Несбывшиеся надежды
В 60-х Советский Союз запустил беспрецедентный мегапроект - освоение уникальных нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири. Природные богатства Сибири были запечатаны в непроходимых болотах глухой тайги и суровой тундры. На сотни километров - никакой инфраструктуры. Беспощадный климат - экстремальные температуры, ветра. Естественно, возникал вопрос: удастся ли покорить сибирские кладовые? Поначалу преобладал скепсис.
Реальность, однако, превзошла самые смелые ожидания. С нуля в тяжелейших условиях героическими усилиями геологов, строителей, транспортников, нефтяников и газовиков была создана новая энергетическая база страны. К середине 1980-х здесь добывалось более 60% общесоюзной нефти и более 56% газа. Благодаря Западно-Сибирскому проекту страна вышла в мировые энергетические лидеры. В 1975 году СССР добыл почти 500 млн тонн "черного золота" и обогнал многолетнего чемпиона по нефтедобыче - США.
Для тех, кто стоял у истоков освоения Западной Сибири, - прорыв к богатейшим месторождениям нефти и газа означал надежды на светлое будущее. Люди верили: их труд принесет стране процветание и достаток. Не скупились на радужные прогнозы и американские аналитики. В 1972 году, например, исследователи Л. Рокс и Р. Рангон под влиянием "западно-сибирской эпопеи" так рисовали перспективы СССР:
через два десятилетия Советский Союз, оставаясь сверхмощной военной державой, будет иметь самый высокий уровень жизни. Они предсказывали отсутствие каких-либо отрицательных тенденций в развитии СССР по меньшей мере до 2000 года.
Как известно, история пошла совсем по другому пути. Что же произошло в СССР? Почему государство, которое ежегодно добывало нефти больше, чем какая-либо другая страна (20% мировой добычи), оказалось на пороге исторического краха? Как случилось, что из "живительного лекарства" нефть превратилась в сильно действующий наркотик? Почему нефть не уберегла страну от страшных потрясений? Да и могла ли она это сделать?
Энергетический кризис 1973 года
Об энергетическом кризисе на Западе говорили с начала 1970-х. На фоне быстро растущего энергопотребления периодически возникали проблемы с увеличением поставок нефти. Предложение не поспевало за спросом, а масла в огонь подливали страны-экспортеры, объединившиеся в 1960 году в ОПЕК и "играющие" на повышение нефтяных цен. В 1967 году они впервые применили такой инструмент давления, как эмбарго. В ходе Шестидневной арабо-израильской войны Саудовская Аравия, Кувейт, Ирак, Ливия, Алжир запретили отправку нефти в страны, дружественные Израилю - США, Великобританию и частично в ФРГ. Однако выборочное эмбарго не могло иметь успеха: запрет легко преодолевался через третьи государства.
В октябре 1973 года началась четвертая арабо-израильская война, известная как война Судного дня. Чтобы поддержать Египет и Сирию, члены ОПЕК вновь применили нефтяное эмбарго, только на этот раз более продуманное. Помимо полного запрета экспорта в США, Нидерланды, Португалию, Южную Африку и Родезию было предусмотрено главное - растущее ограничение добычи нефти - первоначальное сокращение и дополнительное на 5% каждый месяц. Реакция мирового рынка стала незамедлительной - более чем трехкратное увеличение цен на нефть и нефтепродукты. В странах - импортерах "черного золота" началась паника.
Страны - импортеры искали найти новых партнеров, но вариантов было не так уж много. В 1973 году в состав ОПЕК входили Иран, Ирак, Кувейт, Саудовская Аравия, ОАЭ, Венесуэла, Катар, Индонезия, Ливия, Алжир, Нигерия, Эквадор. Кто же мог вмешаться в опековские планы? Взоры покупателей (прежде всего европейских) устремились в сторону Советского Союза, который в 1970е годы стремительно наращивал добычу нефти в Сибири. Однако ситуация была далеко не однозначной. В противостоянии Израиля и арабских государств СССР традиционно поддерживал последних. Возникал вопрос: не захочет ли Советский Союз разыграть нефтяную карту в идеологическом ключе - присоединиться к ОПЕК и шантажировать западный мир высокими ценами на углеводороды? Начались сложные переговоры.
