Морис Бэринг о "типичных русских" в начале XX века

Из книги английского журналиста и литератора Мориса Бэринга (1874-1945) «Что движет Россией» (The Mainsprings of Russia, 1914). Бэринг много путешествовал по России и в период 1905-1914 гг. создал несколько книг о России и русских, о русской литературе и культуре. Своими произведениями о России М. Бэринг пытался развеять ложные стереотипы восприятия всего русского в английском обществе и познакомить читателей с «уникальным волшебным очарованием России». Здесь текст приводится по изданию: Бэринг М. Что движет Россией / Пер. с англ. М.Л. Коробочкина. — М.: Издательство «Весь Мир», 2018. — 248 с.

Типичный русский

Большая опасность для всякого, кто изучает русскую жизнь, - за деревьями не увидеть леса. Когда дело касается России, этот соблазн особенно велик, поскольку отдельные деревья необычайно интересны - под «деревьями» я подразумеваю не только людей, но и состояния, тенденции, идейные течения, своеобразные типы и политические партии. Подобные типы, точки зрения или политические группировки, как бы они ни были интересны сами по себе, редко представляют среднюю, типичную тенденцию; тем не менее иностранцы зачастую по определению полагают: они не только типичны, но кроме них даже вообще ничего не существует. Было время, когда считалось - Россия состоит исключительно из нигилистов и полицейских. Позднее место нигилистов заняли социалисты-революционеры, а в противоположном лагере главную роль играли провокаторы - именно такое общее впечатление создавала зарубежная пресса.

Конечно, это общее впечатление основано на реальной действительности. Нигилисты в свое время, естественно, существовали, строили свои заговоры, бросали бомбы. Что же касается социалистов-революционеров, то их, действительно, было огромное количество, а агентов-провокаторов тоже расплодилось столько, что, казалось, становиться эсэром уже не имело смысла. Эти группы и в историческом, и в психологическом плане заслуживают тщательного изучения, но они представляли типичного русского не более, чем фабианцы и радикалы- суфражистки представляют типичного англичанина или англичанку.

Кроме того, есть интереснейшие типы, созданные мастерами слова. Так, у Достоевского мы видим неврастеника-убийцу Раскольникова, холодного, расчетливого политического интригана Верховенского, необузданного, мятущегося Дмитрия Карамазова. Можно вспомнить и тургеневского бескомпромиссного интеллигента Базарова, его же пылкого бездельника и непризнанного гения Рудина, толстовского Левина, нищих-анархистов Горького. Все эти персонажи - один интереснее другого, у всех у них есть качества русского человека - и только русского. Но никого из них не назовешь типичным русским, поскольку гений, создающий героев вроде Лира или Фауста, не пытается изобразить среднего человека - он творит синтетический образ человеческой души, так что каждый увидит в зеркале художника частичку самого себя. Тем не менее этот образ больше и шире природы, он выходит далеко за пределы черт среднего человека, несет в себе все возможности, способности и страсти человеческой души - все струны этого удивительного музыкального инструмента, весь его диапазон, всю его палитру.

И герои русского писателя - того же Достоевского - позволяют нам взглянуть на синтез русской души, во всей ее неизмеримой глубине, со всеми ее уязвимыми местами, во всех ее необузданных крайностях, в высочайших проявлениях восторга и отчаянья. В результате их можно назвать портретами типичного русского не более, чем Лира - портретом типичного англичанина, хотя эти герои - русские до мозга костей, как Лир - до мозга костей англичанин, а Фауст - до мозга костей немец, пусть и имеет мало общего с типичным немецким бюргером. Вот один из результатов воздействия гения русских писателей на иностранное общественное мнение: они создали общее впечатление о том, что Россия - это страна «сплошного уныния». Дело в том, что большинство русских писателей и поэтов предпочитают трагические сюжеты, а своих персонажей рисуют в мрачных тонах.

