К РАВЕНСТВУ НЕРАВНЫХ

Равенство и справедливость — цель, к которой неудержимо стремится большинство любого общества. Время от времени этот запрос находит выражение как бунтах «бессмысленных и беспощадных», так и революциях, изменяющих строй на социально более совершенный. Материальной основой для осуществления изменений служит научно-технического прогресс, создающий предпосылки экономического и социального развития. Но как обеспечить равенство людей или хотя бы приблизится к нему, когда существуют: неравенство биологическое — здоровье, сила, темперамент, характер...; неравенство экономическое — бедные, средний класс, богатые; неравенство происхождения — из рабочих, крестьян, аристократии…; неравенство образования — начальное, среднее, высшее…; неравенство социальное — элита, народ, изгои…, и т.д. А то, что справедливо и очевидно с точки зрения «верхов», может вызывать чувство унижения и мятеж «низов».

За тысячелетия эволюции, человечество уже придумало, предложило и опробовало множество способов решения противоречий, неразрывно связывающих равенство и справедливость с результативностью общественных формаций. Экономическая эффективность, сменивших первобытный коммунизм и прогрессивных в свое время рабовладения, феодализма и капитализма достигалась различными методами, однако всегда основанными на жестокой эксплуатации, когда плоды труда бедного и бесправного большинства увеличивали власть и богатство «избранного» меньшинства. И в то же время постоянно совершенствовались идеи построения отношений между людьми на основе равенства. От древних Спарты и Кумрана до коммун и социализма шла проверка этих идей на практике. Люди всегда пытались создать обособленные союзы где не работают законы эксплуатации и власть денег, а положение каждого соответствует его усердию в обеспечении общего блага.

Поскольку прогресс общества происходит неравномерно то относительно спокойные периоды подъема сменяются смутными временами разрушительного недовольства. Особенно тяжело сохранить стабильность во времена снижения скорости социально-экономического развития, приводящие, как правило к еще большему обогащению одних, за счет обеднения других. Рост протестных настроений народа, способный привести к разрушительным последствиям для системы, правящая элита пытается купировать уступками экономического и социального характера. Одним из признанных рецептов для достижения этой цели служит концепция «социального государства» предложенная Лоренцом фон Штейном (1815 — 1890 гг.), в его работах, предшествующих чреде европейских революций (1848 — 1849 гг.).

Введение элементов этой концепции считается действенным инструментом для сохранения существующего неравенства капитализма путем декларирования целей снижения социального и экономического различия и некоторых уступок труду. Однако, как правило, степень этого снижения напрямую зависит от интенсивности недовольства и уровня организованности трудящихся в борьбе за свои права.

Западные авторы отмечают, что среди основных законов, идея социального государства впервые получила отражение в Веймарской конституции 1919 г. Ее называют нередко первой социальной конституцией. Рождению этой конституции предшествовали драматические события крушения монархической Германской империи в ходе Ноябрьской революции 1918 года, образования и падения Германской Социалистической Республики. Хотя в «золотые двадцатые» Веймарская республика действительно достигла определённого уровня стабильности, восстановила экономику и добилась международного признания, однако с 1933 единственной законной партией в Германии становится Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, трагически для себя и для государства закончившая существование в мае 1945 года. После Второй мировой войны первыми конституциями, имевшими отчетливо выраженный социальный характер, стали конституции Франции и Италии, а в дальнейшем те или иные социальные положения вводились в конституции многих государств.

При этом часто забывают, что социальными конституциями, действовавшими до Второй мировой войны и после нее, были все советские конституции, начиная с Конституции РСФСР 1918 г. Советские конституции, принятые с 1936 г., провозглашали еще более широкий объем социально-экономических прав граждан. Но это были конституции социалистических государств.

Штейн считал, что «социальное государство» гораздо прогрессивнее, древнего эталона равенства — «коммунизма» и новомодного тогда «социализма». Однако в дальнейшем именно активная деятельность прокоммунистически настроенных марксистов, оказала кардинальное влиятельное на рост социал-демократических движений, продвигавших идеи «социального государства» в Европе и коммунистических в России.

