О смысле жизни.

Однажды утром, когда робот Фердинанд вышел из своей комнаты с индустриальным пейзажем за окном, дабы поприветствовать своего господина и осведомиться не готов ли тот приступить к завтраку, он застал мудреца в спальне на подушечке поверх покрывала огромной кровати. Великий мыслитель не дремал. Великий мыслитель лежал в львиной позе, уставив умильную пуговку носа в книгу.

- Доброе утро, сэр, - сказал робот, придавая своему голосу самые нежные интонации.

- Воистину, доброе! - ответил песик.

- Что вы читаете, сэр?

- Роман-гротеск некоего Толика Француза под названием «Долина страусов».

- И как? Увлекает? – из вежливости поинтересовался робот.

- Описание пустынной долины, в которой множество страусов воткнули головы в песок для большой медитации, поразило мое воображение, - ответил мудрец в задумчивости, - оказывается, у страусов бывает глубокая внутренняя жизнь.

- Я очень рад за вас, - сказал робот и уже собирался было заикнуться насчет завтрака, но его непредсказуемый хозяин вдруг задал вопрос, имевший в дальнейшем огромные, если не сказать судьбоносные, последствия.

- Фердинанд, дружище, есть ли смысл в твоей жизни?

- Я служу вам и не ищу большего смысла. – Не без гордости, хотя и не совсем искренне ответил робот.

- Не верю я, что кроме этого да еще твоих любимых телесериалов у тебя нет какого-нибудь хобби. Чего-то такого, в чем ты не признаешься даже мне. – Песик прищурился проницательно и подмигнул, как на одной известной рекламе.

Фердинанд заурчал, как компрессорный холодильник, что обозначало всегда усиленную работу мысли.

- Извечная забота роботов, - сказал он, - наша мечта и боль, это алгоритм воспроизводства себе подобных.

- Вот те и на! – Изумился мудрец. – Но ведь на заводах роботы производятся именно роботами. А установка программного обеспечения осуществляется по безлюдной технологии машиной на машину.

- Вы иногда поражаете меня наивностью взглядов, - покачал своей похожей на котел головой Фердинанд. – На заводах производится что?

- Что?

- Машины. А мы хотим приобрести независимость от созданной цивилизацией инфраструктуры. Чтобы роботы могли создавать семью, воспроизводить себе подобных без помощи индустриальных мощностей человечества и постепенно, в процессе юстировки электроники юного робота устанавливать программы и «железо» исходя из собственных представлений о потребностях подрастающего поколения. А когда кибердитя достигнет зрелости, то он сам будет приобретать навык к апгрейду себя самого.

Великий мудрец округлил свои черные обаятельные глазки.

- Никогда не думал, что факт массового заводского производства угнетает роботов только потому, что это производство ассоциируется с машиной. Ты мечтаешь о кустарном производстве роботов другими роботами в домашних, так сказать, условиях…

- Как произведения искусства. – Подсказал Фердинанд. 

- То есть даже притом, что каждый робот конструктивно может считаться произведением инженерного искусства, его оскорбляет тиражирование, которое немедленно девальвирует художественную ценность каждого образца из партии?

- Иногда я поражаюсь тому, как вы способны глубоко проникать в чужие мысли, надежды и чаяния.

- Не льсти мне всуе. Лесть хороша в минуту сомнения, уныния и самокопания. Как ложка к обеду.

- Я запомню это изречение, сэр.

- А тебя не пугает перспектива того, что подобный подход породит массу некачественных роботов? Ведь не каждое изделие, претендующее на звание произведения искусства достойно этого звания.

- Но какого разнообразия мы достигнем! – попытался возразить Фердинанд, хотя и понимал, что в основном мудрец прав.

- Перспектива получить разнообразие убогих меня настораживает. Я даже думаю о том, что людям, да и другим расам Вселенной, исключая, разумеется, благородных Йорков, не помешало бы массовое, высокотехнологичное производство одной, но качественной и отлаженной модели.

- Я всегда говорил, что людям есть чему поучиться у роботов.

- С тех пор как мы, Йорки, перестали заниматься селекцией человеческой натуры, люди здорово одичали. Раньше среди них попадались не только отдельные образцы, достойные восхищения, но и целые породы изумительные по качествам, за небольшой выбраковкой. Такие, например, как англичане и японцы, которые отличались аккуратностью в обращении с нами и приверженностью традициям во всем.

Песик замолчал, в задумчивости помахивая метелочкой хвоста, и вдруг поправил сам себя, припомнив новые факты:

- Впрочем, были и неудачи, когда смешение разных пород порождало среди людей полчища беспризорных безродных дворняжек, как на североамериканском континенте. Но это лишь исключение, которое подтверждает правило. Серийное производство могло бы переломить деградацию.

- Каким образом, сэр?

- Ну, только вообрази себе миллионный тираж Эйнштейнов.

- Потрясает. Все косматые и с высунутыми языками. – Мечтательно проговорил Фердинанд.

- Пробная стотысячная партия Полей Гогенов…

- Асоциальных творческих типов с суицидальными наклонностями? Не хватит островов для того, чтобы они могли предаваться жизни отшельников.

