Пушкин и духовность. 1818-3

2 383

Читаем Пушкина. На сегодня стихотворения 1818 года, посвящённые поэтическому творчеству и политическим сюжетам.

Стихотворения и комментарии к ним отсюда - https://imwerden.de/publ-3679....

В подборке - пять стихотворений. Как заведено, каждое обозначено римской цифрой. Под римской цифрой следуют "1)" - само стихотворение, "2)" - подробный комментарий из 1-й книги 2-го тома Полного собрания сочинений Пушкина в 20 томах (обширный академический комментарий может отпугнуть читателя, но, если вам в стихотворении "всё понятно", его можно и пропустить), "3)" - мои посильные соображения о божественной природе стихотворения.


I

Карл Брюллов. Портрет В. А. Жуковского (1837)

1)

К Ж(УКОВСКОМУ)

ПО ПРОЧТЕНИИ ИЗДАННЫХ ИМ КНИЖЕК «ДЛЯ НЕМНОГИХ»


Когда младым воображеньем

Твой гордый гений окрилен

Тревожит лени праздный сон,

Томясь мятежным упоеньем;

Когда, возвышенной душой

Летя к мечтательному миру,

Ты держишь на коленях лиру

Нетерпеливою рукой;

Когда сменяются виденья

10 Перед тобой в волшебной мгле

И быстрый холод вдохновенья

Власы подъемлет на челе, —

Ты прав! творишь ты для немногих,

Не для подкупленных судей

Ревнивых милостью своей,

Не для сбирателей убогих

Чужих суждений и вестей,

Но для друзей таланта строгих,

Священной истины друзей!

20 Не всякого полюбит счастье,

Не все родились для венцов.

Блажен, кто знает сладострастье

Высоких мыслей и стихов!

Кто наслаждение прекрасным

В завидный получил удел

И твой восторг уразумел

Восторгом сладостным и ясным!

Смотри, как пламенный поэт,

Вниманьем сладким упоенный,

30 На свиток гения склоненный,

Читает повесть древних лет.

Он духом там — в дыму столетий!

Пред ним волнуются толпой

Злодейства, мрачной славы дети,

С сынами доблести прямой!

От сна воскресшими веками

Он бродит тайно окружен,

И благодарными слезами

Карамзину приносит он

40 Живой души благодаренье

За миг восторга золотой,

За благотворное забвенье

Бесплодной суеты земной —

И в нем трепещет вдохновенье.

c. 24-25


2)

Примечания.

Послание Пушкина было написано по выходе первых книжек «Für Wenige» («Для немногих»), издававшихся Жуковским для своей ученицы великой княгини Александры Федоровны (супруги вел. кн. Николая Павловича) в 1818 г. в Москве, где проводила зиму и весну супружеская чета. Издание представляло собой полуальманах-полужурнал, печаталось в очень небольшом количестве экземпляров и распространялось среди ограниченного круга лиц; оно включало переводы Жуковского вместе с оригиналами переведенных стихотворений (Гете, Шиллера, Гебеля и др.). Первые две книжки — за январь и февраль 1818 г. (ценз. разр. 11 янв.) Жуковский послал А . И . Тургеневу соответственно во второй половине января и начале февраля — для него самого и «всех арзамасцев» (см.: Письма В. А . Жуковского к А . И. Тургеневу. М., 1 8 9 5 . С. 186; 29 января Тургенев уже отправлял первую книжку «Для немногих» брату Сергею в Париж, вторую книжку он отправил брату 4 марта — см.: П Д , ф. 3 0 9 , № 3 8 3 , л. 1 3 0 — 1 3 0 об., 173); третья была готова к середине февраля (ценз. разр. 15 февр.), но отпечатана только в марте; 14 марта В. Л . Пушкин, постоянно общавшийся с Жуковским в Москве, писал Вяземскому: «Третья книжка „Für Wenige" вышла, но я ее еще не имею» (см.: Ново-Басманная, 19. М . , 1 9 9 0 . С. 5 9 ); во второй половине марта Жуковский посылает Тургеневу экземпляры, жалуясь, что у него не осталось ни одного лишнего («все, что напечатано, роздано») (Письма В. А . Жуковского к А . И . Тургеневу. С. 1 8 8 ) . В конце марта или начале апреля ее читают Вяземский (см. примеч. к стихотворению «Послушай, дедушка, мне каждый раз...» — наст, т., с. 5 1 7 ) и Батюшков (см. его письмо к Тургеневу с благодарностью за только что полученную книгу: Батюшков 1 9 8 9 . Т . 2. С. 4 8 4 ; здесь письмо датировано неточно началом мая 1818 г. — оно написано до отъезда адресата в Москву в середине апреля 1818 г.). Несомненно, среди предназначенных «всем арзамасцам» экземпляров были и экземпляры для Пушкина. В библиотеке Пушкина они не сохранились; известно, однако, письмо А . М . Горчакова к А . Н. Пещурову от 2 9 июля 1818 г., в котором он просит послать имеющиеся у него книжки «Для немногих» А . А. Дельвигу «для доставления А . Серг. Пушкину» (Летопись 1 9 9 9. Т . 1. С. 137); может быть, Горчаков брал их у Пушкина для прочтения.

К моменту написания стихотворения, таким образом, Пушкин мог знать только первые три книжки «Для немногих»; четвертая (ценз. разр. 2 8 марта) вышла в свет во второй половине апреля (17 апреля Жуковский сообщает Вяземскому, что вышлет ее следующей почтой — Р А . 1896 . № 10. С. 206 ) . В первых трех книжках были напечатаны переводы из Гете («Утешение в слезах», «Жалоба пастуха», «Мина», «Рыбак» — кн. 1; «Новая любовь — новая жизнь», «Кто слез на хлеб свой не ронял...», « К месяцу» — кн. 2 ) ; Шиллера («Рыцарь Тогенбург» — кн. 1); Гебеля («Овсяный кисель» — кн. 2; «Тленность», «Утренняя звезда» — кн. 3 ) ; М. фон Шенкендорфа («Песня» («Кольцо души-девицы...») — кн. 1); К. Т . Кернера («Верность до гроба» — кн. 3); А . - В . Арно («Листок» — кн. 2); Ф . - О . П. де Монкрифа («Воспоминание» («Прошли, прошли вы, дни очарованья!..») — кн. 2 ) и др. Роспись содержания всех выпусков см.: Смирнов-Сокольский Н. П. Русские литературные альманахи и сборники X V I I I — X I X вв. М., 1965 . С. 80 — 81 ( № 309 ) .

В ближайшем окружении Жуковского сборники были приняты далеко не единодушно. Некоторые из его друзей — в первую очередь Вяземский — с неодобрением относились к самому факту связи Жуковского с придворными кругами; разошлись мнения и о достоинствах стихов, более всего переводов из Гебеля (см. примеч. к стихотворению «Послушай, дедушка, мне каждый раз...» — наст, т., с. 5 1 6 ). 9 мая 1818 г. Батюшков писал Вяземскому: « На днях увижу Жуковского, которого, побранив за Немногих, буду хвалить за стихи на рождение великого князя...» (т. е. стихотворение «Государыне великой княгине Александре Федоровне на рождение великого князя Александра Николаевича»); недовольство «мелкими стихами нашего Жуковского» в третьей книжке «Для немногих» он выражает и в упомянутом письме к А . И . Тургеневу в апреле 1818 г. (Батюшков 1 9 8 9 . Т . 2. С . 4 8 4 — 4 8 5 ). Самое название «Для немногих» обыгрывалось в переписке и стихах арзамасцев, начиная с самого Жуковского (см. его послание «Д. В. Давыдову. При посылке издания „Для немногих"» ( 1 8 1 8 ) — Давыдов Д. В. Полн. собр. стих. Л . , 1933. С. 157 и 2 8 6 , коммент. В. Н. Орлова (Б-ка поэта; Большая сер.); Жуковский. П С С . Т . 2. С. 2 9 9 (здесь с неверной датой: « 1 8 3 5 г . » )) ; у Вяземского эта формула иногда приобретала слегка иронический оттенок (ср. в его письме к Д . В. Дашкову из Варшавы от 2 / 1 4 ноября 1818 г.: «Сперва писал он для немногих, теперь не для кого» — цит. по: Гиллелъсон М. И. П . А . Вяземский: Жизнь и творчество. Л . , 1 9 6 9 . С. 35; см. также: Мейлах Б. С. Талисман : Книга о Пушкине. М . , 1 9 7 5 . С . 9 2 — 9 5 ) . 2 4 марта 1819 г. Вяземский посылал А . И . Тургеневу эпиграмму «Попавшись в ряд зоилов строгих...» (ранняя редакция эпиграммы «Вписавшись в цех зоилов строгих...») со строками: «Жуковский пишет для немногих, А ты для самого себя»; в ответном письме Тургенев беспокоился: «Не оскорбится ли Жуковский немногими, для коих он пишет?» ( ОА. Т. 1. С. 207 , 211). С другой стороны, Н . И . Греч, откликаясь на первый выпуск, писал: « К сожалению, сказывают, что собрание сие печатается действительно для немногих, т. е. в небольшом числе экземпляров для приятелей поэта. Мы в состоянии с ним поспорить и готовы утверждать, что если он хотел писать для тех, которые любят и его, и талант его, то правильнее было бы сказать в заглавии: для многих. В числе сих многих есть читатели „Сына отечества"...» ( С О . 1818. Ч . 4 4 , № 9 (вышел в свет 1 марта). С. 113). Пушкин был в курсе этих споров и также не безусловно принимал новые переводы Жуковского, свидетельством чему была его пародия на «Тленность» («Послушай, дедушка, мне каждый раз...»). Может быть, именно поэтому он счел необходимым выступить с демонстративной апологией Жуковского-поэта, расценив название его сборника прежде всего как эстетическую декларацию и как бы приняв в развернувшихся спорах сторону Жуковского; почти одновременно он пишет и надпись « К портрету Жуковского» (см. наст, т., с. 2 7 ) . Возможно, что сам Жуковский улавливал этот полемический подтекст стихотворения; в том же письме к Вяземскому от 17 апреля 1818 г., где он приводит текст послания, он отвечает на критику Вяземским и Батюшковым своих переводов из Гебеля.