Особая привлекательность принципов социального государства виделась в «бесконфликтности», поскольку их введение не требовало перераспределения собственности и захвата власти. Такая версия соответствует направлениям идеологий, отвергающих социализм, как власть трудящихся в любом виде. После первоначальной классической формулировки Штейна «социального государства», появилось множество определений, в которых никак не отражается кому принадлежит власть, а ведь по Штейну именно в этом отличие государства социального и социалистического. Например, «Социальное государство — модель государства, политика которого направлена на перераспределение материальных благ в соответствии с принципом социальной справедливости ради достижения каждым гражданином достойного уровня жизни, сглаживания социальных различий и помощи нуждающимся». Где «Социальная справедливость измеряется критериями распределения благосостояния, наличием равных возможностей и социальных привилегий, устранением препятствий для социальной мобильности».

Другой вариант — «К социальным государствам относятся все государства, в законах (писаных и неписаных) которых закреплен принцип социального государства, т. е. государство обязано заботится о социальной стабильности и обеспеченности социума. Проще говоря, государство обязано заботится об инвалидах, сиротах, бездомных, иметь собственную социальную инфраструктуры (бесплатные больницы, школы, ВУЗы и т.д.)».

«Социальное государство пришло вслед за правовым, потому что последнее в его классическом либеральном (формальном) варианте опиралось прежде всего на принципы индивидуальной свободы, формального юридического равенства и невмешательства государства в дела гражданского общества. А это привело к глубокому фактическому неравенству, кризисным состояниям в экономике и классовой борьбе. Все это потребовало от государства перехода в новое качественное состояние и выполнения им новых функций» — пишет Е. А. Лукашева. Но если на Западе к социальному государству шли от либерализма, то в России от социализма. В современной Конституции РФ сказано «Статья 7      1.Российская Федерация - социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека».

Социалистическое государство всегда социальное, а «либеральное» имеет «плавающую социальность», элементы социальности включаются только при необходимости — росте недовольства, опасности беспорядков. Это не единственный прием противостояния брожению умов. «Хорошие» результаты дает насаждение разобщенности протеста, а еще лучше острой конкуренции между ветвями оппозиции, или упор на широкое освещение в прессе только маргинальной ее части. Самое бóльшее что мы можем сегодня наблюдать это борьбу старой патриотической, консервативной элиты с новой глобалистической, цифровой за лидерство во власти. Дискуссия элит не снижает напряженности, и как показывает опыт цветных революций выход недовольства разноцветных групп в виде протеста ради протеста, легко извне модулируется и направляется на деструкцию государства. А лишенная объединяющих идей в интересах трудового класса и распыленная левая оппозиция, не может существенно влиять на ход развития общества. Практика показывает, только сильные партии социал-демократического направления могут играть в либеральном обществе конструктивную уравновешивающую роль.

Достойна удивления и ситуация, когда при наличии многочисленных движений и партий коммунистической ориентации не проводятся эксперименты по организации общин и коммун с коллективной деятельностью, для проверки на практике новых подходов и воспитания организаторов коллективного движения. Ведь разнообразные виды коммун существуют во многих странах с либеральной формой устройства.

Мнение Штейна о социализме, как власти труда по существу совпадает со взглядами Ф. Энгельса и В. Ленина, при этом наличие элементов частной собственности или даже государственного капитализма не влияет на социальный характер и суть этой общественно экономической формации. Вместе с тем, чрезмерный акцент на социальности, может сказываться на экономической эффективности социализма. «Любая попытка реализовать социализм на практике обязательно выявит ключевую проблему: социализм имеет меньшую продуктивность, чем рыночная экономика. Там, где система позволит существовать рынку, социалистический уклад неизбежно станет проигрывать. Достаточно того, что в капиталистическом секторе люди будут получать больше, чем они смогут заработать на аналогичных социалистических предприятиях. Наиболее предприимчивые, продуктивные и успешные постепенно мигрируют в частный бизнес, и это ещё более усугубит ситуацию. Вес капиталистического сектора экономики будет постоянно расти, а наиболее значимым проявлением социализма станет государственная опека над теми, кто по каким-то причинам не смог встроиться в бизнес и "остался" в социалистическом секторе», пишет Андрей Карпов попутно вводя понятия исторический социализм, а в данном случае он имеет в ввиду вариант социализма в СССР.

