Политика большой ужимки

ДМИТРИЙ  НОВИКОВ

События вокруг Ирана в очередной раз подчеркнули одно из наиболее специфических свойств подхода Трампа и его администрации к внешней политике и дипломатии. На пути к достижению «сделок» – политических соглашений в соответствии с желаемыми параметрами – они готовы идти на активные эскалационные манёвры, часто выходящие за рамки прогнозируемых практик.

Такое уже демонстрировалось Вашингтоном на других направлениях, будь то непомерное, деструктивное для обеих сторон повышение тарифов в рамках торговой войны с Китаем, резкое ограничение критически важной военно-технической помощи, как в случае с Украиной или спекуляция санкционным давлением, периодически адресуемая Москве.

По опыту ряда политических акций уже можно описать некую общую схему внешнеполитических практик. Характерный почерк: сопровождающая эскалационные мероприятия и публично подчёркиваемая приверженность переговорным усилиям, даже нежелание прерывать переговорный процесс. Последнее соответствует стремительному темпу политической акции, подразумевающей лёгкий переход от фазы эскалации к готовности заключить сделку, часто противоречивая информационная среда, призванная максимально запутать оппонента, создать у него двоякое чувство устрашения и одновременно возможности снизить напряжённость через достижение договорённостей с Вашингтоном.

Характерно, что при таком подходе грань между традиционной дипломатией и другими методами воздействия – экономическими, политическими и даже военно-силовыми – в известной степени стирается. Можно много критиковать американскую политику предшествующих времён, в практике других администраций дипломатия тоже сопровождалась бряцанием оружия или применением мер экономического воздействия, но всё же дотрамповский Вашингтон стремился вести дела более солидно и менее порывисто.

На Ближнем Востоке такой подход вылился в большой военно-политический кризис. Причины и анатомия этого кризиса ещё будут анализироваться специалистами, не ясны и его результаты и последствия. Очевидно, что ни то, ни другое не будет сводиться только лишь к позиции и политике Вашингтона и получению им желаемых или нежелательных результатов. Тем не менее немалую роль в разжигании ближневосточного конфликта определённо сыграл подход к «заключению сделок», принятый на вооружение Белым домом.

Начатый в апреле переговорный процесс, по-видимому, не удовлетворял американское руководство ни по результатам, ни по темпам, о чём Трамп публично высказывался несколько раз, привычно смешивая угрозы с надеждами на успех. Переговоры с Тегераном с самого начала сопровождались курсом Израиля на военно-силовое решение иранского вопроса. В определённый момент американское руководство либо позволило союзнику убедить себя в целесообразности военной акции, либо само дало понять Тель-Авиву, что готово поддержать атаку. Сам Трамп объяснял своё решение исчерпанием 60-дневного срока, данного Тегерану на заключение соглашения по ядерной программе.

Сила ради силы

Возможно, военное решение и вовсе с самого начала рассматривалось в Вашингтоне как основной сценарий, а переговорный процесс служил ширмой и декларацией требований.

Это, однако, не отменяет того, что Трамп и его команда рассматривали военную эскалацию в качестве инструмента достижения «сделки» на американских условиях.

Первые удары Израиля по Ирану, включающие уничтожение значительной части военного руководства страны, сопровождались заявлениями Трампа о готовности продолжать переговорный процесс, намерении провести запланированную встречу между американскими и иранскими представителями в воскресенье, 15 июня. В первые три дня конфликта, вплоть до 16 июня, администрация считала необходимым подчеркивать дистанцированность от него, сохранение курса на переговоры. На этом фоне признание американского президента, что представители иранской переговорной команды были уничтожены израильскими ударами, прозвучало резким диссонансом.

Ужесточение позиции в начале недели не выпадает из этой схемы. Вихрь израильских ударов, по-видимому, впечатлил американского президента, он взялся восторженно порассуждать о техническом превосходстве американского оружия (пусть и в израильских руках) и объявил битву за господство над воздушным пространством выигранной. Одновременно Трамп заявил о возможности физического уничтожения высшего руководства Ирана и потребовал безоговорочной капитуляции. Всё это сопровождалось сообщениями о проведении в ситуационной комнате Белого дома судьбоносного совещания, ради которого Трамп посчитал нужным покинуть саммит «Группы семи». Усилены и приведены в боевую готовность американские силы в регионе.