Ничего особо странного в этом нет. У счастливых людей, как и у счастливых стран, нет истории, и если вы беретесь за драму, а тем более трагедию, семейные злоключения царя Эдипа или Отелло, очевидно, дают автору более плодотворный материал, чем супружеская жизнь Дарби и Джоан или Филемона и Бавкиды. И даже если писатель намерен создать комедию, он скорее всего выберет темы и материал, пригодные для беспощадной сатиры или чистого увеселения, а его персонажи, пусть и в комическом плане, будут столь же выше или ниже среднего человека, как и герои поэта-трагика. Фальстаф так же необычен, как Гамлет, а Сэм Уэллер - такая же исключительная личность, как Наполеон, хотя Сэм Уэллер, опять же, - англичанин до мозга костей.

В России, как и в других странах, радостные аспекты жизни тоже отражены в литературе, и средний человек тоже играет в ней свою роль - только это направление русской литературы куда менее известно. Гоголь, к примеру, создал гигантскую галерею комических типов, а Пушкин в своем шедевре «Евгений Онегин» мастерски нарисовал портрет среднего человека; более того, его Татьяна - весьма правдоподобное изображение души русской женщины, а эта душа светла. Но Гоголь за рубежом известен меньше, чем Тургенев, а поскольку Пушкин - поэт, его произведения сильно страдают от несовершенства перевода, а скорее невозможности перевести их на том же уровне.

Общим следствием этого становится впечатление, которое зарубежный читатель извлекает из доступных ему произведений русской литературы, о том, что Россия - мрачная страна, а русские люди вечно погружены в туман меланхолии. Но когда вы приезжаете в Россию, первое, что вас поражает - это жизнерадостность ее народа и незлобивый юмор простых людей. Не так давно, после публикации в «Таймс» рецензии на «Идиота» Достоевского, известный русский художник написал в газету письмо, где указал, что судить о русском народе по персонажам Достоевского - все равно что судить об англичанах по «Городу страшной ночи». В своем ответе автор рецензии объяснил, что он высказывал суждение не о русском народе, а лишь об убеждениях Достоевского.

И хотя, на мой взгляд, задача автора статьи совершенно ясна, и он превосходно с нею справился, возражения русского художника, пусть они и несправедливы в отношении этого автора, тем не менее представляют собой полезное напоминание читающей публике в целом, что герои Достоевского - это творения гения, причем гения трагического. Это чисто русский гений, но его волнуют в первую очередь трагические переживания души (что, собственно, и является темой трагедии), а не более приятные стороны жизни. Как указал художник, у «медали» русской жизни есть и обратная сторона. И это не просто приятная, но необычайно светлая сторона - та «светлая душа», о которой говорит русский поэт, и этот свет, на мой взгляд, нигде не проявляется ярче, чем в романах Достоевского, несмотря на, а порой и благодаря окружающему его мраку. Если бы все русские были столь меланхоличны, как они изображаются во многих русских романах и пьесах, написанных гениальными авторами, подавляющее большинство из них, по логике, уже давно должно было перерезать себе глотки.

Очевидно, чтобы уравновесить уныние, страдания и меланхолию, так ярко и остро описанные столь многими русскими писателями, в жизни людей должно быть немало бодрости, юмора и радости, иначе эта жизнь просто не могла бы продолжаться. Именно так все и обстоит на самом деле. Русский легко впадает в крайности: он, как правило, ничего не делает наполовину, так что если он грустит, эта меланхолия принимает крайние формы. Он всему отдается целиком - и если русский склонен к меланхолии и неврастении, он пойдет в этом направлении до конца, и наверно повторит вслед за Бодлером: J’ai cultivi топ hysteric avec jouissance et terreur («Я лелеял свою истерию с наслаждением и ужасом»). Но типичный русский, пожалуй, склонен к неврастении ненамного больше, чем типичный англичанин. Средний русский образован, жизнерадостен, общителен, необычайно дружелюбен, гостеприимен, разговорчив, экспансивен, добродушен и доброжелателен. В России вы часто слышите такое определение русского характера - «широкая натура». Это означает, что русский щедр, безудержен, незаносчив и добр. Потрясающее качество типичного русского - добродушие и даже великодушие. Он - самый терпимый из людей. Он прежде всего снисходителен и относится к недостаткам и несовершенствам ближних так же снисходительно, как они - к его недостаткам. Он начисто лишен лицемерия и откровенно говорит о собственных слабостях и изъянах, что иностранцу порой кажется верхом цинизма.