Стихотворение Пушкина было послано Жуковскому в Москву, как можно думать, с А . И . Тургеневым, уехавшим туда 8 или 9 апреля 1818 г. ( ОА. Т. 2. С. 99 ) ; 17 апреля Жуковский уже отправляет текст Вяземскому в Варшаву с восторженным отзывом: «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром, как привидение!» ( Р А . 1 8 9 6 . № 10. С. 2 0 8 ) . 25 апреля Вяземский ответил Жуковскому: «Стихи чертенка-племянника чудесно хороши. В дыму столетий\ Это выражение город. Я все отдал бы за него, движимое и недвижимое. Какая бестия! Надобно нам посадить его в желтый дом, не то этот бешеный сорванец нас всех заест, нас и отцов наших. Знаешь ли, что Державин испугался бы дыма столетий? О прочих и говорить нечего» (цит по: Вяземский П. П. А. С. Пушкин ( 1 8 1 6 — 1 8 2 5 ) по документам Остафьевского архива кн. П . А . Вяземского. С П б . , [ 1880 ] . С. 27 — 28 ) . Более критичным был отзыв Д. В. Давыдова, получившего текст послания, по-видимому, от Вяземского; в письме к Вяземскому из Каменца от 2 июня 1818 г. он писал: «Стихи Пушкина хороши, но не так, как тебе кажутся, и не лучшие из его стихов. Первые четыре для меня непонятны. Но И быстрый холод вдохновенья власы подъемлет на челе прекрасно! И меня подрал мороз по коже. От стиха сего до рифмы ясным не узнаю молодого Пушкина. В дыму столетий чудесно! Но великаны сумрака Карамзина... что скажешь? А мысль одинакая. Замечание твое насчет злодейства и с сынами справедливо. Теперь от рифмы окружен до рифмы земной я слышу Василья Львовича, напев его. Но стих — И в нем трепещет вдохновенье — прелестен! Вот мое мнение насчет этих стихов» ( СиН. Т. 22. С. 26 ) . (Метафорический образ «великаны сумрака Олег и сын Игорев» находится в Предисловии к «Истории государства Российского» Карамзина ( Т . 1. С П б . , 1817. С. X I V ) ) .

Текст стихотворения менялся несколько раз. Небольшие изменения Пушкин начинает вносить уже в первую редакцию; так, копии зафиксировали разные варианты ст. 15, который Пушкин менял вплоть до редакции 1825 г. Вероятнее всего, в 1819 г. он радикально переработал текст, сократив его наполовину и убрав, в частности, ст. 28 — 44 , посвященные Карамзину и Батюшкову. Существует мнение, согласно которому причиной этого сокращения было охлаждение отношений с Карамзиным, в первую очередь из-за политических разногласий, приходящееся как раз на октябрь 1818 — 1819 гг. Однако в 1821 г., уже после высылки на юг, Пушкин публикует в «Сыне отечества» первую, полную, редакцию. К этому времени Пушкину уже известен вышедший в 1820 г. девятый том «Истории государства Российского», содержащий описание царствования Ивана Грозного и с энтузиазмом принятый в либеральных и даже радикальных кругах, в том числе и будущими декабристами. Публикация в «Сыне отечества» оказывалась, таким образом, важным эпизодом в истории как самого текста, так и взаимоотношений Пушкина и Карамзина. После смерти Карамзина и ухода с литературной сцены Батюшкова редакция 1821 г. потеряла свое значение; слова «пламенный поэт» в конце стихотворения могли теперь восприниматься как нескромная автохарактеристика. Отсюда возвращение Пушкина в Ст 1829 к сокращенной редакции 1819 г. См.: Эйдельман Н. Я. Карамзин и Пушкин : И з истории взаимоотношений // Эйдельман Н . Я . Статьи о Пушкине. М., 2 0 0 0 . С. 1 1 8 — 1 2 4 .

Наблюдения Эйдельмана, освещающие социальный и биографический аспекты истории текста, отчасти корректируются дополнительными данными. Так, в числе причин переработки первой редакции несомненно присутствовали и чисто художественные соображения: в созданных в это время новых редакциях написанных ранее стихов, в особенности элегий и посланий 1 8 1 6 — 1 8 1 7 гг., текст сокращен Пушкиным, иногда весьма значительно (ср. «Разлука» («Когда пробил последний счастью час...»), «Элегия» («Счастлив, кто в страсти сам себе...»), « К сну», «Элегия» ( « Я видел смерть; она в молчаньи села...»), «Желание», «Друзьям»; послания « К Ш(ишк)ову», « К Каверину», « К Дельвигу» («Блажен, кто с юных лет увидел пред собою...»), «Послание В. Л . Пушкину» («Скажи, парнасский мой отец...»)) — в них отсекаются побочные эпизоды, устраняются длинноты и т. п. Послание к Жуковскому в этом смысле не является исключением. Возможно, Пушкину стала известна и критика Давыдова в письме к Вяземскому от 2 июля 1818 г., выдержанная в традициях арзамасского разбора стихов; такие разборы предназначались в первую очередь для автора. Ряд сокращений, сделанных Пушкиным в тексте, касается стихов, осужденных Давыдовым как неясные (ст. 1 — 4 ) или вялые и отмеченные сентиментальной апологетикой Карамзина (ст. 3 7 — 4 3 ) . При этом, сократив всю вторую часть, Пушкин вместе с подвергшимися критике стихами убрал и стихи, восхищавшие Вяземского и Давыдова (ст. 32: «Он духом там — в дыму столетий!» и ст. 4 4 : « И в нем трепещет вдохновенье»). Отправляя же послание в печать в 1821 г., Пушкин должен был учитывать, что первая редакция получила распространение в литературных кругах, близких к Батюшкову и Карамзину, а может быть, стала известна и историографу; в таком случае изъятие заключительного фрагмента могло выглядеть демонстративным.

Эта ситуация сохранялась и в момент подготовки Ст 1 8 2 6 , поэтому в Вс Пушкин сделал соответствующую помету, указав на необходимость присоединить к тексту второй редакции исключенный из нее ранее фрагмент стихотворения (ст. 2 8 — 4 4 первой редакции). Только после смерти Карамзина оказалось возможным напечатать сокращенную редакцию, что Пушкин и осуществил в Ст 1 8 2 9 .

С т . 3 — 4. Ты держишь на коленях лиру Нетерпеливою рукой... — По-видимому, парафраза этих строк содержится в ст. 38 — 40 послания Жуковского «Василию Алексеевичу Перовскому» ( 1 8 1 9 ) : « Я к лире бросился моей, И под рукой нетерпеливой Бывалый звук раздался в ней» (Жуковский. П С С . Т . 2. С. 145; см.: А Н 1 9 0 0 — 2 9 . Т . 2. Примеч. С. 2 0 ) .

С т . 28 и след . Смотри, как пламенный поэт... — Речь идет о К. Н. Батюшкове. Последующие строки представляют собой парафразу на тему стихотворения Батюшкова « К творцу „Истории государства Российского"», написанного под впечатлением чтения ее первых восьми томов, вышедших в феврале 1818 г. Стихи Батюшкова (напечатанные только в ПЗ 1824 ) в феврале были посланы им А. И. Тургеневу и Е. А. Карамзиной (последней — анонимно) и стали известны Пушкину либо от них, либо от самого Батюшкова, находившегося в Петербурге (Тургенев распространял стихи атюшкова в близком кругу; так, например, он посылал их 2 апреля 1818 г. брату Сергею в Париж — см.: П Д , ф. 3 0 9 , № 3 8 4 , л. 1 6 6 ) . Пушкин варьирует концовку:

И я так плакал в восхищеньи,

Когда скрижаль твою читал,

И гений твой благословлял

В глубоком, сладком умиленьи...

Пускай талант — не мой удел!

Но я для муз дышал недаром,

Любил прекрасное и с жаром

Твой гений чувствовать умел.

(Батюшков 1989. Т. 1. С. 409; Т. 2. С. 480).

Пушкин читает «Историю...» Карамзина тогда же, в феврале 1818 г., во время болезни, «с жадностию и со вниманием» ( « ( И з автобиографических записок)» — Акад. Т . 12. С . 3 0 5 ) . Основная мысль фрагмента Батюшкова — о причастности ценителей «гения» к творчеству в собственном смысле — развивается Пушкиным в ст. 2 0 — 2 7 ; она сохранилась и при переработке стихотворения.

