Продолжение. Начало: https://cont.ws/@vixin76/27342...
Проблему усугубляет то, что древние люди, служа своим богам, в рамках храмовой этики служения, вряд ли формулировали так, как я сейчас. У большинства из них всё звучало проще, и без всякой аллегории, в прямом и грубом смысле. Скажем – есть некий древний вавилонский бог Мардук, в виде каменного истукана (умышленно заостряю ситуацию). И он:
1) Не я, отчуждён от меня
2) Был до меня и будет после меня
3) Важнее, значимее меня.
Такая постановка вопроса органична и естественна для любого храма, включая и деструктивные культы, и сообщества идолопоклонников. Можно сказать очень много плохого об идолах ряда древних культов, но ДАЖЕ и они выполняли важнейшую функцию выделения человека из животного мира: вывод приоритета деятельности (настроений) за пределы биологического «я» человеческой особи.
Если приоритет деятельности оттуда не вывести во что-то, существующее вне человека и выступающее более важным для него, чем он сам, то вся деятельность замкнётся на кокон. Прошлое и будущее окажутся потерянными, особь сведёт всё на себя и собственные, локальные интересы, что в итоге (не сразу, но неизбежно) произведёт конвергенцию человеческого и животного (хищного, скотского) образов жизни.
В теории это звучит заумно и сухо. Однако озирая практику, и автор, и его уважаемые читатели легко увидят, как надламывается преемственность поколений при переходе от служения цивилизации к её использованию в личных целях, только для личных нужд.
+++
Храмовая этика служения, «сделавшая человека» - далеко не панацея от всех бед, отнюдь не эдемские кущи полной гармонии и благорастворения воздусей! Храмовое служение может быть жутким и изуверским (и не раз в истории мы его таким застаём). Оно может вести в тупик (и не раз в истории туда завело ряд обществ).
И когда мы говорим о «вочеловечивании человека» - мы занимаемся вовсе не апологетикой церковников, тем более жрецов. Мы говорим о функции храмовой этики служения, которая может быть понята, а может и оставаться непонятой (и в древности действовала, по большей части, именно неосознанно, как бы случайно нащупанная).
Важность выведения приоритетов деятельности за пределы биологического «я» человека – продиктована, в том числе, и запредельной сложностью этой задачи, в рамках цивилизации, пожалуй, самой сложной. Действовать на себя, работать на собственные интересы в пределах своей жизни – настолько естественно для живого существа (вот я, вот моя жизнь, вот её пределы, и вот моя деятельность) – что требует чего-то экстраординарного, чего-то весьма и весьма потрясающего воображение, дабы вывести существо из естественных отношений биосферы.
Но даже когда существо и выведено – в глазах ему подобных оно может (и зачастую так и бывает) рассматривается как безумное, ненормальное, извращённое.
Дело в том, что выведение приоритетов за собственные биорамки – меняет местами важное и неважное. То, что было для животного важнее всего – становится «вдруг» второстепенным. А то, что было маловажным, или вообще ненужным, непонятным – оказывается вдруг в высшем приоритете ко всему остальному!
Тем, кто не пропитан этикой служения в рамках культа (мы не говорим, какого именно, мы рассматриваем «алгебру», общий случай) это кажется нелепым, неразумным, порой даже чудовищным, и совершенно неприемлемым.
Человек, который не вдохновлён идеалами коммунизма, не может понять поведения коммунистов, равно как и человек, не вдохновлённый идеалами Христа – не может понять поведения христиан. Их «неправильность» считывается как психическая болезнь, извращение человеческого естества, в обычном состоянии регулируемого биосферными регуляторами.
Классики не раз – и очень красочно – писали о таком взаимном непонимании фанатиков и нигилистов.
И.С. Тургенев в романе «Отцы и дети» вкладывает в уста нигилиста такие слова (и логику): «А я возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет.. . Да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет, ну, а дальше?». И пусть эти настроения не соответствуют поступкам Базарова – они очень характерны, и, по сути, обессмысливают его поступки, выглядящие в этом контексте только как инерционные, внушённые в детстве воспитанием логике вопреки.
Ф.М. Достоевский вкладывает в уста персонажа знаменитую тираду: «Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить»(«Записки из подполья», 1864 г.).
А.М. Горький даёт замечательные (правда, не раскрытые, автор сам побоялся их раскрывать) этюды на этот счёт. Например, в «Жизни Клима Самгина»:
«…заворчал доктор:
- Наивничает граф, Дарвина не читал.
- Дарвин — дьявол, — громко сказала его жена… Клим слышал упрямый голос докторши: - Он внушил, что закон жизни — зло.
— Довольно, Анна, — ворчал доктор, а отец начал спорить с учителем о какой-то гипотезе, о Мальтусе…».
