Племя амазонок, воинственных женщин древности, и по сей день остается загадкой. Знакомясь с последними научными исследованиями об амазонках, складывается стойкое впечатление, что за сто лет мнение ученых не изменилось. Они не понимают, что это за мифологические персонажи. Как и прежде исследователи ссылаются на хтонический характер амазонок, их связь с матриархатом, некоей Богиней-матерью и в целом с догреческим происхождением образа амазонок. В общем, старая наукообразная отговорка, если чего-то не понимаешь в греческой мифологии – списывай всё на неких догреческих деятелей. В общем, со времен А. Лосева и А. Тахо-Годи мало что изменилось.
Заинтересовавшись русскими волшебными сказками в исторической перспективе, я как-то неожиданно наткнулся на этих мифических дам в русских сказках. Но рассмотрим сказания об амазонках подробнее. Геродот в четвертой книге, рассказывая о савроматах, неожиданно связал, со ссылкой на скифов, происхождение савроматов от амазонок и скифов. Геродот, рассказывает, что после поражения у реки Фермодонт (здесь имеется в виду один из подвигов Геракла, отнявшего пояс царицы амазонок Ипполиты) в совр. Турции. Пленные амазонки взбунтовались, перебили греков и пристали где-то на берегу Азовского моря. Там, угнав табун лошадей у скифов, начали разорять скифские земли.
"Скифы не могли понять, в чем дело, так как язык, одеяние и племя амазонок были им незнакомы. И скифы недоумевали, откуда амазонки явились, и, приняв их за молодых мужчин, вступили с ними в схватку. После битвы несколько трупов попало в руки скифов и таким образом те поняли, что это женщины. Тогда скифы решили на совете больше совсем не убивать женщин, а послать к ним приблизительно столько молодых людей, сколько было амазонок. Юношам нужно было разбить стан поблизости от амазонок и делать все, что будут делать те; если амазонки начнут их преследовать, то они не должны вступать в бой, а бежать. Когда же преследование кончится, то юноши должны опять приблизиться и вновь разбить стан. Скифы решили так, потому что желали иметь детей от амазонок.
Отправленные скифами юноши принялись выполнять эти приказания. Лишь только женщины заметили, что юноши пришли без всяких враждебных намерений, они оставили их в покое. Со дня на день оба стана все больше приближались один к другому. У юношей, как и у амазонок, не было ничего, кроме оружия и коней, и они вели одинаковый с ними образ жизни, занимаясь охотой и разбоем.
В полдень амазонки делали вот что: они расходились поодиночке или по двое, чтобы в стороне отправлять естественные потребности. Скифы, приметив это, начали поступать так же. И когда кто нибудь из юношей заставал амазонку одну, женщина не прогоняла юношу, но позволяла вступить с ней в сношение. Разговаривать между собой, конечно, они не могли, так как не понимали друг друга. Движением руки амазонка указывала юноше, что он может на следующий день прийти на то же место и привести товарища, знаком объясняя, что их будет также двое и она явится с подругой. Юноша возвратился и рассказал об этом остальным. На следующий день этот юноша явился на то же место вместе с товарищем и застал там уже ожидающих его двух амазонок. Когда прочие юноши узнали об этом, они укротили и остальных амазонок.
После этого оба стана объединились и жили вместе, причем каждый получил в жены ту женщину, с которой он впервые сошелся".
Геродот "История", IV, 111-114.
Далее, амазонки вместе со скифскими мужьями ушли жить за реку Танаис. Несмотря на внешне достоверный вид рассказа, перед нами типично сказочный сюжет похода молодых людей в Иной мир с целью добыть чудесных жен, непохожих на обычных женщин. Геродот сам не подозревал, что ему рассказали скифскую сказку. Но сравним сюжет с предыдущим, а именно подвигом Геракла и поясе царицы Ипполиты.
"Девятым подвигом Эврисфей назначил Гераклу принести ему пояс Ипполиты. Она была царицей амазонок, которые обитали на берегах реки Термодонта. Это было воинственное племя, ведшее мужской образ жизни. Когда им приходилось сходиться с мужчинами и рожать, они вскармливали только девочек и сдавливали им правую грудь, чтобы она не мешала им метать дротик, а левую оставляли, чтобы вскармливать детей. Ипполита обладала поясом, принадлежавшим Аресу: этот пояс был знаком того, что она являлась главной среди всех амазонок. Геракл и был послан за этим поясом, потому что им хотела обладать дочь Эврисфея Адмета
Взяв себе в спутники пожелавших отправиться с ним, Геракл снарядил один корабль и отплыл…
Отсюда он приплыл в гавань города Темискиры. Здесь явилась к нему Ипполита, спросила, зачем он прибыл, и обещала отдать пояс. Но богиня Гера, приняв облик одной из амазонок, прибежала к ним и закричала: "Царицу насильно увозят приехавшие чужестранцы!" Амазонки в полном вооружении поскакали на конях к кораблю. Когда Геракл увидел их вооруженными, он решил, что это произошло в результате коварного замысла, и, убив Ипполиту, завладел ее поясом. После сражения с остальными амазонками Геракл отплыл и причалил к Трое".