3)

Ну вот совершенно не возникает ощущения, что смиренный грешник раб божий Пушкин, приуготовившись длительным постом и молитвою,  анализирует богоугодные творения доброго христианина Жуковского.

"Гордый гений", "мятежное упоение", "быстрый холод вдохновенья", "сладострастье высоких мыслей".  


II

1)

К ПОРТРЕТУ ЖУКОВСКОГО


Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

с. 27

2)

Примечания.

Стихотворение пользовалось репутацией образцового; в 1822 г. оно было процитировано П . А . Плетневым в заметке о сочинениях Жуковского и Батюшкова, включенной в «Опыт краткой истории русской литературы» Н . И . Греча как лучшая характеристика поэзии Жуковского (ср. также: Плетнев П. А. Соч. и переписка. СПб . , 1885 . Т . 1. С. 2 7 ). Н. Ф . Кошанский в «Общей реторике» (см. выше) приводил его в качестве примера плавности слога; во втором издании книги ( 1 8 3 0 ) он дал к нему развернутые пояснения: «3 стих живое чувство пылкой юности; 4 стих трогателен, как поэзия Жуковского; а 5 так пленителен своею плавностию и так явно освещен прелестью идей и правдой, что нельзя не назвать его стихом гения» ( С . 9 7 — 9 8 ; Ср.: Якубович Д. П. Пушкин в «Реторике» Кошанского. С. 4 2 0 — 4 2 1 ) .


III

1)

(НА КАРАМЗИНА)


В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

с. 28

2)

Примечания.

Первое известное упоминание об эпиграммах Пушкина на Карамзина содержится в письме А . И. Тургенева к П . А . Вяземскому от 2 8 апреля 1825 г. Тургенев негодовал, как мог Пушкин поднять руку на «отца-Карамзина», но уже 4 мая 1825 г., смягчившись, сообщал Вяземскому, что стихи против Карамзина были написаны Пушкиным «за пять или шесть лет пред сим, если не прежде» ( О А . Т . 3. С. 117, 121). Вскоре после смерти Карамзина, 12 июня 1 8 2 6 г., Вяземский напоминал Пушкину об этих эпиграммах: «Хотя ты и шалун и грешил иногда эпиграммами против Карамзина, чтобы сорвать улыбку с некоторых сорванцов и подлецов...». Оскорбленный этим упреком, Пушкин отвечал 10 июля 1 8 2 6 г.: «Во-первых, что ты называешь моими эпиграммами противу Карамзина? довольно и одной, написанной мною в такое время, когда К(арамзин) меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие, и сердечную к нему приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно вспомнить. Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь? Во-вторых, кого ты называешь сорванцами и подлецами?» (Акад. Т . 13. С . 2 8 4 , 2 8 5 — 2 8 6 ) .

Из эпиграмм на Карамзина, которые Пушкин мог называть «глупыми и бешеными», известна одна, также распространявшаяся под именем Пушкина:

Решившись хамом стать пред самовластья урной,

Он нам решился доказать,

Что можно думать очень дурно

И очень хорошо писать.

Н . В. Гербель, не называя источника своих сведений, определенно утверждал, что Пушкину она не принадлежит (Герб. С. X I — X I I ) . Под заглавием «К портрету N. N . » и с измененными первыми строками («Благих законов враг, добра противник бурный, Умел он ясно доказать...») она была напечатана в журнале «Благонамеренный» (1823. Ч. 22, № 9. С. 215) и вошла в «Опыт русской анфологии» М. А. Яковлева ( С П б . , 1 8 2 8 ) ; ни издатель «Благонамеренного» А . Е . Измайлов, ни М. А. Яковлев, конечно, не предполагали возможности отнесения ее к Карамзину. Подпись «В.» под ней в публикации «Благонамеренного» иногда расшифровывалась как «В. Туманский», на что нет достаточных оснований (см. этот текст в изд.: Туманский В. И. Стихотворения и письма. С П б . , 1912. С . 341). Эпиграмма отражает фразеологию тургеневского кружка («хамы» в кружковом обозначении — крепостники, ретрограды) и близка к письму Н . И . Тургенева к С. И. Тургеневу от 14 ноября 1817 г., где идет речь об арзамасцах: «Другие члены наши лучше нас пишут, но не лучше думают, т. е. думают более всего о литературе» (Декабрист Тургенев. С. 2 3 8 — 2 3 9 ) . Это позволило высказать осторожное предположение о принадлежности эпиграммы самому Н. И . Тургеневу ( Л у з я н и н а Л. Н. Эпиграмма на Карамзина // Литературное наследие декабристов. Л . , 1 9 7 5 . С . 2 6 0 — 2 6 5 ) .

Гербель и Огарев рядом с эпиграммой « В его „Истории" изящность, простота...» публиковали ее другую редакцию: «На плаху истину влача...» (так у Гербеля). Этот второй текст был распространен шире (см. выше перечень его источников и раздел «Другие редакции и варианты» — наст, т., с. 150), но в русские издания не включался. П . А . Ефремов привел его в примечаниях к своему изданию 1 9 0 3 — 0 5 гг. (Ефр. 1903 — 05. Т. 8. С . 122 — 123 ) без точного отнесения к Пушкину; в другом месте (Ефр. 1 8 8 2. Т. 1. С. 498 ) он называл его «писарской переделкой» эпиграммы « В его „Истории" изящность, простота...». Томашевский считал, что второй текст Пушкину не принадлежит (Томашевский Б. В. Эпиграммы Пушкина на Карамзина // ПИМ. Т. 1. С. 213 ). Спр. том Акад. ( С. 16) приводит оба текста, отмечая, однако, что принадлежность Пушкину эпиграммы «На плаху истину влача...» «более сомнительна».

О б эпиграмме, упомянутой Пушкиным в письме к Вяземскому от 10 июля 1 8 2 6 г. как о своей, Пушкин завуалированно сказал в записках о Карамзине: «Мне приписали одну из лучших русских эпиграмм; это не лучшая черта моей жизни» (Акад. Т . 12. С. 3 0 6 ) . Строки в записках являются прямой репликой на эпистолярный спор с Вяземским (см.: Томашевский Б. В. Эпиграммы Пушкина на Карамзина. С. 210; об этих фрагментах — «листах о Карамзине» — Пушкин упоминает и в письме к Вяземскому от 9 ноября 1 8 2 6 г., что исключает возможность их датирования как 1 8 2 1 — 1 8 2 5 гг. (гипотеза И . Л . Фейнберга), так и временем не ранее сентября 1 8 2 4 г. и не позднее середины июля 1 8 2 6 г. (гипотеза Я . Л . Левкович) — подробный разбор этого вопроса см.: Вацуро В. 3 . К истории эпиграмм Пушкина на Карамзина // Н Л О . 1 9 9 7 . № 27. С. 1 2 2 — 1 2 5 ; то же: Вацуро В. 3 . Пушкинская пора. С П б . , 2 0 0 0 . С. 9 9 — 1 0 2 ) . Опубликованная Гербелем, эпиграмма вызвала сомнение Вяземского; на полях публикации он пометил: « Я убежден, что стихи не Пушкина» ( С и Н . Т . 8. С. 3 7 ) . Комментируя это замечание, Б. В. Томашевский квалифицировал его как догадку при отсутствии «положительных данных» и противопоставил ей свидетельство М. П . Погодина, включившего эпиграммы «Послушайте, я сказку вам скажу...» (так у Погодина) и « В его „Истории" изящность, простота...» в свою книгу «Николай Михайлович Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников : Материалы для биографии» как несомненно пушкинские. Погодин близко общался с Пушкиным начиная с 1 8 2 6 г., разговаривал с ним об «Истории» Карамзина и мог получить сведения об эпиграммах от него самого (Томашевский Б. В. Эпиграммы Пушкина на Карамзина. С. 2 1 5 ) . Более того, при составлении своего труда Погодин широко пользовался сведениями, идущими из семьи Карамзина, а также отдавал рукопись на прочтение Вяземскому, К. С. Сербиновичу, М . А . Дмитриеву и др.

Против слов Погодина о «глубочайшем почтении», которое Пушкин сохранял к Карамзину, Вяземский сделал на рукописи погодинской книги помету, по существу дезавуирующую его замечания в Герб.: «Эпиграммы его на Карамзина (например, про Илью Муромца), напечатанные теперь в заграничных изданиях, написаны им под влиянием именно тех либералистов, о которых упоминает Карамзин. И Пушкину, вероятно, приходилось после повторять с раскаянием и добросовестностью: не помяну грех юности моей, — а их-то эти господа с особенным наслаждением именно и поминают» ( Р Г Б , ф. 2 3 1 / 1 , карт. 16, № 13, л. 15; Вацуро В. 3 . К истории эпиграмм Пушкина на Карамзина С. 122; то же: Вацуро В. 3 . Пушкинская пора. С . 9 7 — 9 8 ) .

Вяземский, таким образом, в середине 1 8 6 0 - х гг. признавал авторство Пушкина в отношении эпиграммы «Послушайте, я сказку вам начну...» и по крайней мере еще одной из опубликованных в заграничных изданиях. Судя по тому, что Погодин ввел в свою книгу текст « В его „Истории" изящность, простота...», это и была эпиграмма, санкционированная его консультантами, а заметка Вяземского «Я убежден, что стихи не Пушкина», видимо, относилась не к ней, а к ее варианту — « Н а плаху истину влача...».

