Живые и мертвые

Хотел написать изящную юморную статью про "попаданческую литературу", но не нахожу в себе сил. Много читал, много слушал. Не хочется анализировать все это. Жанр популярный, авторы плодовиты и креативны...Просто порекомендую тем, у кого есть время "почитать/послушать" две книги на эту тему.
1) Буркатовский "Вчера будет война". В двух словах: автор смог.
2) Константин Симонов "Живые и мертвые" (трилогия). 
В двух словах уже не получится, это было самое сильное впечатление: по сюжету это один в один попаданческая проза: главный герой проходит путь от рядового бойца до помощника командующего армией и становится начальником штаба полка. Но поверьте, все настолько другое...
Вторая часть трилогии (опубликована в 1962) будет интересна людям, задумывающимся о роли Сталина в истории страны,  размышляющим об эпохе. 
Все вот эти популярные ныне темы - был ли Сталин "хорошим плохим злым", были ли репрессии и были ли они нужны, жилось ли народу весело или все жили в страхе, - это вовсе не фишка нашего времени. Все уже осмыслено-переосмыслено самими современниками. 
Жалею о том, что не прочитал эту книгу раньше. Радуюсь, что прочитал хотя бы сейчас. Осознаю, что "попаданческая фантастика" мне больше не нужна, есть огромный пласт настоящей литературы, которая с лихвой заменит все это новомодное приключенческое чтиво. Рекомендую всем, короче.

ЗЫ. в телеграме есть канал с озвученными книгами. Называется "Полка с книгами. Голоса войны". Там немного пока собрано. Озвучка Симонова просто шикарна. 

Небольшой отрывок из заключительных глав второй части трилогии "Солдатами не рождаются".

..Они лежали уже под утро в разных углах комнаты. Серпилин спал, а Иван Алексеевич лежал и думал о своем. Поставив на стул настольную лампу, надев очки и привалясь к высоко положенным одна на другую подушкам, потому что с вечера щемило сердце, он еще раз перечитывал одно место в "Войне и мире", которое раньше не бросалось в глаза, а сегодня вдруг бросилось, — уже прочел страниц тридцать дальше и снова вернулся к нему. Это было место, где Толстой рассуждал про великое, хорошее и дурное. "Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного, — писал Толстой. — Для великого нет дурного. Нет ужаса, который мог бы быть поставлен в вину тому, кто велик". А дальше спорил с этим: "И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости..." И еще — опять о том же: "Нет величия там, где нет простоты, добра и правды".

Иван Алексеевич отложил книгу и снял очки.

"Идеалист, конечно, придумал какую-то общую мерку и хочет все ею мерить! А все-таки что-то так цепляет в этих словах за живое, что вдруг начинаешь спрашивать самого себя: а не слишком ли ты много труда употребил в разное время своей жизни на то, чтобы понять и оправдать такие вещи, в которых величие и добро уже слишком далеки друг от друга? Да, со Сталиным не только говорить трудно, о нем даже думать трудно: столько с ним связано в жизни. Хотя последнее время, конечно, думаешь о нем больше всего в связи с войной. И тут есть над чем подумать. Как должны поступать люди, в руках которых такая непререкаемая власть, а тем более во время войны? Боремся, как можем, с его заранее готовыми решениями, с предвзятыми мнениями, утешаем себя, что прислушивается, а про себя знаем, что все-таки недостаточно прислушивается к советам. Верно! Но советы, они идут с разных сторон и — бывает — противоречат друг другу. И где-то наступает минута, когда уже нельзя прислушиваться, — надо решать. Это с каждым, кто командует на войне, с большим и с маленьким. А вот чтобы люди никому — как бы высоко ни стоял! — не страшились давать советы, не имели нужды угадывать его мнение, чтобы эта нужда постепенно не сделалась потребностью, которая превращает даже самых хороших людей в дрянных, — вот это, как говорится, вопрос вопросов. Конечно, это зависит и от тех, кто дает советы, но гораздо больше — от того, кому дают. От него прежде всего зависит — боятся или не боятся давать ему советы. И, может, все же прав Толстой, когда говорит, что нет величия без простоты, добра и правды? Вроде бы слишком наивно, как в букваре, а возразить этому букварю вдруг оказывается трудно, хоть ты и две академии окончил..."