В другом месте романа Горький пишет, вновь оставив без собственных комментариев мнение, которое он, как автор, не может ни принять, ни опровергнуть: «…материализм, как его ни толкуйте, а это учение пессимистическое, революции же всегда делались оптимистами. Без социального идеализма, без пафоса любви к людям революции не создашь, а пафосом материализма будет цинизм».
В сущности, Тургенев, Достоевский, Горький в приведённых отрывках вращаются вокруг одной и той же оси, метаидеи: о том, что биосферные, «естественные» регуляции живого существа, сгустка плоти – входят в решительное и критическое противоречие с устремлённостью к вечности и коллективизмом цивилизации. Которые, в свою очередь, необходимы цивилизации – потому что без коллективизма (попирающего интересы «я» ради ненавистного Е. Замятнину «мы») коллективный разум не сможет ни пополняться, ни просто выжить.
На первый взгляд парадокс, но факт: если человек отказывается от идеи загробной жизни, то он отказывается и от продолжения цивилизации после себя. Его могильный камень становится «большим взрывом наоборот»: тот развернул Вселенную, а этот сворачивает её обратно в полный ноль.
Если у человека нет ЖЕЛАНИЯ поддерживать преемственность поколений при передаче постоянно расширяющихся знаний и культуры, если он, в широком смысле, «чайлдфри» - то ВОЗМОЖНОСТИ его уже не так важны, какими бы огромными они ни были.
Владелец экскаватора может заменить сотню землекопов, но если он НЕ ХОЧЕТ копать – то не заменит и одного. Тот, ковыряясь самой примитивной лопатой, всё же что-то выкопает, а выключенный экскаватор не выкопает ничего. Технические возможности современной цивилизации огромны, к тому же методами ограбления они сволочены, в основном, в метрополию западного мира. Но простая возможность продлить род – вовсе не означает ещё его продления.
Парадокс в том, что либеральный городской чайлдфри может дать ребёнку гораздо больше материальных благ, чем постоянно голодавший средневековый крестьянин. Но крестьянин имел много детей (благодаря своей вере, традиционным ценностям, несмотря на невыносимые условия быта). А либерал-атеист, в лучшем случае (всё реже и реже) ограничивается одним ребёнком, утратив способность не только к культурно-духовному, но и простейшему демографическому продлению цивилизации.
Повторяю: наличие экскаватора под рукой и желание копать – разные вещи. Тот, кто желает – найдёт чем. А тот, кто не видит в этом смысла – проигнорирует даже и самые эффективные инструменты.
+++
Когда мы говорим (а мы говорим всё чаще) об «отклоняющемся поведении» - важно понимать, что сам это разговор в исходнике требует ЭТАЛОНА. Чтобы отклонится – нужно иметь то, от чего отклонился. А если его нет – то отклоняться не от чего, это же очевидно.
В этом смысле предлагаемая материализмом «светская этика» - яркий образец МИСТИКИ, куда более мистический, чем любые, самые запутанные мистические философии. Мистифицировано всё, магия на каждом шагу!
Нравственность материализма берётся непонятно откуда (как и положено мистическому явлению), опирается непонятно на что, включает в себя неизвестно что, кончается неизвестно где, простирается неизвестно докуда, везде и нигде – как и положено мистическому явлению.
Мы отнюдь не отрицаем способность атеистов быть высоконравственными людьми – и более того, признаём, что порой они значительно нравственнее ряда верующих. Другое дело, что мотив «сейчас мы вам докажем, что мы лучше вас ваши нормы блюдём» - далеко не лучший мотив.
Он очевидным образом включает в себя ВТОРИЧНОСТЬ. Доказать столяру что ты столярничаешь лучше него, но при этом решительно отрицать, что ты столяр – странная затея. Доказать певцу, что ты лучше него поёшь, но при этом категорически отказываясь признавать себя певцом – уместно ли, с точки зрения здравого смысла?
Обычно этим баловались революционеры-атеисты, которые с упорством, достойным лучшего употребления, доказывали христианам, что лучше христиан блюдут нормы христианской морали. Хотя зачем их блюсти, если христианство – ложь? И наоборот, если оно не ложь – зачем тогда его отрицать?
+++
В морали атеистов есть очевидный мотив хулиганства (чего они часто не понимают): мы, мол, сделаем ваше дело лучше вас, но не потому, что считаем ваше дело важным, или полезным! Мы сделаем это неважное и бесполезное дело лучше вас с единственной целью: чтобы вам нос утереть! Вы, мол, только треплетесь о святости – но настоящая святость у нас…
- Ну хорошо – отвечаем мы – Допустим она у вас. А зачем она вам?
Прожить целую жизнь только для того, чтобы кому-то нос утереть – нет ли в этом самоотрицания? (вопрос риторический).
