Десять тысяч…

Предисловие.

Старые тексты иногда всплывают из прошлого. Приблизительно как этот. Внешние детали меняются, но мысли, чувства и эмоции - вне времени. Удивительно… Недавно нашла его, прочитала. И решила выложить.

Десять тысяч…

- Да.

- Ну, привет, Смок.

- Какого черта, неужели ты?

- А что? Погода сильно плохая?

- Просто… не хочу с тобой разговаривать.

- Ну, Смок! Ты не дипломат.

- Пошел к черту!

- Смок, давай встретимся.

- Нет.

- Хорошо. Дай я все объясню…

- Нет.

- Ты стал упрям. Что с тобой вообще случилось?

- …… - короткие гудки в трубке.

Я опять набираю номер телефона, палец сам знает какую кнопку нажать, хотя в нем появилась неуверенность и медлительность. А у меня внутри разливается возбуждение и страх, и еще что-то нахлынуло - теплое и родное, что-то незыблемое, вечное, дающее жизнь в этом мире.

- Да.

- Прости меня, Смок.

- Убирайся. Я уже два года женат.

- … Ты счастлив?

- … Как десять тысяч тараканов?

- Почему как десять тысяч?

- Потому что, кто-то из них сыт, а кто-то все равно голоден, кто-то успел удрать, кого-то раздавили, кто-то из них стар, и еле дергает ногами, а кто-то только что родился… Понял?

- Нет, не понял.

Я тяжело вздохнул. Слава Богу, хоть не бросил трубку.

- Слушай, Смок. Найди хотя бы двух тараканов, которые хотели бы меня увидеть.

- А почему двух?

- Потому что с одним еще можно спорить, но с двумя - уже нет.

- Что ты хочешь?

- Я хочу поговорить. Что-то сломалось. Какая-то пустота. Надо все связать, соединить. Чтобы жить дальше.

- Ты думаешь, у нас получится?

- Черт его знает. Но я очень хочу. Я очень хочу этого. Никто, кроме тебя, никто не может меня понять. Никто не может так подыграть мне, как ты. Просто - ты мне нужен.

- Что ж ты делал так много лет?

- … Все было. Но я пытался разобраться сам.

- А сейчас?

- Сейчас этого мало.

- … Тогда ты ушел, тебе тоже показалось мало?

- Слушай, давай встретимся.

- Оставь свой номер, я позвоню, - в трубке зевнули.

- Два - два - пять - семь - шесть - пять.

- Где это?

- У набережной.

- Клод, ты - свинья, ты самая большая в мире свинья.

Я положил трубку. Опять захотелось куда-то спрятаться. Уехать на край света. Захлебнуться в слезах, в воспоминаниях. Собственно, кто для меня этот Смок? Часть моей жизни, часть моего прошлого, в котором была и радость, и боль. Но все это было пять лет назад… Пять лет, как не было… И все же они были…

Мне вдруг стало противно, что я вот так из ниоткуда врываюсь в его жизнь. Нет, нет. Забыть… Забыть прошлое… Забыть, начать все с начала. У меня всегда все здорово с начала… Черт… Зачем я ему позвонил. Столько лет терпел, мог еще потерпеть.

Я вздрогнул от телефонного звонка, словно электрический заряд прошел сверху вниз.

- Да.

- Клод … - молчание в трубке наполнило меня напряжением. Я боялся вздохнуть. В горле пересохло. В эти несколько секунд тело напряглось, в ушах зашумело. Знакомый голос был тверд. Казалось, там еще шла борьба, но решение уже принято. Сейчас он скажет.

- Клод, через час на нашем месте в парке. Жду.

Трубку повесили. Да, он все так же открыт, честен, немного суров. Горячая волна залила меня. Хотелось смеяться, притопывать ногами, петь. Через час, через час я увижу его. Через час он увидит меня. Внутренняя дрожь охватила меня, и не прошла до тех пор, пока мы не встретились…

…Мужчина, сидевший на белой скамейке, под огромной сосной, повернул голову в мою сторону и встал. Он был невысокого роста, волосы темные, чуть длиннее обычного, но аккуратно подстриженные, глаза карие, прямой нос, лицо загорелое, слегка вытянутое. Расстегнутый серый плащ, был чуть ниже колена, слегка виднелся голубой, блестящий шарф, выделялась яркая сиреневая рубашка, галстук и брюки были черными.

