"Древние нравы сегодня" в стиле Рони-Старшего*

* «Борьба за огонь» (фр. «La Guerre du feu») — классический роман Жозефа Рони-старшего о доисторическом прошлом человечества, опубликованный в 1909 году

Примерно 40 тысяч лет назад одетый в шкуры первобытный человек увидел перед собой лезущую к нему в пещеру окровавленную морду пещерного медведя-людоеда. Предок наш поудобнее перехватил копьё с каменным наконечником, взвесил в руке кремниевый топор и стал бить по морде огромного страшного зверя этим топором. А другой рукой пытался пронзить толстую шкуру с помощью копья…

Как и мы сегодня, этот человек не пытался говорить со зверем-людоедом, уговорить его, усовестить, взывать к солидарности млекопитающих, к чувствам землячества, хоть и в одном лесу живут. Этот человек не знал такого понятия, как «законы», и не делал нелепых попыток урегулировать ситуацию «в правовом поле». 

Про какие-то «права человека» он тоже тогда не знал, слыхом не слыхивал, потому и этой темы не затрагивал. Нам-то сложнее, в прежней жизни мы про них слыхали, и доселе порой рецедивно «трещим» про них…

А ещё наш предок ничего не знал про всяких юмористов-пародистов, про кривляющихся клоунов-«властителей дум», про то, что его далёкие потомки будут пытаться «шуткой беду развеять», выйти из сложной ситуации «по приколу», высмеивая угрозы.

Наш далёкий предок не рассчитывал, что о его трагедии расскажут газеты во всём мире, что живописать его страдания от когтей свирепого хищника примчатся телевизионщики. Он был свободен от химер про «солидарность рабочего движения», или «людей доброй воли» по всей планете, котором нужно ведь, понимаешь, просто объяснить всю чудовищность ситуации…

Наш предок не попытался проголосовать за партию, которая избавит его от пещерного медведя, он не знал такого способа «снижения напряжённости» - как и мы сегодня БОЛЬШЕ не знаем. Он не рассчитывал на хотя бы остаточное действие «демократических институтов» в медвежьей голове, не взывал к совести медведя, не пытался его стыдить, и не заговаривал медведю зубы, что «сила в правде»…

Правда – вот она, вся наша, и вся на поверхности, и отовсюду видна. И в кашу её не положишь! У нашего предка было копьё и каменный топор. Если он и молился о чём-то духам – только о надёжности древка этого копья и о том, чтобы обух не соскочил во время удара с топорища. Вот зверь-людоед, приперший тебя к стенке, а вот твоё оружие. И больше ничего нет…

+++

В пламени современности сгорели все идеологические химеры. Помните, как много их было ещё несколько лет назад? Вокруг нас успокоительно хороводили призраки, фантомы: ООН и международных судов, демократии и свободы слова, прав человека и необходимости репутации, «легитимности властей», без которой, якобы, власть не держится. 

Ещё несколько лет назад мы надеялись к кому-то обращаться, кем-то быть услышанными, вести переговоры, заключать договоры, которые были бы дороже использованной для их написания бумаги, уповали на дипломатию – народную и официальную, на «смелый голос разоблачительной журналистики»…

Мы всерьёз полагали, что безоружная толпа может выйти на улицу и свергнуть власть - и не в рамках спектакля, а на самом деле! Мы надеялись, что если получше показать людям мира «двойные стандарты» Запада, то люди мира остановят зверя, пресекут попытку нас убить в прямом и грубом, буквально-зоологическом смысле слова!

А ещё мы полагали, что есть какие-то ценности, и пусть они у разных народов разные – но всё же имеют вес. Мы – какие же мы смешные! – бывало, всерьёз задумывались – а вдруг иностранные оккупанты несут не смерть, не геноцид – а свободу и «инклюзию»?!

Вокруг англосаксов, этого чудовища-людоеда, одержимого самыми звериными и низменными инстинктами – мы накрутили так много ложных сущностей, что оно, если б узнало – и само бы удивилось!