Эпиграмма отражает впечатления от чтения шестого тома «Истории государства Российского», где идет речь о становлении российского самодержавия в царствование Ивана III. Карамзин включал Ивана III в число создателей новой государственности, «которая возникала в целой Европе на развалинах системы феодальной, или поместной». «Иоанн III принадлежит к числу весьма немногих государей, избираемых Провидением решить надолго судьбу народов: он есть герой не только Российской, но и всемирной истории» (Карамзин H. М. История государства Российского. С П б . , 1817. Т . 6. С. 321). Этот том вызвал острый интерес и двойственное отношение в либеральных кругах: так, С. И . Тургенев, отмечая «прекрасный рассказ», далее записывал в дневнике (запись затем зачеркнута): «Но в борьбе самодержавия со свободою где люди, примеру коих мы должны следовать? Я могу верить, что Риму, в тогдашнем его положении, нужен был король Ю . Кесарь; однако могу восхищаться Брутом» (запись от 1 8 / 3 0 июля 1818 г.; цит. по: Ланда С. С. Дух революционных преобразований... : И з истории формирования идеологии и политической организации декабристов : 1 8 1 6 — 1 8 2 5 . М., 1975. С. 6 2 ) . Н. И. Тургенев записывал в дневнике 15 апреля 1818 г.: «Я вижу в царствовании Иоанна счастливую эпоху для независимости и внешнего величия России, благодетельную даже для России, по причине уничтожения уделов; с благоговением благодарю его как государя, но не люблю его как человека, не люблю как русского, так, как я люблю Мономаха. Россия достала свою независимость, но сыны ее утратили личную свободу надолго, надолго, может быть, навсегда. История ее с сего времени приобретает вид строгих анналов самодержавного правительства; мы видим Россию важною, великою в отношении к Германии, Франции и другим иностранным государствам. История россиян для нас исчезает.

Прежде мы ее имели, хотя и несчастную, теперь не имеем: вольность народа послужила основанием, на котором самодержавие воздвигло Колосс Российский» ( А б Т . Вып. 5: Дневники и письма Н . И . Тургенева за 1 8 1 6 — 1 8 2 4 годы ( Т . 3 ) . С. 123). В этой записи есть текстуальная перекличка с заключительными главами шестого тома, где сказано, в частности: «Иоанн как человек не имел любезных свойств ни Мономаха, ни Донского, но стоит как государь на вышней степени величия» (Карамзин H. М. История государства Российского. Т . 6. С. 3 3 0 ) . Именно эти страницы «Истории» оказываются в поле зрения Пушкина в его воспоминаниях о Карамзине: «Некоторые остряки за ужином переложили первые главы Тита Ливия слогом Карамзина. Римляне времен Тарквиния, не понимающие спасительной пользы самодержавия, и Брут, осуждающий на смерть своих сынов, ибо редко основатели республик славятся нежною чувствительностию, конечно, были очень смешны» (Акад. Т . 12. С. 3 0 6 ; далее идет цитированное выше упоминание Пушкина о якобы приписанной ему «одной из лучших русских эпиграмм»). Фраза из «Истории», пародированная «остряками» (весьма вероятно участие в пародии самого Пушкина), находится в непосредственной близости к фрагменту, с которым перекликается дневниковая запись Н . И . Тургенева:

«Редко основатели монархий славятся нежною чувствительностию, и твердость, необходимая для великих дел государственных, граничит с суровостию» (Карамзин H. М. История государства Российского. Т . 6. С. 3 2 9 ) . На той же странице упоминается о «торговой казни», т. е. наказании кнутом. «Уже заметив строгость Иоаннову в наказаниях, прибавим, что самые знатные чиновники, светские и духовные, лишаемые сана за преступления, не освобождались от ужасной торговой казни: так (в 1491 году) всенародно секли кнутом Ухтомского князя, дворянина Хомутова и бывшего архимандрита Чудовского за подложную грамоту, сочиненную ими на землю умершего брата Иоаннова» (Карамзин H. М. История государства Российского. Т . 6. С. 329 — 330 ) . В цитированной записи от 15 апреля 1818 г. Н. И . Тургенев обратил внимание и на это место «Истории»: «До ужасов-то я еще не дочитал, а только инде кнут да названия: Федька и т. п.» ( А б Т . Вып. 5. С 123). В этом, и в других случаях Карамзин рассматривает «торговую казнь» кнутом как варварский (с современной ему точки зрения), но санкционированный «нравами» и уголовными нормами средневековья способ наказания за тяжкие преступления — «душегубство, зажигательство, разбой, татьбу» (Карамзин H. М. История государства Российского. Т . 6. С. 2 2 9 — 2 3 0 , 3 2 7 , 3 3 5 — 3 3 6 ) ; самое появление уголовного законодательства при Иване III является для Карамзина свидетельством исторического прогресса. Заключительные строки эпиграммы Пушкина («прелести кнута») пародируют именно эти страницы; в другой редакции («необходимость палача») обнаруживается еще более тесная с ними связь.

Сопоставление текста эпиграммы с дневниковыми записями Тургенева позволяет уточнить: она возникла (как и пародия в мемуарном отрывке) не в общении с П . А . Катениным и «Зеленой лампой» (эту точку зрения см. в кн.: Вацуро В. 3 . , Гиллелъсон М. И. Сквозь «умственные плотины». 2-е изд., доп. М., 1 9 8 6 . С. 4 1 — 4 4 ) , а в тургеневском кружке, приблизительно тогда, когда шло обсуждение шестого тома, весной—летом 1818 г. Косвенным аргументом в пользу гипотезы о связи эпиграммы с тургеневским кружком может служить резкая смена отношения к эпиграмме А . И . Тургенева: негодование его остыло, когда он узнал о времени и, может быть, обстоятельствах ее создания (ср. также сохранившуюся в архиве Тургеневых копию эпиграммы).

3)

Сурово по отношению к Карамзину (хотя и  справедливо). Но ведь, с точки зрения божественной политологии, не вполне корректно. Если уж всякая власть (кроме Советской, разумеется) от Бога, то царская власть - от Бога вдвойне. Какой тут может быть "кнут", и какое тут может быть "самовластье"? Всё для блага подданных, всё для спасения их душ.


IV

1)

СКАЗКИ

(NOËL)


             Ура! в Россию скачет

             Кочующий деспот.

              Спаситель горько плачет,

              А с ним и весь народ.

Мария в хлопотах Спасителя стращает:

        «Не плачь, дитя, не плачь, сударь:

        Вот бука, бука — русский царь!»

              Царь входит и вещает:


            «Узнай, народ российский,

            10 Что знает целый мир:

            И прусский и австрийский

            Я сшил себе мундир,

О, радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;

        Меня газетчик прославлял;

        Я ел, и пил, и обещал

              И делом не замучен.


              Узнай еще в прибавку,

             Что сделаю потом:

             Лаврову дам отставку,

            20  А Соца — в желтый дом;

Закон постановлю на место вам Горголи

        И людям все права людей,

        По царской милости моей,

            Отдам из доброй воли».


            От радости в постеле

            Запрыгало дитя:

           «Неужто в самом деле?

            Неужто не шутя?»

А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;

       30 Пора уснуть уж наконец,

       Послушавши, как царь-отец

             Рассказывает сказки!»

с. 32

2)

Примечания.

Датируется предположительно 2 0 — 2 4 декабря 1818 г. по содержанию.

Традиционно стихотворение связывалось с речью Александра I при открытии первого сейма Царства Польского 15 / 27 марта 1818 г. и датировалось мартом—апрелем 1818 г. Однако стихотворение в жанре «ноэля», рождественской сатирической песенки, по всей вероятности, должно было быть написано в канун Рождества, т. е. около 2 5 декабря (о жанре «ноэля» см. примеч. к стихотворению «(Ноэль на лейб-гвардии гусарский полк)» — наст, изд., т. 1, с. 7 7 7 — 7 7 9 ) . Ю . Г. Оксман связал «Сказки» с возвращением Александра I с Ахенского конгресса в декабре 1818 г. и датировал их началом 2 0 - х чисел декабря 1818 г. (см.: Л Н . М., 1954. Т . 59. С . 6 9 , 8 0 ) . Эта датировка, впервые закрепленная в 1 9 4 9 г. в Акад. ( Т . 2. С. 1041), принята и в настоящем издании.

