КОНСТРУКТ

 — Внимание! — Сообщение Центрального искусственного интеллекта, прозванного в народе запросто — ЦП, отрывает меня от тестирования спроектированной планетарки. — Срочный сбор в конференц-зале. Внимание! Срочный...

Вот же... С сожалением выбираюсь из круговерти вращающих деталей. И всё-таки разогревающиеся поверхности скольжения на сателлитах меня откровенно настораживают. 

Как же неудачно искусственный интеллект нашего конструкторского бюро объявил этот незапланированный сбор!

В конференц зале я появляюсь одним из первых. И здесь пока лишь Семён из отдела движителей да Анна из систем связи и позиционирования.

— Не в курсе, что случилось? У меня узел скольжения подозрительно себя ведёт, а тут такое...

— Да хрен его знает! — Грубый Семён, как всегда, в своём репертуаре, — Дел невпроворот, а тут очередное совещание. Достали уже... Руководители!

Анна сохраняет благоразумное молчание. Видимо, верит давно циркулировавшим слухам, что Главный конструктор имеет возможность одновременно пребывать во всех локациях нашего бюро. О, женщины, имя вам — коварство!

Зал тем временем быстро наполняется коллегами. Буквально ещё с десяток секунд никого не было, и вот — уже полный зал. Тихое, настороженное перешёптывание наводит меня на мысль, что слухи о способностях Главного не такие уж и слухи. Ведь большинство ошибаться не может... Или может?

Как и положено по статусу, последним проявляется Сам. Существуют строгие правила по внешнему виду внутри всех локаций бюро, но... Что позволительно Юпитеру, то не дозволено быку. Я только так могу трактовать визуальный посыл нашего руководителя — сияющие мрачным огнём глаза, чёрный плащ с красным подбоем и не до конца прорисованные, но, тем не менее, легко угадываемые по контурам призрачные рога на голове. Кто-то из коллег сдержанно вздыхает — судя по виду боса, настроение у него далеко не рождественское. В общем, видимо, нас собрали не подарки с пряниками в виде премий раздавать...

— Кхм-м, коллеги! — И все замирают, в ожидании огненного дождя с небес или ещё какой божественной кары. — Поступило новое задание...

Главный сдержанно кивает головой на непроявленный здесь потолок, выше которого теоретически должно пребывать само неусыпное правительство Земной Федерации.

— Наш космический Флот в Альфа Жирафа столкнулся с новым противником...

Вот же! Я начинаю тихо ругаться про себя... Как-будто нам вечно недовольных повстанцев с окраинных планет да агрессивных Draco sapiens с Дикой Утки мало. И это, не говоря о малоизученных пауках-колонизаторах Mygalomorphae stellaris.

— И что самое неприятное — противник обладает технологией сверхманёвренности, ничем не уступающей нашей...

А вот это уже совсем плохо. Наше предприятие «Заслон» заточено под выпуск самой разнообразной космической техники. В том числе и военной. А среди неё тяжелые истребители по программе сверхманёвренности «Кентавр» поистине являются вершиной конструкторского искусства. В их создании когда-то принимал участие и сам Главный. Даже несмотря на то, что прошло уже порядочно времени, «Кентавры» до сих пор остаются самыми передовыми в техническом плане космическими кораблями. Точнее были...

— Руководством Земной Федерации перед нашим предприятием поставлена задача в кратчайшие сроки создать технологию сверхманёвренности...

— Разрешите? — Слово просит Сан Саныч, начальник отдела систем жизнеобеспечения. — А чем руководство не устраивают «кентавры»? Насколько я знаю, в том бою они нанесли критическое поражение превосходящему флоту противника.

— «Кентавры», конечно, это наша гордость... Но вся их эскадрилья с корабля-базы «Runi Tok» в том бою погибла. И довожу до вашего сведения — программа «Кентавр» оказалась локализована всего лишь в четырёх эскадрильях по пять боевых единиц. Передовые наработки по планеру, конечно, лягут и в новую машину, но с системой управления надо что-то кардинально решать. Пилотов-кентавров, к сожалению, мы больше создавать не можем. Технология оказалась не воспроизводимая. Требуется совсем иной подход к достижению сверхманёвренности.

