Дик

Так получилось, что старушечью мечту – иметь собственную чудо-псарню, я исполнила ещё в молодости. У меня однажды жили сразу три собаки. Вернее две… и Дик. Про него нельзя было сказать - моя собака. Так, жил у меня какое-то время, недолго совсем. Хотите расскажу? А я всё равно расскажу.

Ляльку (блондинку-болонку) крохотным комочком подарили мне на десятилетие. Я выросла, она состарилась. На прогулке вертела головой во все стороны и шумно, судорожно принюхивалась - но уже в пяти шагах меня не замечала. Приходилось иди и бубнить «ляля-ляля-ляля-ляля», тогда она шла на слух.

В какой-то момент испугалась – как же я буду жить, когда в глаза никто не заглядывает? И под ногами не шастает? Да и Ляльке поводырь не помешает, не всё же мне за ней по кустам скакать.

Написала на страничке, дескать, руки у меня добрые. Минут через пятнадцать перезвонила приятельница «Дома?» - «Дома» - «Сейчас тебе псинку привезут». Не ожидала я вот так сразу… да и повыбирать хотелось, а то мало ли… Но согласилась - «Иначе прямо сейчас усыпят» - это аргумент.

Выхожу. «Ой, что же это? Не может быть, чтобы ко мне. Нееееет.» Идут навстречу мужичок плюгавенький и тёмная болонка размером с пони.

«О!» - вместо «здравствуйте» обрадованно говорит мужичонка - «Гулять есть где». На самом деле есть. Живу я даже не на окраине города, а на самом что ни на есть краю – окна прямо на лес смотрят, и, стоит только пересечь полоску асфальта и нырнуть под петлю теплотрассы – попадаешь в дикое место, лишённое следов человеческой жизнедеятельности. И привычной благоустроенности. Сплошной лес, тропы узкие, еле внятные. На полянах травы выше человеческого роста. Зимой снегу по пояс, весной воды по колено, летом комарья по шиворот.

Присматриваюсь к зверю - на груди (вместо медалей) четыре колтуна-колбаски – остальное сплошной войлок. Окраса не угадать из-за грязи. Состояние ужасное. Порода роскошная – тибетский мастиф, имя - соответствующее, восточное - Конфуций. Это уже горе-хозяин поясняет.

«Будет не слушаться - пинай под рёбра. Вот телефон нашего инструктора» - визитку суёт.  Ну всё, полный привет. Пёс тем временем сидит спокойно и невозмутимо. Прикидываю, что загрызёт вряд ли – такая пренебрежительность во взгляде, что побрезгует. А вот из-за разницы в весе (не в мою пользу) сёрфинг на пузе по асфальту мне гарантирован.

«Тыщу давай» - изрёк крендель. Удивлённо выгибаю бровь – «Бесплатный же зверь» - «За аммуницию». Этим громким словом были названы ржавый строгач, поводок, украшенный весёленькой синей изолентой и допотопный проволочный намордник. «Но, чего уж там, веди до квартиры». Довёл. Взял деньги. Ушёл. С собакой не попрощался, пёс на него тоже не глянул. Немудрено - зверь молодой совсем, а я у него седьмая хозяйка.

Проявила гостеприимство - стянула с кровати плед. Вздохнул, покряхтел, угнездился. И вот сидит у меня в коридоре грязная вонючая гора шерсти. Ляля благоразумно и молча забилась под диван. «Ну что, давай знакомиться, Конфуций. Сокращённо… Конь. Точно. Так и буду тебя звать».

Пожертвовала большой салатник. И суп. Съел с аппетитом, как будто не кормили, по меньшей мере, месяц. На том и сошлись. «Любую кашу на воде жрёт» – это от безысходности. Не макаронами и кашей такую собаку кормить надо. Пришлось стать постоянным покупателем в мясных рядах на местном рынке.

Инструктору не звонила. За неделю старую шерсть срезала. На чёрной спине обнаружились два белых пятна. Брак по окрасу. Теперь понятно, что ему закрашивал то ли второй, то ли третий хозяин-аферист.

Конь оказался послушным, добродушным и ласковым. Любил подойти и уткнуться влажным носом в ладонь, затем ловко поддеть её и закинуть себе на макушку – «гладь». Или бодался и гладился об меня сам, если руки были заняты. С Лялькой подружился сразу. Вообще играть и общаться хотел со всеми, но чужие его боялись.

Дик вынырнул откуда-то сбоку, из-за кустов, и пошёл рядом у левой ноги, как обученный. Зацепились взглядом. Погуляли вместе. Возвращались домой, делая вид, что он моя собака. Недоумённые взгляды остальных питомцев Дик не замечал. Точнее не замечал самих собак. Конь выглядел совсем обескураженно, Ляля демонстративно обижалась. Я молча посмеивалась. Дик немного потоптался, посомневался перед подъездом, но, видимо, любопытство пересилило, - вошёл.

Все говорят - не надо было так его называть. А как иначе-то? Худой, костлявый (просто мечта бабушек), высоконогий. Но не измождённый. Скорее всего, помесь лайки с кем-то субтильным. Окрас палево-серый, природный.

