Артефакты Петербурга. Часть III: Громъ-камень

                                                                      Нерукотворная здесь росская гора,

                                                                Вняв гласу Божию из уст Екатерины,

                                                 Прешла во град Петров, чрез Невские пучины

                                                                      И пала под стопы Великого Петра.

                                                                           В. Рубан "переписывает историю"

Гром-камень является одним из наиболее популярных фетишей альтернативных исследователей и представляет собой каменный пьедестал для конной статуи Петру I (тот самый «Медный всадник»), найденный в болотистых лесах Конной Лахты и доставленный в Петербург. Первую, «сухопутную» часть пути, Камень транспортировали только зимой, когда морозы сковывали и укрепляли грунт, по специально прорубленному и подготовленному полотну дороги с использованием параллельных рельсовых брусьев с врезанными в них литыми бронзовыми желобами, по которым на бронзовых шарах скользила грузовая площадка с Камнем, приводящаяся в движение кабестанами или во'ротами. Таким образом, Камень прошел по суше до пристани 7855 метров за неполные пять месяцев. Далее, миновав пирс, Камень загрузили на специально построенное для перевозки судно, которое транспортировали два парусных краера, поддерживающих по бокам судно с Камнем до конечной точки выгрузки, пройдя еще двенадцать вёрст пути. 

Место, где первоначально находился Камень, сегодня носит название "Петровский пруд". Это водоем, образовавшийся на месте искусственно созданного котлована, 

вырытого вокруг Камня. Сохранились как отвалы земли, так и аппарель длинной 100 саженей, по которой Камень был вытащен для дальнейшей транспортировки. 

Marin Carburi, «Monument élevé à la gloire de Pierre-Le-Grand» 1777 год:

« Землю, которая была удалена при расчистке скалы, утрамбовали и использовали для того, чтобы сделать вал вокруг образовавшегося котлована, в котором лежала скала. Таким образом мы отвели дождевую воду за котлован; и даже вода из болота, которое раньше находилось здесь, уже не могла течь внутрь котлована. Лишь совсем малая ее часть просачивалось внутрь. >>

Местность, по которой приходилось транспортировать камень, была сплошь покрыта лесом и болотами, потому везти столь сложную и тяжелую ношу приходилось не так, как хотелось, а так, как получалось. Имеющиеся дороги не обеспечивали достаточной надежности и безопасности, потому пришлось изготавливать специальную трассу для камня, И. Иванов, "Гром-камень. Историческая повесть":

« Труден был выбор пути по мокрым лесистым чащобам Лахтинского леса. Ни старые просеки, ни наезженные проселочные дороги не решали проблемы выбора трассы пути. Мешали многочисленные ручьи и речки. Трудно было обходить болота и пробивать дорогу по вековым зарослям леса. На одном из отрезков пути производилось выравнивание полотна, на другом — пробивка новой просеки, сокращающей дорогу и количество поворотов пути. Много усилий было затрачено на закрепление мокрых мест дороги. Строители провели сплошную забутовку болотистых участков, построили через ручей каменный мост небольшого пролета, а на особо гнилых участках произвели сплошную свайную забивку полотна дороги, имея в виду, что она должна пропустить груз весом 1500 т. Ближе к осени, уже подчищая огрехи строителей дороги и и оберегая ее от осенних дождей и разливов, весь путь камня обстроили отводными канавами и насыпными брустверами с расчетом ограждения полотна дороги от зимних снежных заносов. >>

Вот как описывал устройство дороги Marin Carburi в своей книге  «Monument élevé à la gloire de Pierre-Le-Grand» 1777 год:

<< Сваи забивались везде, где болото не могло промерзнуть до дна. На протяжении всего пути удаляли мох, которым почти полностью покрыты болота этой страны, и слой жирного ила, которые мешают болотам промерзать на значительную глубину. Дорога укреплялась гравием, который укладывался чередующимися слоями с хвойными ветками, коих в местных лесах было в изобилии.