Начиная с Венг. стихотворение печаталось по Герб. В Акад. источником текста была выбрана авторизованная копия Г. Это решение вызвало резкую критику Ю . Г. Оксмана, считавшего копию Г дефектной («одним из списков, написанных писарской небрежной рукой»), авторизация которой свелась лишь к собственноручной подписи Пушкина, верифицирующей не сам текст, а только его авторство. Грубой ошибкой копии Оксману представлялись стихи: «От радости в постеле Расплакался дитя» (на том основании, что, во-первых, как считал ученый, радость не может выражаться слезами, во-вторых, стих «Расплакался дитя» вступает в логическое противоречие со ст. 3, где дитя уже плачет). См. доклад Оксмана «Политическая поэзия Пушкина 1 8 1 7 — 1 8 2 0 гг.» (Всесоюзная Пушкинская конференция, 7-я. Стеногр. отчет: 2-е заседание. 5 июня 1955 г. С. И — 1 3 (Машинопись; И Р Л И . Пушк. кабинет); ср. в письме Оксмана к К. И. Чуковскому от 2 3 мая 1955 г. — Ю . Г. Оксман—К. И . Чуковский. Переписка. 1 9 4 9 — 1 9 6 9 / И з д . подгот. А . Л . Гришунин. М . , 2 0 0 1 . С. 7 5 ) . Четыре года спустя на 11-й Всесоюзной Пушкинской конференции ( 1 9 5 9 ) вновь звучала критика текстологического решения М . А . Цявловского. Н . В. Измайлов в докладе «Итоги изучения рукописного наследия Пушкина» привел ноэль «Сказки» как «образец некритического отношения к авторизованному тексту» (Всесоюзная Пушкинская конференция, 11-я. Стеногр. отчет: 1-е заседание. 3 июня 1 9 5 9 г. С. 6 1 — 6 2 (Машинопись; И Р Л И . Пушк. кабинет)); Ю . Г. Оксман в докладе « О некоторых текстологических и композиционных особенностях академических изданий Пушкина» повторил свои прежние замечания (Там же. 2-е заседание. 4 июня 1 9 5 9 г. С. 5 ) , а Т . Г. Цявловская признала их справедливыми (Там же. С. 6 3 ) . Еще ранее, видимо под воздействием критики Оксмана, в Справочном томе Акад. текст последней строфы стихотворения был «уточнен» Т . Г. Цявловской и С. М. Бонди «согласно чтению большинства списков»:

              От радости в постеле

              Запрыгало дитя:

             «Неуж то в самом деле?

              Неуж то не шутя?»

А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;

        Пора уснуть уж наконец,

       Послушавши, как царь-отец

              Рассказывает сказки!»

(Акад. Спр. том. С. 17).

Этот «уточненный» текст представляет собой текст Герб, с изменением (без объяснения и более конкретных указаний) ст. 30 («Пора уснуть уж наконец» вместо: «Пора уснуть бы наконец»). Тот же текст Герб, с заменой ст. 16, 22 , 26 и 30 в соответствии с чтением списков напечатан Б. В. Томашевским в Акад. в 10 т. ( 2 ) ( Т . 1. С. 3 4 2 — 3 4 3 ) .

Большая часть известных на сегодняшний день списков стихотворения поздние, и почти все дают в той или иной мере испорченный текст (в частности, очень часто нарушена строфика, судя по всему, плохо знакомая переписчикам середины X I X в., воспринимавшим ноэль как архаический, вышедший из литературного обихода жанр: отсутствует строфическое деление, шестистопный стих в строфе ноэля разбивается на два трехстопных или произвольно укорачивается и искажается — особенно часто в известных копиях подобные искажения встречаются в ст. 13). Вероятно, долгое время стихотворение, хорошо запоминавшееся как рождественская песенка, распространялось в устной передаче, а записывать его из соображений осторожности избегали. Тем не менее анализ разночтений списков позволяет не согласиться с мнением Оксмана: подавляющее большинство копий ноэля в ст. 26 соответствует тексту Г (с небольшой вариацией: «Расплакался дитя» или «Расплакалось дитя»). Признавая некоторую «нелогичность» такого чтения (дитя уже плачет с самого начала ноэля), нельзя категорично отрицать его авторское происхождение. Не исключено, что мы имеем здесь дело с какой-то первоначальной редакцией стиха, впоследствии, возможно исправленной (ср. разночтения этого стиха в двух наиболее ранних копиях, вышедших из ближайшего пушкинского окружения, — Г и Корф; не исключено даже, что «исправление» его принадлежит не Пушкину, а сделано исходя из «логики текста» самими переписчиками). Что касается копии Г, то, написанная, вопреки утверждению Ю . Г. Оксмана, рукой Горчакова, она — самая ранняя из известных и несомненно достаточно авторитетная. Вместе с тем (и здесь Ю . Г. Оксман совершенно прав) ее текст не является в собственном смысле слова авторизованным: Пушкин, судя по пропущенной ошибке в ст. 21, его внимательно не читал. Решение Акад. в выборе источника текста, таким образом, по существу нельзя считать ошибочным, однако оно может быть оспорено.

Обилие разночтений в списках показывает «нестабильность» бытовавшего текста.

В данной ситуации, какую бы из копий мы ни приняли за источник, подлинный пушкинский текст останется для нас недоступен. Наиболее корректным решением представляется поиск некоего «усредненного» текста, не содержащего прямых ошибок и окказиональных (не поддерживаемых другими списками) разночтений. Ближе всего к такому тексту оказывается Герб. В настоящем издании стихотворение печатается по Герб, с исправлением ст. 16 и 30, чтение которых в Герб, не находит соответствия больше ни в одной копии. Ст. 16 везде, кроме Герб., читается одинаково ( « И делом не замучен»); ст. 30, имеющий в некоторых списках разночтения, исправляется в соответствии с чтением подавляющего большинства списков и публикаций ( БАН1 , Ромм, Пут, Лон—Полт, Ал, Якуш, Даш, Збк, Птл, Е , Кав, П З , Герб1). Вопрос о чтении ст. 2 6 остается открытым.

Стихи явились откликом на возвращение Александра I из длительного заграничного вояжа; император прибыл в Царское Село 2 2 декабря 1818 г. В соответствии с требованиями жанра ноэль содержит сатирическое обозрение политических событий истекшего года, связанных главным образом с заграничными поездками Александра I.

18 января 1818 г. Александр I выехал из Петербурга. 1 / 1 3 марта он прибыл в столицу Польши. 15 / 27 марта в Варшаве состоялось открытие Польского сейма — первое заседание конституционного правительства Польши. Александр I выступил с торжественной речью, в которой было высказано намерение ввести конституцию во всей Российской империи. Речь Александра привлекла к себе внимание самых разных общественных кругов России и Запада. Произнесенная по-французски, она была переведена на польский и русский языки (в русском переводе ближайшее участие принял находившийся в Варшаве П. А. Вяземский) и опубликована в официальной газете Министерства внутренних дел «Северная почта» (1818. № 2 6 . 3 0 марта) и «Духе журналов» (1818. Ч. 2 6 . С. 4 2 3 — 4 3 0 ) . «Представители Царства Польского! — говорил в своей речи Александр. — Надежды ваши и мои желания совершаются. Народ, который вы представлять призваны, наслаждается наконец собственным бытием, обеспеченным созревшими уже и временем освященными установлениями. ( . . . ) Образование, существовавшее в вашем краю, дозволяло мне ввести немедленно то, которое я вам даровал, руководствуясь правилами законно-свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние надеюсь я, при помощи Божией, распространить и на все страны, Провидением попечению моему вверенные. — Таким образом вы мне подали средство явить моему отечеству то, что я уже с давних лет ему приуготовляю и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости» (см. также: О А . Т . 1. С . 4 7 3 ; Майков П. М. Царство Польское после Венского конгресса // P C . 1903. № 3. С . 4 2 2 — 4 2 3 ) . Вторую речь Александра I, произнесенную при закрытии сейма, 1 5 / 2 7 апреля, см.: Северная почта. 1818. № 35. 1 мая; О А . Т . 1. С. 4 7 7 — 4 7 9. В июне Александр I возвратился в Петербург и спустя два месяца вновь покинул столицу: 18 августа 1818 г. он отправился в Ахен на первый конгресс Священного Союза, который происходил 3 0 сентября—22 ноября 1818 г. 15 ноября государствами, участниками конгресса, был подписан протокол, утверждавший направление будущей политики в духе поддержания порядка в Европе в соответствии с принципами Священного Союза.

Крайняя заинтересованность русского общества политической и дипломатической деятельностью Александра I отразилась в переписке, дневниковых записях и мемуарах современников. Диаметрально противоположные оценки варшавской речи Александра I звучали вместе с выражением недоверия и сомнений в реальности обещаний императора. «Вы, вероятно, уже прочли речь, произнесенную в Варшаве, — писал H . М . Лонгинов, секретарь императрицы Елизаветы Алексеевны, С. Р . Воронцову. — Не разбирая ее, скажу только, что она произвела в обществе сильное впечатление. Нет ничего опаснее неопределенных слов, которые каждый истолковывает по-своему. Со временем эта тревога и опасения одних с надеждами и преувеличенными мечтаниями других могут иметь гибельные последствия» ( Р А . 1912. Кн. 2, № 7. С . 3 5 5 ) . Флигель-адъютант военный историк А . И . Михайловский-Данилевский ( 1 7 9 0 — 1 8 4 8 ) отметил в своем дневнике: «Русских, находившихся в Варшаве, всего более занимала речь, произнесенная императором при открытии народного собрания, в которой сказано было, что государь намерен был и в России ввести политическую свободу. Без сомнения, весьма любопытно было слышать подобные слова из уст самодержца, но надобно будет видеть, думал я, приведутся ли предположения сии в действие» (цит. по: Шилъдер Н. К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. С П б . , 1 8 9 8 . Т . 4. С. 9 2 ) . Характерна двойственная оценка речи Александра I Вяземским, писавшим Н. И . Тургеневу из Варшавы 3 июня 1818 г.:

« Я стоял в двух шагах от него, когда он произносил ее, и слезы были у меня на глазах от радости и от досады: зачем говорить полякам о русских надеждах! Дети ли мы, с которыми говорить о деле нельзя? ( ...) Как бы то ни было, государь был велик в эту минуту: душою или умом, но был велик. Пустословия здесь искать нельзя: он говорил от души или с умыслом дурачил свет» ( О А . Т . 1. С. 105; о позиции Вяземского см. также: Аанда С. С. Дух революционных преобразований... : И з истории формирования идеологии и политической организации декабристов: 1 8 1 6 — 1 8 2 5 . М., 1975. С . 2 2 2 , 315). «Варшавские речи сильно отозвались в молодых сердцах, — с иронией замечал H . М . Карамзин в письме к И. И. Дмитриеву 2 9 апреля 1818 г., — спят и видят конституцию; судят, рядят; начинают и писать ( . . . ) ; иное уже вышло, другое готовится. И смешно и жалко! Но будет, чему быть. Знаю, что государь ревностно желает добра; все зависит от Провидения — и слава Богу!» (Письма H . М . Карамзина к И . И . Дмитриеву. С П б . , 1 8 6 6 . С . 2 3 6 — 2 3 7 ).