Одним из самых довольных жизнью русских, которых мне довелось встречать, был человек, получивший должность младшего кондуктора на небольшой железной дороге. Его обязанностью было надзирать за проводниками, проверяющими билеты. Когда-то этот человек был баснословно богат. Он владел поместьями, где закатывал для друзей роскошные пиры и придумывал для них всевозможные забавы. Мало того: у него был собственный частный театр и собственный оркестр. Так он растратил все свои деньги, полностью разорился и вынужден был взяться за ту работу, которую ему предложили. Но, даже став мелким железнодорожным служащим, он остался таким же неунывающим; по его словам, новая жизнь нравится ему не меньше, чем прежняя. «Раньше я пил шампанское, - объяснял он, - а теперь пью водку, ну и что - результат-то один и тот же. У меня было много денег - я их потратил. Но для этого деньги и нужны. Что толку их беречь и копить? В моги- лу-то деньги с собой не заберешь».

У этого человека была «широкая натура» - большая и щедрая душа. В его характере не наблюдалось и следа неврастении. Скаредность в России - редкое качество. Бережливость и экономия - не из тех добродетелей, что здесь встречаются чаще всего. С другой стороны, среди них, несомненно, можно назвать широту взглядов и великодушие. Уже после смерти графа Толстого была опубликована его пьеса «Живой труп». В основу ее сюжета легла история, которая произошла в действительности. Толстой взял ее прямо из газет, изменив лишь имена и среду, и когда я читал и смотрел эту пьесу, рассказанная история поразила меня тем, насколько она типична для русской жизни - такое могло произойти только в России. Пожалуй, я перескажу вам эту историю - ведь она проливает больше света на нашу тему, чем многие страницы отвлеченных доводов. Сюжет пьесы таков. Лиза Протасова уходит от любимого мужа Федора, потому что он «в одежде чересчур небрежен и к пьянству несколько привержен».

Он человек неплохой, но слабый, сумасбродный и склонный к периодическим «загулам», когда он отправляется на всю ночь слушать песни цыган и пить шампанское. Чтобы понять, что это такое - «поехать к цыганам», надо знать Россию и основательно «заразиться» цыганской музыкой: тогда вы почувствуете все ее тираническое очарование. Это немного сродни пристрастию к опиуму. Помимо этих, в общем-то простительных, слабостей, Федор, как я сказал, - человек неплохой, да и жене он не изменяет. Тем не менее после одного из подобных «загулов» Лиза уходит от него и возвращается к матери, которая полностью одобряет такое решение. Но, пойдя на этот шаг, она тут же начинает раскаиваться в содеянном и через некоего Каренина передает Федору письмо с просьбой вернуться к ней. Этот Каренин - честный, но ограниченный зануда. К тому же он влюблен в Лизу. Он выполняет поручение, но Федор слушает цыган - особенно одну певицу по имени Маша - и отказывается возвращаться к жене.

Проходят недели, затем месяцы. Каренин любит Лизу, Лиза любит Каренина. Маша любит Федора. Мать Лизы хочет, чтобы дочь развелась с мужем и вышла замуж за Каренина. Она отправляет к Федору посланца с этим предложением. Но по российскому закону в таком случае - чтобы получить развод, когда жена уходит от мужа, потому что не хочет более с ним жить, - муж должен взять вину на себя. Он должен объявить себя плохим, неверным мужем, а если это не так, ему необходимо состряпать фальшивые доказательства своей вины и поклясться, что они правдивы. Федор отказывается это сделать, ведь он ни в чем не виноват, он не изменял жене. Он говорит: «Я негодяй. Но есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не могу спокойно лгать». Он ищет другой выход и находит самое простое решение - покончить с собой. Но, уже приставив револьвер к виску, он мучается и колеблется. В этот момент вмешивается цыганка Маша: она видит, что происходит, и предлагает другой выход: инсценировать самоубийство и исчезнуть вместе с ней в дебрях деклассированной среды, давая тем самым возможность жене выйти за Каренина. Федор следует ее совету. Он пишет Лизе письмо, где говорит, что хочет свести счеты с жизнью, и оставляет одежду на берегу реки, как будто он утопился. Эта затея удается: по случайности из реки выловили чей-то разложившийся труп. Лиза опознала тело мужа (и не говорите, что это неправдоподобно - ведь сюжет основан на подлинных событиях!). Федор и Маша исчезают, а Каренин женится на Лизе. Для них все складывается наилучшим образом.

