террора. […] Вокруг меня во внешнем мире существуют люди, мнение которых важно для меня: существует традиционное интеллигентское общественное мнение, и, что самое главное, мнение бывших заключенных, которых в 1994 г. в живых еще оставалось очень много. И они мерили наши жертвы за всю историю террора какими-то совершенно немыслимыми цифрами, десятками миллионов.

А по моим подсчетам за всю историю советской власти, от 1918 до 1987 года (последние аресты были в начале 1987-го), по сохранившимся документам получилось, что арестованных органами безопасности по всей стране было 7 миллионов 100 тысяч человек. При этом, среди них были арестованные не только по политическим статьям. И довольно много. Да, их арестовали органы безопасности, но органы безопасности арестовывали в разные годы и за бандитизм, контрабанду, фальшивомонетничество. И по многим другим «общеуголовным» статьям.

[…]

И вот цифра итоговая – 7 миллионов. Это за всю историю советской власти. Что с этим делать? А общественное мнение говорит, что у нас чуть ли не 12 миллионов арестованных только за 1937-1939-й. И я принадлежу этому обществу, живу среди этих людей, я их часть. Не советской власти часть, не российской демократии, а этих людей. Просто точно знал, что, во-первых, не поверят. А, во-вторых, для круга, к которому я считаю себя принадлежащим, это значило бы, что все, что нам говорили о цифрах до этих пор вполне уважаемые нами люди, неправда.

И отложил я все свои вычисления в сторону. Надолго. А потом уж (через годы) вроде уже можно было публиковать, а времени не нашлось. Пока…».

В общем, «Мемориал» занимается темой политических репрессий с уклоном в крайне антисоветскую (можно сказать, русофобскую) интерпретацию данных, плюс не брезгуя и другими инфоповодами, вплоть до поддержки начинаний в области ЛГБТ-сообщества. В данный момент «Мемориал» числится «иностранным агентом»: по причине того, что организация занимается политической деятельностью, а финансируется из иностранных источников - из США.

Так вот, предисловие к дневнику написала Ирина Лазаревна Щербакова. Как сообщается на сайте научно-популярного проекта «Уроки истории» от «Мемориала», она является главным редактором этого портала, историком, руководителем просветительских и образовательных программ. Согласно информации из других источников, она активно участвует в различных мероприятиях. Например, по теме «Пражской весны» при участии Горбачев-Фонда и Института по изучению тоталитарных режимов. А, например, на сайте германской неправительственной организации Институт имени Гёте (Goethe-Institut), помимо прочего, указано, что г-жа Щербакова имеет кавалерский крест ордена «За заслуги перед Федеративной республикой Германия».

В своем предисловии Ирина Щербакова пишет, что оригинал дневника с конца 1980-х годов хранится в архиве общества «Мемориал». Тетради передали в архив некие люди, к которым они попала случайным образом. Подробнее о происхождении дневника будет сказано в заключительной части данного материала.

Далее Ирина Щербакова рисует портрет Ивана Чистякова (автора дневника) на основе информации, которую можно выудить из его записей, приводит предположительный возраст, место жительства, род занятий, а затем кратко описывает историю Бамлага – «одного из самых далеких и страшных мест».

«…В 1932 году Совет народных комиссаров СССР принял постановление о строительстве Байкало-Амурской магистрали. БАМ являлся стройкой оборонного значения, и первоначально его сооружение было поручено Наркомату путей сообщения. На строительство отводилось всего три с половиной года. Срочность работ по строительству БАМа была связана с военно-стратегической ситуацией на Дальнем Востоке, сложившейся после захвата Японией в 1930–1931 годах Маньчжурии и фактической потери КВЖД…». 

То есть на востоке страны ситуация обострилась, появился ряд новых проблем и угроз. И одним из важных шагов для их минимизации стала острая необходимость в кратчайшие сроки создать важнейшую транспортную артерию. Была развернута агитационная кампания, но человеческих ресурсов на добровольной основе, выбравших тяжкий труд в суровых условиях, категорически не хватало. Поэтому к строительству были привлечены заключенные.

Начальник Бамлага Нафталий Френкель рисуется эдаким показательным слугой «кровавой антинародной власти», губителем людских судеб. В качестве примера «коварства режима» приводится цитата, мягко говоря, неоднозначного писателя Варлама Шаламова:

«…Выяснилось, что с помощью шкалы питания, обещанного сокращения срока можно заставить и “вредителей”, и бытовиков не только хорошо, энергично, безвозмездно работать даже без конвоя, но и доносить, продавать всех своих соседей ради окурка, одобрительного взгляда концлагерного начальства…».