Народ в конференц-зале безмолвствует, переваривая услышанное.

— Каков срок? — не унимается бойкий Саныч.

— Два дня на выработку концепции, неделю на проектирование, месяц на внедрение...

Народ перестаёт безмолвствовать, возмущенный столь сжатыми сроками от высоких чинов, по-видимому, слабо представляющих трудности процесса интеллектуального труда. Всё-таки передовые идеи никогда не рождались по требовательному щелчку начальственных пальцев.

— Сроки обсуждению и пересмотру не подлежат. — Ставит жирный крест на недовольстве Главный. — Поэтому. Во-первых, график работы бюро устанавливается — шесть через два.

А вот и «подарочки» подоспели! И если это пряники, то весьма жёсткие. Я б даже сказал — каменные. Как бы нам зубки не обломать.

— Во-вторых, сейчас — два часа на перерыв, и сбор здесь же на мозговой штурм.

Получив добро на отдых, народ мгновенно ретируется из зала. И я отправляюсь вослед.

Ровно через два данных свыше часа мы снова в полном составе в конференц-зале. 

Руководитель является уже в своём привычном образе — растрёпанный учёный, разве что язык иронично не показывающий. «Демон», наверное, был порождением внутреннего протеста срокам, поставленным предприятию от Правительства. Но что поделать, внешние угрозы обычно не спрашивают, готовы ли мы им противостоят, они просто проявляются и, как всегда, совсем ни кстати.

После отдыха я чувствую себя вполне свежим и бодрым. При той интенсивности мозговой деятельности, что является привычным делом в сонм-состоянии, разгрузочные перерывы просто необходимость.

— Коллеги. — Главный начинает мозговой штурм. — Требуется концепция достижения устойчивости организма пилота при угрожающих жизни перегрузках. Отдел жизнедеятельности, что там у нас по граничным условиям?

— Обычный человек способен без вреда для организма переносить перегрузку в десять жэ, — начинает бойко докладывать Саныч. — Наши пилоты по программе «Кентавр» способны переносить перегрузки до тысячи жэ. Что достигается как техническими средствами — гидрованна переменного давления, магнитные фиксаторы позвонков. А так же физиологическими — армирование внутренних органов пилотов, нанокаркас головного мозга. И программным методом — искусственный интеллект корабля способен подключаться к сознанию пилота, вызывая эмоциональную эйфорию. К сожалению, было создано только двадцать два таких интеллекта. А без этого элемента, перенёсшие цикл операций люди по непонятной причине теряют волю к жизни — так называемый перманентный болевой синдром. С чем связано, выяснить не удалось. Какие-то скрытые защитные механизмы в психике человека. То есть, без создания дополнительных программных комплексов «Кентавр» производство изделий по этой программе теряет всякий смысл — управлять, банально, некому.

— Какие предложения есть по существу? — вопрошает к общественности бос.

— Поручить управление истребителями чистым пилотажным искусственным интеллектам, — предлагает Георгий из отдела программного обеспечения.

— Отработанный путь. Всё упирается в тупик равных потенциалов. Недостатки искусственных интеллектов в шаблонности и следовании наиболее логичным действиям. Что приводит, при наличии у противника равных по вычислительной мощности ИИ, к неспособности каждой из сторон добиться решающего преимущества на поле боя. Выход только в слиянии искусственного интеллекта и человеческого разума. Но здесь мы упираемся в ограничения физиологического плана. Десять жэ и не больше. Ещё предложения?

— А медицина ничего не может предложить по преодолению болевого синдрома?

— Нет. Все методы, включая медикаментозные и прочие приводят к прекращению нужной синергии от слияния сознания человека и ИИ. Загадка человеческой природы. Требуется обострение восприятия, а не его подавление.