Федор все глубже погружается в трясину. В один прекрасный день, когда он рассказывает свою историю приятелю в убогом трактире, его подслушивает некий бродяга: поняв, что на этой ситуации можно нажиться, он предлагает Федору совместно шантажировать Лизу. Федор отвечает, чтобы тот убирался, как сейчас мило выражаются, «в преисподнюю», и разозленный бродяга вызывает городового, обвиняя Федора в двоеженстве. Впрочем, в двоебрачии обвиняют не только Федора, но и Лизу с Карениным. Кроме того, им предъявлено обвинение в заговоре, если можно так выразиться - в том, что они знали о его затее и дали ему денег, чтобы он ушел с их пути и превратился в «живой труп».

По закону максимальное наказание за двоебрачие - ссылка в Сибирь, минимальное - «церковное покаяние». Но в любом случае второй брак должен быть аннулирован, и даже если Каренина, Федора и Лизу оправдают по обвинению в заговоре, Лизе и Федору придется вернуться к прерванной супружеской жизни. Судейские, выслушав показания свидетелей, не верят в правдивость этой истории, и Федор, чтобы Лизу не связали с ним снова, кончает с собой прямо в коридоре суда во время процесса. Таков сюжет пьесы, и таковы факты - именно так все и произошло в действительности. В этой истории Федор - со своими слабостями и добрыми качествами - воплощает собой типичный русский характер.

Приведенный мной пример иллюстрирует печальную сторону русской жизни. Но чтобы убедиться, что у нее есть и радостная сторона, достаточно увидеть, как полк русских солдат, марширующий по улице, поет бодрые строевые песни. За границей лучше известна меланхолическая русская музыка. Но помимо нее существует множество веселых песен и припевов, и если послушать, что поют селяне летним вечером под гармошку, это почти всегда будут радостные, веселые песни - а часто не просто радостные, но и заражающие своей мелодией. Чувство ритма у некоторых деревенских певцов, и особенно аккомпаниаторов, на чем бы они ни играли - на гармошке или балалайке, - безошибочное, отточенное и потрясающее. Аккомпаниатор следует за певцом, создавая единство в бесконечном многообразии, и хотя он постоянно варьирует исполнение, внося в него потрясающие изменения и прибегая к смелым импровизациям, он никогда не теряет связь с главной мелодией, с основным ритмом: изменчивость следует неизменному закону.

Такая песня заражает и захватывает. От нее и хромой пустится в пляс, а мертвый встанет из гроба. Она неутомима. Кажется, она может продолжаться до бесконечности без пауз и запинок, демонстрируя новую энергию и черпая новые силы с каждым следующим куплетом. Типичный русский не просто любит музыку - он любит, чтобы она была громкой. Раньше в ресторанах стояли большие механические органы цли оркестрионы. Теперь в фешенебельных ресторанах играют струнные оркестры, а в трактирах для бедноты - граммофоны. В России граммофоны невероятно популярны. И пристрастие к ним несомненно свидетельствует о жизнерадостности. Излюбленная забава русских, когда они хотят по-настоящему хорошо провести время, - «поехать к цыганам». Это развлечение стоит описать поподробнее, ведь оно существует только в России, и его привлекательность уж точно понимает всякий типичный русский, как всякий средний англичанин поймет всю привлекательность спортивного состязания или комического номера в мюзик-холле.