Руководство страны оценило те уникальные возможности, которые открывал энергетический кризис. Советский Союз, несмотря на идеологическую риторику, направленную против "израильской военщины", занял принципиальную позицию: мы не собираемся участвовать в нефтяном запугивании западных стран (ведь пострадают-то трудящиеся), а наоборот - готовы всячески помочь в преодолении энергетического кризиса и стать надежным поставщиком энергоресурсов, в частности нефти. Европа вздохнула с облегчением. Началась масштабная экспансия советской нефти на западный рынок.
Нефтедоллары
После энергетического кризиса 1973 года СССР быстро наращивал объемы нефтяного экспорта в западные страны, которые, в отличие от союзников по соцлагерю, расплачивались свободно конвертируемой валютой. С 1970 по 1980 год этот показатель вырос в 1,5 раза - с 44 до 63,6 млн т. Еще через пять лет он достиг 80,7 млн т. И все это на фоне стремительно растущих цен на нефть.
Объемы валютных поступлений СССР от нефтяного экспорта поразительны. Если в 1970 году выручка СССР составляла 1,05 млрд долларов, то в 1975 году - уже 3,72 млрд долларов, а к 1980 году возросла до 15,74 млрд долларов. Почти в 15 раз! Это был новый фактор развития страны.
Казалось бы, освоение Западной Сибири и мировая конъюнктура цен обеспечили благоприятные условия для внутреннего развития экономики (за счет высокой энергообеспеченности), так и для ее модернизации за счет доходов от экспорта. Но все пошло не так. Почему?
Роковое совпадение
В 1965 году в стране было объявлено о начале так называемой косыгинской реформы. Официальная формулировка - "совершенствование планирования и усиление экономического стимулирования". По сути, попытка ввести отдельные рыночные регуляторы в начавшую буксовать планово-распорядительную среду, или, как тогда говорили, выдвинуть вперед экономические методы управления в противовес административному подходу. Во главу угла было поставлено предприятие. Разумеется, все должно было происходить в рамках социализма. Тем не менее у реформы имелись и влиятельные противники, считавшие новые веяния идеологически сомнительными и опасными. На Л.И. Брежнева оказывалось давление, но Генеральный секретарь понимал, ничего не менять нельзя. Реформа шла и приносила первые результаты. Однако в начале 1970-х в связи с внутренними противоречиями назрел вопрос, продолжать ли реформы (прежде всего отпуск оптовых цен и замену Госснаба рыночным механизмом оптовой торговли). И вот тут "некстати" в страну хлынули нефтедоллары.
Под влиянием новых финансовых источников у советского политического руководства сложилось стойкое представление о том, что теперь острейшие экономические и социальные проблемы можно решать не за счет повышения эффективности хозяйственной системы, а за счет растущих доходов от экспорта нефти и газа. Наметившийся путь обновления системы был отброшен. Выбор казался очевидным. Зачем мучительные и сомнительные с идеологической точки зрения преобразования, когда в наличии такие финансовые поступления? Плохо работает промышленность, не хватает товаров для населения? Не беда! Купим их за валюту! Все хуже дела в сельском хозяйстве, колхозы и совхозы не справляются? Тоже не страшно! Привезем продовольствие из-за границы! Внешнеторговый баланс тех лет ужасает. Уродливая программа - "нефть в обмен на продовольствие и товары ширпотреба"!
"С хлебушком плохо - дай 3 млн тонн сверх плана"
Во второй половине 1970-х - начале 1980-х годов в представлении высшего руководства страны существовала четкая взаимосвязь нефтедолларов и обеспечения населения продовольствием и товарами народного потребления. Председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин, имевший непосредственные контакты с начальником Главтюменнефтегаза В.И. Муравленко, лично обращался к нему примерно с такими просьбами: "С хлебушком плохо - дай 3 млн тонн сверх плана"5. И нехватку хлеба решали, добывая 3 млн т нефти сверх и так крайне напряженного плана.
Недавно рассекреченные рабочие записи заседаний Политбюро ЦК КПСС содержат интересные свидетельства того, как высшее руководство при обсуждении экспорта углеводородов напрямую увязывало его с продовольственным импортом и закупками товаров народного потребления. Так, например, в мае 1984 года на заседании Политбюро председатель Совета министров СССР Н.А. Тихонов констатировал: "Главным образом нефть, которую мы продаем в капиталистические страны, идет на оплату продовольственных и некоторых других товаров. В связи с этим, видимо, целесообразно при разработке нового пятилетнего плана предусмотреть резерв для возможной дополнительной поставки нефти в количестве 5-6 млн. тонн за пятилетие"6.