Вы себе святость забираете с какой целью? Она вам сама по себе нужна, или вы просто нас хотите выставить в дурном свете? Ну, допустим, выставили, и все над нами посмеялись – а дальше что?
Важно отметить, что моральный кодекс нигде и никогда не существует, и не может существовать сам по себе. Это ведь, по сути, всего лишь список, в котором то или иное количество пунктов. Предписано то-то, запрещено то-то… Моральный кодекс по своей структуре не сложнее счёта из прачечной (там тоже по пунктам перечисляются сданные вещи). Может ли список вещей из прачечной иметь какую-то самостоятельную ценность, без прачечной и без вещей, как, допустим, произведение литературы? Тоже риторический вопрос…
Ведь если вы чего-то требуете от человека, или запрещаете ему – нужно ответить на вопросы:
- Откуда это требование взялось?
- Для чего оно и зачем?
- Кто автор, и почему мы должны его слушаться?
- Чем страшно то, от чего ваше требование уводит, и чем хорошо то, к чему оно ведёт? – и т.п.
Всё это вместе составляет КОНТЕКСТ морального кодекса, превращая мораль в сакральные скрижали. А без контекста мораль – только «говнопамятка», как говорят в народе, перечисление ненужными людьми ненужных дел неизвестного назначения с неизвестной целью.
+++
Глубочайший кризис западной (а до неё советской) морали связан с попытками «очеловечить» мораль, «гуманизировать» её, вывести её из храма и превратить в рациональный свод «разумного эгоизма». Те, кто так делали – полагали, что корни только мешают цветку цвести, и что если срезать цветок, поставить в вазу с водой, то он не увянет, а пуще прежнего расцветёт…
Но рациональность, разумность – всего лишь достижение цели наименее затратным (во всех смыслах) способом. Ничего больше. О свойствах и качествах целей рациональность говорить бессильна. Разум может умно решить проблему – но он не ставит проблем, это не его компетенция. Хуже того, предоставленный сам себе Разум склонен превращаться или в безумного, ненасытного хищника, или в крайне депрессивного, угасающего «овоща». Потому что бессмысленность жизни отклоняет поведение или в попытки быстрее взять от жизни всё, или в тоскливые рассуждения о невозможности от неё ничего взять.
Главное отличие рациональности от сакральности в том, что рациональность по определению не претендует на универсальность. Она переменная, и эта переменность - единственное её стабильное свойство. То, что разумно в одном деле - неразумно в другом, то, что было разумно вчера - неразумно сегодня, то, что в одном месте рационально - в другом нерационально, и т.п. Короче говоря, рациональность по определению не может быть равна самой себе во времени и пространстве!
В любом случае разум атеиста отказывается продолжать то, что в его картине мира невозможно продолжить. Он отказывается от загробной жизни – следовательно, вся жизнь его в нём и заключена, им и кончается. То, что цивилизации необходимо для существования (продлить себя за гробом) – в картине мира атеистов с необходимостью осмысляется, как безумие, мракобесие, и уж, во всяком случае – как глупые выдумки недалёких людей.
Мораль нельзя отменить указом (как, впрочем, и ввести). Если бы кто-то попытался «отменить мораль» единовременно, то люди бы восстали и не допустили бы этого.
Потому мораль нигде не вводится и не отменяется единовременно. Да и стремления такого ни у кого (кроме как у крайних психопатов) быть не может. Не ОТМЕНА угрожает моральной системе, а постепенное её выветривание, эрозия, размывание, утрата форм в ходе ползучего смягчения.
Именно через эту стадию проходит современный Запад (атеизированный в 60-х годах ХХ века), а до него прошёл СССР (атеизируемый с 1917 года). Кто позже начал, тот позже и разложился, логично?
+++
Понимая, что с ним происходит что-то патологическое, но не понимая глубинных причин этого, атеистическое общество лихорадочно ищет себе припарок от нарастающих аморализма и аномии. Больной не может говорить ни о чём, кроме болезни, и больное общество становится вдруг обществом записных моралистов, в котором каждый в отдельности снова и снова говорит о важности морали. Очень метко поддел это М. Горький: «всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то ее…»
Атеисты, как бы ни крутились, приходят в итоге к трём теориям, которые были бы смешны, когда бы ни были так страшны.
Первая их любимая теория – это теория «условий». Человек становится безнравственным упырём, оттого что ему сыра и колбасы не хватает. А вот если больше дать ему сыра, да с маслицем – он тут же усовеститься и станет вести себя по-людски.
Объективная реальность теорию связи морали и потребления ломает, как это и свойственно объективной реальности – грубо и об колено.
Тогда возникает вторая теория: недостаточного оповещения. Мол, плохо мы доводим список моральных требований до людей! Надо говорить о нём чаще, больше, начинать раньше, чтобы человек не забыл пункт 5 или 33 в наших требованиях! Чтоб его ночью разбуди – и у него от зубов отлетало!