Апполодор "Мифологическая библиотека", II, V, 9.
Несложно заметить, что перед нами один тот же сюжет в греческом мифе и скифской сказке. Давайте сравним:
1) Ватага молодых людей отправляются к берегу моря (скифы на конях, греки на корабле);
2) Они встретились с воинственными девами (в обоих вариантах амазонки незамужние девы);
3) Произошло сражение;
4) Всё закончилось браком (греки одну амазонку похитили и та стала супругой Тесея, скифские юноши сочетались законным браком).
Таким образом, Геродот рассказал одну и ту же историю с общим индоевропейским сюжетом. Греческие амазонки и скифские воинственные девы эорпата ("убийцы мужей", как перевели Геродоту название этих воинственных женщин скифской мифологии) – это персонажи общего происхождения.
Амазонки-эорпата обитают или на берегу моря или за рекой, то есть на краю обитаемого человеком мира. Первоначально никакой географической привязки обитания амазонок не было (они просто жили на краю мира, рядом или в Ином мире), она появилась у греков гораздо позднее вместе с рационализацией мифологических сюжетов.
В русских сказках подобные персонажи появляются так же у моря, но девы Иного мира у славян не несли воинских функций.
"Иван-царевич пустился в чужедальнюю сторону; ехал-ехал и приехал к синю морю, остановился на бережку и думает: "Куда теперь путь держать?" Вдруг прилетели на́ море тридцать три колпицы, ударились оземь и стали красные девицы — все хороши, а одна лучше всех; разделись и бросились в воду.
Много ли, мало ли они купались — Иван-царевич подкрался, взял у той девицы, что всех краше, кушачок и спрятал за пазуху. Искупались девицы, вышли на́ берег, начали одеваться — одного кушачка нет".
"Три царства — медное, серебряное и золотое" (№ 130 в сб. А. Н. Афанасьева).
Точно так же, как скифы и греческие герои встретили амазонок на берегу моря, так и герой русской сказки встретил волшебных дев на берегу моря. В волшебном кушачке девы-птицы, позволявшей ей превращаться в птицу, не сложно увидеть аналогию с волшебным поясом Ипполиты, за которым приплыл Геракл. Если в греческом и скифском варианте роль пояса не ясна (греки толком не помнили, зачем он вообще понадобился, а у скифов мотив пояса был утрачен, если конечно Геродот полностью привел скифскую сказку). Германским аналогом греческих амазонок были валькирии. Валькирии были связаны одновременно с загробным миром Одина и морем. "Одного конунга звали Эйлими. У него была дочь Свава. Она была валькирией и носилась по небу и по морю" ("Песнь о Хельги, сыне Хьёрварда"). На берегу озера встретил валькирий Вёлунд с братьями: "Есть там озеро, зовется оно Ульвсъяр. Рано утром увидели они на берегу озера трех женщин, которые пряли лен, а около них лежали их лебяжьи одежды, – это были валькирии… Братья увели их с собой, Эгиль взял в жены Эльрун, Слягфид – Лебяжьебелую, а Вёлунд – Чудесную. Так они прожили семь зим. Потом валькирии умчались в битвы и не возвратились." ("Песнь о Вёлунде"). В кельтской мифологии существовала "Страна женщин", где не было забот, горя, болезней и смерти. Волшебные обитательницы "Страны женщин" так же жили за морем, превращались в птиц и заманивали мужичин из мира людей в качестве мужей. Однако, греческие амазонки и скифские эорпата утеряли свой птичий облик.
Однако в греческой мифологии девы-птицы сохранились в облике сирен, полуптиц-полуженщин, обладавших чудесным голосом, которым они завлекали путников, после чего убивали и пожирали.
"Прежде всего, ты увидишь сирен; неизбежною чарой
Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных.
Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближаясь, их сладкий
Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетных
В доме своем никогда не утешить желанным возвратом:
Пением сладким сирены его очаруют, на светлом
Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет
Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья".
Гомер "Одиссея", XII, 39-46.
Сирены обладают чудесным голосом, который лишал человека воли, точно так же девы-птицы ирландских сказаний ("Прилетели трижды девять белых птиц, скованных цепочками красного золота, и прозвучала над валами Тары прекрасная мелодия, так что ни горя, ни жалости, ни тоски, ни печали уж там не осталось", сага "Видение Фингена") и чудесные райские птицы Алконост и Сирин русской мифологии. Если у германцев и славян связь дев Иного мира с птичьим обликом сохранился, то у греков единый образ раскололся на воинственных дев-амазонок и дев-птиц сирен. Остров, заваленный костями, это явный намек на загробный мир, но греки забыли об этом, превратив сирен в чудовищ-людоедов.