Все эти манёвры имели цель оказать информационно-политическое давление на иранское руководство. В сочетании с военным ущербом это должно было, видимо, стимулировать Тегеран к отступлению, восстановлению переговорного процесса на американских условиях. Оказывая на Иран давление, администрация Трампа держала открытыми каналы возврата к дипломатическим переговорам. (Но восстановление переговорного процесса необязательно означало сворачивание военно-силового воздействия.) 19 июня, после короткого периода неизвестности, ударят американцы по Ирану сами или нет, Трамп объявил, что примет решение в течение двух недель, что было трактовано многими как «окно возможностей» для переговорного процесса. Два дня спустя, 21 июня, американцы нанесли удар по ядерным объектам. Всё в стиле Трампа – за волной эскалации идёт откат и потом снова нажим. Каждое следующее действие сопровождается информационным туманом, на что в немалой степени работает пресса, поглощающая огромные массы слухов и «инсайдов» – как идущих от администрации, так и живущих своей жизнью.

Было ли объявленное «двухнедельное окно» одной из таких информационных уловок либо в администрации Трампа за это время пришли к выводу, что Иран не собирается сдавать позиций и идти на переговоры всерьёз? Окончательный ответ дадут историки, которые ознакомятся с деталями дискуссий в Белом доме. Возможно, в Вашингтоне сделали какие-то выводы из прошедших днём ранее ирано-европейских консультаций, но, скорее всего, решение вызрело внутри администрации, а если точнее – внутри Трампа, исходя из его личных представлений, какую стратегию нужно проводить.

Хотя в публичной дискуссии вокруг ирано-израильского конфликта немедленно заговорили о смене подхода Вашингтона, удары по Ирану не означают фундаментальной смены стратегии. Физическое уничтожение инфраструктуры ядерных объектов, даже если удар действительно носил сокрушающий характер, по сути, не устраняет проблемы – у Ирана достаточно научного и промышленно-технологического потенциала, чтобы при наличии политической воли рано или поздно перешагнуть ядерный порог. В Вашингтоне этого не могут не понимать.

Действующая американская администрация не видит чётких границ между войной и дипломатией, угрозами, ударами и переговорами, вернее – делает всё, чтобы размыть эти границы.

Продемонстрировав военно-силовой потенциал, готовность его применить и нанеся ущерб критически важным объектам, на уничтожении которых настаивал союзник, Трамп может публично объявить о победе американского оружия и через какое-то время предложить вернуться к переговорам. Разумеется, с позиции силы.

«Говори спокойно, держа в руках большую дубину, и ты добьёшься своих целей», – эта каноническая цитата дала название политике «большой дубинки», которую США осуществляли более века назад. По-видимому, эта формула представляется Трампу вполне соответствующей его собственному внешнеполитическому кредо – она проста, результативна и эффектна. Отсюда и многочисленные отсылки к тем временам, подчёркивание миротворческого характера политики, стремление во всех конфликтах играть роль посредника, даже являясь их опосредованным участником. «Мир через силу» понимается Трампом не в рейгановских категориях, подразумевающих не только игру мускулами, но довольно тонкое и аккуратное её использование, а в более примитивном, если не сказать архаичном, ключе «накатов» и «продавливаний».

Такой подход был возможен в обстоятельствах более чем столетней давности, но едва ли пригоден сейчас.

Политика «большой дубинки» эффективна, если она применяется против небольших латиноамериканских республик, но может приводить к непредсказумым последствиям в среде, обладающей гораздо большим сопротивлением.

Империалист Теодор Рузвельт, действовавший главным образом в акватории Карибского бассейна, мог заключать удачные для США сделки, не применяя (или ограниченно применяя) военную силу, поскольку никто не мог противостоять американской воле, а косвенное участие других крупных игроков было сведено к минимуму. Главное обстоятельство тех времён – реальная возможность завоевания, частичной или полной оккупации подвергавшихся давлению стран в случае необходимости.

«Политика большой дубинки» трамповской модификации имеет несколько отличительных свойств, которые могут сделать её гораздо менее эффективной и предсказуемой по сравнению с историческим аналогом.

Во-первых, политика Трампа направлена скорее не на государства как таковые, а на возглавляющее их руководство. Это отражает жизненный опыт американского президента, привыкшего иметь дело не с такими сложными категориями как «государство» и «народ», а с конкретными людьми, принимающими решения. Ну и «сломать» руководителей представляется более возможным, что «сломать» целое государство. Тарифная война против Китая и в части помпезного начала, и в части «отката» была призвана воздействовать прежде всего на китайского лидера и его окружение. Декларированное стремление Трампа к личной встрече с российским лидером имеет, судя по всему, ту же природу. Аналогично показывая большую дубинку Тегерану, Трамп грозит физическим уничтожением высшему руководству. Именно оно должно одуматься и пойти на попятную.