Таким образом был устроен сплошной путь. Влага, проникающая в этот гравий, промерзала до глубины около четырех футов и, т.о., создавалась очень компактная и очень устойчивая масса. Очевидной мерой предосторожности было сметать с дороги снег на протяжении всего пути, без этого дорога не смогла бы промерзнуть достаточно глубоко.>>

Установление истинной трассы сегодня затруднено в связи с теми изменениями местности, которые произошли за почти 250 лет. Путь, отмеченный на карте 1792 года не подходит, ибо короток и проведен по имеющейся уже тогда Конной дороге, в то время как известно, что, согласно записям Канцелярии от строений, возглавляемой на тот момент ответственным за доставку Камня И. Бецким, наземный путь составил 3688 саженей или 7855 км. И пока наземный путь Камня не установлен при помощи археологии, остается лишь догадываться о его истинном местоположении.

Но почему же тогда другой источник того времени, И. Бакмейстер, дает большую длину пути: 4137 сажень или 8 888 км? Ответить на этот вопрос весьма просто, если внимательно прочитать то, что он пишет:

« 20 генваря благоугодно было ее императорскому величеству смотреть сию работу, и при высочайшем ее присутствии оттащен был камень на 12 сажен. 21 февраля был он уже отвезен на одну версту и 216 сажен. Здесь дорога имела еще поворот, и надлежало предпринимать новый путь. После cего, как подвинулись опять на 485 сажен вперед, кривизна дороги требовала другого направления. От 21 февраля до 6 марта месяца прошли вновь 2 версты и 320 сажен, и здесь надлежало сделать четвертый и последний поворот. Расстояние отсюда до берега содержало еще три версты и 152 сажени, кои 27 марта были пройдены. Весь путь содержал несколько более восьми верст, или 4173 сажен, и времени на привезение камня было употреблено немного более четырех месяцев, в кои короткие дни дозволяли работать только несколько часов, что все, конечно, заслуживает внимания >>

Согласно И. Бакмейстеру, к 21 февраля Камень одолел 716 саженей (одну версту и 216 сажен), поворот — 485 сажен, поворот, — 1320 сажен ( 2 версты и 320 сажен), поворот — 1652 сажени ( три версты и 152 сажени). Всего 716+485+1320+1652=4173 сажени. Но, читаем внимательно, к 21 февраля Камень проделал путь в 716 саженей, а от 21 февраля до 6 марта - 1652 сажени, т.е. 485 сажен входят в 1652 сажени, пройденных от 21 февраля до 6 марта.  Бакмейстер же ошибочно прибавил эти 485 сажени к общему пути. Отняв их, мы получим ровно 3688 саженей (4173 - 485 = 3688), кои и значатся в записях Канцелярии от строений.

Закончив с сухопутным путем, Камень по построенной 400 саженной пристани был ввезен на специально построенный пирс, откуда был перемещен на баржу. И. Иванов, "Гром-камень. Историческая повесть":

«На пологом берегу залива, в Лахте, заканчивался строительством свайно- балочный пирс. Подхватывая конец лесной дороги, он тянулся в залив до глубокой воды, где врезался в прямоугольник пристани, удобно и крепко сработанной для причаливания и погрузки ожидаемого судна, с вполне приемлемыми глубинами дна. Иван Бакмейстер сообщает в своей книге данные, которые фиксируют глубину 11 футов (3,35 метра)>>

Marin Carburi, «Monument élevé à la gloire de Pierre-Le-Grand» 1777 год:

« Сваи были забиты по всей длине и были срезаны по уровню поверхности воды. Промежутки между сваями были заполнены еловыми ветками, уложенными поперек и скрепленными железом, т.к. крепления из другого материала были бы быстро уничтожены льдом.

Соорудив т.о. фундамент для мола, я поднял его еще на три фута при помощи балок, скрепленными посредством железа. Мол был заполнен большим количеством камней, найденных на берегу, и которые имели то же качество, что и гранит, из которого устраивают набережные, но этот гранит был менее прочным, чем гранит, из которого состоял Камень.