Извне, как, например, из зрительного зала на представлении пьесы Толстого, это выглядит так. Отдельный кабинет в ресторане, довольно запущенный. В углу потрепанное пианино, видавшее лучшие времена. На стенах зеркала. Возле одной из стен - плюшевый диван. Перед ним стол, бутылки шампанского, бокалы. Зрители сидят на диване. Перед ними вдоль противоположной стены расположился цыганский хор. Эти цыгане - отнюдь не сборище бродяг в живописных лохмотьях. Это хор мужчин и женщин в обычной одежде, напоминающих, несмотря на смуглость кожи, зрителей с галерки на концерте в Квинс-холле. Цыгане - как любые профессионалы, занимающиеся своим ремеслом, - проявляют признаки скуки и усталости. Они позевывают. У одного болит зуб, щека раздута флюсом. Они поют машинально, при этом шепотом переговариваясь о своем. Сторонний наблюдатель непременно заметит автоматизм веселья и поэтичности, за которые им платят. Свечи на столе оплывают, и сквозь окна унылого кабинета просачивается холодный рассвет или бьет яркое солнце дня - по обстоятельствам.

Но те, кто собрался получить удовольствие, и получают его, ничего этого не видят. Они пришли за красотой и наслаждаются ею. Они не замечают ни убогой обстановки, ни механистичности представления - их полностью поглощают поэзия, романтика и страсть, рожденные гортанной гармонией резких, нестройных звуков, играющих на нервах словно смычок на струнах. Хор сидит полукругом, перед ним стоит гитарист, управляющий хором, - его инструмент и тело раскачиваются в такт ритму. Женщина поет соло. Голоса хора перерастают в визг, громкий и яростный, как вой волчьей стаи, а затем затихают во вздохе неутоленности.

Когда вы в первый раз слышите эту монотонную, будоражащую музыку, она может показаться неприятной, но в тот момент, когда она «ужалила» и заразила вас, возникает такое ощущение: сначала вы начинаете весь дрожать как в лихорадке, потом осознаете, что эта лихорадка приятна. А потом вы все это забываете: вы уноситесь далеко в прозрачные рассветы и бессонные полночи, а когда вас возвращают к действительности, требуете - настаиваете - еще раз хоть одним глазком заглянуть в эту горько-сладкую, нестройно мелодичную сказочную страну.

Цыганская музыка, несомненно, обладает свойством завладевать вами. Кого-то она опьяняет. Она ужалила их настолько сильно, что они жаждут ее снова и снова, как наркотика. Они не могут без нее жить. На других она навевает неукротимую скуку. Но для типичного русского «поехать к цыганам», когда он хочет получить особое наслаждение, - распространенная привычка, и кстати весьма недешевая, так что обычно люди, желающие побаловать себя этой роскошью, делают это вскладчину. Затраты здесь - часть удовольствия. Если типичный русский хочет что-то отпраздновать, ему надо приправить удовольствие перчинкой безрассудства, которое дает ощущение того, что он тратит больше, чем может себе позволить. И если в таком случае им овладевает страсть мотовства, он будет тратить деньги безоглядно.

В отношении денег он щедр и небрежен. Здесь все постоянно друг у друга занимают. К примеру, А просит у Б в долг сто рублей. Б тут же соглашается, хотя у него таких денег нет, и одалживает их у В. Небрежность в денежных вопросах - а она здесь весьма часто встречается - отчасти, наверно, является результатом весьма распространенного в прошлом мздоимства чиновников, которое, в свою очередь, стало неизбежным следствием долгой бесконтрольности бюрократии в огромной стране. В период расцвета старого режима мздоимство в России естественным образом корректировало узость и суровость законодательства. Взятка обеспечивала терпимое отношение. «Схизматики», евреи или любая группа, страдавшая от административных притеснений, обходила их с помощью подкупа. К тому же, когда бюрократический аппарат в стране так велик, многие мелкие чиновники не могут прожить на свое жалование: они непременно будут стараться увеличить свои недостаточные доходы за счет вымогательства и получения взяток. Когда-то чиновничье мздоимство в России было практически повсеместным. Однако после создания Думы и усиления свободы печати на его пути был воздвигнут весьма серьезный барьер: Дума имеет право направлять запросы, и денежные операции, прежде надежно укрытые от любого анализа и расследования, теперь могут стать достоянием гласности.