Отношение Пушкина к злободневным политическим событиям формировалось, видимо, главным образом в его общении с братьями Тургеневыми. Можно предположить, что ноэль, так же как и «Вольность», был написан по следам политических споров, обмена мнениями по острым современным политическим проблемам.

Н. И. Тургенев принял варшавскую речь Александра I с удовлетворением: «Вчера получили здесь речь, произнесенную государем в Варшаве при открытии заседания представителей народных. В ней много прекрасного и такого, чего мы не ожидали и что должно нравиться людям здравомыслящим» ( А б Т . Вып. 5: Дневники и письма Н . И . Тургенева за 1 8 1 6 — 1 8 2 4 годы. ( Т . 3). С. 121; см. также письмо Н . И . Тургенева к брату С . И . Тургеневу от 2 апреля 1818 г. — Декабрист Тургенев. С. 2 5 5 ).

При этом Н. И . Тургенев не разделял пылкого энтузиазма, свойственного, например, М . Ф . Орлову (см. письмо Орлова к Вяземскому от 4 мая 1818 г. — Л Н . М., 1954. Т 5 9 . С . 5 6 5 ) , оставляя место сомнению: «Английские клубисты толкуют речь по-своему. „Доберутся до нас", говорят они, а я им отвечаю: „К несчастию, вряд ли доберутся"» (Декабрист Тургенев. С. 2 5 5 ) . Резко отрицательной была реакция на речь Александра I Сергея Тургенева: «Не прельщайтесь блестящим, но обманчивым красноречием», — писал он братьям из Мобежа (см. подробнее: Ланда С. С. Дух революционных преобразований... С. 2 0 2 — 2 0 3 ; Пугачев В. В. Сергей Иванович Тургенев // Учен. зап. Горьк. гос. ун-та. 1 9 6 3 . Сер. ист.-филол. Вып. 5 8. С. 2 9 6 ).

Мнение младшего брата Сергея непременно должно было фигурировать в беседах на политические темы, которые вели А. И. и Н. И. Тургеневы с Пушкиным. Через полгода после выступления в Варшаве Александр I в Ахене в беседе с маршалом Мезоном (см.: Северная почта. 1818. № 8 6 . 2 6 окт.) вновь заявил о своем намерении дать народам России конституционные права. «...Читал я в гамб(ургских) газет( а ) х , — записал в дневнике 2 5 октября 1818 г. Н . И . Тургенев, — что государь наш сказал генералу Мезону: „Наконец, все народы должны освободиться от самовластия. Вы видите, что я делаю в Польше и что хочу сделать и в других моих владениях". Спасибо государю, естьли справедливо, что он это говорил. Спасибо, спасибо, естьли он точно имеет сии намерения. ( . . . ) Отчего я как будто веселее? — От слов, кот(орые) говорят, что говорил государь в Ахене. — Так самый слабый луч даже неверной надежды питает нас!» ( А б Т . Вып. 5. С . 1 5 9 — 1 6 0 ; см. также письмо А . И . Тургенева к П . А . Вяземскому от 3 0 октября 1818 г. — О А . Т . 1. С. 137). На фоне таких высказываний резкость сатиры Пушкина выступает особенно отчетливо.

Распространявшийся в списках пушкинский ноэль очень скоро стал широко известен; особую популярность он приобрел в среде свободомыслящей молодежи, входившей в тайные общества или примыкавшей к ним. По свидетельству декабриста И . Д. Якушкина, ноэль «распевался чуть не на улице» (см. письмо И . Д. Якушкина к А. И . Герцену 1855 г. — Былое. 1 9 0 6 . № 4. С . 189; также: А Н 1 9 0 0 — 2 9 . Т . 2. Примеч. С. 7 ) . Пушкин, возможно, даже не подозревал о такой известности своих стихов: поэт был удивлен, когда встретившийся с ним в Каменке в ноябре 1820 г. Якушкин прочитал ноэль наизусть ( П. в восп. совр. 1974 . Т . 1. С . 365 ) . Мнение политических реакционеров выражено в дневнике В. Н . Каразина (запись от 18 ноября 1819 г.): «Какой-то мальчишка Пушкин, питомец лицейский, в благодарность написал презельную оду, где досталось фамилии Романовых вообще, а государь Александр назван кочующим деспотом... К чему мы идем?..» (цит. по: Базанов В. Г. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949 . С . 174 ) . Отзыв Каразина не до конца ясен. Поскольку в известном тексте ноэля отсутствуют строки, которые относятся к «фамилии Романовых вообще», можно было бы думать, что Каразин располагал либо не дошедшей до нас расширенной редакцией ноэля, либо еще одним ноэлем (Каразин объединил его с первым), который тоже до нас не дошел. Ср. в сатире А . Г. Родзянки «Два века» ( 1 8 2 2 ) : « И все его права: иль два иль три ноэля, Гимн Занду на устах, в руках — портрет Лувеля» (Поэты 1820 — 183 0 - х годов. Л . , 1972. Т . 1. С. 1 6 4 (Б-ка поэта. Большая сер.)); также в десятой главе «Евгения Онегина»: «Читал свои ноэли Пушкин». Возможно, в отзыве Каразина отразилось читательское восприятие стихотворения, зафиксированное, в частности, списком из Тетр. Корфа (Корф); здесь стихотворение, озаглавленное «На рождение порфироносного отрока», связано с рождением 17 апреля 1818 г. наследника Александра Николаевича (ср. чтение ст. 5 в этом списке: «Мария в хлопотах наследника стращает», где под «Марией» понимается вдовствующая императрица Мария Федоровна).

Ст. 1 — 2. Ура! в Россию скачет Кочующий деспот. — Как следует из «Журнала камер-фурьерской должности по половине императора Александра I», император в 1813 г. не был в Петербурге ни одного дня, в 1814 г. присутствовал в столице один месяц и 18 дней, в 1815 — 1 месяц, в 1816 — 10 месяцев, в 1817 — 7 месяцев и 25 дней; в январе 1818 г. Александр I выехал из Петербурга в Москву, посетил Варшаву, Калиш, Кишинев, Тирасполь, Одессу, Вознесенск, Николаев, Херсон, Перекоп, Симферополь, Керчь, Феодосию, Алушту, Севастополь, Мариуполь, Таганрог, Ростов-на-Дону, Нахичевань, Новочеркасск. В июне 1818 г. прибыл в Петербург. Через два месяца вновь покинул столицу, отправляясь в заграничный вояж: Дерпт, Рига, Митава, Мемель, Берлин, Лейпциг, Ахен, Париж, Брюссель, Франкфурт, Карлсруэ, Штутгарт, Вена, Ольмюц, Тешен, Минск. 2 2 декабря 1818 г. Александр I вернулся в Царское Село (см.: Вел. кн. Николай Михайлович. Император Александр I : Опыт исторического исследования. Пг., 1914. С. 7 3 5 — 7 3 7 ) .