Чтобы защитить мол ото льда, я укомплектовал его прочным ограждением из свай, вбитыми вокруг на расстоянии пяти футов друг от друга и в шесть футов от мола: аркбутаны, расположенные между ними, поддерживали сваи против напора льдин, и нам приходилось только разбивать лед вокруг них, ибо были опасения, что лед может вырвать сваи при поднятии уровня воды. >>

И. Иванов, "Гром-камень. Историческая повесть":

« Автором настоящей повести была сделана уверенная попытка найти на карте залива морской путь Камня, зафиксированный весной 1770 года капитан-лейтенантом Лавровым в натуре, выполнить его в чертеже и предъявить читателю. В архивных материалах Адмиралтейства просмотрено множество карт Финского залива, датированных XVIII веком. Наиболее полные сведения по физическим характеристикам Невской Губы и прилегающих пространств Финского залива содержат рукописные карты 1747 — 1792 годов, выполненные капитаном Ногаевым, в которых до мельчайших подробностей обозначены все нивелировочные особенности дна залива.

Морская трасса движения судна, как на чертеже, была расчерчена по заливу от берега Лахты на юг: проскочила намытое мелководье Большой и Малой Невки, врезалась в глубины Финского залива, круто повернула в устье Малой Невы и, преодолевая сильное течение, вышла к крепости, обогнула васильевский остров, влилось в течение Большой Невы на виду у Зимнего дворца и, развернувшись, прислонилась к Исаакиевскому берегу.

В деле No 198 адмирала Мордвинова, хранившемся в Канцелярии строений, приведен документ от 16 апреля 1770 года, в котором размеры судна показаны в следующих кондициях: "...желают то судно построить...длиною по борту 189 и 3/4, по днищу 186 и 3/4, шириной без досок по борту 70, по днищу 68, вышиною от нижней кромки по борт 11 фут, которое с полным грузом сесть сможет в воду адштевень на 5 и 5/6 ахторштевень на 6 фут" (около 1,83 м) . Как можно заметить, размеры судна отвечают и специфике груза, и тому мелководью залива, которое необходимо было преодолеть. >>

В петровские времена Нева, пробивая себе дорогу в песчаных наносах, углубляла дно, образуя судоходные участки (фарватеры) в обширном мелководье Невской губы. Наиболее глубокими из них являлись Южный и Северный, идущие, соответственно, вдоль южного и северного берегов остова Котлина. Южный фарватер был единственным доступным для плавания больших кораблей и именовался “Корабельным ходом”, будучи частью морского пути “Из варяг в греки”. Современная карта и карты 1808, 1825 и 1855 и 1863 годов показывают, что Иванов верно составил план водного пути Камня и глубина по ходу всего маршрута была не менее 2,5 метров при осадке баржи с грузом не более 1,83 метра (6 футов)

После того, как операция по доставке Камня и других камней (для отмостки пьедестала) была окончена, пристань пришлось разобрать, так как надобности в ней уже никакой не было. Деревянные и железные части еще могли послужить в другом деле, а камни фундамента частью были размыты водой и разбиты льдами, частью разобраны на хозяйственные нужды местными жителями.

Различные альтернативные исследователи сильно переживают о том, что проход судна по Б. Неве был невозможен в виду имевшегося на пути Камня плашкоутного моста. Однако плашкоутный мост специально имел две разводные секции для прохода больших судов:

« Новый плашкоутный мост, третий по счету, в 1733 г. соорудили «ластовых судов» мастер Соловьев и «лекарский помощник» Стеклов. Для него изготовили особо прочные суда. С тех пор мост наводился ежегодно весной. Осенью во время ледостава его убирали. Два пролета сделали разводными для прохода больших кораблей. Во время спуска кораблей на Адмиралтейской верфи мост разводили, дабы огромный новый спускаемый корабль не повредил мост или колебанием Невы, или могущим случиться ударом »

Загадкой для альтернативных исследователей является и то, что цвет примыкающих к основному телу Камня вставок отличается от собственно самого тела камня. О том, что камень неоднороден по цвету, писали еще его современники.