Можно согласиться, что продуктивность экономики проблема ключевая и наиболее уязвимое звено «позднего» Союза, так как экономический рост СССР тридцатых и сороковых годов был рекордным даже по мировым меркам, чему немало способствовал новаторский плановый характер всего хозяйства и рациональная трудовая мотивация. Далее следует разделить частный бизнес при капитализме и капиталистический сектор «рыночного» социализма. Продуктивность труда при любом строе зависит от интенсивности стимулирования и качества планирования. В общем случае стимулы делятся на позитивные (пряник) и негативные (кнут). Если вначале становления буржуазного общества преобладал второй вариант, поскольку пролетариат набирал численность из обнищавшего крестьянства, потерявшего возможность выживать в традиционном укладе. То в дальнейшем, в результате организованной борьбы трудящихся, ситуация стала меняться. Особо выросла роль поощрительного стимулирования в период успехов идейно конкурирующего социалистического лагеря, когда на Западе была принята доктрина ставки на внутренний товарный спрос. Продвижение идеи общества благоденствия (Welfare State) выполняло двойную цель — расширения внутреннего рынка и повышения стандартов жизни среднего класса до уровня недостижимого в социалистическом лагере. По мере выполнения этих задач, распаде социалистического Союза и переносе крупного производства в развивающиеся страны, вопрос высоких стандартов утратил актуальность, и упор снова был сделан на кнут в виде кредитного рабства и безработицы.

Постеры США периода Welfare State в конце 50-х

Советский социализм также не сумел использовать сбалансировано оба типа стимулирования. Постоянная нехватка рабочих рук, когда на входе большинства предприятий постоянно висели объявления «Требуются …» и далее внушительный список, а на сезонную помощь сельскому хозяйству вынужденно привлекались служащие, студенты, солдаты, только увеличивала кадровую текучесть и пренебрежительное отношение к труду. Методы борьбы с тунеядством были несовершенны и легко обходились. Таким образом кнут постепенно выходил из употребления, а пряник сильно ограничивался уравнительным подходом и сложностью существенного материального поощрения, тем более в условиях постоянного недостатка товаров повышенного спроса, «дефицита».

Планирование хозяйства, дававшее первоначально огромное преимущество социализму, постепенно стало утрачивать позиции. Многократно выросшие объем и сложность хозяйства требовали новых подходов к технике планирования, применения электронных вычислительных машин и систем, но было принято противоположное ошибочное решение — уменьшить уровень планирования и упростить его. Еще одной проблемой планирования была невозможность предвидеть ход мировых тенденций появления новых и улучшения характеристик существующих товаров, что приводило к постоянному техническому отставанию. Особенно это проявлялось в бытовой области, моде, сфере массовой культуры, производстве новых потребительских товаров, которые и составляли основу Welfare State.

Планирование уменьшает вероятность недостатка товаров или их перепроизводства, но обратной стороной этого становится отсутствие рискованных поисков и проектов, большинство которых обречены на неудачу, но единицы успешных дают огромный эффект. Это преимущество капитализма, которое называют «свободой предпринимательства», когда вероятность выигрыша как в рулетке зависит от множества факторов, но проигрыш всегда ложится на плечи игрока и иногда заканчивается трагически.

Вероятно, одним из немногих направлений деятельности в СССР, где мировой уровень был вполне достижимым ориентиром стала фундаментальная академическая наука и исследования. В конечном итоге возник сильный перекос в сторону мировой новизны научных работ за счет возможности практического применения их результатов, что вызывало вполне понятное одобрение конкурентов, тем более, что итоги исследований публиковались и на иностранных языках, а качество патентования оставляло возможность обойти авторство.