Тут же Ирина Щербакова поясняет этот пассаж Шаламова:

«…Система, предложенная такими новаторами ГУЛАГа, как Френкель, заключалась в применении “бесплатного принудительного труда, где желудочная шкала питания сочеталась с надеждой на досрочное освобождение по зачетам. Все это разработано чрезвычайно детально, лестница поощрений и лестница наказаний в лагере очень велика – от карцерных ста граммов хлеба через день до двух килограммов хлеба при выполнении стахановской нормы…».

Иными словами, заключенным, соблюдавшим дисциплину и добросовестно работавшим на благо родины, полагалось дополнительное питание и улучшение условий, а также уменьшение срока. Что Шаламов, а за ним духовно близкая к нему Щербакова, выставляют чуть ли не дичайшей подлостью лагерного начальства. Тут же вновь приводится цитата из Шаламова:

«…Крепкая душа укрепляется в тюрьме. Лагерь же с досрочным освобождением разлагает всякую, любую душу – начальника и подчиненного, вольнонаемного и заключенного, кадрового командира и нанятого слесаря…».

Если вынести за скобки высокопарные слова и присмотреться к сути сказанного, мы видим нечто похожее на попытку рационализации воровского уклада, взгляд на происходящее с позиции убежденных урок, которым вопреки законам государства работать «западло».

То есть в ту пору, после кровопролитной мировой войны, революции, гражданской войны, в очень суровое и непростое время, да что там – очень тяжелое и далеко не всегда справедливое время, государство и его граждане жили, тем не менее, в состоянии энтузиазма, устанавливая трудовые рекорды и работая на общее светлое будущее. Причем изменения были осязаемы, видны невооруженным глазом. Это был тот самый «цивилизационный скачок». Именно в те годы возводился фундамент, который позволил в итоге нашей родине стать страной «топ-2» в мировом масштабе, плодами чего мы пользуемся и по сей день.

Тогда заключенным давался шанс искупить свои провинности трудом, и, освободившись, стать полноправными членами общества. Но, согласно взглядам Шаламова, а за ним Щербаковой, работать на государство – неправильно. Лучше «от звонка до звонка», но «по понятиям», с «фигой в кармане» в сторону вертухаев.

Далее идут измышления по поводу «винтиков системы» и «репрессивной машины», которые подкрепляются цитатой из другого неоднозначного «светоча» отечественной литературы Александра Солженицына:

«…зададим вопрос: вообще может ли лагерник быть хорошим человеком? Какую систему морального отбора устраивает им жизнь?.. Всякий человек, у кого хоть отблеск был духовного воспитания, у кого есть хоть какая-то совестливая оглядка, различение злого и доброго, – будет инстинктивно, всеми мерами отбиваться, чтобы только не попасть в этот мрачный легион. […] Ведь топчешь чужие судьбы, а внутри что-то натягивается, лопается…». 

Чего кривить душой, и скандалы современного времени показывают, что среди людей, работающих в пенитенциарной системе, встречаются те, кто злоупотребляет полномочиями, и даже откровенные садисты. Но отказать всем разом в праве быть «хорошим человеком»? Не является ли это очередным признаком, что рассуждения идут с позиции мировоззрения «идейных урок», которые ни в чем не раскаиваются?

То есть все, кто более-менее длительное время работает в системе лагерной охраны – бездуховный «сухарь». Да, работа не сахар и оставляет свой отпечаток, но вы вот просто мысленно перенесите это на день сегодняшний. Все те, кто охраняют нынешних воров, насильников, убийц – выродки, которые «топчут чужие судьбы»? Прекрасное суждение.

В общем, система, куда попал Иван Чистяков, по Щербаковой, «бесчеловечна, полна насилия, бессмысленной жестокости». Она говорит: 

«…Его поражают чудовищные условия, в которых содержатся заключенные, занятые тяжким трудом на строительстве железной дороги: “Пошли по баракам…. Голые нары, везде щели, снег на спящих, дров нет… Скопище шевелящихся людей. Разумных, мыслящих, специалистов. Лохмотья, грязь от грунта…. Ночь не спят, день на работе, зачастую в худых ботинках, в лаптях без рукавиц на холодной пище в карьере. Вечером в бараке снова холод, снова ночью бред…».

И после «разумных, мыслящих, специалистов» буквально на следующей странице отмечается: 

«…Драки и убийства среди уголовников, постоянные побеги, за которые ему приходится отвечать, – все это приводит к тому, что, человеческие чувства в нем притупляются. Тем более что здесь, в Бамлаге, среди заключенных мало людей интеллигентных, их час еще не настал, 1937-й, год массового террора, еще впереди…».