У. Ричардсон, журнал путешествия из Англии в С.-Петербург, письмо ХХVI, 1770 год: 

« Скала, предназначенная для пьедестала, сама по себе является достопримечательностью. Позднее я ездил в Карелию, где она сейчас находится, и видел её в естественном состоянии. ... В своём составе она содержит много гранита и оникса, требует серьезной полировки и представляет красивую смесь белого, розового и серого цветов »

Marin Carburi, «Monument élevé à la gloire de Pierre-Le-Grand», 1777 год:

« Как было сказано выше, основная поверхность Камня имела серый (пепельный) оттенок. Нижняя же часть камня была коричневой, почти как глина, в которой она утопала. Этот слой был таким же твердым, как и основной монолит: от удара по нему огнивом высекался такой же сноп искр, как и в любом другом месте. Как я уже писал, цвет этого слоя был темнее, чем основной монолит и постепенно становился светлее, переходя в серый »

Наконец, в 2017 году под руководством профессора кафедры минералогии Института наук о Земле СПбГУ А. Булаха состоялось исследование минералогического состава Камня. Выяснилось, что все четыре составные части камня - это один и тот же гранит, а неоднородность цвета была вызвана различным количеством кристаллов гетита в разных частях камня.

Писали о Камне и другие иностранцы. Так, свидетелем открытия памятника стал французский  посланник в России маркиз де Верак, писавший в своей депеше французскому двору:

« В воскресенье 18 августа состоялась пышная и торжественная церемония открытия памятника Петру Первому в память о Создателе Империи…Вы уже знаете, господин граф, что этот памятник изображает Петра Первого верхом на вздыбленном коне, преодолевающем вершину скалы, служащую ему пьедесталом, на котором можно прочитать возвышенную и вместе с тем простую надпись: PETRO PRIMO CATHARINA SECUNDA »

а французский же художник Louis-Nicolas Van Blarenberghe, приглашенный Екатериной II, оставил серию картин, изображающих Камень. 

В последствии часть его работ была использована М. Карбури для своей книги «Monument élevé à la gloire de Pierre-Le-Grand», вышедшей в 1777 году в Париже.

Так же о Камне написало и французское издание "Dictionnaire raisonné universel d'histoire naturelle" T. 4 в 1775 году:

« Вот история, которая заслуживает того, чтобы найти место здесь.. была обнаружена огромная масса гранита в болотистой местности ... осмелились воплотить в реальность смелый и достойный древних римлян проект, чтобы транспортировать скалу в Санкт-Петербург, дабы она послужила в качестве подставки статуе Петра Великого, по указу Екатерины II »

и у Георги Иоганна Готлиба в "Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного", 1794 год:

<< В иных местах сей камень весьма красив, так что многие охотники ради достопамятного определения сего камня заказывали делать из осколков оного разные запонки, набалдашники и тому подобное >>

Надо заметить, что при окончательной обработке Фальконе так увлекся, что Камень сильно потерял в своих размерах, что вызвало сильное неудовольствие императрицы.

Роберт Кер-Портер, "Очерки, составленные в путешествии по России и Швеции", 1805-1806 годы:

« Когда Екатерина зрела учреждение оного в первый раз, она высказала много разочарования и даже сказала с гневным удивлением: Что сделалось со скалою! »

Еще одним моментом, вызывающим вопросы у альтернативных исследователей, является поправление железными шестами шаров, которые, находясь под огромной нагрузкой, невозможно было бы хоть как-то сдвинуть с места. На самом же деле все было с точностью наоборот, как пишет Карбури, иногда один из желобов мог изогнуться так, что какой-либо из шаров переставал быть придавливаемым и останавливался. Тогда рабочие на санях с шестами поправляли шар с тем расчетом, чтобы он вновь был "зажат" между двумя желобами.

Не избежала нападок со стороны альтернативных исследователей и сама бронзовая статуя Петра I. В частности, ее обвиняют в том, что она выглядит слишком "по римски", что наводит некоторых на мысль о том, что статуя изначально не принадлежала Петру, а гораздо древнее.

Стоит заметить, что классицизм или подражание античности в скульптуре был весьма распространен в те времена. Если всадники, изваянные Верроккьо и Донателло, были одеты в воинскую одежду средневековых латников, более или ме­нее близкую к подлинным доспехам этих кондотьеров, то начиная с XVII века для статуи монарха или военачальника стало обязательным подражание римскому воинскому костюму и снаряжению. Знаменитые ваятели Бушардон, Жирардон, Куазевокс и другие, а также Карло Растрелли и Андреас Шлютер — канонизировали именно римский тип внешних атри­бутов для изображения абсолютного монарха. 