Существенную опасность для развития экономики любой системы представляет тенденция производителей товаров и услуг к монополизации рынка. Стремление получить преимущество за счет устранения конкурентов — прямой путь к снижению качества продукта, при сохранении или росте цены. Планирование, с целью экономии ресурсов которых всегда не хватает, стремится устранить дублирование работ, и сконцентрировать потенциал в одном месте, что естественно порождает монополизацию со всеми ее неприятными последствиями. Капитализм по крайней мере декларирует борьбу с монополиями, а иногда и делает реальные шаги в этом направлении. Для успешного прогресса социализм должен научиться сочетать преимущества планирования с действием мощных пружин стимулирования труда. Неразумно игнорировать успешные организационные и экономические приемы управления только потому, что их авторство принадлежит капитализму. «Учиться упорно, терпеливо. Учиться у всех - и у врагов, и у друзей, особенно у врагов. Учиться, стиснув зубы, не боясь, что враги будут смеяться над нами, над нашим невежеством, над нашей отсталостью» И. Сталин (1928).

Отдельная проблема мотивирование добровольного, бескорыстного труда людей, преданных идеи и готовых ради ее достижения рисковать, тратить свои усилия и время. В обществе всегда есть энтузиасты, волонтеры, общественники готовые самоотверженно трудиться на общее благо. Особенно много их среди молодежи, нетерпеливо ищущей ответов на сложные вопросы существующего мира или решения своих личных проблем. Такие стремления требует не только оценки и поощрения, но и правильного канализирования для общественной пользы, поскольку эти же категории населения весьма привлекательны для рекрутирования в многочисленные бесполезные или агрессивные сообщества. Активно действуют расчётливые миссионеры инновационных массовых религий, очагов различных вариантов субкультуры, в том числе футбольных фанатов, националистических организаций, криминала и других течений.

В СССР был накоплен богатый опыт работы по вовлечению граждан и особенно молодежи в общественно полезные проекты, это считалась важнейшим приоритетом формирования мировоззрения, хотя следует признать и огромные неиспользованные резервы, и немалое количество сделанных ошибок. Молодежные организации Комсомола, ДОСААФ, ДНД, студенческие строительные отряды (ССО), КВН в начале своей деятельности были неформальны, привлекательны, носили добровольный характер и играли позитивную роль в становлении государства. Однако со временем, как и большинство популярных общественных движений были приватизированы управленцами, имеющими свой меркантильный интерес и вносящими в работу формализм и бюрократизацию.

Картины советских художников конца 50-х.   М. Чепик, «Высотники», 1958; А. Дейнека, «Мирные стройки», 1959

«Сейчас цель бескорыстно, из одного лишь энтузиазма, трудиться на благо общества – удел ребенка или неисправимого романтика. Человек прагматичный задастся вопросом: а что я с этого буду иметь? В результате такая система стимулов к труду превращается в свою противоположность – вместо того, чтобы стимулировать труд, удерживает от него!» пишет В. Афонин. «Но мы говорили, что товарно-денежные отношения, оплата по труду являются стимулом к труду. Противоречие в марксистской теории? Нет, оборотная сторона медали. Именно поэтому и предсказали марксисты такое общество – общество энтузиазма. Где отсутствует как силовое, так и экономическое принуждение к труду… люди постоянно учатся, осваивают новые специальности, познают новое. И делают это исключительно по велению собственной души». В мотивации к труду главное различие между общественными формациями: «первобытнообщинная формация – «инстинктивная предтрудовая деятельность», классовые формации – труд из экономической необходимости, будущая коммунистическая формация – труд из мотивов самореализации».

«Последний коммунист Вселенной» И. Ефремов так описывал путь к равенству — «Весь мир стоит на том, что идущие впереди, храбрые и сильные бойцы за свои труды имеют и славу, и почет, и большую долю, – Гирин налег на последние слова, – в распределении благ. Но коммунисты должны идти на самоотказ от этих лишних благ. И это еще полдела на пути к коммунизму. Другие полдела и более трудные – отсутствие иждивенчества слабых. Они должны совершать свою меньшую долю работы, но с не меньшим героизмом и самоотречением, чем сильные. В этом второе плечо диалектического равновесия в коммунистическом обществе». Следует заметить, даже в период самого романтического увлечения идеями коммунизма Ефремов писал, что до начала его воплощения в жизнь пройдут тысячелетия.