— Как уйти от гидрованны, давлением обжимающей тело пилота до состояния камня? Без полного армирования органов и мозга, такие запредельные давления приводят к полному прекращению жизнедеятельности. А вот ИИ функционирует на материалах, легко переносящих и более высокие перегрузки. Требуется добиться похожего и от человека.

Коллеги пока задумчиво обдумывают условия задачи.

— Накидывайте предложения, — подстёгивает интеллектуальный процесс Ведущий.

— Генномодифицировать тела пилотов. — предлагает грубый Семён.

— Это как?

— Сделать древесноподобными.

Коллеги в большинстве своём начинают тихо хихикать.

— Чего? — агрессивно интересуется, как оказалось — ботаник, Семён. — Тело, состоящее из древесины, будет легко переносить любые перегрузки.

Конечно, мозговой штурм как бы и подразумевает накидывание любых, даже самых бредовых идей. Но тут, по-моему, перебор. Ни к месту вспомнилось знаменитое — Я есть Грут.

— Сам бы хотел жить в виде сучка? — интересуется Саныч.

— Сучка? Я бы попросил...

— То-то же.

— Идею Семёна поддерживаю, — неожиданно «ботаник» находит поддержку от самого Главного. — Но не во всём. В главном — как нам безболезненно, и главное — обратимо, превратить тело пилота в нечто твёрдое, легко справляющееся с пиковыми перегрузками?

— Поместить сознание человека в мнемо-кристалл, — предлагает Анна.

— Технологии есть?

— Нет. Придумаем.

— А останется ли он тогда человеком?

Анна пожимает худенькими плечами.

— Не хотелось бы, вбухав кучу средств и потратив массу времени, получить лишь слабый аналог человеческого мышления. При этом, все предпринятые на сегодняшний день попытки скопировать человеческое сознание на материальные носители информации провалились. Полученные индивиды теряли способность мыслить как человек.

— Есть информация о путях достижения сверхманёвренности у противника? — интересуется Семён.

— Нет даже предположений. Сейчас я вам продемонстрирую кадры боя из архива истребителя единственного выжившего пилота...

И мы, как по мановению волшебной палочки, оказываемся в глубинах Космоса. Кругом ослепительные россыпи звёзд, скручивающиеся в тугие спирали далёкие галактики, разноцветье туманностей и... Самый эпицентр заварушки со взрывами, стрельбой и прочими опасными изобретениями, как оказалось, не только человечества. Легко узнаю наши истребители «Кентавр». А вот машины противника, превосходящие по числу и размерами, мне совершенно незнакомы. Бой скоротечен, и наши один за другим сгорают в его безжалостном пламени. Особенно жалко пилота, выброшенного в открытый космос из развалившейся машины и разрезанного пополам плоскостью специально довернувшего вражьего корабля.

Некоторое время мы молчим, переживая за погибших парней. Я их лично не знаю, но машины они все получали прямо на нашем заводе.

К сожалению, изучение изображений обломков уничтоженных в ходе боя кораблей противника немного прибавляет к знаниям об неизвестной расе и применяемых технических решениях.

— Какие мысли? — спрашивает Главный.

— Характеристики машин, действительно, соотносимы с проектом «Кентавр», — высказывает своё мнение опытный Саныч. — Конфигурация, обводы наводят на мысль о, возможно, негуманоидной расе. Поэтому, может, переносимось перегрузок это их эволюционное преимущество. Кто знает...

— Я думаю, — нахально встревает в разговор Семён, — это цивилизация разумных деревьев...

— Забудь уже про деревья, — резко урезонивает разошедшегося «ботаника» Главный. — Ещё предложения?

— Создать аватар. Из материалов, способных переносить любые перегрузки.

— Хм-м, аватар, — задумывается бос. — Возможны ограничения по дистанции применения?

— При имеющихся технологиях, установленное на корабле-носителе оборудование сможет поддерживать приемлемый канал связи на дистанции в сотни километров. Но возможны существенные сбои и искажения в передаче данных вблизи магнитных полей звёзд, — отвечает отдел космической связи.

— То есть в автономности существенно потеряем.

— Превратить в зомби? — неожиданно предлагает наша эмо Светлана.