И это не один раз повторяется в тексте – большинство заключенных это уголовники, не обремененные серьезными профессиональными навыками и высокой моралью. Здесь следует привести и такую цитату:

«…Свое недовольство и раздражение против чекистского начальства, которое пребывает в постоянной истерике, “выгоняет из кабинета, рычит”, потому что сверху от него требуют любой ценой выполнения невыполнимого, нереального по срокам плана сдачи строительства, Чистяков выражает едва ли не на каждой странице дневника…».

То есть давайте включим логику. От начальства требуют соблюдения очень жестких сроков строительства. И поскольку Щербаковой не ставится под сомнение, что «кровавый режим» очень кровавый, можно предположить, что срыв этих сроков грозит начальству, руководящему процессом и отвечающему за результаты, переквалификацию в таких же заключенных, которых сейчас они мучают, а то и чего похуже.

И что же это начальство делает в подобной ситуации? Как следует из текста дневника, устраивает заключенным промерзшие нары, отсутствие нормальной одежды, 15-18 часовой рабочий день. Времени на отдых и сон остается ничтожно мало, что приводит к утрате работоспособных заключенных, которых и так не хватает. Из-за этого происходит массовый саботаж и «отказы» от работы. Дров зекам не дают, они воруют и жгут шпалы, необходимые для строительства. Правда ведь правдоподобно?

«…Жгут шпалы, возят возами. Здесь немного, там немного, а в общем уничтожают тысячи, уничтожают столько что страшно подумать. Начальство или не хочет или не может додуматься, что дрова нужны и что шпалы обойдутся и обходятся дороже. Наверно всем, как и мне, служить в БАМе не хочется. Поэтому не обращают внимания ни на что. Крупные чины члены партии, старые чекисты делают и работают на авось, махнув на все рукой... Вся дисциплина держится на Ревтрибунале, на страхе…».

Сроки горят, за результат начальство отвечает головой и при этом морит своих работников до смерти. Предположим, что они все там патологические садисты, но как быть с элементарным чувством самосохранения? Тут сразу вспоминается другая расхожая в массовом сознании байка про «выбрасывание трупов в окно» чуть ли не сотнями во время перевозки заключенных и переселенцев. Мол, ни у кого по прибытию в пункт назначения не возникнет вопросов, а где, собственно, тела? А не пытаются ли ответственные лица, например, скрыть факт побега и т.д.? Это просто логика здравого смысла. 

Сам же текст «дневника» достаточно уныл. Это изливание души некой личности с серьезными признаками депрессивного расстройства и суицидальными наклонностями. В общем, все плохо, ничего не радует, кругом тени абсурдного и кровавого режима. 

«…Вынул наган, подставил к горлу. Так просто можно нажать крючок, и. А дальше я не буду чувствовать ничего…».

«…Однообразно ровно тянет ветер, а в такт ему уныло и монотонно шумит лист на дубе. Солнце хотя и светит, но бледно-холодно. Можно легко смотреть на него как на никелированный диск. Неужели я для этого родился, чтобы служить в БАМлаге комвзводом…». 

И так далее все в таком же духе с перерывами на включение «Бунина для бедных»:

«…Над сопками вихрь, пурга. Молочно бело все. Силуэты деревьев как будто ходят. Это потому что то там, то здесь пурга редеет. Но снова шквал, снова языки сухого колючего снега. Впиваются тысячами, миллионами змеиных жал. Сучья, толщиной в руку и больше, на морозе ломаются легко и свободно. Спишь крепко, сон освежающий, воздух чист и морозен, даже иногда со снежком. Замечаешь, как колышется учебная программа на стене. К обеду натянуло 40°. Хватает за каждую обнаженную часть тела. С каким вожделением глядишь на поленья, дрова, ища в них радость жизни – тепло. В комнате холодно до того, что мокрая рука пристает к ручке двери. Мыло не мылится. В начале тает от тепла руки, а потом мылится. Дым от паровоза не расходится, а долго висит клубами как вата. Перемешиваясь с паром, образует хлопья снега, сплошную пелену, которая наподобие марли застилает окно…».

В общем грязь, печаль, безысходность, побеги, убийства, насилие, сумасбродство начальства и нечеловеческие условия быта. Интересующиеся могут ознакомиться с текстом самостоятельно, его легко найти в интернете. 

