Казачьи Стан

Казах и “казак”. Эти этнонимы, которые на казахском языке звучат практически одинаково, уже только этим, казалось бы, говорят о том, что история казаков - субэтноса русского народа – и история казахов (в совсем недавнем прошлом – кипчакского субэтноса) взаимосвязаны и очень близки. К глубокому сожалению, застарелая болезнь исторической науки по имени национализм не позволила на сегодняшний день выработать какое-то объективное и приемлемое для всех общее понимание исторического прошлого казахов и казаков.

Нет смысла сыпать цитатами из книг и статей различных авторов, выдержанных в упрекающем, обвиняющем или оскорбляющем представителей той или иной национальности тоне, поскольку таких “афоризмов” можно легко наскрести на целое собрание сочинений. Автор же данной статьи совершенно не желает становиться на чью либо сторону в этой бесконечной “дискуссии” и лишь хотел бы высказать некоторые свои мысли о роли и месте казаков в истории казахов и Казахстана.

Для начала вспомним, что мы знаем о казаках. Общепринятая советская версия гласила, что казаки были вольными сообществами, которые состояли в основном из беглых крестьян, не желающих мириться с крепостным правом. Кто-то возводил историю казаков к истории бродников – славянской колонии в кипчакской степи, образовавшейся примерно в XI веке. Сейчас достаточно широкой популярностью пользуется идея ордынского, то есть тюркского, происхождения казачества. Разумеется, без машины времени докопаться до истины в этом вопросе трудно, но представляется, что в этом споре правы одновременно все.

Действительно, бежали подальше от помещиков и крестьяне. Уходили по каким-то причинам из своих племен и кочевники. Причем национальный состав казачьих республик совсем не ограничивался славянами и тюрками. Источники фиксируют среди казаков и литовцев, и мордвинов, и персов, и представителей кавказских народов. Главным объединяющим признаком выступала религия, то есть православное христианство. Именно благодаря религиозной идеологии казачьи улусы, исповедующие православие, оказались самыми жизнеспособными из огромного числа подобных объединений, возникших после распада Золотой Орды. Религия же повлекла за собой союз казаков и молодого Московского государства. Роль же казаков в истории России вообще переоценить трудно. Несмотря на все разбои, бунты и прочие беспорядки именно казаки (по крайней мере, в географическом отношении) превратили Московию в Россию.

Период главных свершений казаков, то есть XVI век, чрезвычайно скупо освещается в истории Казахстана. Да, есть монография М.Ж.Абдирова под названием “Хан Кучум: известный и неизвестный”. Были какие-то еще труды и публикации в прессе, но назвать их научными трудно, о чем уже говорилось в самом начале данной статьи. Между тем история Казахского ханства XVI века, его взаимоотношения с Русским государством могут поведать очень много интересного.

В рамках статьи нет особенной нужды подробно рассказывать о том, как казаки совершали набеги на Ногайскую Орду и завоевали в 1582 г. Сибирское ханство. Всю необходимую информацию современный читатель может найти в Интернете или в библиотеке. В сущности, особенных разногласий между вменяемыми историками при изложении этих событий нет. Нескончаемые споры в научной литературе, не говоря уже о публицистике, касаются только одного основного момента, а именно – причин побед казаков над превосходящими в численности кочевниками.

На взгляд автора этих строк, успехи казаков объясняются не только наличием огнестрельного оружия, как считает, например, уже упомянутый казахский историк М.Абдиров, поскольку оно в ту пору давало серьезное преимущество в основном при оборонительных, но не наступательных действиях. Основная причина крылась в уровне военной подготовки бойцов. Казаки действительно на голову превосходили ордынцев. Единственным занятием казаков была война, и нет ничего удивительного в том, что профессиональные солдаты брали верх над кочевниками, то есть в первую очередь над пастухами и охотниками. Сегодня ведь никому в голову не придет удивляться такой картине, когда рота спецназа может легко разобраться в реальном бою с батальоном солдат-срочников. И в этом факте нет никаких оснований для того, чтобы кто-то из современных людей чувствовал от этого гордость или стыд.

