Весёленькие шашлычки

- Серёг, ну чего ты? Заправился на шашлыки?
- Да думаем, может, пересидеть всё-таки... Боязно, раньше такого не слыхали и не видали.
- Ой да ладно, я тя умоляю! Сам - и объявил всей стране каникулы! Ты думаешь чо, многие останутся дома?
- Ладно, перезвоню!
Он повесил трубку. В самом деле, чего это выходным пропадать. Посидим за шашлычками, детёныш пособирает ягоды и погоняет жучков... Всё равно почти как выходные.
Уже брякнули ключи от машины, уже выглянул в окошко, чтоб на глаз определить температуру. Показалось, что солнечный луч прошёл череп навылет, в глазах помутилось. Он встряхнул головой, ухватился за балконную дверь...

Нет, это не балкон. Под ладонью шершавый прохладный столб калитки, оплетённый зеленью. Вокруг стрёкот насекомых, все цветёт и буйно распускается. Уставился на калитку, поросшую плющом.
Протопал по песчаной дорожке, с недоумением перешагнул разросшийся чертополох, отвёл рукой виноград - не плети, а почти лианы цепляются за плечи, застилают глаза. Пасмурный день, но зелень буйно пустилась в рост. Он встряхнул головой - судя по всему, на даче никто не появлялся. Уже год. А то и дольше.
- Ань, мы что тут, дедовы удобрения рассыпали, что ли? Почему всё так разрослось-то?

Ему ответила тишина. Та самая тишина, в которой шуршание листьев, возня насекомых слышны с особенным жутковатым оттенком. Та самая тишина, выделяющая любой посторонний звук.
Дёрнул за ручку двери, открыл с усилием. На веранде одиноко звякнуло жестяное ведро, в комнате бросилась в глаза сумочка жены. И почему-то спешно наброшенное на стул платьице. Вышел во двор.
- Ань?
Тишина. Холодок начал заползать под грудь.
- Аня! - ещё не веря себе, не подпуская близко ужасную догадку, он ринулся к калитке. Старая, ещё советская решётка вросла в землю, ворочалась неохотно. Брызнули комья земли, он выметнулся наружу.
- Аня!
И тишина вокруг. На дороге пыль, но тропинка к речке почти заросла травой. Под кустом заметил Дашин кроссовок, вдалеке мелькнул в траве ещё один. Будто дочурка присела переобуться в босоножки перед купанием... И тишина вокруг. Уже плотная, всё ещё насыщенная звуками, но обступающая, как мягкая, непроницаемая, невидимая стена.
- Аня! Даша!

В полном отупении вернулся во двор, прошёлся до кабинки, проверил душ. Огуречные ряды подёрнулись крапивой. На запылённом мангале торчали три пустых шампура. Бросилась в глаза приотворённая дверь в сарай - доски, ржавое железо и старый Дашин велосипед. Всё покрыто паутиной, пылью, ни следа человека.
- Аня... - уже неуверенно позвал он, чувствуя, как к горлу подступает стискивающий грудь холодный комок. Последним воплем он попытался загородиться от подступающего отчаяния:
- АНЯ! ДАША!

Ты же ездил на шашлыки, послышался у него в голове ехидный голосок. Ты же ребёнка купаться отпускал. С другими детьми... тебя же просили сидеть дома. Нет, поразвлечься отправился...

- Папка! Поедем на дачу!
Звонкий голосок вывел из забытья. Мир качнулся, в глазных яблоках резко щёлкнуло. Дашка стиснула его колени тонкими ручонками, в озерцах детских глаз плещется ожидание веселья:

- Ну поее-еедем!

Он с трудом сглотнул комок в горле, вытер со лба холодный пот. Дочурка тут же уловила - что-то изменилось, испуганно примолкла. Из кухни послышался голос Анны:

- Никуда не поедем! - Неся плечики с отглаженными кофтами, она появилась из коридора. Сергей с усилием вздохнул, запустил пятерню в курчавые золотистые пряди дочурки. С десяток лет - и они распустятся золотыми ручьями, как у Ани. Скромное очарование своей жены он почувствовал только сейчас. И, как всякий суровый самец, быстро подавил неуместное желание поцеловать, приласкаться к ней.
- Да, Дашунчик, - он потрепал дочь по загривку. - никуда не поедем.
- Ну паааап...
- Посидишь в планшете. Или книжку тебе почитаю.
- Книжки неинтересно!
Ничего, подумал он, с содроганием вспоминая пережитое.. Я тебе Драгунского отыщу... или Крапивина.

Посидим дома. Переждём.