Однако Фальконе, скульптор, который должен был изготовить памятник Петра I, рассудил иначе. Он решил одеть Петра в "одеяние всех народов, одеяние всех времен, словом, одеяние героическое", сочетающее в себе как русский, так и античный стили. В «Извлечении из письма господину Дидро» 1781 года Фальконе писал:

<< Если под римским одеянием подразумевать кирасу, то есть военную одежду, то о ней не может идти и речи применительно к статуе русского Законодателя, ибо эта статуя вовсе не изображает Военачальника; и в та­ком случае следовало бы, скорее, дать ему современное воинское снаря­жение, поскольку этот император никогда не носил кирасы... Скажите критикам, что римская кираса является маскарадным ко­стюмом, ложным одеянием, поскольку в нее наряжают не римлянина, и в особенности, когда его следует изобразить не в качестве воина. Я не одел своего Петра в римскую кирасу, как я не одел бы Сципиона, Цезаря или Помпея в русский кафтан или французский камзол.

Вам могут сказать,  что одеяние статуи напоминает рубаху волжского бурлака (burlak de Wolga). Воздайте должное подобному суждению, имея в виду, что тот, кто делает такое замечание, не отличает характера ткани в одеянии статуи от ткани, в которую одева­ется бурлак. Кроме того, если даже это одеяние имеет какое-то сходство с одеждой бурлака, то, будучи изготовленным из хорошей материи, оно производит в скульптуре очень хороший эффект. Если же под римским одеянием,  разуметь гражданскую одежду римлян, то тогда, мой друг, вы можете смело утверждать, что одеяние, изображенное на статуе, немно­гим отличается от этого последнего, равно как и от греческой гражданс­кой одежды; ибо, как вы знаете, туника греков доходила до колен, ино­гда до лодыжек; в ней имелись длинные и довольно узкие рукава, — и когда вы посмотрите на статую, вы найдете там подобие этой оде­жды >>

Ни меч, ни сандалии, ни рубаха никак не указывают нам на то, что статуя даже теоретически могла принадлежать римскому императору (ср. меч, одеяние и сандалии на статуях выше). А подковы на копытах коня и каблук и вовсе разубеждают нас в "римскости" статуи Петра I.

<< Прибитые гвоздями подковы не встречаются ни в римской литературе, ни в его изобразительном искусстве. Конная статуя Цезаря Марка Аврелия (умер в 180 году н.э.) показывает нам лошадь с красивыми натуральными копытами. Так как скульптор изобразил каждую деталь всадника и лошади реалистично и досконально, он определенно не забыл бы изобразить и защиту копыт. Но ни одно римское произведение искусства не показывает нам кованных копыт, в то время как в Средние Века кованные копыта видны даже на простых картинках >>

Также любопытство вызывает и одна японская иллюстрация 1807 года. На ней изображен памятник Петра I в весьма странном виде, 

что позволило предположить некоторым альтернативным исследователям, что изначально памятник выглядел именно так, а сам пьедестал из огромного камня был перевезен гораздо позднее, в конце 19 века, когда  технические возможности были гораздо выше и когда, как широко известно в узких альтернативных кругах, активно переписывалась история России. Однако все обстоит гораздо проще.

В годы самоизоляции Японии всех доблестных и не очень потомков самураев, побывавших за пределами государства, подвергали активному допросу с пристрастием. Сохранился и текст допроса моряков, записанный в «Оросияку Суймудан» («Сны о России»):

<< Вопрос:Говорят, что на дворцовых воротах имеется статуя императора Петра, возродившего Россию. Удалось ли увидеть её? 

Ответ:Статуя Петра установлена на усыпальнице >>

Потерпевшие кораблекрушение японцы, которым показывали Санкт-Петербург, приняли памятник Петра за его могилу. Позже художник, писавший иллюстрацию с их слов, изобразил статую Петра на пьедестале в виде синтоистской гробницы дзиндзя.

В результате на доставку Камня из Лахты в Петербург было потрачено 70 000 рублей, а весь монумент со всеми расходами стоил казне 424 610 рублей.