Длительное отсутствие в России императора, управлявшего страной, по выражению П . А . Вяземского, «с почтовой коляски» (см. письмо к А . И . Тургеневу от 2 0 января 1 8 2 0 г. — О А . Т . 2. С. 1 4 3 ) , вызывало недовольство в самых различных слоях русского общества. См., например, в записках декабриста А . В. Поджио: «...эти царские скачки, отсутствия пагубно влияли на государственную жизнь русскую ( . . . ). Предоставив как будто законченные судьбы России двум-трем лицам, он презрительно отвернулся от нее и занялся Европой, которая казалась ему достойной его высокого внимания» ( П о д ж и о А. В. Записки, письма. Иркутск, 1 9 8 9 . С. 1 3 0 ) . См. также в его показаниях: «Не мы одни говорили о долговременном отсутствии покойного государя; было весьма много и истинно благомыслящих людей, кои вздыхали по долгому пребыванию его в Троппау и Лайбахе; и как усматривали с горестью, что внешние дела политические, вовсе до России не касавшиеся, отклоняли государя от внутреннего управления России и что все дела, а в особенности гражданские, производились с величайшей медленностью; усматривали также не мы одни, сколько сия политика обременяла Россию налогами; ибо для поддержания сей политики покойный государь объявил на конгрессе, что многочисленность его войска не имеет другой цели, как предохранение прочих государств от возмущений внутренних» (Восстание декабристов. М., 1 9 5 4 . Т . 11. С. 3 9 ) . Отрицательная роль частых поездок Александра I за границу была очевидна декабристам; в конституции Никиты Муравьева государю было отказано в праве покидать территорию своего государства (см.: Дружинин H. М. Декабрист Никита Муравьев. М., 1933. С. 3 3 8 ) . В 1821 г. Александру I был доставлен донос (на французском языке), где сообщалось, что «в Петербурге вообще много говорят о конституции и что особенно это замечено среди русских купцов Гостиного двора. Они собираются группами человек до восьми, с газетами в руках и рассуждают о необходимости конституции. Они говорят, что если в стране есть конституция, то государь не может постоянно покидать свое государство, так как для этого нужно дозволение нации. ( . . . ) Постыдно, что он лично едет туда, куда другие государи отправляют только посланников. ( . . . ) Если ему не нравится Россия, зачем он не поищет себе короны где-либо в другом месте. ( . . . ) На что нужен государь, который совершенно не любит своего народа, который только путешествует и на это тратит огромные суммы» (см.: Общественные движения в России в первую половину X I X в. С П б . , 1 9 0 5 . Т . 1. С. 3 0 1 ) .


Ст. 9 —12. «Узнай, народ российский, Что знает целый мир: И прусский и австрийский Я сшил себе мундир. — Речь идет о преподнесении Александру I звания фельдмаршала австрийской и прусской армий. См. воспоминания А . И . Михайловского-Данилевского: «Сегодня (31 августа 1818 г.) мы встали в шестом часу утра и отправились в Мемель. Перед Палангеном государь надел прусский мундир и звезду Черного орла» ( P C . 1 8 9 7 . № 11. С. 3 3 4 ) . 19 октября «Северная почта» поместила следующую корреспонденцию из Ахена: « И з Ахена от 8 октября н. ст. В день тезоименитства императора Франца российский император, а также и король наш были в мундирах австрийских полков своих имен» (Северная почта. 1818. № 8 4 ) . П . О . Морозов и В. И . Семевский рассматривали эти стихи как намек на Священный Союз (см.: Венг. Т . 1. С . 4 6 6 , 4 6 8 ; Семевский В. И. Политические и общественные идеи декабристов. С П б . , 1 9 0 9 . С. 2 6 9 ) .

Ст. 13 и след. О, радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен... — Стихотворение было настолько популярно, что отдельные строки этой, по словам Соболевского, «ходившей тогда песни» (см.: Лет. Г Л М . Т . 1. С. 4 9 7 ) , использовались без кавычек и без указания на источник как общеизвестные. См. письмо П . Я . Чаадаева к брату М . Я . Чаадаеву от 14 января 1 8 2 0 г.: «...ты весел [и, как тот некто], здоров, тучен и делами не замучен» (Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. М . , 1991. Т . 2. С. 9 ) .

С т . 14. Меня газетчик прославлял... — В майском номере «Вестника Европы» за 1818 г. содержалась подборка публикаций западных газет, касающихся политики Александра I в Польше, и в частности его речи на открытии Польского сейма: « В одной Баварской газете (корреспондент немецкий) под статьею из Польши напечатано следующее: „Друг человечества с радостным чувством смотрит на Польшу, где народ деятельный, но утомленный, обремененный несчастиями, получил бытие свое и благотворную конституцию от великодушного гения, императора Александра. Народу сему открывается прекрасная будущность. Речь, Его императорским величеством произнесенная при открытии Сейма, есть достопамятнейшее явление на горизонте политическом"». Еще одна выписка взята из брюссельского журнала «Истинный либералист» ( « L e Vrai Liberal»): «Превосходная речь императора Александра, при открытии Польского сейма читанная, возбуждает движение гнева в ненавистниках просвещения и благородства душевного: они трепещут при одной мысли о том, что обладатель пятидесяти миллионов с высоты престола своего вещает о законносвободных мыслиях и уставах, как об основании главных законов государства». Под корреспонденцией из Кобленца в том же «Истинном либералисте» напечатано: « С чувством удивления мы читали и перечитывали речь великодушного императора Александра, произнесенную им по случаю открытия Польского сейма, уже переведенную на все языки и сделавшую во всей Европе сильное впечатление. Мы были уверены, и это не подвержено никакому сомнению, что августейший оратор вещал следующие слова по чувству собственного сердца ( . . . ) . Благоденство человеческих обществ зависит от тех драгоценных выгод, о которых упоминается в оной достопамятной речи...» (см.: Краткие выписки, известия и замечания // В Е . 1818. Ч. 9 9 , № 10. С. 1 6 6 — 1 6 7 ) .

С т . 15. Я ел, и пил, и обещал... — Речь идет о конституционных обещаниях Александра I.

С т . 1 9 . Лаврову дам отставку... — Иван Павлович Лавров ( 1 7 6 8 — 1 8 3 6 ) , директор исполнительного департамента Министерства полиции, имел репутацию грубого и жесткого чиновника: «Александр Дмитриевич Балашов, не знаю, каким образом, сделался доверенным лицом Александра. Он был обер-полицмейстером сперва в Москве, потом в Петербурге и назначен был министром полиции при учреждении этого министерства в 1 8 0 9 г., в подражание Наполеону. Он окружил себя людьми не великого достоинства. В числе их был Лавров, человек неглупый, в делах опытный, но грубый и суровый: он ввел сечение в число полицейских средств над людьми, изъятыми от телесного наказания» (Греч И. И. Записки о моей жизни. М . ; Л., 1930. С. 5 6 1 ) .

Ст. 20. А Соца — в желтый дом... — Василий Иванович Соц ( 1 7 8 8 — 1841) — один из секретарей в особом Цензурном комитете при Министерстве полиции, автор статей о театре в «Сыне отечества». Известен своей полемикой, которую вел в 1817 г. под псевдонимом «Ювенал Прямосудов» с M . Н . Загоскиным, публиковавшим свои статьи в журнале «Северный наблюдатель». По замечанию Б. В. Томашевского, не ясно, почему у Пушкина с именем Лаврова соединено имя Соца — «фигуры, более заметной в театральном, чем в цензурном мире» (Томашевский. Пушкин, I. С . 1 7 7 ) .

С т . 2 1 . Закон постановлю на место вам Горголи... — Иван Савич Горголи ( 1 7 6 7 — 1 8 6 2 ) — петербургский полицмейстер в 1 8 1 1 — 1 8 2 1 гг. Ср. отзыв о нем П. А . Вяземского: «Был у меня сегодня Горголи: борода его и вообще нижняя часть лица — Бенкендорфская: видно, тут и есть организм полицейский» ( В я з е м с к и й П. А. Записные книжки ( 1 8 1 3 — 1 8 4 8 ) . М., 1963. С. 1 7 4 ) . И . С. Горголи присутствовал при ссоре Пушкина с коллежским советником С. Т . Перевощиковым, которая произошла 2 0 декабря на представлении оперы «Швейцарское семейство» в Большом Каменном театре, и донес об этом начальнику Пушкина в Коллегии иностранных дел П. Я . Убри (см.: Былое. 1 9 0 6 . № И. С. 2 8 — 2 9 ) . Разговор Пушкина с Горголи в театре известен в передаче П . Л . Яковлева, брата лицейского товарища Пушкина M. Л. Яковлева (см.: PC. 1903. № 7. С. 214). По мнению Томашевского, «Пушкин назвал тех из мелких чиновников, причастных к полиции и цензуре, которые пришли ему на память по случайным обстоятельствам. Этим он показывал, что дальше мелочей у Александра дело не пойдет» (Томашевский. Пушкин, I. С. 177). Гротескный смысл этой строки (обещание поставить закон на место полицейского чиновника) раскрывается в контексте социально-философских споров о приоритете Закона (в категориальном, просветительском понимании) над индивидуальной волей властителя; эта проблематика отразилась в «Вольности» (см. примеч. к стихотворению «Вольность» — наст, т., с. 486—487).

С т . 2 2 — 24. И людям все права людей, По царской милости моей, Отдам из доброй воли». — Возможно, в этих стихах содержится иронический пересказ слов Александра I, обращенных к маршалу Мезону (см. выше, с. 539)

3)

Нанависть к либеральнейшему государю Александру I у Пушкина просто эталонная. Нам, пережившим Горбачёва, это чувство легко понять. Потому, вероятно, и на Николая I Пушкин поначалу "уповал". По принципу "ну не может же быть ещё хуже". 

А вот Святое семейство упомянуто тут явно всуе. Христос представлен наивным и доверчивым младенцем, а у Богородицы политический кругозор явно пошире. Пушкин тут бесцеремонно фамильярничат со священными персонами. Причём это - фамильярность постороннего, смело "впутывающего" Спасителя и Богородицу в политические дрязги. Свои фамильярничают иначе. Помню читал интервью с каким-то католическим епископом. Его спросили о том, какая музыка звучит на небесах, и он ответил, что, конечно, там играют Баха, но когда Бог уходит, ангелы ставят ноты Моцарта.


V

И.Е.Вивьен. Портрет П. Я. Чаадаева. 1820-е

1)

К ЧЕДАЕВУ


Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит еще желанье,

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья

10 Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

20 И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

с. 35

2)

Примечания.