Подлинность источника

Вот что пишет Ирина Щербакова в указанном выше предисловии «В дневнике вся моя жизнь…» и статье «Дневник охранника ГУЛАГа», размещенной на сайте пермсокого отделения общества «Мемориал»:

«…Дневник Ивана Чистякова, командира взвода вооруженной охраны («ВОХР») на Байкало-Амурской магистрали (БАМ) - уникальное историческое свидетельство…»

«…можно утверждать, что чудом дошедшие до нас записки Ивана Чистякова совершенно уникальны…»

«…вероятно, единственный дошедший до нас источник подобного рода…»

«…Уникальность дневника в том, автор описывает происходящее день за днем – изнутри самой системы принудительного труда…»

«…дневник, который он оставил, дает нам уникальную возможность понять, что думал и чувствовал человек, оказавшийся в его роли…»

«…свидетельства о лагерной жизни от лица человека, находящегося (по крайней мере, какое-то время) по эту сторону колючей проволоки…»

На что же опирается Щербакова, когда называет данные записи «уникальным историческим свидетельством»? Рассмотрим историю происхождения рукописи. Утверждается, что «оригинал дневника хранится в архиве общества «Мемориал» в Москве, где с конца 1980-х годов собирались документы, мемуары, письма, связанные с историей политических репрессий в СССР. Именно тогда дневник и был передан в архив людьми, случайно обнаружившими его в бумагах умершей дальней родственницы».

Иными словами, в конце 1980-х, в период Перестройки, когда поливать советское прошлое и обличать преступления режима было мегапопулярным трендом, некто передает в крайне идейно ангажированное общество совершенно случайно найденный дневник в бумагах умершей (она уже ничего не расскажет) дальней (сами эти люди, мол, ничего не знают) родственницы. То есть концы, позволяющие проследить судьбу дневника с 1930-х годов, надежно обрублены. Как любят с сарказмом говорить пользователи в сети: «Ой, как удобно!». 

«…Вместе с тетрадками сохранился лишь один мутный любительский снимок, на оборотной стороне которого есть надпись: “Чистяков Иван Петрович, репрессирован в 1937–1938 годах. Погиб в 1941 году на фронте в Тульской области”. Предпринятые нами попытки отыскать его следы в государственных архивах не увенчались успехом…». 

Вот этот снимок. Человек позирует, стоя вполоборота. Фактически его лица, что давало бы хоть какие-то возможности для идентификации, мы толком не видим. 

Любопытна фраза «попытки отыскать его следы в государственных архивах не увенчались успехом». Вообще «дневник» довольно скуп на свидетельства, которые могли бы помочь проследить судьбу предполагаемого автора. Однако кое-что выудить можно, чем в принципе и делится Щербакова в своем предисловии. Упоминается, что Чистяков был на фронте (предположительно участвовал в Гражданской войне), жил в Москве, состоял в партии, но был из нее исключен, имел предположительно высшее техническое образование, командовал взводом стрелков ВОХР, был арестован, осужден или понижен в должности и, наконец, погиб в начале ВОВ на фронте. 

Сразу возникает вопрос, насколько вообще реально, что подобный человек, на которого должны были в течение жизни составляться самые разные документы, вдруг «испарился», не оставив никаких следов? Образование, жизнь в центре столицы, партийный билет, служба во внутренних войсках на командной должности, арест, участие в боевых действиях – что, действительно не осталось никаких зацепок? Или так плохо искали? Или, быть может, такого человека на самом деле никогда не было?

Что еще бросается в глаза – почти полная «стерильность» воспоминаний. Никаких конкретных «адресов, паролей и явок». В «дневнике» нет указаний на близких и родственников. Что автор скучает по кому-то, что он хотя бы нейтрально вспоминает кого-то, что у него вообще есть или были какие-то родственники и близкие люди – об этом нет ни слова. Нет адресов, нет указаний на конкретные места предыдущей работы. Единственное, что как-то может локализовать его в пространстве – это воспоминания о Москве. Конечно, вспоминать о походе в столичную баньку куда важнее, чем хотя бы парой слов хоть в один из дней упомянуть маму с папой, жену или просто любимую женщину, детей… 

Щербакова по этому поводу пишет: «Кем он работал до призыва в армию, понять из текста дневника трудно, – возможно, преподавателем какого-нибудь техникума или даже вуза. У него, по-видимому, нет семьи или эта семья распалась, он лишь дважды упоминает в дневнике о том, что получил письмо или посылку. Во всяком случае, нигде нет ни слова о родных или близких людях». Хочется вновь повторить фразу: «Ой, как удобно!».