Когда он встал, расправив плечи, слегка расставив ноги и погрузив руки в карманы, создавалось впечатление, что перед вами бизнесмен средней руки, спокойный, уверенный в себе. Ему было сорок. Глаза смотрели напряженно и глубоко. Он пристально изучал меня, подходящего к нему.

Я остановился в полутора метрах, также заложил руки в карманы голубых, потертых джинсов. Клетчатая зеленая шерстяная куртка была наглухо застегнута, виднелся лишь ворот водолазки. Бледное лицо, голубые глаза, мягкие светлые волосы, собранные сзади в хвост. И нервное напряжение, которое было в каждом движении, во взгляде, в чуть опущенной голове, и даже в улыбке, с которой я не смог справиться. Мне было тридцать.

Мы стояли друг против друга, и хотя был мягкий сентябрьский вечер, казалось, что холод охватывает нас, заползая в души, парализуя, сковывая мышцы и мысли. Вокруг никого не было, как будто кто-то специально позаботился о том, чтобы в эту часть парка сейчас никто не заходил.

Мы стояли друг против друга, изучая, сравнивая с чем-то в прошлом знакомые черты.

Клод осознал, что он не чувствует ни радости, ни обиды, на Смока. Он чувствовал пустоту. И стыдясь этого, он шагнул вперед и обнял этого уверенного человека. И тут же смутился, как будто сделал что-то не так.

- Ну, ну мальчик - Клод ощутил похлопывание по спине. - Вот и встретились.

Холод внутри не покидал. Да это был Смок, его глаза, руки. Но внутри его было что-то каменное, пугающее. Клод хотел было уже извиниться за свой, может быть, неуместный порыв. Но Смок начал первым.

- Осень …

- Да …

- Тепло …

- Да …

- В горах сейчас самый сезон …

- Да …

- У меня сыну скоро год …

- Да??!!

- Открыл филиал Нью-Йоркского телефонного Банка.

- Аа?! Давно?

- Три года.

- Ну как?

- Чуть не разорился.

- Что, клиенты?

- Нет, ограбление. Через пол года нашли сволочей, - почти все спустили.

- Я думал - это только в фильмах - ограбление.

- Да нет, черт их подери, все живьем… Избили так, что месяц отлеживался.

Смок горько улыбнулся.

- А знаешь, - он слегка ударил меня правым кулаком в плечо, - я чертовски рад тебя видеть. Но и ты изменился. Какой-то другой стал.

Мы сидели на скамейке, смотрели как мимо идут люди, вдали шумит улица.

Клод начал говорить медленно, как-бы вглядываясь в себя.

- Знаешь, я устал искать смысл жизни, смысл Вселенной. Был момент, когда казалось, подошел к тайне совсем рядом, держу ее в руках… Все тайны дерьмо, когда они не тайны. Вселенной нет дела до меня. Вселенная просто использует меня. И когда я послушен, как паинька, меня замечают, до меня даже могут снизойти. Шаг в сторону - и на тебя наплевать, тебя уже не видят.

Я вдруг понял, что ничего нового в мире нет. Все старо. Все уже было. Я любил, - я думал это уникально, неповторимо. Оказывается, так было у многих. Я говорил с Богом. Такая доверительность! – оказывается, так было со многими. Я мучился, - так было со многими. Я голодал - так было со многими. Такое чувство, что все вытоптано, все собрано… И каждый мой шаг бесполезен. Что бы я не начинал делать, чувствую, что след уже проложен. И впереди идут ловкие, быстрые, смелые. А я опять сзади. Сзади. В хвосте…

Я долго не обращал на это внимания. Я просто этого не видел… Однажды, я оглянулся и остановился. Мимо меня проходят много людей, и в ту и в другую сторону. Вдруг оказалось, что те кто шел впереди меня, уже идут в обратную сторону… Куда же мне идти? Вперед или назад? Идти назад - значит бросить тех, кто шел рядом со мной. Идти дальше вперед - скучно, к тому же я начал уставать и … отставать.

Все говорят смысл в пути, смысл в пути. Нет там никакого смысла. Смысл в том, что у тебя есть силы идти этим путем. Тогда путь - это естественно. Смысл в том, что когда у тебя нет силы на этот путь, просто сядь и смотри на тех, кто идет мимо. Или ложись и смотри на облака, в небо, на листья деревьев. И это естественно.

Смысл не в том, чтобы сделать что-то новое для человечества. Смысл в том чтобы сделать что-то новое в себе, в своей жизни. Я САМ ЕСТЬ ЧТО-ТО НОВОЕ ДЛЯ ВСЕЛЕННОЙ.

