Резиновая Москва.

На главной столичной улице, носящей отчего-то имя города крупного, но безнадежно провинциального, в здании против бронзового витязя, протянувшего десницу словно бы в поисках кострового тепла, привычно заседало правительство Москвы.

Часы показывали близившийся конец заседания, и розданы были все немногие пряники, и погулял по плечам присутствовавших кнутик, направлявшийся твердой рукой Мэра, а сам Мэр, традиционно держа завершающую речь, уязвлял своих помощников последними укоризнами, чтобы никто не ощущал себя обделенным вниманием.

- Или вот еще, - пенял Мэр с нисходившим куражом, - скажу о людях пришлых. Почему выдворяем их из города? Почему тратим казну на насильственное прощание, а не получаем, напротив, денег с них, с ходоков, готовых на многое и согласных делиться со столицей?

- Так ведь и без того вокруг тьма черножо.., - начал было в сердцах возражать Глава Правопорядка, но осекся: иссушающая, неодолимая страсть Мэра к ликам орлинопрофильным, кавказским, была общеизвестной, однако поминать ее было позволительно лишь кулуарно, никак не в глаза – страшен был влюбленный Мэр в гневе, и любовь его была страшна, и силы за ними стояли немалые – не зря ведь когда-то преподнесли уважаемые люди с вершин Мэру-кепколюбцу кепку особую, огромную, как вертолетный круг, будто коронуя его над собою.

Тишина повисла нехорошая.

- Ээээ… Черни желтой, узкоглазой! – нашелся Правопорядник, вспотев лбом. – Вьетнамцы, китайцы – куда их нам?

- А не чернь ли на столицу работает – строит, копает, убирает грязь? – тяжело начал гневиться Мэр, уловив осколок нелюбимого слова. – Нужны городу люди, нужны!

- Москва не резиновая, - буркнул негромко хозяйственный Начальник Жилищ и Коммуналий, но был услышан.

- Да, Москва не резиновая! – хлопнул по столу пятерней Мэр. – А почему? Почему, я вас спрашиваю?

Молчали в ответ.

- Эх, - досадливо вздохнул Мэр и отпустил всех, кроме Главного Архитектора.

С ним же, уединившись в кабинете, беседовал долго, излагая идею внезапную и столь фантастичную, что опешивший Архитектор возражал сперва изумленно, а потом и настойчиво - пока Мэр, осерчав, не схватил со стола ластик и не сунул его Архитектору под нос:

- Или ты его признаешь, или он тебя сотрет!

Архитектор вышел, шатаясь, с застывшей миной на орезиневшем лице.

Отпившись чаем и коньяком, отходившись с кулаками на висках по кабинету, Главный Архитектор созвал команду и объявил задание от Мэра. Подивились вместе, стуча пальцем по лбу – этого жеста не фиксировали чуткие микрофоны в стенах – и глядя друг на друга испытующе: не интрига ли? Не нашлись с объяснениями и решили: работаем! Дело пошло.

Не сразу, со скрипом, но начались исследования, привлеклись службы – сперва смежные, а после независимые или вовсе далекие, выбивались фонды – а там, где появляются деньги, пропадают сомнения. По Москве червями после дождя ползали слухи. Мэр требовал отчетов дважды в неделю.

…Наконец, грянуло. Архитектура архитектурой, но первой ласточкой стал все же транспорт – москвичи дивились на опытную сотню резиновых автобусов. В самые часы пик, в спальных районах, куда не дотянулись еще жадные хоботки метро, двигались разбухшие монстры – после них на остановках не оставалось ни единого не поместившегося пассажира. В толпе плющили скорых рожениц, хрустели невесомыми по возрасту бабками – но лезли упорно, сопя и набиваясь. «Автобус не резиновый!» - окрик стал любимой шуткой: вопили, хохотали и лезли в каучуковые салоны.

Мэр обнимал Главу Транспортного Ведомства, тряс руку Главному Архитектору.

Вскоре резиновыми стали трамваи и троллейбусы. Мытищи срочно командировали представителей по обмену опытом в Баковку, и по наземным рельсам засновали резиновые электрички. К концу года пало метро.

Глава Транспортного Ведомства получил медаль с резинкой вместо муара. Главный Архитектор ждал своего часа.

Весной был готов первый резиновый квартал в Бутово – в квартиры втиснулось втрое больше жильцов, чем могли представить самые смелые фантазии очередников.

- Это первый опыт, - важно говорил Главный Архитектор, принимая свою медаль. – В дальнейшем здания станут более вместительными.

Резиновые строения заполнили окраины. Центр Москвы сопротивлялся по инерции. Помогла, как водится, беда. Террорист-отморозок заложил заряд в подвале резинового дома. В назначенную секунду фугас полыхнул, дом раздулся шаром и, выдохнув многоголосое «Буууум!» через высадившиеся окна, принял прежнюю форму. Милиция успела оцепить место раньше прибытия журналистов, машины МЧС тушили невидимый пожар, вымывая из подъездов розовую пену – к вечеру целехонькое и отмытое здание было заполнено новоприбывшими жильцами. Обескураженная пресса молчала.