Мы приписывали им правовую систему – как будто бы у англосаксов есть правовая система! С таким же успехом можно верить в конституционализм крокодилов...

Мы пытались вызнать у них - "за что они нас не любят?". У людоедов! Очень они нас любят, только жареными... Мы пытались разузнать - за что они на нас взъелись, и "скажи, какая вина на мне, боярин", всхлипывая спрашивали. И никак не могли поверить в ответ из басни: "ты виноват уж тем, что хочется мне кушать..."

Мы приписывали этой железной, карфагенской деспотии Молоха какие-то «демократические традиции». Мы даже совесть в них предполагали – пусть не у всех, но хоть у некоторых…

Мы – и тут как не покаяться в наивности – меряя, видимо, по себе, надеялись, что в украинских дегенератах, одноразовых биороботах, проснётся голос славянского происхождения, православного уклада, общего братского прошлого.

Что для них что-то значит кириллица, общий для нас алфавит, дар святых Кирилла и Мефодия… Мы искренне верили, что эти дегенераты способны к сочувствию, что их ужаснёт кровь невинных, кровь детей, стариков и женщин… Мы верили, что словом и делом сможем пробудить хоть в ком-то из них человечность…

Мы почему-то думали, что если взять с них слово на людях, так, чтобы все видели и слышали их обещание - то они будут слово держать!

А потом мы, дети, игравшие в искушённость, много говорили о природе живого существа, об инстинкте самосохранения, который «непременно проснётся» даже в дебилах – если их долго гнать на убой…

Мы игрались с марксовой химерой «экономического человека», придуманной, впрочем, Адамом Смитом: то есть человека рационального хотя бы в шкурных вопросах, человека, который не будет действовать в ущерб своим материальным выгодам и интересам…

Мы приводили расчёты, аргументы, логические выводы, пели им песни о мире и читали стихи о миролюбии. Мы грозились: "Если в не отзовётесь - мы напишем в Спортлото!" Но оказалось, что жертве геноцида писать в Спортлото так же бессмысленно, как и в ООН или Евросуд по "правам нелюдей"...

Увы, увы!

Сказано классиком: «…Боже мой! Как я ошибся, как наказан!».

Ничего из вышеперечисленного не «активировалось».

Ни закона, ни демократии, ни культуры, ни рационального мышления. Ни стыда, ни совести, ни страха, ни прав человека, ни свободы слова. Вскрылись кверху брюхом веры в:

- Силу слова
- Доброту
- Правду
- культуру и духовность
- кровное родство
- правосознание
- экономическую расчётливость
- биологическую целесообразность
- и т.п.

Сегодня русский человек снова, как и 40 тысяч лет назад – имеет топор, копьё и больше ничего. Оружие изменилось – мир нет.

Копья теперь, может, и другие – но ни культура, ни законность, ни совестливость, ни гуманизм, ни рациональный расчёт к ним так и не прилипли.

Все идеологические химеры моего чокнутого поколения, взраставшего под пафосными лозунгами «перестройки» - превратились в пепел. 

Есть только окровавленная страшная морда хищного зверя, его раскрытая пасть – и наша жажда жизни, двигающая рукой с каменным топором.

Мы должны убить эту тварь – или она нас сожрёт.

Третьего не дано.

Мы не договоримся: у зверя нет речи и понятий. А если от зверя убежать – то он будет настигать тебя снова и снова. Зверь не знает «взаимной выгоды», он всегда на войне, ему абсолютно чужда всякая сентиментальность, и зверь в принципе не умеет «учитывать интересы других».

Всё, что умеет этот зверь – в прежние десятилетия раскрашенный в нашем воображении розовой краской – только пожирать нашу плоть.

И ещё – умирать от удара каменным топором по лбу.

Я надеюсь.

Надеюсь, его череп не слишком массивный, а топор в моей руке – не слишком лёгок.

А слов больше не осталось. Или мы – или эта гадина, кто-то в ближайшее время обязательно умрёт…

Роман Печорин, команда ЭиМ