Изначальный образ дев-птиц – древнейшая евразийская мифическая птица, уносящая души умерших на тот свет. Изначально перед нами некое племя полуптиц-полулюдей, обитавшее в Ином мире, обладавшее магическими способностями. В поисках женщин этого племени мужей среди мужчин мира людей – это воспоминание о древнем законе экзогамии, когда браки внутри рода были запрещены и браки заключались только с представителями иного рода или племени. Правда, об этом законе забыли все народы, сохранившие предания о мифическом племени женщин Иного мира. Мужчины у этого племени были, но, согласно, преданиям, их было мало и эти мужчины так же искали жен среди людей.
Но обратимся снова к русским сказкам. И там мы так же найдем воинственную деву Марью Маревну в одиночку побившую целое войско. В сказке "Марья Моревна" главный герой выдав своих сестер за мужчин-птиц Иного мира: Сокола, Орла и Ворона, решил их проведать.
"Собрался в дорогу, шёл-шёл и видит: лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:
— Коли есть тут жив человек, отзовись: кто побил это войско великое?
Отозвался ему жив человек:
— Всё это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна".
В сюжете загадочно буквально все: и побитое войско, и сама Марья Моревна. Но если вспомним греческие и скифские предания о битвах с воинственными девами, то сюжет становится понятным. В русской сказке отразились воспоминания об этих воинственных девах и древнем сюжете битвы с амазонками-эорпата. Главный герой врагом девам Иного мира не был – он был их родственником, как брат сестер, вышедших замуж людей-птиц, поэтому главный герой сторонний наблюдатель битвы. Отсюда становится симпатия и дружелюбие Марьи Моревны к главному герою. Интересно, что, появившись в сказке в образе девы-воительницы, в дальнейшем Марья Моревна своих богатырских способностей не проявляет, оставаясь пассивной жертвой Кощея Бессмертного. У славян девы Иного мира не имели воинственных функций, но глухие воспоминания об этом остались.
Таким образом, перед нами мифический народ, имеющий общее индоевропейское происхождение. Греческие амазонки, скифские эорпата, кельтские женщины из "Страны женщин", германские валькирии, девы-птицы русских сказок - это одни и те же существа из Иного мира. Женщины этого мифического племени в несколько раз превосходят по численности мужское, поэтому им приходится воевать наравне с мужчинами - отсюда представление о них, как женщинах-воительницах.
Почему же у одни народов девы Иного мира остались в преданиях, как воительницы, а у других в качестве мирных дев-птиц? Однозначно ответить сложно. Скорее всего, здесь сказалось различное отношение к народам Иного мира. Если для греков, скифов и германцев Иной мир был суровым краем, где обитали враждебные человеку существа, то для славян и кельтов, наоборот эти существа были непонятны, но не враждебны. Поэтому в преданиях одних народов девы-птицы трансформировались в воинственных дев, то у других девы-птицы превратились в чудесных, но дружелюбных существ.
P. S. Хотелось бы указать на еще один общий сюжет русских волшебных сказок и скандинавках песен "Старшей Эдды". В песне "Речи Сигрдривы" рассказывается, как герой Сигурд обнаружил спящую валькирию: "На горе он увидел яркий свет, как будто горел огонь, и зарево стояло до самого неба. Когда он приблизился, он увидел ограду из щитов и в ограде – знамя. Сигурд вошел в огражденное место и увидел, что там лежит и спит человек в доспехах. Сигурд сперва снял шлем с его головы, и тут он увидел, что это женщина. Кольчуга сидела на ней крепко, словно приросла к телу. Тогда он рассек Грамом кольчугу от ворота вниз и еще поперек, по обоим рукавам. Затем он снял с нее кольчугу, и женщина проснулась, села, увидела Сигурда…". Аналогичную спящую воительницу Усоньшу-богатыршу мы видим в сказке "Усоньша-богатырша": "Сейчас видит: вдали два богатыря, посмотрел на часы – то самое время, и те два богатыря спят. Проходит заставу, проходит сад, видит: львы стоят у колодцев, тоже спят. По левую сторону он взял мертвой, а по правую - живой воды, налил в пузыри, пошел к Усоньше-богатырше. Когда приходит в комнату, в первую, лежат двенадцать красных девушек, у них по полколен ноги открыты. Входит в другую комнату, спят двенадцать красных девушек у них по колени ноги открыты. В третью комнату входит, там спит сама Усоньша-богатырша. И у ней, когда она почивает, из косточки в косточку мозжечок переливается, под мышками дерева с яблоками цветут". Правда, в русской сказке более богатый арсенал индоевропейской мифологии, но сюжет со спящей девой-воительницей явно общий.
Оценил 21 человек
37 кармы