И когда ощущает осуждающее настроение других, легко отказывается:

— Да я так... Просто предложила.

— Ещё есть мысли, как нам превратить тело человека в камень без потери жизнедеятельности?

Камень. Остановка жизнедеятельности. У меня в голове вертятся какие-то призрачные ассоциации... И вдруг, словно что-то там щёлкает:

— Может, заморозить?

Неожиданно решение всплывает, видимо, прямо из моего подсознания.

— А что, это идея. Заморозка до сверхнизких температур. Что у нас с имеющимися технологиями? — интересуется Главный. — Меня более интересует последующая разморозка, и как это скажется на жизненных функциях пилотов.

— Технология крионики неплохо отработана в последние двадцать лет. Все замороженные ещё в двадцатом веке благополучно разморожены. Количество не переживших вполне укладывается в процент естественной убыли от сопутствующих заболеваний и несовершенства тогдашней технологии.

— Так. Значит, требуется лишь решить вопрос по обеспечению функционирования оледеневшего мозга пилотов. Будем подключать Институт крионики. ЦП, соедини с курирующим замом из Правительства!

Представители Института появляются в конференц-зале буквально через час. Учитывая, что снаружи сейчас три ночи, оперативность поражает. Всё-таки, когда припрёт, Правительство начинает быть просто безумно эффективным.

— Но, позвольте! — эмоционально восклицает, видимо, не выспавшийся профессор крионики Павлов.

Необязательные здесь очки и белый халат делают его гипертрофировано учёным.

— Это же надо провести исследования, тестовые и контрольные мероприятия. Мы с замороженным неокортексом не работали никогда.

— А кто работал? — легко интересуется Главный.

И гипер-ученый наивно попадает в расставленную ловушку:

— Я слышал, подобную технологию тестировали в Институте мозга...

Недовольные столь ранним пробуждением представители Института мозга в количестве двух профессоров и одного кандидата наук присутствуют у нас уже через сорок три минуты. И на данный момент это безусловный рекорд по оперативности прибытия. Их злые взгляды в сторону профессора Павлова тот старательно не замечает.

Вновь прибывших быстренько вводят в курс дела. И главное — «радуют» установленными Правительством сроками.

— Так. Пока мы здесь решаем с обеспечением жизнедеятельности мозга пилотов, непосредственно не задействованные приступайте к обеспечению модернизации истребителей проекта «Кентавр», — командует Главный. — С учётом пребывания пилотов в крио-камерах. Новый проект будет носить кодовое название — «Кай».

Я возвращаюсь на своё рабочее место. Но даже не успеваю запустить симуляцию планетарки, как получаю приглашение незамедлительно явиться в отдел движителей. Ясно — всё для фронта, всё для победы. Вздохнув о так и не протестированном узле скольжения, переношусь к коллегам.

— Так, очень хорошо. — Начальник отдела Семён якобы довольно потирает руки. — К нам поступили первые расчёты переносимости перегрузок замороженным организмом. Имеется возможность поднять выходную мощность ходовой установки изделия двести два примерно на сорок процентов.

— Ого! И как собираетесь достигать? — интересуюсь я.

— Как-как? — смеётся Семён, — Наколдуем...

Колдовать приходится всем отделом.

Первым делом дружно создаём среду проектирования. И это довольно муторный процесс — необходимо перелопатить массу данных, установить сотни тысяч переменных, учитывающих саму работу двигателя, ограничения по характеристикам материалов и самой среды, в которой он будет работать, требуемые выходные параметры. 

И здесь незаменима заводская нейросеть «Заслонка» с её базами данных. Всю тяжесть расчётов она безропотно берёт на себя. Затем необходимо будет ещё объединить созданную нами среду с созависимыми системами других отделов. Чтобы по итогу не получилось пятое колесо у высокотехнологичной «телеги»...