- Ты так и остался философом.

- Прости, я наверно слишком заговорился, тебе это не интересно.

- Да, нет, почему же, интересно… В тебе нет покоя.

- Ты знаешь, я боялся встречи с тобой. Черт. Я не писал тебе, но очень часто я разговаривал с тобой, как будто ты рядом. Четыре года я медитировал, как аскет. Потом написал книгу сумасшедших стихов, потом был бизнес, женщина. А сейчас, за что бы я ни взялся, я чувствую затхлый запах подержанного старья. Смок, как все это может быть - запах победы и вкус поражения - одновременно…

Ты знаешь, те два года, когда мы были вместе - лучшие годы моей жизни. Все было свежо и ярко.

- Подумать только, ты остался тот же.

- Да, нет, же нет! Я другой! Я многое узнал! Я столько вытерпел!

- Ты остался все той же комплексующей истеричкой… Но я все равно люблю тебя, и пошли выпьем за встречу.

Уже через полчаса они сидели в теплом, уютном кафе, в углу, за столиком. Было комфортно. Лампа под абажуром источала мягкий оранжевый свет. Коньяк согрел душу, и у Клода уже навернулась слеза. Смоку всегда не понятна была его сверхчувствительность, а с другой стороны, именно это вызывало в нем, в Джордане, серьезном занятом человеке, сострадание и волну нежности, желание защитить Клода, спасти, оградить от всех бед. Когда-то давно, почувствовав это впервые, он не придал этому значения, уже потом он не мог с этим справиться. А когда он увидел, что Клод к нему тянется, пытается скрыться под его зашитой, когда он искренне и страстно открывал душу, рассказывал о своих поражениях в поисках истины и в поисках любви, Смок, вдруг, предложил Клоду переехать к себе, в небольшую квартирку в центре города, окруженную парками, магазинами и музеями. Клод переехал к нему без лишних сентенций.

… Кафе. Все глубже и глубже горячая волна охватывала Клода. Он уже чувствовал себя счастливым. Он опять чувствовал ту волну восторга и существования, которая так часто ускользала от него. Он чувствовал рядом близкого человека, он видел в его глазах и понимание, и немой упрек, и трепет, и нежность. И на какую-то минуту ему показалось, что все вернулось.

Он болтал какую то чепуху о поездке в Мексику, о тех приключениях, которые с ним происходили. Он говорил, и чувствовал душную волну сентиментальности, которая подкатывала к горлу, и к глазам.

Он вдруг замолчал, пытаясь разобраться с тем, что в нем происходит. Внезапно он поднял глаза и посмотрел на Смока.

- Как хорошо ощущать себя живым. Я чувствую тебя так остро, так близко. И в то же время ты гораздо дальше от меня, чем все эти пять лет. Но главное - я узнал. То чувство живо. Я способен на безумства. Но сейчас я способен и посмеяться над безумством. Но, черт возьми, теперь я действительно знаю, ЧТО тогда было.

Клод протянул над столом свою длинную руку. Его пальцы были напряжены, как и весь он, как будто готовился вступить в обжигающе холодную воду.

Смок улыбнулся лишь глазами и одним углом рта. Медленно и как бы нехотя, он протянул свою руку. Все таки возбуждение Клода передавалось ему. И сжимая эту горячую, почти огненную руку, он почувствовал электрическую волну жизни, которая прошла через руку и наполнила его чем-то бурлящим, кипящим, дурманящим. Смок вдруг широко улыбнулся, он почувствовал, что внутри что-то оттаяло.

- Клод, ты все таки большая свинья, что не появлялся так долго.

Они вдруг вскочили из-за стола, начали хлопать друг друга по спине, по плечам, в грудь. Они тузили друг друга, как будто только что увиделись. За соседним столом уже смотрели на них с опаской. Бармен - с неодобрением.

Клод и Смок наконец почувствовали, что лед между ними растоплен. Им было легко и весело, как когда-то пять лет назад. Они опять сели за стол, выпили.

- Старик, а ты что-то солидности прибавил.

- А ты, мой мальчик, что-то длинный хвост отрастил.

- Старик, где галстуки покупаешь?

- По почте присылают. А где твой контрабас?

- Ну не мог же я его принести сюда. Кстати, у него так и нет третьей струны. А как твоя Сьюзи? В конце концов из-за нее я тогда уехал.