Точно так же кочевники, как мы знаем, легко брали верх над ополчениями, составленными из крестьян, ремесленников и торговцев, в особенности, если сражения происходили в открытом поле. Вот что отмечал, к примеру, русский посол Борис Пазухин, посетивший Хиву, Бухару и Балх: “А конные бухарские и балховские ратные люди к бою заобычны и плохи. А надежные люди в бою в Бухарской земле туркестанские казаки и подданные бухарскому царю царевичи каракалпацкие”. А российский посол в казахской степи А.Тевкелев сообщал о предложениях калмыцких правителей хану Абулхаиру следующее: “А наибольше возмущали итить воевать росиския городы, понеже де росиской народ люд невоенный, яко сарты, сиречь посацкия или пахотныя мужики”.

Понятно, что было бы глупо упрекать земледельцев в прирожденной трусости либо какой-то другой неполноценности. Для того чтобы, например, уметь метко стрелять из лука, требовались годы (если не десятки лет) тренировок, а откуда было взять столько времени крестьянину, занятому своим нелегким трудом. В то время как кочевники, благодаря особенностям своего быта, с младых лет обучались верховой езде и стрельбе из лука, являясь, по сути, полупрофессиональными военными. Но в случае с казаками коса нашла на камень.

Огромную роль играла и военная тактика казаков, выработанная в противостоянии с кочевниками. Не зря ногайский князь Иштерек утверждал, что “токо бы казаки на улусы пpиходили сухим путем, и он бы над казаками умел пpомышляти. А то де казаки пpиходят на них водяным путем, в pозни, многими людьми... а на воде над ними пpомыслу никотоpого не умеет учинить”.

Сибиряки, пытаясь остановить стремительный речной поход Ермака, даже натягивали через Тобол железную цепь, но она не выдержала удара казачьих струг. Отрядам Кучума оставалось лишь только сопровождать по берегу казаков и обстреливать их из луков. Но покорители Сибири прятались за щитами или прижимались к противоположному берегу реки, куда стрелы не долетали. Если же казаки решали принять бой, то битвы происходили на береговых полосках, где превосходство противника в численности не имело решающего значения, к тому же кочевникам приходилось сражаться в пешем строю, к чему они были не приучены.

Но помимо вышеперечисленных была и еще одна причина, которая немало способствовала победам казаков, а для того, чтобы ее увидеть, необходимо обратиться к истории Казахского ханства XVI века.

После смерти хана Касыма в 1520 г. Казахское ханство фактически распалось на несколько улусов, которые жестоко враждовали между собой. Только с 1538 г., когда к власти пришел хан Хакназар, положение стало медленно изменяться в лучшую сторону. Но помимо множества внутренних противников Хакназару пришлось вступить в ожесточенную войну практически со всеми соседними народами. Калмыки, шибаниды, моголы, туркмены, сибиряки наступали со всех сторон и быстро свели на нет все достижения хана Касыма. Самым же опасным врагом были ногайцы. Тем не менее, Хакназару удалось укрепить свою власть и даже распространить её на часть ногайских племен. В основном это были кочевники, недовольные прорусской политикой бека Исмаила. Как признавал последний в своем письме к Ивану Грозному, “… племянники ж мои от нас отстали ныне за Яиком и приложилися к казацкому царю”. К тому же в 1558 г. в Ногайской Орде разразился голод, и погибло около 100 тыс. человек. От бескормицы множество кочевников бежали на восток кипчакских степей и признали власть Хакназара, который мобилизовал беженцев для борьбы с правителями Ташкента.

Однако не все гладко шло у Хакназара. В 1568 г. бий Динахмет, сменивший умершего в 1563 г. Исмаила, сумел выпросить помощи у русского царя Ивана Грозного, которого тоже встревожило возможное усиление Казахского ханства, и он выделил для защиты ногайцев отряд стрельцов. Благодаря этой помощи Исмаилу удалось нанести поражение Хакназару. Впрочем, поражение, видимо, было не настолько тяжелым, как об этом сообщалось, в частности, европейским послам, поскольку в том же году Хакназар дошел до Волги и зазимовал под самой Астраханью. Некоторыми историками высказывается версия, что данный поход Хакназара был совершен по соглашению с крымским ханом, а может быть и с турецким султаном, которые планировали совершить в 1468 г. нападение на Астрахань, но по разным причинам перенесли его на следующий год. Надо признать, что эта версия звучит вполне правдоподобно, особенно если учесть дружественные отношения между Крымским и Казахским ханствами, которые неоднократно предпринимали согласованные наступления на ногайцев с двух сторон. В тот период Казахское ханство фактически находилось во враждебной к России коалиции. Именно поэтому русские стрельцы и защищали Ногайскую Орду.