Средний русский, пожалуй, не более продажен, чем средний житель любой другой страны. Некоторые причины его корыстолюбия относятся ко всей человеческой расе, они порождали и порождают мздоимство во все времена и во всех странах. Главную из них я уже упомянул - слишком низкое жалование государственных служащих. Другой причиной мздоимства была бесконтрольность чиновников. До созыва Думы государственные чиновники, как правило, были неуязвимы для закона, теоретически предусматривавшего суровые наказания за любые злоупотребления властью и противозаконные действия чиновников при исполнении служебных обязанностей. За последние десять лет ситуация изменилась и продолжает меняться. Сегодня в России чиновничьего мздоимства неизмеримо меньше, чем прежде. Но типичный современный русский пожилого возраста был воспитан в атмосфере, где государственные доходы считались «законной добычей» для расхищения, а к тем, кто обманывал государство или сколачивал капитал за счет взяток или иных незаконных средств, относились абсолютно терпимо.

Несмотря на это, типичный русский бесчестен и аморален ничуть не больше, чем его собратья из соседних стран. Но если он нечестен, его падение будет куда заметнее, чем грехи бесчестных людей из других народов: во-первых, он будет куда меньше стараться - если будет стараться вообще - его скрыть, не станет прятать его за покровом лицемерия, ведь он человек с открытой душой. Во-вторых, поскольку он в общем добродушен, его добродушие простирается от высот христианского милосердия, с одной стороны, до глубин нравственной распущенности - с другой. С одной стороны, у нас абсолютно бескорыстный Мышкин Достоевского, с другой - корыстолюбивый до мозга костей Хлестаков Гоголя. Типичный русский, вероятно, обладает толикой обоих этих качеств.

Но прежде всего типичный русский - жизнелюб, любящий хорошую сытную еду и водку, а напряженных умственных и физических усилий он, напротив, чурается. Это не значит, что в России вы не найдете работящих людей, - я говорю о среднем человеке. И именно средний человек, Monsieur Tout-le-Monde (такой, как все), человек с улицы остается за рамками обсуждения, когда иностранцы думают, говорят и пишут о России. Мы обсуждаем интеллигенцию, нигилистов, социалистов, революционеров, крайних реакционеров, гениев, преступников, мучеников, героев, подлецов, эстетов. Типичный же русский, как правило, - не герой, не гений, не подлец и не эстет. Но в конечном итоге именно его мнение имеет значение. Без его согласия и помощи никакие великие перемены в истории России были бы невозможны.

В начале Русско-японской войны он, человек с улицы, ее поддерживал, пусть и без особого энтузиазма. Через несколько месяцев, после первых поражений, он стал ярым сторонником войны до победы. Еще через несколько месяцев он стал столь же ярым ее противником, причем его ярость была направлена против правительства - настолько, что власти были вынуждены пойти на активные шаги, пообещать серьезные реформы. Апогеем враждебности общественного мнения к властям стала осень 1905 года, когда в стране разразилась всеобщая забастовка. Тогда на какой-то момент вся Россия была заодно, а потому общественное мнение стало неодолимым. Позднее, с созданием политических партий, это единство в обществе сошло на нет, и его влияние начало слабеть.

Наконец, когда выяснилось: все, чего добились сторонники конституционных, мирных реформ - это создание Думы (что, впрочем, само по себе стало гигантским шагом вперед), а радикалы смогли лишь осуществить ряд спорадических терактов, причем одним из результатов стало то, что все преступные элементы последовали их примеру и взяли на вооружение их методы в хулиганских целях, средний русский, человек с улицы, разочаровался в революционном движении и отказал ему в своей поддержке. Это, впрочем, было вполне естественно - ведь в опасности оказались его кошелек, да и жизнь. Ему стало страшно выходить на улицу. Он уже не мог спокойно отправиться на прогулку, не опасаясь, что кто-нибудь «экспроприирует» его бумажник. В том, что касается преступного класса, политическая теория превратилась в практический факт - причем с лихвой. И политические террористы показали аполитичному взломщику, насколько эффективен и удобен «браунинг», и насколько просто ограбить банк с помощью запугивания и динамита. И как только «человек с улицы» осудил революционные методы, революционному движению в России пришел конец. Оно не могло существовать без его молчаливой поддержки, без его активного или пассивного сочувствия.