Загадочна и судьба дневника. Как, кто (рискуя собой) и кому передал эти опасные записи? Кто их хранил полвека? Тем более, что, как мы уже выяснили, упоминаний о семье и родственниках нет. Почему при вероятном аресте дневник не попал в распоряжение представителей «компетентных органов», а мистически «телепортировался» в чьи-то руки, которые потом, наверное, и подписывали фотокарточку с «краткой биорграфией» этого не найденного в архивных данных Чистякова? 

Ирина Щербакова, представительница «Мемориала», пишет: 

«Дальнейшая судьба автора дневника, по-видимому, разворачивалась так, как он ее предсказывал. В 1937 году Ивана Чистякова арестовывали, но, вероятно, он был осужден «за халатность», понижен в должности и оставлен на БАМе еще на несколько лет, но не на очень большой срок, иначе в 1941-м он не смог бы попасть на фронт и погибнуть — в 300 километрах от своей любимой Москвы, которую ему вряд ли довелось еще раз увидеть (если мы можем доверять надписи на фотографии). Чудо, что дневник Чистякова, записи в котором оборвались, вероятно, с его арестом, каким-то образом сохранился, не попал в руки сотрудников НКВД, не был выброшен и уничтожен, что его удалось послать в Москву. Благодаря этому до нас дошел еще один голос одинокого человека, жившего в страшную эпоху».

Так вот на основании чего она называет данные записи, достоверность которых не удалось никак верифицировать путем обращения к архивным документам, «уникальным историческим свидетельством»?

Более того, в книге имеется приложение, содержащее реальные фотографии из жизни заключенных, взятые, как указывается, из Российского государственного архива кинофотодокументов, а также «скриншоты» дневника. Вот один из них: 

Также представлена обложка оригинала дневника:

За нее взгляд как-то цепляется, ибо по внешнему виду эта «Общая тетрадь» похожа, скорее, на что-то из 1960-х, а дневник, напомним, писался, согласно легенде, в 1935-1936 годах, а в 1941 году автор погиб. Найти в сети серийные аналоги данной обложки не удалось (но это не значит, что их не существует; знающие люди, пожалуйста, поправьте, если в 20-х или 30-х такие тетради на самом деле выпускались). Поиск по различным статьям и интернет-барахолкам результатов не дал, представленные тетради тех лет совсем другие. Программный поиск «по изображению» выдает только ссылки на статьи про «дневник Ивана Чистякова». Возможно, просто не удалось в сети найти аналоги этой тетради? Или у вохровца в 30-х была тетрадь с уникальным дизайном? Или кто-то (мифическая дальняя родственница?) подшила поистрепавшийся дневник в более позднюю обложку? Или это все же намеренная фальсификация времен Перестройки или художественное диссидентское произведение в форме дневника, например, которое теперь пытаются выдать за аутентичный исторический источник?

Любопытно, оказалось, что данный дневник заботливо переведен на английский язык. Книга называется «The Diary of a Gulag Prison Guard», ее можно купить на площадках типа Amazon и прочих. Вот ее обложка:

Что ж, это издание, не исключено, сможет когда-нибудь лечь в основу какого-нибудь очередного иностранного псевдоисторического «клюквенного» фильма, рассказывающего про бесчеловечных русских варваров-унтерменшей. 

Подводя итог, хочется вновь подчеркнуть, что автор данного материала не настаивает на истинности своих рассуждений. Впрочем, как бы то ни было, называть «уникальным историческим источником» дневник с непрозрачным происхождением, реальность существования предполагаемого автора которого так и не удалось подтвердить – как минимум, очень странно.

История нашей страны полна как радостных, так и весьма горестных страниц, и взрослым гражданам стоит отказаться от их «плакатного» восприятия. Уроки этой истории нужно учить добросовестно. При этом в своих изысканиях нужно с максимальной осторожностью относиться к материалам и интерпретациям от организаций-«иностранных агентов» и специалистов, работающих на лоббирование интересов непонятно каких государств. Ибо в числе их основных задач далеко не всегда стоит поиск истины. 

**

Внимание! Правила общения в комментариях:

Тематика "1930-х" годов является "травмоопасной", и у разных людей есть разные оценки событий того периода истории нашей страны. Допускаются самые разные мнения при соблюдении следующих условий: содержательности, грамотности и, главное, вежливости. 

Матерная брань и оскорбления - пожалуйста, в другом месте. Удаление сообщений и бан пользователя - крайняя мера. Если подобное случилось, это не из-за подавления вашей точки зрения, а из-за вашего неумения цивилизованно общаться. Спасибо за понимание.