Однако Хакназар так и не дождался турок и крымцев, которые добрались до Астрахани только к осени 1569 г. Тем более что у казахского хана появилась причина разорвать союз с Крымским ханством и, соответственно, с Османской империей. Оказалось, что для участия в этой тюркской коалиции были приглашены и ногайцы, правитель которых Динахмет согласился поддержать эту операцию. А казахам с ногайцами (или вернее – урусидам с едыгеидами) было никак не по пути.

Осада Астрахани провалилась самым позорным образом. А казахский хан продолжил свою антиногайскую политику и уже в следующем году подверг разгрому так называемую “Алтыульскую орду” ногайцев, кочевавшую по р. Эмбе. Военные успехи казахского хана смутили и ногайцев, и их союзника сибирского хана Кучума, который до поры до времени, как и Динахмет, являлся вассалом Москвы. В том же 1570 г. Кучум сообщал послу Ивана Грозного Ивашке Поздееву следующее: “Ныне деи сбираю дань Господарю вашему царю и великому князю послов пошлю, а нынеча деи мне война с казацким царем, и одолеет деи меня царь казацкий и сядет на Сибири, ино и тот Господарю дань учнет не давати”. Как видно, Кучум пытался вызвать гнев у “белого царя” на “царя казацкого”, однако геополитическая ситуация к тому времени кардинальным образом изменилась, и вскоре Русское государство оказалось в союзе с Казахским ханством.

Если при осаде Астрахани ногайцы лишь снабжали продовольствием турецко-крымское войско, то в 1771 г. бий Динахмет решил вступить в открытую конфронтацию с Иваном Грозным и совместно с крымским ханом Давлет-Гиреем напал на Русь. Степная коалиция дошла до самой Москвы и почти дотла сожгла столицу. Сам Иван Грозный бежал в Ростов и унижено пытался примириться с крымским ханом, предлагая даже отдать ему Астрахань. Но хан отверг это предложение и в следующем году вновь вторгся в Русь. Это нападение также было поддержано ногайцами. В том же году Кучум перестал платить дань московскому царю и, учитывая тесные связи сибирского хана с ногайцами, это, безусловно, нельзя считать простым совпадением. Приблизительно в это же время при дворе Ивана Грозного неожиданно объявились послы Хакназара. И хотя точных сведений о ходе переговоров у историков на данный момент не имеется, догадаться об их содержании не трудно. Хакназар мог предложить только одно – союз против ногайцев и сибиряков, и отказаться от такого предложения Иван Грозный не мог.

Хакназар, оперативно использовавший период охлаждения русско-ногайских и русско-сибирских взаимоотношений, показал себя дальновидным политиком, поскольку дела Москвы пошли на лад и выяснилось, что русский царь паниковал совершенно напрасно, а крымский хан и вовсе сглупил, отказавшись от уступок. Крымско-ногайское войско было разгромлено в битве при Молодях, после чего русские войска овладели Сарайчиком и в отместку за спаленную Москву разорили ногайскую столицу. Стрельцы и казаки бесчинствовали до такой степени, что даже вскрыли могилу отца Динахмета и надругались над трупом. После этого, разумеется, было сложно рассчитывать на восстановление прежних отношений. Ногайцы стали тревожить набегами русскую границу, а Иван Грозный полностью развязал руки казакам.

Также Иван Грозный направил к Хакназару ответное посольство во главе с Третьяком Чубуковым. Однако посол был перехвачен и убит Кучумом. Тем не менее, русско-казахский союз оставался в силе, и Хакназар продолжал воевать и с ногайцами, и с сибиряками. Кучум и Динахмет прекрасно знали (вероятно, от Третьяка Чубукова) об этом союзе. Не случайно Динахмет в 1577 г. просил Ивана Грозного: “А ты б к недругу к моему х казатцкому царю посла не посылал”. А в 1579 г. бий Урус в письме к царю, обращаясь с аналогичной просьбой, даже делал небольшой экскурс в историю, объясняя давнюю неприязнь между двумя степными династиями: “С Акназаровым царевым отцом с Орусом с нашими прадеды Идигием князем недрузи головные. И ты бы с казацким царем не говорил, как яз для тебя с крымским царем не говорил”.

