Миллиардер-христианин Стерлигов посоветовал россиянам купить гробы

Герман Стерлигов: стендап-комик конца времён в роли сельского пророка

Есть такая старая поговорка: если человек говорит странные вещи, его зовут сумасшедшим. Если он говорит странные вещи и продаёт хлеб — его зовут Герман Стерлигов. Причём хлеб этот стоит как мелкая ювелирка, а странности — как будто дистиллировались где-то между тульским подполом и сожжённой библиотекой Инквизиции:https://lenta.ru/news/2025/07/...

Впрочем, Стерлигов — это не просто эпатажник на подработке. Это шоу «Ренессанс мракобесия», в котором бородатый оракул уверенно смешивает в ведре своё сельское варево: антинаучные мантры, призывы к насилию, откровенную гомофобию и остро заточенный «юмор», от которого смешно только ему и, возможно, кочерге у печки.

Гробы, юмор и маленькая смерть на каждый день

Одна из самых «вдохновляющих» цитат Стерлигова — совет покупать гроб заранее. Мол, «жизнь укорачивается», а значит — вперёд, к оформлению последнего интерьера! В идеале — с вышивкой и кедровой обивкой. Он даже не постеснялся продемонстрировать гроб, подаренный ему сыновьями, с гордостью, как будто это не символ смертности, а сувенир из лавки «Весёлый Некрополь».

И вот тут важно понимать: для Стерлигова смерть — не драма. Это товар. Это логистика. Это анекдот на уровне «приходит как-то человек за гробом, а ему — «рановато!». А он — «вы Стерлигову скажите». Человеческая трагедия обесценивается до уровня квартальной распродажи.

И, знаете, это даже не треш. Это бытовой декаданс.

Юмор уровня «угроза жизни»

В какой-то момент у Германа закончилось вдохновение (или просто подкинули новый баннер). И он решил прорекламировать... гробы с подписями. Но не просто так. А — с угрозами в адрес Анатолия Чубайса. Потому что, по мнению нашего сельского Менни из «Места встречи», размещать баннер «Это твой гроб. Он уже ждёт тебя» — это «юмор». Люди, почти врезавшиеся в рекламный щит, тоже, наверное, посмеялись. Со слезами и шоковым состоянием. Как в хорошем чёрном юморе. Только в плохом исполнении.

Стерлигов же хихикал: «ну а чё такого, повеселим городских!». Такое ощущение, что его чувство меры сгорело в той же печи, где он сжигал книги «колдунов-научников».

Наука — зло, колдуны — вуаля

Теперь немного о взглядах на мир. Стерлигов — человек прямой. Если он говорит, что учёные — «проклятые колдуны», он не шутит. Он искренне уверен, что вся эта наука — от сатаны. Все эти микроскопы, спутники, лекарства — грех, ересь и опасность.

Если следовать его логике, то, видимо, и вакцина от бешенства — происки дьявола, а инженер — это просто особо хитрый некромант с дипломом. Единственная наука, которую признаёт Герман — это сельская метафизика: навоз, молитва и отключённый Wi-Fi. Всё остальное — угроза.

И как же он радуется, когда случаются экологические катастрофы. «Вот видите, учёные опять всё испортили!» — заявляет он, не особо разбираясь в теме, но зато с пылающим огнём праведной деревенской убеждённости.

Гомофобия с привкусом крови

Но самая темная грань этого персонажа — это, безусловно, его откровенно насильственные призывы. На «Эхо Москвы» (да, его туда зачем-то звали) он без тени сомнений озвучил: «с гомосексуалистами надо по апостольской формуле — с кровью». То есть — убивать. В прямом смысле. Без шуток. Без иносказаний.

Сарказм тут давно перестал быть средством. Это просто прямой призыв к насилию. И всё это под соусом «мужского православного юмора». Где граница между стендапом и экстремизмом? У Стерлигова она настолько размыта, что, кажется, он сам её давно перешагнул, поплевав на табличку.

Москвичи, сифилис и хлеб за тысячу

Москву Герман презирает. Не просто не любит, а диагностирует как венерическое заболевание: «грязные руки», «триппер и сифилис», «отвратительные лица».

Как будто он не приезжал туда торговать своими гробами, караваем и «досками для порки». Он же — сельский элитарий. А городские — быдло. У него дома — печка, поросёнок и самовар. У вас — блуд, урбанизм и, прости господи, гинекология.