Но обычный собачий рай с хозяином, уютом и стабильностью оказался за гранью его понимания. Совсем к иному Дик был пришит невидимыми, но прочными нитями. Всамделишно был с нами, но продолжал жить в своём странном мире. Все поведенческие цепочки были сбиты.

Поначалу я боялась ранжирования и установки взаимоотношений с моими собакенами. Зря. Дик их очень талантливо не замечал. Что бы те ни вытворяли, - смотрит как на пустое место. Не видит, то есть. Меня не игнорил, но и для меня не было никаких эмоций. Не привязывался. Я даже не пыталась его искупать, расчесать или просто погладить… За еду не был благодарен, иногда даже не ел. Словно получить уже готовое в миске – унижение. Или то, что не поймал и не отнял, и не еда вовсе. Его порцию приходилось прятать.

Этому пришельцу из ближайших кустов был настолько чужд наш образ жизни, что он не вовлекался в наши игры и общение. А вот когда Конь и Ляля в сиесту распластывались по полу шкурками, Дик проявлял щенячью активность - копал пол, вскакивал, ходил, скрёбся, играл разными предметами. Это же любопытство манило его не спать ночью. Играл, шумел, будил и пугал в темноте.

Казалось, я могу его принять таким странным. И он со временем поймёт, оценит. Заметит, как ему необычайно повезло. Или просто привыкнет. По-сте-пен-но. Но нет. Постепенно я его теряла. Дик убегал.

Первый раз просто выдернул поводок из моих рук и удрал. Искали – не нашли. Я до утра просидела перед раскрытой балконной дверью – ждала, что будет скулить или лаять – звать на помощь. Ведь поводок в лесу обязательно за что-нибудь зацепится… Не звал… В пять утра я с собакенами опять вышла на поиски… Безрезультатно. Чрез три дня Дик, как ни в чём не бывало, присоединился к нам на прогулке. Без поводка, без ошейника, без повреждений на шкуре.

После мы не сошлись во взглядах на непогоду. Расставание спровоцировал дождь. Однажды на прогулке на нас налетела туча и успешно запуляла в нас крупными каплями. Ляля начала повизгивать, суетиться, кружиться. Было бы зрение получше, уже ждала бы меня под козырьком подъезда. Как раньше. Конь на мой окрик послушно поворачивает к дому. Дик скачет, как ни в чём не бывало. «Пойдём домой!» Удивляется. «Зачем?» Киваю на тучу над нами – «Так дождь же. Сыро. Холодно. Брррр.» «Да, дождь! Кайф! Я тоже дождь!» – начинает задорно бегать вокруг нас, припадая на передние лапы и стряхивая дождевые капли с кончиков ушей. Весь во власти веселья от грязевых ванн. Свобода, возможность рисковать и делать странные поступки ему были не просто приятны – необходимы. Привык он чувствовать жизнь во всей полноте, в контрастах, во всем ее многообразии.

А потом он меня укусил. Я собирала на полу пазлы, Дик ходил по прямой через комнату и прихожую от входной двери до кресла и обратно. Как арестант. Вдруг, выходя из комнаты, развернулся, метнулся ко мне и вцепился в руку. Дежавю словил или просто стало скучно? Ляля скатилась за диван. Конь подскочил к нам, но был отправлен на место. А Дик сидит прямо передо мной и в глаза смотрит. И так страшно стало, словно передо мной оборотень какой-то… Помню залитый лютой яростью взгляд цепного Полкана, когда проходила мимо его миски. В детстве, в деревне у бабушки. Помню виноватость во взгляде Ляли, когда та кусалась, разыгравшись или отстаивая свою самостоятельность. У этого же в глазах лишь любопытство – «И что? Выгонишь на улицу? Показательно накажешь? Сделаешь вид, что ничего не произошло?» Я выбрала последнее. Тогда ещё казалось, моё терпение способно превратить его в обычную домашнюю псину. Но нет. Побеги становились всё чаще. Отсутствие дольше. Что означало – «Попробовал я вашу домашнюю жизнь – не зашло».

После удачи с Конём фиаско в приручении Дика было вдвойне обидно. Хоть и понятно, что моё желание его одомашнить означало исправить. А ему сбежать на свидание с неизвестностью оказалось проще и комфортней, чем приспособиться. Кажется, все живые существа нуждаются в тепле, любви и сытости. Но Дик явно тяготился нашим обществом. Не смог принять, перетерпеть, пережить… Потому, что непривычно, неудобно, горячо… Нас тяготило одиночество, а он привык быть один на один с судьбой. Ему не нужны другие. Они только мешают. Нам приятны гарантии и пугает неведомое, а его – замкнутость квартиры… Удобная, но бедная на внешние стимулы среда. Потому Дик был равнодушен к нашим ценностям, он не искал состояния «вот сейчас зашибись», а просто ощущал жизнь на максимум - импульсивно и эмоционально, до подрагивания кончика хвоста.

Это самая грустная история о моих собаках.