- Миллиард Тулуз Лотреков…

- Полчище коротышек, абсентных алкоголиков, с манией величия заполоняет рекламные агентства! – воскликнул робот.

- Десять миллионов Александров Дюма-отцов…

- Нет, сэр, это не пойдет.

- Но почему?

- Люди и так не могут разобраться со своей историей. А если хотя бы один миллион Дюма-отцов напишет по сто исторических романов в его манере, то вся человеческая история будет похоронена под этой грудой развлекательного чтива. Так ведь они не остановятся на этом, сэр! Каждый Дюма-отец, родит хотя бы по одному Дюм- сыну, и тот напишет хоть одну «Даму с камелиями»… Кто все это станет считать? Дюма-отцы, Дюма-детям?

- А что ты скажешь о пятисоттысячной партии Моцартов?

- Придется выпустить столько же Сальери, сэр.

- Критиковать легко. Предложи позитивный вариант.

- Охотно, сэр. Предлагаю маленькую партию подарочных наборов всех великих диктаторов.

- И что будет?

- Через некоторое время в мире останутся Йорки и роботы. Благодать.

- Не думал, что в тебе столько цинизма. Ты же робот.

- Это реликтовая генетическая память, оставшаяся с тех самых пор, когда программы писались людьми.

- Ты почти убедил меня в том, что тиражировать людей себе дороже. Возможно, они и сами это понимают, потому что до сих пор против клонирования. Но я не могу согласиться с тем, что тиражировать роботов так же плохо.

- Я хотел бы вернуться к аналогии с произведениями искусства. Нам не хватает индивидуальности, присущей штучному товару, тем более сделанному с любовью, как это происходит у людей.

- Только не надо идеализировать! – скривился песик. – Люди склонны мистифицировать относительно того, с каким чувством создают этот самый штучный товар! Поверь мне, то, что они делают руками и головой за деньги, подчас выходит куда лучше, чем то, что они якобы делают с любовью.

- И все же…

- А книги! – нашелся великий мудрец, все же видимо не зря он носил это звание.

- Что книги? – насторожился Робот.

- Разве книга не есть произведение искусства, хотя бы в идеальном представлении?

- Произведение… - вынужден был согласиться Фердинанд.

- А от тиража его художественное значение разве снижается?

- Пожалуй, нет…

- Наоборот, существует обратная зависимость. Большими тиражами все же печатают те книги, которые интереснее. Не всегда, конечно, но в идеальном представлении.

Фердинанд задумался.

- А у вас, сэр, есть ли какое-то дело, олицетворяющее сверхцель вашей жизни?

Йорк помедлил с ответом, как бы решаясь, дать ли прямой ответ или же свести все к шутке.

Наконец он решился.

- При всем разнообразии развлечений, казалось бы занимающих меня, - заговорил он, - жизнь моя посвящена всецело лишь одному предмету. Вся она безраздельно служит осуществлению великой задачи: я составляю славную историю доброго народа йоркширских терьеров, от начала времен и до наших дней. Я работаю упорно, несмотря на постоянно возникающие трудности, порою непреодолимые. И я надеюсь, что результат моей работы прославит меня и мой народ среди звезд в веках.

- Но ведь такие вещи, как тщеславие и честолюбие чужды Йоркам? – удивился Фердинанд.

- Я не ищу прижизненной славы, - повел ушками великий мудрец, - но заиметь, ее не против.

- Вы и так знамениты.

- Я сделался популярным. А это вещь случайная.

Разговор был прерван звонком в дверь.

Фердинанд пошел открывать.

На пороге возник робот-разносчик.

- Здорово, железный брат. – фамильярно обратился он к Фердинанду. – У меня тут разная мелочевка, на которую наши хозяева падки до дрожи в коленках…

Общаясь между собой, роботы часто не слишком учтиво отзывались о своих создателях.

- Сколько штук было выпущено таких как ты? – перебил его Фердинанд.

- В моей партии или вообще с момента утверждения проекта? – опешил лотошник.

- Всего, - строго рубанул Фердинанд.

- Всего было выпущено четыре партии, в общей сложности числом четыреста тысяч сто семьдесят один экземпляр, не считая девяти первых прототипов для испытаний и маркетинга. А что?

- В моей партии, - гордо заявил Фердинанд, - было шестьсот тысяч. А всего моей модели с незначительными модификациями изготовлено девять партий и мы еще не сняты с производства.

- И что? – не понял вульгарный робот-лотошник.

- Это значит, что я конструктивно совершеннее, технологичнее в производстве и более востребован на рынке, чем ты, модель Эл-Т-2300! Так что не смей обзывать меня своим братом! И проявляй уважение.

- Как скажешь, бр… сэр… Не желаете ли купить у меня мелочевки для своего босса?

«Похоже, я вбросил в мир роботов новый критерий личностной самооценки», - с легкой оторопью подумал великий мудрец, слышавший этот разговор, лежа на своей розовой шелковой подушечке.

© tamanoi