В отношении термина «коммунизм» существует хроническая неопределенность «усугубляющая идеологическую смуту в общественном сознании и ведущая к неоправданно упрощенной трактовке недавней истории. Множество смыслов (этических, политических, экономических, исторических и т.д.), стоящих за этим понятием, с легкой руки либеральных публицистов 90-х годов, слились в один общий плоский штамп, имеющий однозначно негативную окраску благодаря навязчивому отождествлению коммунизма с репрессиями 30-х годов. На этой плоской спекуляции регулярно строится не только антикоммунистическая агитация на выборах различных уровней власти, но и более фундаментальная задача всяческого уничижения советской цивилизации, как альтернативы существующему либерально-демократическому (капиталистическому) строю. Между тем, за термином «коммунизм» стоит многоплановое и многоуровневое содержание» — пишет А.Е. Молотков. И далее: «коммунизм – это учение и идеология, а социализм – реальная система социально-экономических отношений».

Это определение православного публициста перекликается с марксистским: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние», и ленинским: «Коммунизм есть высшая ступень развития социализма, когда люди работают из сознания необходимости работать на общую пользу».

В формулировке Штейна — «исходя из принципа равенства, мысль человеческая прежде всего признает собственность за причину общественной зависимости и несвободы… Все системы и идеи, опирающиеся на эти принципы, составляют так называемый коммунизм», справедливо делается ударение на то, что идеи коммунизма рождались человечеством в попытке внедрить принципы равенства, также правильно указывается на множество вариантов достижения этой цели. Однако всё движение сводить к вопросу собственности чрезмерное упрощение, даже искажение явления, имеющего множество смыслов. Важнейший элемент коммунистического мировоззрения коллективизм — сознание необходимости работать на общую пользу членов общества, в котором «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Социально-психологическая установка на коллективизм, как «принцип совместной деятельности людей, проявляемый в осознанном подчинении личных интересов общественным интересам, в товарищеском сотрудничестве, готовности к взаимодействию и взаимопомощи, во взаимопонимании, доброжелательности и тактичности, интересе к проблемам и нуждам друг друга» в той или иной мере присуща всем людям. Однако особенно характерна «для групп высокого уровня развития и коллективов, где сочетается с коллективным самоопределением и идентификацией, являясь основой группового единства и сплоченности».

Развитие и поддержание этики коллективизма в обществе весьма непростая задача. Кроме ясной мировоззренческой установки требуются как педагогические, так и пропагандистские усилия, которые могут быть реализованы школой, церковью, средствами информации, произведениями искусства. Не менее важна правильная организация, квалифицированное авторитетное, руководство, которое не использует свое положение в личных интересах (!). Внутренние взаимопонимание и доброжелательность условия необходимые, но не достаточные, для устойчивости развития объединения нужна постоянная поддержка соревновательности и честная оценка результатов деятельности. Коллегиальное участие в определении целей и решении принципиальных задач, трудностей, конфликтов диктует потребность доступности объективной информации о складывающейся ситуации и возникающих затруднениях.

Интересные примеры результативности применения отдельных элементов этики коллективизма известны как из истории, так и из современности. Здесь и уже упомянутые и описанные в предыдущих публикациях законы Ликурга и средневековые коммуны, и религиозные общины США, и молодежные движения СССР, и приемы управления персоналом и качеством во времена исторического феномена рекордного роста японской экономики, названного впоследствии «Японское экономическое чудо», и широкое участие жителей в управлении существующих европейских коммун, и традиции референдумов Швейцарии...

Сложность для любой среды составляет проблема изгоев — люмпенизированной части, исключённой из гражданского общества, экономически деклассированных слоев населения — бродяг, нищих, уголовных элементов, а также психически больных, алкоголиков, наркоманов… Если для либерализма эти люди становятся «кнутом» — компонентом стимулирования здоровой части общества и от них в лучшем случае откупаются социальными пособиями, то в условиях коллективизма необходимы программы их социализации, сложная и затратная работа по привлечению к полезному труду. Непродуманная политика, когда работоспособные слои населения стремятся стать получателями пособий вместо того, чтобы работать, приводит к искажениям сознания, зарождению потребительского отношения к обществу утрату понимания его ценности — прямой путь к разрушению «щедрого», но не умного государства.