Так что же сейчас делает и думает обычный человек? Ответ на подобный вопрос по определению зависит от того, в какой момент он задается. Если бы вы спросили об этом летом 1913 года - в июле, к примеру, - на него с полным основанием и с учетом общественных настроений в последние два года можно было бы ответить: типичный русский, осознанно или нет, ощущает последствия возросшего и постоянно растущего благосостояния страны. Он проявляет равнодушие как к внутренней, так и внешней политике, зарабатывает и тратит деньги, погружается в летаргию материального преуспеяния. Но осень 1913-го уже показала, насколько преждевременны были бы подобные категорические суждения, безоговорочные, не оставляющие дверь открытой для других вероятностей.

Несмотря на растущее процветание страны - и на то, что образование развивается семимильными шагами - в последнее время там вновь прорастают семена недовольства, которые «верхи» не только не выпалывают, но и усердно поливают. И хотя утверждать, что это недовольство уже затронуло обычных русских, было бы преувеличением, в любом случае бесспорно, что значительная часть образованных, политических и коммерческих кругов, в том числе многие известные в политическом мире люди, прежде поддерживавшие правительство, начинают недвусмысленно критиковать действия властей.

В России существует множество устаревших, бесполезных, препятствующих движению вперед законоположений и предписаний, которые необходимо отбросить в сторону. Если бы местная администрация в стране повсюду была превосходна и компетентна, средний русский, возможно, не стал бы из-за них беспокоиться. Но местная администрация в стране отнюдь не превосходна и не компетентна: ее действия, напротив, зачастую противозаконны. Да и как может быть иначе, пока остатки старого режима не сломаны сверху, а новый режим не утвердился. Но в этом направлении ничего не делается: напротив, старый режим всячески поддерживается и подкрепляется. И центральная власть не только не выполняет своих обещаний относительно реформ, но активно отбирает или урезает то, что уже дала. В результате правительству удалось вызвать возмущение у значительной части образованных слоев общества. Последние выражают недовольство. Власти сумели пробудить по крайней мере один слой населения от летаргии, вызванной процветанием, и как только это недовольство станет достаточно широким, сильным и повсеместным, чтобы побудить человека с улицы не только возвысить свой голос, но если не действовать, то по крайней мере сочувствовать действиям, вполне возможно - если «сверху» не будут приняты своевременные меры - усилия по устранению причин недовольства будут предприниматься «снизу».

Пока же человек с улицы, несомненно, знает о существовании этого недовольства, а во многих случаях и во многих районах страны - и сам крайне недоволен. Гадать о том, какие размеры примет это недовольство, каковы будут его последствия в ближайшем или отдаленном будущем, - пустое занятие. На этот вопрос ответит само будущее. Но в конечном итоге, думаю, можно с полным основанием утверждать, что торжество политической свободы в России будет зависеть не от динамита и самопожертвования революционеров, каким бы пылким и героическим оно ни было, и не от действий государственных мужей, даже самых дальновидных и мудрых, а от воли и желания среднего человека. В тот день, когда средний человек по-настоящему возжелает политической свободы, он ее получит.

Пока единственное, чего он хочет и чего добился, - это личная свобода, свобода мысли, liberté des moeurs (свобода нравов). Чтобы добиться политической свободы, ему, несомненно, придется пожертвовать частью той имеющейся у него сейчас неограниченной возможности делать все, что он захочет, в плане личного поведения, поскольку политическая свобода требует самодисциплины, или по крайней мере некоторой самодисциплины. Пойдет ли типичный русский на такую жертву? Это зависит от того, насколько он научится дорожить политической жизнью и политической свободой, или насколько долго им будет владеть равнодушие, а также от будущей политики и качества администрации - как местной, так и центральной. Но в конечном итоге вопрос, увенчаются ли успехом любые усилия по обретению политической свободы, зависит от неизвестной пока величины - подрастающего поколения. Впрочем, какие бы новые, невиданные плоды ни взрастило будущее поколение, одно можно сказать с уверенностью - никаких жизненно важных перемен в России не произойдет без сознательного или неосознанного сотрудничества среднего человека.

Источник