- Я ушел от нее через год. Она была слишком хороша для меня. Рядом с ней у меня всегда было чувство, что я ей что-то должен.

- Да, она была слишком хорошей. А у меня всегда было ощущение, что она надо мной посмеивается, и разрешает мне все, как ребенку. Такая снисходительная.

- И в то же время, по-женски глупая.

Они рассмеялись, как будто напроказили. Они наклонились друг к другу и заговорщицки зашептались.

- Слушай, Клод, а тебе никогда не хотелось быть с ней в постели, а?

- … М-м … Знаешь, Смок, я всегда смотрел на нее, как на что-то принадлежащее тебе. Она была твоей собственностью. Даже если бы ты мне ее подарил, я бы не взял, потому что и она себя считала твоей собственностью. И тебя она считала принадлежащим ей. Она как бы отпускала тебя на длинном поводке, разрешая делать все, что вздумается. Но конец-то поводка был всегда в ее руке. Как ты сорвался, просто не представляю…

- … Без тебя мне стало так скучно, так тоскливо, что я лежал на диване целыми сутками. Она мучилась ужасно. И молчала. Смотрела на меня преданно. Ловила каждый мой вздох. Потом вдруг замкнулась, ушла в себя. Мы стали чужими. Спали только вместе. Мы, как бы молча договорились вытерпеть все. Я даже начал оживать, искал новую работу. Я все время ждал тебя. Я не верил, что все может кончиться вот так. Были моменты, когда я тебя ненавидел, проклинал.

Потом я вдруг понял, что ты не вернешься. Я почувствовал, что тебя больше нет в моей жизни. Я как будто проснулся. Горячка улеглась. Весь мир стал холодным и враждебным. И я сбежал от себя, от Сьюзи, от всего мира привычного и комфортного.

Практически я потерял все. Сьюзи уехала в Германию. Странно, но некоторые друзья не захотели меня бросить… Это для меня загадка. Что им было во мне? Я был почти труп. Да уж… Они вдохнули в меня жизнь. Заставили заняться делом.

Я съездил в Нью-Йорк. Открыл здесь отделение Банка. И все время ощущал, что занимаюсь ерундой. Женился на секретарше. Этакая простенькая, веселая дурочка… Но вот сына люблю… Ты знаешь, я счастлив как-то по-дурацки… Я занимаюсь ерундой, у меня теплая постель, чистота в доме, у меня растет сын, который уже узнает меня и улыбается мне. И… я ничего не хочу.

Все как-то начало строиться и устраиваться само собой. И я плыву в этом потоке, где все идет само собой, и я счастлив быть частицей этой реки… И, в принципе, мне на все наплевать… Я и сам становлюсь простеньким, веселым дурачком. А что? Почему бы и нет?…

- Бедный Клод. Что ты весь сжался. Да не укушу я тебя. А ты что хотел здесь найти? Думал найти здесь великого писателя? А сам то ты стал великим?! Вот то-то же.

… Знаешь два года нашей жизни тогда - это что-то из области фантазии. Это чудо, которое бывает только чудом, а значит не для всех и не всегда. А мы думали, что так и должно быть. Мы думали, что так может быть всегда. Детка, мальчик мой, нам ужасно повезло. Я ни о чем не жалею. Но мы ошибались. Мы ошибались, поэтому нам везло. Мы просто шокировали всех вокруг. Потому что они то знали, что этого не может быть, что этого не должно быть. В конце концов они даже не знали, что это!

Клод, я вижу, ты остался мечтателем… Клод, не слушай меня. И не смотри ты на меня так. Не смотри … Хотя, ты прав. Меня больше нет… Ну что, убедился!

Смок резко откинулся на спинку легкого кресла-стула.

Он вдруг успокоился, как будто после лихорадочной горячки, его окатили холодной водой. В общем, он был уже пьян…

- Вот так, мой мальчик, меня больше нет. Есть десять тысяч тараканов.

Клод почувствовал, что холодный туман заполз внутрь. Говорить не мог. Даже думать не мог. Ком в горле застрял, потом расползся немотой по всему телу. Он почувствовал, что что-то внутри гаснет.

- Нет! - вдруг вскинулся Клод, пытаясь сбросить эту дрему.

- Да! - в потухших глазах Джордана появились плоские, лукавые огонечки маленького человека, среднего банкирчика, которого ждут дома жена и сын.

- О, Боже… - Душа Клода застыла в ужасе. Он понял - ОПОЗДАЛ.

26.10.97.

С вами была Елена Талаева.