Иван Грозный отвечал, что в дипломатические отношения с Хакназаром действительно вступал, но лишь потому, что ногайцы на тот момент сами вступили в антирусский союз с Крымским ханством, причем подчеркивал, что переговоры были начаты по инициативе казахской стороны. “И мы однова послали были своих служилых татар к Акназару царю казацкому. А после того мы к Акназару царю в Казацкую Орду ни послов своих, ни служилых татар не посыливали есма, и впредь посылать не учнем. Коли вам Акназар царь недруг, тогды и нам Акназар в дружбе не будет николи”, - писал Иван Грозный бию Урусу.

Разумеется, русский царь лукавил: военная активность казахов только играла ему на руку. Точно так же Иван Грозный снимал с себя всякую ответственность и за нападения казаков, которые, мол, ему не подчинялись. “На Волге многие литовского коpоля литовские казаки живут, Федька Безстужев с товаpищи. А пpиходят с Днепpа. И пpиходят твоих людей гpомят. И в полон емлют. И то делается от литовского коpоля стоpоны. Хотит нас литовский коpоль с вами ссоpити. И мы велели послати из Астоpохани на Дон. И на Волгу тех воpов сыскивати. А сыскав, велели их казнити”, - отвечал он, например, на жалобы ногайцев по поводу казачьих нападений.

В итоге казачье-казахского давления Сибирское ханство пало, а Ногайская Орда оказалась полностью дезорганизована. Потому сегодняшние казахские историки, которые никак не могут простить этих походов тем же Ивану Кольцо или Ермаку, должны помнить, что в ряду виновников находится и казахский хан Хакназар, приложивший немало усилий для ослабления Ногайской Орды и Сибирского ханства. И не стоит думать, что все это происходило исключительно в интересах русского государства, умело разжигавшего розни между кипчакскими ордами. Благодаря этой войне правители Казахского ханства сумели существенно усилиться и сконцентрировать силы для последующего броска на юг и овладения сырдарьинскими городами.

Обострение во взаимоотношениях казаков и казахов произошло только в XVII-XVIII вв. Взаимные набеги – это обычное явление для народов, занимающихся скотоводством. Причем казахи грабили хутора и станицы ничуть не меньше, чем казаки разоряли аулы, о чем сохранились многочисленные свидетельства вроде следующего: “… Да нас же и киргизская орда весьма не в спокой и прошлого года немалые Ваше имераторское величество учинили ущербу и казаков по форпостам побили” (из челобитной (1771 г.) Л. Шапошникова и Ф. Морковцева на имя Екатерины II). Казачий историк А. Рябинин писал о казахах: “Они были враги неутомимые, настойчивые, не знающие ни страха, ни усталости. Яицкие казаки вели против них войну настоящую и ожесточенную”. В этот период взаимоотношения казахов и казаков, по сути, ничем не отличались от взаимоотношений их же с башкирами, калмыками, ногайцами и т. д. Приграничная барымта имела начало, но не имела конца.

Вместе с тем в казахские улусы уходило немало казаков, недовольных ущемлением былой свободы и не желающих становиться “государственными крепостными” (именно так часто называли себя сами казаки). Именно эти казаки в XVII веке обучают казахов изготовлению огнестрельного оружия, о чем есть прямые свидетельства источников. Благодаря этой помощи хану Джангиру удается создать некое подобие регулярных войск в виде небольшого, но превосходно обученного отряда казахских стрельцов, который в 1643 г. нанес сокрушительное поражение 50-тысячной джунгарской армии в Орбулакском сражении.

В XIX веке в период окончательного присоединения Казахстана к России наступает следующая фаза взаимоотношений. И вот здесь в основном и начались те многочисленные факты насилия казаков над кочевниками, к тому времени практически утратившими свою былую воинственность. Об этих случаях очень любят рассказывать казахстанские историки. Но и при освещении этого временного промежутка нет никаких оснований говорить о таких страшных вещах, как геноцид либо этноцид. Просто в связи с неуклонным падением роли кавалерии на полях сражений на казаков все чаще стали возлагать роль внутренних войск. Казачьи нагайки и шашки столь же немилосердно гуляли по спинам и по головам русских крестьян-переселенцев. Вспомним, как в советское время казакам никак не могли простить беспощадные разгоны революционных митингов и демонстраций. По сути же имел место обычный полицейский беспредел, от которого и сейчас немало страдают граждане независимых стран постсоветского пространства.