Такой себе санитар цивилизации. Только с мотыгой и агрессивной риторикой.

Почему это работает? Потому что мы всё ещё слушаем

Самое страшное не в том, что Стерлигов говорит. А в том, что его слушают. Кто-то смеётся, кто-то соглашается. Кто-то даже покупает его хлеб. За космические деньги, с приправой из «русской души» и хрустящего антиглобализма.

Он — не шут. Он — бренд. Он стал вирусной религией из лозунгов, ненависти и деревенского карго-культа.

Стерлигов — это когда пещерный человек наконец получил доступ к Instagram. И решил, что теперь его пещерные страхи — это и есть истина. Только борода не делает мудреца. Иногда она просто маскирует опасного невежду.

И что с этим делать?

Можно смеяться. Можно возмущаться. Но надо признать: Герман Стерлигов — это зеркало общества, в котором слишком долго терпели мракобесие под соусом «духовности».

Он не один такой. Просто он — самый громкий. Самый откровенный. Самый мерзко-саркастичный. Его «юмор» — это плевок в лицо, оформленный как православная шутка. И если мы не хотим, чтобы вся страна превратилась в ферму по производству гробов, лозунгов и лжи — пора перестать смеяться.

Не потому что это не смешно. А потому что это опасно.

И, кстати, если следовать совету самого Стерлигова, гроб лучше заказать заранее. На всякий случай. Но мы бы к нему добавили: бронежилет тоже не помешает. От слов, от идей, от проповедей. И особенно — от стендаперов с кувалдой вместо чувства меры.

Стерлигов громогласно утверждает: современность — это духовная гниль, технократический мор, язва на теле человека. Он вещает, что мир испоганен до дна, отравлен гаджетами, микросхемами, химией и здравым смыслом. Его трактовка катастрофы бытия звучит как колхозная проповедь: чтобы спастись, нужно отказаться от всего, кроме бороды, навоза и квашеной капусты.

Однако, в отличие от Рене Генона или Юлиуса Эволы, чья критика современного мира хоть и радикальна, но философски выверена и опирается на метафизическую вертикаль вечности, Стерлигов топчется в луже своего архаического фетиша. Он не ведёт нас к Традиции — он тащит за шкирку в прошлое. Не в золотой век, а в тёмный чулан деревенской памяти, где плесень на хлебе — признак «чистоты», а отговорка «раньше же как-то жили» заменяет рациональность.

В его мире «естество» — это всё, что не пахнет пластиком и гигиеной. Возврат к коровам, хлеву и печной трубе — это его персональный Эдем. Только вот Ева там с вилами, а змей — это Wi-Fi. Но когда он, в пылу бородатого экстаза, громит мегаполисы как рассадники греха, лицемерие в его риторике сверкает ярче любого экрана смартфона.

Потому что — ирония! — единственный потребитель его «чистой» продукции — всё тот же «испорченный» город. Да-да, тот самый, с сифилисом, триппером и грязными руками, который он клеймит направо и налево. Москва, Петербург, Новосибирск — именно туда едет его элитный, запредельно дорогой хлеб. Именно эти «духовно умершие» люди оплачивают его идеологическую ферму, кованые гробики, доски для порки и магазин, который он без тени смущения называет «элитным бутиком натуральной пищи».

И вот здесь хочется спросить, слегка склонившись:

Если твои продукты такие «чистые» — почему ты параллельно торгуешь гробами? Это что, страховка от ботулизма? Или ты просто знаешь, чем на самом деле кормишь? Может, твоя «чистота» — не здоровье, а завуалированная подготовка к скоропостижной встрече с Господом?

Возможно, Стерлигов — единственный поставщик на рынке, у которого можно купить и ужин, и гроб. Такая вот самодостаточная бизнес-модель: сначала насыти, потом упокой. И всё под соусом «естества» и «духовности».

Он обвиняет мир в дегенерации, но сам выглядит как ее рекламный персонаж — с крестом в одной руке и сарказмом в другой, отравленным, как ржавый серп. И если этот человек — носитель будущего «естественного уклада», то, возможно, современность с её «грязными руками» всё-таки пахнет чище, чем его святая лицемерная лапша на уши.

И да, Герман… если ты уже готовишь нам гробы — будь добр, проверь сроки годности своей муки. Потому что, судя по уровню твоей духовной токсичности, в могилу нас сведут не мегаполисы. А ты.