Гримасы социального общества в СССР (1965) и Ливии (2011)

Давая определение коммунизму Штейн оставался его принципиальным и последовательным противником — «коммунизм, во всех его формах, представляет первую и самую грубую систему социальной идеи равенства… коммунизм создал бы не только нищету, которую, пожалуй, еще можно бы извинить во имя свободы, но и настоящее рабство, — а это уже абсолютное противоречие идее равенства». Обвинение коммунизма в том, что инструментом в борьбе за равенство становится ограничение свободы, приводящее к рабству тоталитаризма, на долгие годы станет основным аргументом для очернения коммунистических идей, и Штейн в своей критике в первую очередь упоминает «нищету». Действительно, даже самые добрые взаимоотношения в коллективе не могут надолго и полностью затмить острые проблемы быта и низкий экономический уровень жизни. Эта вполне решаемая задача, к сожалению, далеко не всегда учитывалось на практике. Масштабные общие планы не должны реализовываться без удовлетворения текущих социальных потребностей каждого.

Следующий аргумент Штейна — противоречие «равенства» и «свободы», — вечный парадокс, который человеческая мысль пытается разрешить на протяжении всей истории. В 1835 году Алексис де Токвиль так его сформулировал — «Наших современников постоянно преследуют два враждующих между собой чувства. Они испытывают необходимость в том, чтобы ими руководили, и одновременно желание остаться свободными. Будучи не в состоянии побороть ни один из этих противоречивых инстинктов, граждане пытаются удовлетворить их оба сразу. Они хотели бы иметь власть единую, охранительную и всемогущую, но избранную ими самими. Они хотели бы сочетать централизацию с властью народа, это бы их как-то умиротворило. Находясь под опекой, они успокаивают себя тем, что опекунов своих они избрали сами».

А. Линкольну приписывают выражение: «Свобода для волка означает смерть для овцы». Справедлива ли свобода одних, которая ограничивает свободу других, например, либеральная свобода "предпринимательства" — ведь даже самый убежденный либерал уверен, что "ваша свобода махать кулаками заканчивается там, где начинается кончик моего носа". Еще одним вариантом экономического свободолюбия является мнение, что лучше работать на себя, чем на коллектив. На практике "работа на себя" оборачивается зависимостью от клиента, при этом клиент, оплачивая работу, больше не должен ни социальных выплат, ни пенсии, ни страховок, ни соблюдения трудового законодательства.

Несколько отличный оттенок носит потребность в свободе у людей с индивидуалистической психологией. Все люди всегда являются членами разных социальных групп и организаций, но человек с индивидуалистической психологией считает, что он автономен от них и способен успешно действовать, не обращаясь к их помощи. У индивидуалистов часто наблюдается несоответствие личных и групповых целей, при этом на первое место у него выходят личные цели, а групповые остаются на заднем плане, однако это совсем не означает что они готовы оставить общество и уединиться, напротив они просто хотят добиться общественного признания собственным нетривиальным путем. Основатель айенгар-йоги Б. К. С. Айенгар (1918 — 2014 гг.) писал «Философы - это мечтатели. Но мы должны ввести нашу философию в повседневную жизнь, с тем чтобы она руководила нами в радостях и невзгодах жизни. Будучи искренними в нашем собственном развитии, не оставляя нашего индивидуального духовного пути, способны ли мы в то же время счастливо жить в обществе? В этом и заключается практическая философия».

Таким образом, стремление к равенству людей, всегда имеющих очевидные различия, нельзя сводить только к экономической или правовой уравниловке. Реальным путем решения является возможность участия в общей, коллективной деятельности для пользы всего общества, когда вклад каждого соответствует его усилиям в напряженной соревновательной деятельности среди равных, а общество справедливо оценивает полезность лепты экономически и морально. Как и на олимпийских играх — победители в легком весе получают такие же медали, как и в тяжелом. От «иждивенчества слабых» к ценности любого посильного вклада. Не может быть лишних людей, каждый должен вносить свой труд в увеличение скорости социально-экономического развития всех.