После этого участь Москвы была решена. Строения из камня повсеместно заменялись резиновыми копиями, мировые каучуковые компании сражались за новый рынок – именно в этот период фирма «Мишелин» надела на своего знаменитого толстячка кепку, а слоган Баковской фабрики «Изделие номер два – потребность номер один!» вошел в топ-десятку брэндов.

Население Москвы росло.

Самолеты и поезда насосными поршнями закачивали в город все новых и новых людей со всей страны и из-за ее рубежей.

Важные люди с вершин в знак уважения и благодарности преподнесли Мэру еще один символ, показавшийся ему при вручении полукруглой диадемой. Подарок оказался особым знаком – золотыми зубами, внушительными, как свирель бога Пана. Мэр сиял.

Главный Скульптор, друг Мэра, отказавшись на время из солидарности от привычной бронзы, вылил в каучуке гигантскую женскую фигуру – олицетворение Москвы – и этим неожиданно привлек на сторону Мэра молодежь: тысячи подростков, которых по возрасту не пускали на порог секс-шопов, млели до изнеможения в своих комнатах, прильнув к окнам.

Народу в Москве все прибавлялось, Высотные здания пухли, проседали, не отклоняясь от вертикали, но утончаясь вверху и раздаваясь в нижней части – лишь основания оставались в прежних границах, стиснутые контурами фундаментов. Это, наконец, заметил сквозь затемненные стекла своего «пульмана» Президент, ехавший в Кремль – в тот же день Мэр был приглашен к нему.

- Что это?! – тыкал Президент в подготовленные за час до визита Мэра фотографии. Тот задумчиво глядел на луковичные силуэты когда-то ровных высоток.

- Стилизация под церковные купола, - ответил Мэр. – Культивация российского духа.

Президент слушал, ошарашенный.

Расстались тепло.

Резина гремела и завоевывала новые позиции. «Тянуть резину» стало синонимом делу важному, нужному. Чуткая мода отреагировала – в тень с экранов и страниц масс-медиа ушли геи, зато проявились многочисленные колоритные «любители латекса». Вышел компьютерный вариант детской ретро-игры «в резиночку». Известный песенник сменил фамилию –производную от уважаемой профессии своего народа – и назвался Резинником.

Последним проектом счастливого Мэра было – одеть столицу в упругий пояс. По внешней стороне Московской кольцевой автодороги протянулся гигантский вал из вспененной резины – на фотографиях из космоса это смотрелось, как аккуратно свернутый презерватив, что породило версию – Мэр создал кольцо-оберег для города.

Здания пухли, раздувались, скрипели праздничными воздушными шарами. Лишь один участок Москвы – в самом ее центре, за зубчатой стеной – оставался нетронутым. Резиновые бока жались к кирпичу снаружи – и однажды в кремлевской стене появилась трещина. В тот же день Мэр был вызван к Президенту вторично.

Президент был разгневан – Мэр был спокоен. Президент вопросил – Мэр предложил выход из положения. Президент стукнул кулаком – Мэр пожал плечами.

Спорили, били по рукам – Президент трижды проводил ловкий захват, но Мэр, крепкий на голову любитель-футболист, трижды поднимался с ковра и упрямо гнул свою линию. К полуночи согласие было достигнуто – и поутру рабочие начали перекладывать красную зубчатую стену: предусмотрительный Мэр загодя приготовил запас красных резиновых кирпичей.

Через два месяца Москва стала полностью резиновой. Резиной оделись шоссе и тротуары, мосты натянулись над рекой эластичными лентами, под вспученными стенами домов что-то перемещалось, протискивалось, перекатывалось.

Потом грянула беда.

Теперь сложно сказать, отчего лопнуло самое первое здание – было ли то очередной диверсией, или случайным браком, или нарушением коммунальных правил жильцами? Раздался оглушительный треск, и стена, разойдясь, исчезла, стянувшись и соскользнув с людской начинки строения – несколько мгновений жильцы еще сохраняли форму исчезнувшего дома, а затем рассыпались – людская волна ударила в строение рядом, и оно взорвалось.

Началась цепная реакция. Грохот стоял над городом – дома рвались, Москва судорожно извергала из своих недр жителей – фонтанировала, выбрасывала потоки; толпы гидравлическим ударами сметали все новые сооружения. Через несколько часов все было кончено. Дольше всех сопротивлялся Кремль – сжатый со всех сторон, он был вытеснен вверх и какое-то время висел, словно цветок на тонкой ножке – но не выдержал, поник и был поглощен общей массой.

Катастрофу остановил лишь внешний вал Кольцевой дороги – он и впрямь стал оберегом, но спас не столицу, а прилегающие к ней территории. Каучуковое кольцо лопнуло вдоль, перекрутилось, однако не позволило людям растечься, дав время жителям Подмосковья эвакуироваться в соседние области. Кольцо это до сих пор хорошо видно на снимках НАСА – истерзанное, растянутое, с надписью длиною в четверть своей окружности “MADE IN CHINA” на резиновом боку.

© zh_an