Советское руководство не желало слушать предупреждения о том, что подменять работу экономики импортом крайне опасно. Народное хозяйство работало все хуже. С каждым годом становилось все труднее обеспечивать и без того очень скромный уровень жизни населения.
Самым больным, конечно, был продовольственный вопрос. Кризис сельского хозяйства стал неотъемлемым сюжетом партийных совещаний брежневской эпохи, начиная с мартовского Пленума ЦК КПСС в 1965 году. Правительство заявляло об увеличении капиталовложений в сельское хозяйство, о механизации и электрификации производства, о мелиорации и химизации. Но, несмотря на это, сельское хозяйство и пищевая промышленность не могли удовлетворить запросы населения. Чтобы накормить людей, все больше и больше продовольствия покупалось за рубежом. Если в 1970 году импортировалось 2,2 млн т зерна, то в 1975-м - уже 15,9 млн т. К 1980 году закупка зерна выросла до 27,8 млн т, а еще через пять лет составила 44,2 млн т. За 15 лет - двадцатикратный рост! Медленно, но верно продовольственный дефицит приобретал угрожающие масштабы.
Особенно плохо было с мясом и мясными продуктами. В Москве, Ленинграде, столицах союзных республик и некоторых крупнейших городах еще как-то удавалось обеспечивать приемлемый уровень снабжения. А вот в других населенных пунктах... Это из тех лет загадка о продуктовой электричке: длинное, зеленое, пахнет колбасой. Несмотря на резкое наращивание мясного импорта (к началу 1980-х страна закупала почти миллион тонн!) душевое потребление мяса росло лишь до середины 1970-х, а затем практически остановилось на уровне 40 кг на человека. Колоссальные закупки фуражного зерна и прямой импорт мяса лишь компенсировали общий развал сельского хозяйства.
Не лучшая картина складывалась и с товарами народного потребления. Легкая промышленность откровенно не справлялась с установкой: больше товаров хороших и разных! Поначалу беспокоились о качестве: "Огромные резервы заложены в улучшение качества и ассортимента продукции, - отмечали на состоявшемся в 1976 году XXV съезде КПСС. - В прошлом году, например, выпуск кожаной обуви составил около 700 миллионов пар - почти три пары на человека. И если спрос на обувь еще не удовлетворяется, то дело не в количестве, а в том, что не хватает высококачественной модной обуви. Примерно так же дело обстоит со многими видами тканей, швейной и галантерейной продукции"7. В начале 1980-х речь шла уже о невыполнении планов по количеству: "Ведь это факт, - печально констатировали на XXVI съезде КПСС (1981 год), - что из года в год не выполняются планы выпуска многих товаров народного потребления, особенно тканей, трикотажа, кожаной обуви..."8 Чтобы одеть и обуть народ, нажимали на импорт. Но как и в случае с продовольствием, закупки лишь поддерживали и без того не слишком высокий уровень. Так, потребление на душу населения трикотажа остановилось на уровне 2,1 изделия, а обуви - 3,2 пары на человека.
Обиднее всего было то, что, закупая за валюту продовольствие и товары народного потребления, советское руководство практически не использовало нефтегазовые доходы для широкомасштабной технологической модернизации. Казалось бы, в условиях научно-технической революции следовало коренным образом переориентировать импорт и вложиться в современное оборудование и технологии. Но ничего такого не происходило. Роковые последствия для Советского Союза имело игнорирование мировых достижений в сфере развития вычислительной техники - именно в этой области произошли те глобальные изменения, которые впоследствии привели к формированию информационного общества.
1970-е годы для Советского Союза стали временем упущенных возможностей. В передовых странах шла структурная перестройка экономики и закладывались основы постиндустриального общества, в котором снижалась роль сырья и ресурсов, а СССР не только консервировал индустриальную модель развития, но и формировал ресурсную экономику, где последовательно росла зависимость страны от углеводородов и мировой конъюнктуры цен. Как показало последнее десятилетие существования СССР, односторонняя ориентация на углеводородный сектор, на который возлагалась задача компенсации неэффективности работы народного хозяйства, оказалась крайне уязвимой позицией, не способной вывести страну из экономической стагнации.
Оценили 12 человек
29 кармы