В интерпретации стихотворения существуют расхождения, касающиеся также вопроса о времени и обстоятельствах его создания. Б. В. Томашевский рассматривал его как близкую к «Вольности» декларацию отказа от элегической поэзии и элегического мечтательства («любви, надежды, тихой славы») во имя гражданской поэзии и деятельности; согласно его трактовке, послание отражает подъем общественных настроений после мартовской речи Александра I 1818 г., когда вопрос о конституции и ликвидации «самовластья» стал предметом легального обсуждения (Томашевский. Пушкин, I. С. 189—193). Д. Д. Благой предполагал, что в послании отразились конституционные надежды Пушкина (Благой, I. С. 175). Ю. Г. Оксман, напротив, считал, что послание может быть адекватно осмыслено только в ситуации 1820 г. В начале этого года по инициативе приехавшего в Петербург П. И. Пестеля на квартире Ф . Н. Глинки состоялось совещание «коренных членов» Союза благоденствия, высказавшееся за установление республиканского образа правления (известны произнесенные Н. И. Тургеневым слова: «président sans phrases» — «президент без дальних толков»). Рост радикальных общественных тенденций поддерживался и победой революции в Испании; он затронул Н. И. Тургенева и Чаадаева. Согласно мнению Оксмана, послание отражает переход Пушкина на позиции революционного действия (доклад Ю. Г. Оксмана «Политическая поэзия Пушкина 1817—1820 гг.» см.: Всесоюзная Пушкинская конференция, 7-я. Стеногр. отчет: 2-е заседание. 5 июня 1955 г. С. 25, 40—57 (Машинопись; ИРЛИ. Пушк. кабинет); краткое изложение: Изв. АН СССР. Отд. литературы и языка. 1956. Т. 15, вып. 1. С. 86; см. также: Оксман Ю. Г. 1) Пушкин и декабристы // Освободительное движение в России: Межвуз. науч. сб. Саратов, 1971. Вып. 1. С. 79—82; 2) Политическая лирика и сатира Пушкина // Оксман Ю. Г., Пугачев В. В. Пушкин, декабристы и Чаадаев. Саратов, 1999. С. 56—76). С возражениями Оксману выступали Т. Г. Цявловская и Д. Д. Благой (см.: Всесоюзная Пушкинская конференция, 7-я. Стеногр. отчет: 2-е заседание. 5 июня 1955 г. С. 87, 91). Точка зрения Ю. Г. Оксмана была поддержана и развита В. В. Пугачевым. Исследователь пришел к выводу, что лексика послания имеет конкретное политическое содержание и что в послании заключена программа, близкая радикальному крылу Союза благоденствия, возможно, даже включавшая идею цареубийства (см.: Пугачев В. В. Мелкие заметки. 1. К датировке послания Пушкина «К Чаадаеву» // Врем. ПК 1967—1968. С. 82—88). Послание, по мнению Пугачева, возникло под влиянием или даже по прямому совету руководителей Союза, стремившихся привлечь в свои ряды Чаадаева (см.: Пугачев В. В. Эволюция общественнополитических взглядов Пушкина. Горький, 1967. С. 204). Вслед за Оксманом Пугачев датировал стихотворение весной 1820 г. И дата, и интерпретация были оспорены И. Г. Скаковским: лексика послания имеет широкую сферу поэтических коннотаций, поэтому в стихотворении не прочитываются однозначные политические метафоры; содержание выражено в достаточно абстрактных категориях и формулах и не может быть прикреплено к конкретной политической ситуации. В подтверждение традиционной датировки Скаковский привел также неизвестный ранее список стихотворения из бумаг Чаадаева (Чд), имеющий в конце помету: «1818 года», возможно восходящую к свидетельству самого адресата послания (см.: Скаковский И. Г. Пушкин и Чаадаев. С. 279—283; возражения В. В. Пугачева см.: Пугачев В. В. 1) 1818 или 1820 год?// ПИМ. Т. 9. С. 325—328; 2) Пушкин, Радищев и Карамзин. Саратов, 1993. С. 142—156 (гл. V: Пушкинский замысел цареубийства. «К Чаадаеву»)). Аргументы сторонников традиционной даты 1818 г. представляются более убедительными: независимые друг от друга показания списков не могут быть отведены только на основании реконструкции политической позиции Пушкина и Чаадаева в начале 1820 г.; сама эта реконструкция остается в значительной мере гипотетичной и не подкрепленной достаточным числом материалов (так, нет никаких данных, что кто-либо побуждал Пушкина написать послание, явно не хватает материала для обоснования «борьбы за Чаадаева» в кругах Союза благоденствия, позицию Чаадаева в начале 1820 г. мы представляем себе лишь в общих чертах и пр.). Свидетельства списков, не будучи безусловным доказательством, остаются тем не менее единственной документальной основой для датировки (ср. эту точку зрения: Летопись 1991. С. 652, примеч. 135 Т. Г. Цявловской и Я. Л. Левкович; здесь принята дата «1818 (?)»).

Высокий гражданский пафос стихотворения, его ораторская страстность, революционное звучание сделали послание «К Чедаеву» одним из наиболее значительных политических стихотворений раннего Пушкина. В предисловии к сборнику «Русская потаенная литература», изданному в Лондоне в 1861 г., Н. П. Огарев писал: «Впечатление, произведенное одой («Вольность». — Ред.), было не менее сильно, чем впечатление „Деревни", стихотворения, выстраданного из действительной жизни до художественности формы, и не менее „Послания к Чаадаеву", где так звучно сказалась юная вера в будущую свободу. Кто во время оно не знал этих стихотворений? Какой юноша, какой отрок не переписывал?» (РПЛ. С. X X X I X — X L ) .

Ст. 1. Любви, надежды, тихой славы... — Ср. интерпретацию В. В. Пугачева: «„тихая слава" означает „мирная"; речь идет о тактике Союза благоденствия в 1818—1819 годах, мирном переустройстве общества» (Пугачев В. В. Эволюция общественно-политических взглядов Пушкина. С. 202). Более справедливой представляется точка зрения И. Г. Скаковского: «...эпитеты „тихая" и „мирная" могли в поэтической фразеологии эпохи выступать и как синонимы к словам „частная", „негражданская", „необщественная". (...) И „тихую славу" пушкинского послания следует искать не в программе Союза благоденствия, а в ранних стихах Пушкина и у любимого им Батюшкова. Речь идет о славе поэта-эпикурейца, известного лишь в узком кругу друзей...» (Скаковский И. Г. Пушкин и Чаадаев. С. 282).

Ст. 8. Отчизны внемлем призыванье. — Ср. запись в дневнике Н. И. Тургенева от 29 июня 1817 г.: «Люди долго искали цели бытия своего и долго еще искать будут. Но придет наконец то время — если, впрочем, можно надеяться на усовершенствование человека, — придет то время, когда люди познают истинное свое назначение и найдут его в любви к Отечеству, в стремлении к его благу, в пожертвовании себя и всего в его пользу. Чувство сей любви есть врожденное чувство в человеке» (АбТ. Вып. 5 : Дневники и письма Н. И. Тургенева за 1816—1824 годы. (Т. 3). С. 81).

Ст. 2 0 — 21. И на обломках самовластья Напишут наши имена! — А. А. Ахматова указала на возможную реминисценцию здесь из послания Вольтера «К герцогу Ришелье на завоевание Магона» («A M. le duc de Richelieu sur la conquête de Mahon», 1756): «Vous allez graver votre nom sur les débris de l'Angleterre...» («Вы напишете свое имя на обломках Англии...» — фр.) (см.: Герштейн Э. Г., Вацуро В. Э. Заметки А. А. Ахматовой о Пушкине // Врем. ПК 1970. С. 38).

3)

Пушкин отрицает собственные приватно-гедонистические установки прежних лет, но не с позиции "Боженька узнает и накажет", а уж, скорее, с той точки зрения, что "величие Рима заменяет римлянам бессмертие". Причём любовь к Родине трактуется и как жертвенная любовь. а существующие в богоспасаемом Отечестве порядки рассматриваются как нетерпимые и подлежащие коренной переделке.

__________________________

"Ни жив ни мертв сидит под образами//Чернец, молясь обеими руками" - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1814 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1815 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1816 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1817 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. Лицейские стихотворения неизвестных лет - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. "Фривольная баллада" 18+ - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1817-2 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1817-3 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1818-1 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин и духовность. 1818-2 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Продолжение следует.

Невоенный анализ-61. Разыскивается карлик-узурпатор. 6 мая 2024

Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари порно» не снимаюсь, под ...

Украинка, уехавшая в Россию, дает смачный ответ всем хейтерам, уехавшим в Европу

Попалось видео, записанное украинской дивчиной, которая после начала конфликта уехала в Россию. И вот уже два года пытается "донести правду". Ее постоянно атакуют хейтеры, называют кучей...

«Такого еще не было»: ВКС РФ сбросили на ВСУ сверхмощную бомбу

С утра 6 мая в телеграм-каналах Незалежной паника: Россия сбросила на позиции ВСУ сверхмощную бомбу. Противник в шоке, в соцсетях боевики и украинские чиновники пишут, что такого еще он...

Обсудить
  • :collision: :collision: :collision: :collision: :collision: