Эмоциональный взрыв

…Тогда я им крикнул:

«Чего же вы, … мол?»,

но кибернетический гид мой

настолько дословно меня перевел,

что мне за себя стало стыдно.

(Высоцкий В.С., песня о полете на тау-Кита).

Ненормативная лексика, непечатные выражения, мат и т.д. — разные названия одного некрасивого, но неизбежного на флоте явления.

Соболевский боцман ругался 8 минут, не повторяясь, наши офицеры и мич­маны повторяются 8 раз в минуту, т.к. кроме вариаций из известных трех слов по простоте душевной ничего придумать не могут.

Флотская ненормативная лексика — это комплекс непечатных выраже­ний, предназначенных для управления кораблем, частью и соединением. Он служит весомым дополнением к различным сводам «командных слов» и «эволюционных сигналов», способствует повышению скорости исполнения команд и приказаний и пресекает всякие сомнения в необходимо­сти немедленных действий по их реализации.

Для передачи эмоций начальника к ушам достаточно удаленных от него под­чиненных разработано специальное устройство под названием «матюгальник», которое позволяет делать это без выхода в открытый эфир. Каким обра­зом это происходит, вытекает из самого названия.

Когда-то очень давно, известный адмирал Чичагов В.Я., докладывая импе­ратрице Екатерине II о победе флота, не удержался от всплеска победных эмо­ций, и прокомментировал действия шведов «в три этажа», и затем ужасно смутился. Но находчивая правительница с улыбкой его поддержала: «Про­должайте, адмирал, все равно я морского языка не понимаю».

Говорят, что когда английская королева Елизавета 1 вступила на трап корабля Френсиса Дрейка «Золотая Лань», желая поздравить его с успешной экспедицией с «дружественным визитом» по испанским владениям и лично посмотреть честно награбленное имущество, то она первым делом услышала ласковый окрик вахтенного матроса: «Куда прешь, потаскуха?». И умной королеве тоже пришлось сделать вид, что она не поняла, что это обращение было именно к ней.

Существуют еще анекдоты со времен зарождения военной журналистики об особенностях перевода иностранными репортерами русского военного языка на остальные европей­ские языки, доступные для своих читателей. Понятно, что большей частью это — остроумный вымысел, но что-то явно было действительно! Приписывается корреспонденту агентства «Рейтер» при ставке русского военного командования в годы русско-турецкой войны(1877-1878 гг.), и затем — во время осады Порт -Артура в русско-японскую. Однако я что-то в этом роде слышал и по отно­шению к корреспонденту французской газеты в годы русско-японской войны. Но суть, собственно, — та же. Вот, например:

« Русские солдаты храбро поднялись навстречу вражескому огню с криками «… твою мать!». В переводе это значит: «умрем за царя!»

«Когда осколки очередной разорвавшейся турецкой 3-х фунтовой гранаты осыпали походную часовню и среди паствы вновь появились раненые, полковой священник, крупный и рослый мужчина с кротким, интеллигентным лицом, обрамленным роскошной бородой, спокойно сказал: « Ну, все, басурмане, … ец!», поднял оброненную кем-то из раненых винтовку Бердана, и присоединился к роте, выходящей на позиции для атаки. Так по-русски звучит известная библейская фраза «Аз воздам!».

«… в ответ на предложение врага о почетной сдаче, русские моряки закри­чали: «Пошли на …!», что переводится как: «Нет, мы до конца исполним свой воинский долг!»

«Японский миноносец-разведчик после обстрела его русской батареей, полу­чил попадание и еле ушел из-под огня к какой-то непонятной матери, как ска­зали артиллеристы. Однако, возбужденный недавним боем, старший офицер батареи заверил меня, что, скорее всего, тот далеко не уйдет и «потопнет в п…» Очевидно, он имеет ввиду то, что недалеко от берега есть очень опасное место, про которое японские моряки не знают!»

» … Над морем расцвела ярко-оранжевым цветом вспышка у горизонта, а затем прокатился громовой раскат взрыва. Над далеким резким силуэтом корабля поднялась черная дымовая шапка. На ходовом мостике крейсера «Б…» (Богатырь? Прим. Ф.Илина)… раздался восторженный крик вахтенного офицера: «Япошки нарвались на мины! Их миноносцу — …ец!» Я сразу понял, что японский истребитель[1] получил катастрофические повреждения!»

… «На допросе пленный турецкий офицер сказал, что их войска за две недели очистят всю территорию от русских. На что командир дивизии уверенно ответил: «За…тесь!». Переводчик из болгар быстро перевел и сказал пленному по-ту­рецки: «Вы раньше устанете, и у вас для этого не хватит сил!».

Над некоторыми специфическими выражениями наших предков задумывались мудрецы эпохи Возрождения. Некто Андреа ди Верми, венецианский купец, побывавший в 1570-х годах на Руси, написал следующее. « А еще у московитов есть воинское заклятие, которое они произносят как «хусим». Оно оказывает удивительное воздействие на события. «Хусим!», почесав затылок, говорит на военном совете воевода и его воины берут неприступную крепость. «Хусим!» — кричат конники и разметывают, как старый шалаш, непобедимые каре бронированной королевской пехоты. Скажут «хусим» — и захватывают королевские корабли на своих дырявых рыбацких лодках… Происхождение и сила этого магического заклятия не установлена, и не известно, от Бога оно или от дьявола…»[2]

Командир эсминца принимает у себя командира иностранного корабля. В наступившей паузе между тостами и взаимными комплиментами с причала слышится крик старпома, вместе с боцманом осматривающего борт корабля. «Вахтенный! Вахтенный!» В ответ — молчание. Оба, хором: «Вахтенный! …» Опять молчание. Снова хор тихо звереющих начальников: «Вахтенный! … твою мать, перемать!» Радостный ответный крик вахтенного: « Я!» Опять оба хором: «Головка от патефона!». Удивленно выслушавший все это командир «иностранца»: «Простите, а что, пароль нельзя было сразу сказать?». Присут­ствовавший командир соединения многообещающе- мстительно заверил: «Ничего, они у меня теперь оба запомнят и пароль, и отзыв, и даже надолго!»

В одном из высоких кабинетов достаточно высокого штаба два адмирала обсуждают насущные проблемы. Вдруг за дверью слышится возбужденно-возмущенные вопли одного из офицеров, щедро пересыпанные матом: «Мать … Перемать… Сколько можно! (допустим) — Замучили!». Разгневанные начальники вылетают в коридор и наперебой начинают отчитывать и «воспитывать» офицера: «Петров! Совсем забыл бояться! Борзость потерял и совестью не пользуешься!». Тот в ответ, эмоционально-окрашенным оправдывающимся тоном: «Товарищ адмирал! Так «моряки с Москвы-реки» в понедельник опять приезжают целым самолетом!». Оба адмирала хором: «Мать…! Перемать…! Сколько можно! Замучили! (допустим)»

Говорят, что есть секретные наставления: «Командные слова и коммента­рии к ним», а секретные — именно комментарии. Потому что они непечатные. Но эти выражения непостижимым для иностранных наблюдателей образом способствуют существенному повышению эффективности процесса военного управления. Также эти выражения применяются для упрощенного общения и преодоления задумчивости собеседников и подчиненных.

Кроме того, различные вариации этих слов помогают разъяснить подчинен­ному (начальнику) то, что очень хочется показать руками, или ногами, но уважение к собственному достоинству и военной прокуратуре не дает.

Когда мы кого-то обкладываем многоэтажными конструкциями из-за своей административной слабости или бессилия, мы гордо чувствуем себя все же доста­точно цивилизованными людьми, так сказать, вершиной эволюционной и ис­торической лестницы. Ну, кто и когда видел возбужденно матерящуюся обезьяну? Она бы в этих случаях дралась и бросалась камнями…

Из характеристики: два слова он связать может, но только четырьмя матерными.

Эмоциональный взрыв командира, начальника — это как оружие объемного поражения — достается по ушам и проникает до печенок всем, кто находится непосредственно в помещении а так же на другом конце телефонного провода или у радиоприемного устройства. Побочные явления — смех и веселое фырканье тех, кого этот порыв непосредственно не касается.

Применение «малопочтенных слов» (по Л.Соболеву) демонстрирует: а) сте­пень разгневанности начальника и утраты им контроля над собой; б) степень обиды подчиненного; в) степень готовности военнослужащего отстаивать свои попранные права.

Она же (ненормативная лексика) применяется при обсуждении полученных малопонятных и неудачных, с точки зрения исполнителя, распоряжений сверху. При отсутствии авторов вышеназванных команд и документов, конечно.

При вспышках гнева резко сгорает собственный словарь нормативной лексики, и остается одна ненормативная. Ну, и вот ….

Материться можно: 1. Разгневанно 2. Возмущенно 3. Назидательно 4. Удивленно

5. Задумчиво 6. Изобретательно

Непечатные слова — они потому и непечатные, что могут выразить всю гамму ваших эмоций в доступной для всеобщего понимания форме, причем в самый нужный момент. Напечатанные же потом, все они выглядят как-то нелепо.

Мат на корабле он не только на языках, но и в каждом тамбуре и перед каж­дым большим помещением. (Это имеется в ввиду коврик, плетеный из каболок шварто­вых концов). Поэтому и говорят, что тамбур без мата — нарушение морской культуры. Особенно, если поскользнешься по промерзшей стальной палубе вместе с этим «ковриком», да еще приложишься обо что-то….

Грамотное использование непечатных слов способствует сокращению вре­мени, затрачиваемого на проведение докладов, совещаний и разборов. Поэтому присутствие на этих мероприятиях женщин увеличивает их продолжительность на 10-15%, т.к. начальник и выступающие вынуждены напрягать свой словарный запас, заменяя такие знакомые и родные слова на менее энер­гичные, но более литературные. Все это требует большого напряжения чувства самоконтроля и эрудиции.

Мат также позволяет поверхностно владеть техническими терминами и на­званиями деталей механизмов. В корабельном корпусе выручает комплексное активное применение пяти-семи известных слов.

Говорят, чтобы научиться материться по-настоящему, сначала надо пару раз швартоваться в незнакомой базе при отжимном ветре и с помощью буксира с пьяным капитаном.

Ненормативная лексика — это то, во что облекаются чувства и эмоции, когда заканчиваются обычные слова. Например, при попытке адекватно отреа­гировать на интересную и неожиданную ситуацию.

Объяснение несдержанности: слов нет, одни чувства остались…

Когда некоторые штатские, иронизируя, называют все это «командирским языком», они просто завидуют нам, стыдясь бедности и однообразности вер­бального выражения своих чувств. Ну, допустим, при ударе молотком по соб­ственным пальцам или после падения в забытую строителями канаву.

Кто поверит, что, получив среди ночи дурацкое, по его мнению, приказа­ние, морской офицер сказал: «Зачем мне это нужно?». То есть по смыслу, наверное, так и было, но звучало это явно как-то иначе…

Когда в горячий момент не знают, что лучше — молиться или материться, то одни комбинируют, а на флоте чаще считают, что мудрее, все-таки, второе…

Культурные люди на флотской службе делятся на две категории: первая, это когда, предчувствуя эмоциональный взрыв, они говорят: «Извините, но … мать -перемать!», а вторые , извергнув из себя накопившийся негатив, с облегчением говорят: извините, не сдержался (минута горячности, бес попутал, сорвалось, довели, гады…) и т.д, на ваш выбор.

Мы себе льстим, считая, что слишком много материмся в своих каютах. Мы просто не слышим, что говорят народные избранники, когда уходят на пере­рыв между заседаниями в свои кулуары…

Энергичные выражения, по всей видимости, в физическом смысле легче ос­тальных. Почему? Да потому, что когда чувства вскипают, то эти слова пер­выми подскакивают к вашему языку.

По субботам, когда женщины-служащие на службу не ходят, офицерам шта­бов и управлений наконец-то можно поговорить между собой по-человечески и без оглядки.

Некоторое время после общения в тесной мужской компании эти слова, оставшиеся где-то у корня языка, продолжают из вас выскакивать вполне самостоятельно и бесконтрольно.

Прекрасная половина человечества также может прекрасно материться, но они больше скрывают от нас свое умение, чем мы от них. Иногда…

Подсчитано, что ходовое выражение про чью-то мать отражает 9 эмоций в диапазоне от возмущения и негодования до восхищения и радости (и это еще не все!) и заменяет еще 392 слова.

Это же выражение увеличивает силы группы моряков, тянуще-толкающих что-нибудь большое и тяжелое, примерно, в два раза больше, чем известная «Эх, дубинушка, ухнем!».

Активное применение энергичных выражений существенно повышает эффек­тивность усилий, прикладываемых моряками при откручивании гаек и перемещении тяжестей, а также повышает вероятность успеха этих действий.

«Без мичмана и матрос — сирота! Он растет сам, как полынь, и некому его уматерить». (Из выступления на совещании старшин команд по обмену опы­том.)

Только на флоте умеют ругаться с особым убийственным юмором — совме­щая несовместимое, и сталкивая противоположные понятия, не стремясь кого-то конкретно смертельно обидеть. Для выражения эмоций и повышения уровня настроения окружающих вполне подходят и измененные в определен­ном стиле этой главы тексты надоевших реклам, и слегка подправленные фа­милии политических деятелей всех времен и всего мира. Например, одно время всем нравился былой израильский премьер Вениамин Нитаньяху. К нему периодически отправляли своих подчиненных и начальников, и интересовались нужны ли Нитаньяху какие-то указания штаба или еще чего-нибудь, в определенном смысле. Хоть один из действующих политиков имеет имя или фамилию, созвучную с популярным русским выражением!

Для выражения собственных эмоций и впечатлений, а также для решения каких-либо вопросов управления подчиненными (см. выше), на флоте подбирают особые выражения, которые даже не будучи матерными — по форме, намекают на его содержание. Но — чтобы весело, тогда обиды особой не будет. Иметь оскорбленного человека за своей спиной в военном деле — вообще, а в море — в частности, очень не рекомендуется!

Приятно и интересно, когда кто-то виртуозно владеет классическим искусством «флотского раздолбона». Конечно, если весь этот «раздолбон» к тебе сейчас не относится! Однако, мастера веселых раздолбонов почти все ушли в запас или еще дальше, не передав должным образом своего искусства. Флот без этого как-то обеднел, остались унылые комбинации из Уставов и трех основных слов …

На флоте воспитанный человек никогда не пошлет вас подальше, он вам про­сто предложит туда сходить. Например: «А не пошли бы вы … !» Т.е, «отправит вас в индивидуально — пешее путешествие с элементами эротики», сократив время на разъяснение нежелательности вашего присутствия здесь и сейчас вместе с вашими претензиями или вариантами решения служебных вопросов.

Характеристики людей, высказанные «в сердцах» непечатными словами, часто точнее и правдивей отражают весь комплекс проблем конкретной чело­веческой личности, чем все другие виды аттестаций.

Устройство любой материальной части лихо объясняется каким-нибудь мич­маном или офицером в вариациях 3-х известных слов, заменяющих техни­ческую спецификацию на 3 листах.

Разговорный военно-морской язык (на уровне общения между офицерами) представляет собой невероятный коктейль из научной терминологии, специ­фического сленга и отборного мата.

Непечатные слова имеют много значений, но моряки в общении между со­бой безошибочно выбирают одно-единственное, необходимое именно в дан­ной ситуации. Например, на корабле, находящемся в полигонах боевой подготовки, поднявшийся среди ночи командир, расхаживая по полутемному ходовому посту, чуть подсвеченному магическим мерцанием индикаторов РЛС и приглушенным светильником над прокладочным столом с исчерченной картой, принимая вахту и обстановку, спрашивает старпома или вахтенного офицера: «Олег Владимирович, ну и где сейчас эта б…ина?», на что тот мгновенно отвечает: «Пеленг 345, дистанция 40 кабельтовых, товарищ командир!», точно указывая координаты «Марьяты». Впрочем, может быть еще и потому, что так же точно знает, что других этих самых, что с многоточием, ближе просто нет и быть не может.

Мат на флоте долго и уверенно служит для преодоления межкультурных и меж терминологических различий словарного запаса собеседников, работаю­щих в разных сферах, при поиске общего решения проблемы. Его прекрасно осваивают и сотрудники институтов — разработчиков разной новой военной техники, прибывающие на корабли и лодки для отладки аппаратуры на месте.

Если по соображениям дипломатии или другим этическим резонам мате­риться нельзя, то взаимопонимание достигается хуже и значительно позже, чем с применением всех известных слов и их комбинаций.

Как правило, ставят задачу на русском военно- морском языке. Зато популярно разъяснить ее, в красках и деталях, с возможными нюансами, и предостережениями, предпочитают на военно-матерном. Так почему-то быстрее доходит и прочнее усваивается.

Повторное разъяснение неверно понятой и неточно выполненной задачи производится исключительно на матерно-командирском языке.

Корабельная палуба подобна шахматной доске — что ни шаг, то мат. На швар­товках матерились бы даже ангелы.

Мат в два хода — это слышишь тогда, когда нужен экстренный переход с пе­реднего хода на задний. И даже в 34 этажа….

Закон предела: куда бы тебя с ходового или центрального ни послали за ду­рацкий доклад или вопрос, то все равно дальше концевого отсека не уйдешь!

Никакое воспитание, образование, религиозность, происхождение, убежде­ния или предубеждения не помешают любому человеку, попавшему на ко­рабль, в кратчайший срок освоить этот самый комплекс и виртуозно исполь­зовать его на практике.

«Военно-морской матерный» язык курсанты училищ осваивают факульта­тивно еще на 1 курсе.

Вступившему на палубу корабля лейтенанту проще освоить и активно приме­нять лексику подчиненных, чем бороться с нехорошими ее проявлениями.

Употребление мата для связки слов способствует выигрышу времени для продумывания дальнейшего хода разговора или поиску выхода из тупиковых ситуаций и носит задумчивый характер.

Насыщенность речи сверхэнергичными выражениями повышается с усиле­нием общего накала обстановки в целях сокращения времени реакции подчи­ненных на получаемые команды…

Сверхэнергичные выражения, произнесенные до или после команды или при­казания, играют роль «разрешающего пароля» и автоматически устраняют сомнения в необходимости и экстренных сроках выполнения команды.

При закрытии района стрельб и общении с неумеренно любопытными ино­странными судами-нарушителями на известном канале УКВ после вызова их на английском, обычно следует перечисление целого ряда типично русских направлений, куда бы им всем было бы неплохо сходить в полном составе, причем, немедленно. Их капитаны, как правило, это понимают без особого труда, но отвечают по-русски, где бы они видали эти запреты и ПРИПы вместе с кораблем закрытия района. (Не в журнале, конечно…) Правда, они идут не туда, куда были посланы, но зато — за пределы охраняемого района.

В «горячие минуты» в море отцы-командиры покрывают самым плотным слоем мата с переменным успехом связиста или механика. Значительно чаще, чем других подчиненных, вместе взятых.

Начальник часто заканчивает свое пламенное выступление фразой: «Ну вот, опять вы меня довели до грязного мата!».

Начальник обладает не то, чтобы большей свободой слова, но свободой осо­бенно не выбирать выражения.

Если офицер в обычных условиях не употребляет этих слов, это еще не озна­чает, что, постаравшись, подчиненные не смогут довести его до примене­ния всех своих теоретических познаний и практических навыков в этой об­ласти.

Взаимный обмен такими выражениями между офицерами и их подчинен­ными в повседневных ситуациях уверенно показывает, что на корабле есть проблемы с субординацией и управляемостью экипажа.

Удар головой о плафон или маховик клапана в отсеке полностью освобож­дает ваш язык от комплекса воспитанности и приобретенной культуры. И даже от врожденной…

Выражения, намекающие на «нестандартную» сексуальную ориентацию на­чальника, означают всего лишь административно-воспитательный процесс по отношению к подчиненному, который абсолютно таким же самым образом имеет свои обязанности. По крайней мере, по мнению вышеназванного начальника.

Если человек с ревом выкрикивает вслух невероятные сексуальные фанта­зии, он вовсе не сексуальный маньяк-извращенец. Он просто уронил домкрат себе на ногу.

Если кто-то радостно и витиевато беспрестанно матерится по телефону, значит, наконец-то ему удалось дозвониться до старого друга, которого долго не видел. Ибо, только с давним другом и можно поговорить, не выбирая выражений!

В старших офицерах заложено нечто, что блокирует озвучивание своих «яр­ких» эмоций в матерных выражениях при детях и дамах, однако они не умеют привить это своим коллегам и подчиненным (ну, конечно, в наше время дождь был мокрее, а килограмм тяжелее). Более того, их самих (в основном) внутренне коробит, если они сталкиваются с этим явлением за пределами службы и привычного круга общения.

Сознательное употребление слов ненормативной лексики при женщинах и де­тях — это уже признак наступающей деградации.

Плотность употребления выражений усиленной энергичности в служебных помещениях напрямую зависит от наличия в них женщин и уверенности офи­церов в том, что женщины их не слышат.

Ничто не производит такого неизгладимого и несколько удручающего впечатления, как возможность послушать свою возбужденную речь, записан­ную скрытым микрофоном. Тогда вы с особой ясностью понимаете, что были о своем собственном воспитании и внутренней культуре необоснованно высокого мнения.

Таким образом, матерные слова служат офицеру для выражения эмоций, связки слов и демонстрации принадлежности к военно-морскому флоту, осо­бенно в нетрезвом состоянии.

«Военно-морской матерный» язык позволяет офицеру блестяще скрыть от ок­ружающих свое высшее образование и приличное воспитание.

---

В.Белько