Вместе с тем многовековая жизнь в степи фактически привела к тому, что уральские, сибирские и семиреченские казаки незаметно превратились в полуказахов. Так, при завоевательных походах на Среднюю Азию самой боеспособной частью русских войск были именно казаки, перенявшие у кочевников много незаменимых в степной жизни знаний. Вот как описывал, к примеру, внешний вид казаков в походе на Хиву (1839-1840 гг.) известный русский военный историк и участник этой экспедиции М. Иванин: “Уральские казаки, более опытные и имевшие более способов, оделись лучше прочих войск; по разсказу одного из них, у него поверх рубашки была стеганная на верблюжьей шерсти фуфайка, потом полушубок из молодых мерлушек, доходивший несколько ниже колен; сверх обыкновенных штанов, другие стеганные на верблюжьей шерсти, а сверх их кожанные киргизские шаровары, длинные сапоги с большими онучами, полушубок подпоясывался ремнем. Сверх полушубка саксачий (годовалых баранов шкуры) тулуп, а поверх его киргизская доха из лошадиных шкур, подпоясанная ремнем, баранья шапка и башлык, а про запас киргизский малахай”. В итоге же, как далее пишет М. Иванин, “уральские казаки менее всех пострадали, несмотря на то, что более прочих войск употреблялись на работы и перенесли более трудностей”. В походе, где из пятитысячного отряда от морозов и болезней погибло около пятой части личного состава, потери пехоты составили два человека из каждых семи. В то время как уральские казаки потеряли лишь одного человека на каждые восемьдесят.

Естественно, что казаками у казахов заимствовалась не только одежда. Свои табуны казаки, как и казахи, зимой оставляли в степи на подножном корму. Казачки доили коров так же, как это делали казашки – с подпуском телят. Зажиточные казаки летом жили в юртах. Курт, иримшик, кумыс, конина занимали свое место в казачьем рационе. В общем, всего и не перечислишь.

Очень широко в казачьей среде был распространен и казахский язык. Близкий друг Чокана Валиханова и казак по происхождению Г.Потанин писал: “… Почти все население (казачье) говорит киргизским языком. Для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпухами здесь бывают киргизки. Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалинке, в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа проезжающего чиновника. Иногда даже в суде”. Понятно, что вместе с языком приходила и духовная культура: поговорки, пословицы, сказки, песни, то есть все то, что называется устным народным творчеством.

Отмечая же широкое распространение межнациональных браков между казаками и казахами, Г.Потанин замечал, что в результате “обе расы… отчасти смешались”. Как известно, мать знаменитого генерала Л.Корнилова была казашкой. И в этом нет ничего удивительного. В те времена трезвый расчет имел большее значение, нежели область чувств. Так сами казахи из всех иноземок предпочитали брать в жены калмычек, потому что в отличие от более близких, например, в религиозном плане мусульманок Бухары или Хивы калмычка являлась готовой хозяйкой для аульной жизни, которую по большому счету ничему не надо было учить. Так же и в казачьем быту казашки осваивались куда быстрее, чем русские девушки, переселившиеся в степь, например из-под Тамбова. Впрочем, нередко случались и вполне романтические истории. Так Г.Потанин в одном из своих писем к Н.Ядринцеву предлагал: “Не измыслим ли мы… рассказца из прииртышской жизни?… изобразить молодую казачку, влюбленную в киргиза, - факт, который у нас на Иртыше не редкость”.

Такое всеобъемлющее восприятие материальной и духовной культуры кочевников и активная метисация были бы невозможны при ненависти, презрении либо каких-то других чувствах, испытываемых казаками по отношению к местному населению. Конечно, сложно предполагать, как сложились бы отношения казаков и казахов в XX веке, если бы не было расказачивания и коллективизации, уничтоживших две степные культуры. Однако ведь совсем не сложно честно и объективно взглянуть на прошлое и увидеть не только плохое и мрачное, но и разглядеть тамырскую (кровную) связь двух миров, совсем не случайно носящих одно и то же имя.