Эта теория ещё наивнее, чем теория «условий». Она всё выводит из того, якобы, что человек не услышал норм правильного поведения, и только оттого сбился с пути. Ему, мол, не рассказали, как надо, и потому он сделал, как не надо…
А потому почти без перерыва атеизм изрыгает и третью свою теорию: о врождённых (генетических) склонностях, о прирождённости человеческих мотиваций. В этой теории добрые и злые – два разных биологических вида. И если истребить плохой вид, то останется только хороший, а уж ему-то и в голову не придёт зло творить, ибо он от рождения добр!
У марксистов эта теория выражалась в мягком, недоосознанном виде: уничтожим буржуев (как класс – подчёркивали они, только как класс, не физически!) – тут-то и жизнь хорошая начнётся. Потому что все, рождённые порочными, сызмальства набиваются в класс буржуев, как сельди в бочку. А все, рождённые непорочными – они в пролетариях и «сочувствующих» пролетариату…
Грубая реальность первородного греха КАЖДОГО человека напрочь и без всякой деликатности перечеркнула эту теорию. Если срезать сверху слой угнетателей, то не будет ровным счётом ничего, кроме… нового слоя угнетателей. Можно и его срезать, а потом ещё и ещё (Сталин, кажется, именно этим путём и пытался идти) – но тогда резать придётся до самого низу, так, что и род людской продолжать некому станет…
Дело (правда жизни) в том, что верхние и нижние классы – это ОДНИ И ТЕ ЖЕ ЛЮДИ, просто одним повезло, а другим нет. Выдумывать между ними иную разницу – всё равно, что искать каких-то особых, врождённых качеств в покупателях лотереи. Наверное те, кто выиграли в лотерею – не такие, как проигравшие в неё! Наверное те, кто сорвали джек-пот – злее (или добрее), умнее (или глупее), нравственнее (или безнравственнее) остальных…
Поиски врождённой нравственности (или порочности) обречены упереться в тупик, что и доказали нацисты, куда более отчётливо заявившие о врождённом биологическом превосходстве или неполноценности разных людей. Впрочем, нацисты, в отличие от коммунистов, в старой нравственности уже не нуждались, они решили, что их воля – и есть высший закон…
+++
Правда жизни в том, что нравственность – производное от веры. Человек или верит в неё, или не верит (и то, и другое случается весьма часто). Материальные условия быта тут ни при чём – зачастую самые гнусные подонки рождаются в самых благополучных условиях. Оповещённость тоже: наивно думать, что всякий нарушитель закона нарушил его только по незнанию.
Нравственность нельзя насадить ни перекармливая сыром, ни перекармливая нотациями, ни сбрасывая со скалы младенцев, признанных «неполноценными» (на спартанский манер). От излишней колбасы будет только изжога и несварение, от излишних нотаций – отвращение и стремление сделать наоборот, от генетических чисток… Ну, об этом даже и говорить не хочется, Нюрнбергский трибунал тут всё сказал (а сегодня его вердикт пытаются отменить).
Пожар нужно тушить средствами пожаротушения, а не пирогами, не блинами и не сушёными грибами. Потому что обратное – не только очень дорого, но и очень неэффективно.
Именно поэтому либерализм Запада ведёт ровно к тому же результату, к которому прежде привела, на том же самом либерализме заквашенная советская «перестройка».
Общество понимает, что больно. Но, поскольку оно потеряло веру, религиозность масс – всякое его действие ведёт к дальнейшему упадку, поскольку оно в ситуации цугцванга.
Тут как ни сходи – всё плохо. Начнёшь закручивать гайки – и получишь нарастающий маховик репрессий, машину террора, склонную пожирать саму себя. Начнёшь, наоборот (в страхе перед террором) ослаблять режим – и он взорвётся миллионом банд, зоологическим разнузданным беспределом вместо «творчества масс».
Даёшь больше образования – выращиваешь ( в самой читающей стране мира) умных циников, которые вышибают из общества себе гешефт, как рэкетиры из жертвы в застенке. Даёшь меньше – получаешь дегенератов, которые ничего не понимают, мыслят бессвязно и развязывают гнусный зоологизм, разрушающий общество.
Больное общество пытается дать людям побольше потребительских благ – но получает разнузданных потреблядей, которым всегда и всего мало (а делать они при этом ничего не хотят). Тогда общество загибает в сторону скромности, аскетизма, «экологизма», жёсткой экономии – но такое требует фашистской диктатуры, застенков, потому что людям не нравится, когда они становятся всё беднее и беднее…
Больное общество ведёт себя, как и больной человек, строго по классике:
–…и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически…
Лучше М.А. Булгакова, мне кажется, и не скажешь!
Дмитрий Николаев, команда ЭиМ
Оценили 9 человек
14 кармы