Однако стратегия, работающая в бизнес-переговорах, не всегда действенна в случае с государствами. Третирование, издевательства и психологическое давление на канадское руководство возымели обратный эффект. На место ушедшего Джастина Трюдо пришёл отстаивающий ту же позицию Марк Карни. Более того, на фоне исходящих из Вашингтона провокаций вообще любой канадский премьер-министр вне зависимости от партийной принадлежности и взглядов вынужден будет дистанцироваться от трампистов, противостоять американским притязаниям. Физическое устранение иранского политического руководства, будь оно действительно осуществлено, не приведёт к власти в Тегеране проамериканские или произраильские силы. Пытаясь давить на руководство и лица, принимающие решения, администрация Трампа зачастую создаёт условия для общественной консолидации на антиамериканской, или конкретно антитрамповской, основе. То есть, напротив, в какой-то степени усиливает позиции оппонента.

Во-вторых, ввиду того, что у американской мощи есть очевидные пределы, размахивание «большой дубинкой» призвано воздействовать в первую очередь эмоционально и психологически. Принцип «угроза важнее нападения» важен не только как эффективный тактический ход, но и как простое следствие того, что реализованная угроза способна не усилить, а ослабить переговорные позиции. Последовательное наращивание давления может обнаружить пределы возможного – на этом, собственно, уже попадались предшественники нынешних хозяев Белого дома.

Иран и машина перманентной войны: современное государство как организованная преступность

Однако и подход Трампа кажется не лучше. Эскалационное маневрирование – тактика «накатов» и «откатов», подмена реальных действий информационными провокациями и создание «тумана войны», окутывающего действительные намерения, может запутать игру, создать впечатление, что Вашингтон обладает большими возможностями, чем есть, а если не предпринимает действий, то по своей воле. Но в какой-то момент такая «политика ужимок» неизбежно наталкивается на конкретный вопрос об объективных пределах готовности американского руководства к реальным действиям. Тогда высока вероятность, что дым рассеется, и реальные позиции Вашингтона могут оказаться не столь прочными.

Трамповская дипломатия большой дубинки уже с этим сталкивалась. На ранних этапах «входа» в переговорный процесс по Украине (и даже до него) Вашингтон говорил о готовности дать Киеву новейшее вооружение и о радикальном наращивании санкционного давления. Однако демонстративная невосприимчивость Москвы к угрозам практически сняла их с повестки дня, так как их реализация на практике просто не возымела бы эффекта, заявленного американским руководством. Тарифная эскалация напоролась на объективные расчёты о потенциальных потерях в результате торговой войны, весьма тревожных для американской экономики. Это заставило администрацию Трампа сдать назад и начать маневрирование, что девальвировало культивируемый образ людей, готовых пойти до конца, с которыми лучше договориться на берегу.

Ирано-израильский конфликт как нельзя более показателен. Уровень вовлечённости, на который готовы пойти США, по-прежнему неизвестен. Затягивание конфликта поставит перед американским руководством вопрос о переходе от слов к делу, а от дел – к делам более масштабным. Удар по ядерным объектам, нанесённый 21 июня, позволяет Соединённым Штатам выглядеть победителями и говорить с иранцами с позиции силы, если разговор начнётся (а рано или поздно это неизбежно). Но как будет реагировать американское руководство, если спираль эскалации пойдёт дальше, будучи уже им неконтролируемой? На ответный удар иранцев по американским военным базам неизбежно придётся реагировать. Затягивание конфликта, решимость иранского руководства продолжать обмен ударами, на садясь за стол переговоров, также смешает американцам карты и приведёт к повышению ставок. Появившиеся в прессе сообщения о возможности нанесения ударов тактическими ядерными боезарядами, открывает горизонты для такого рода спекуляций. Можно и заиграться.

Прогнозировать, чем закончится текущий военно-политический кризис, трудно и неблагодарно. Вне зависимости от результатов принятая на вооружение администрацией Трампа практика стремления к сделкам через эскалационные манёвры уже показала, что может быть источником больших и непредсказуемых рисков не только для объектов этой политики, но и для всех акторов, включая сам Вашингтон.

На этом фоне Москва выглядит как игрок, который придерживается максимально традиционных, конвенциональных практик дипломатии и войны. Это следует рассматривать как немалое преимущество, так как в условиях организуемой Вашингтоном бури, акции стабильного внешнеполитического курса повышаются. Американский кураж и используемые политические практики следует анализировать, но едва ли принимать как непосредственное руководство к действию. Две ядерные сверхдержавы, размахивающие дубинками, мир может и не выдержать.

=================================================