Но игра стоит свеч — по окончании процесса помещённое в среду проектирования изделие само проявит, какие материалы и элементы конструкции не подходят для достижения требуемых параметров, а какие требуется только усилить да упрочить. И начнётся настоящая конструкторская деятельность — так подобрать материалы и конструктив, чтобы при наименьших затратах получить необходимый прирост мощности. И пока мы здесь бьёмся с двигателем будущей грозы обитаемого Космоса, другие отделы занимаются тем же самым по планеру, электрооборудованию, системам жизнеобеспечения и прочая, и прочая...

Два час отдых, шесть напряжённой работы и снова отдых... Реальность распадется на отдельные составляющие.

Из отдела жизнеобеспечения поступает информация, что добились не только сохранения осознанности при глубокой заморозке человеческого тела, но и получили в качестве бонуса — сверхпроводимость мозга. Неожиданный прорыв. Как оказалось, сама идея заморозить пилотов, потащила за собой и прочие ништяки, позволяющие существенно превзойти сверхманёвренность «Кентавров».

К созданию новой машины в металле мы пока движемся с опережением графика. Правительство Земли будет довольно...

Но проектирование, это лишь верхушка того айсберга, что скрывается в мрачных глубинах реального производства.

Сборка опытного образца идёт уже не такими ударными темпами, как того требует руководящее начальство. То не оказывается под рукой требуемых материалов, то какой-нибудь станок выдаёт продукцию с отклонениями по допускам и посадкам, то ещё какая напасть случается в самое неподходящее время... Я с ностальгией вспоминаю времена, когда самой большой проблемой на производстве был выпивший на рабочем месте слесарь-универсал. Ни тебе самобышных искусственных интеллектов, считающих людей ограниченно годными к высшей интеллектуальной деятельности, ни роботов-сборщиков, сбой в программе которых неожиданно зациклил их всех скопом в «нирвану». И если с пьяницей человеком, ещё можно было договориться по-хорошему, то попробуй, «поговори» с нежитью...

— У нас провал по импульсному разветвителю, — Семён с надеждой смотрит на меня.

— А я при чём? — интересуюсь для проформы, чувствуя назревающий со стороны товарища подвох.

— У тебя, кажется, есть подвязки в третьем механосборочном?

Вот же... Вспомнил.

— Кхм-м, — тушуюсь я, — Ну, как бы есть... То есть, были.

— Быстро подключай свои связи. Надо, как в Перестройку — ускорить и углубить.

— Так, вроде, тогда не очень получилось... Ну, с этими — ускорить и углубить. Скорее, развалить и разрушить.

— Не-е. Давай как в песне поётся — Ошибок прошлых мы уже не повторим. Результат нужен до зарезу. Главный собирает совещание в следующем секс-периоде.

Заводские острословы «сексом» нарекли укороченный рабочий период при штурмовщине, когда часы активности и отдыха в нашем конструкторском бюро сокращаются с обычных — восемь на восемь, до потогонных — шесть на два. И в этом названии есть просто таки глубочайшее постижение объективной реальности данное нам в ощущениях.

— Ну-у, попробую. Давно не общался... — на всякий случай ставлю предохранитель на ожиданиях Семёна.

— А ты постарайся. Тебе полный карт-бланш — обещай, соблазняй, рассыпайся льстивыми речами.

Ха-а! Легко сказать — рассыпайся. Я с искусственным интеллектом механосборочного цеха завязался, когда согласовывал сборку своих проблемных планетарок. Искусственный интеллект оказался на редкость сообразительный. И что самое удивительное, самоидентифицирующий себя сознанием женского пола. Если позволительно разделять цифровые интеллекты по полам. Тройка, как она себя называла, странным образом прониклась тогда моими проблемами и неплохо помогла с внедрением. А я, в знак благодарности, через программистов завода организовал совместное посещение виртуального спектакля БДТ «Пять вечеров». Кхм-м... И, наверное, переусердствовал с благодарностью. Кто ж знал, что искусственные интеллекты могут испытывать самую настоящую симпатию. Да ещё и к людям. В общем, еле отделался. А теперь Семён просит всё возобновить. Да-а-а... Дилемма. Но на что только не пойдёшь ради производственного плана и безопасности родной планеты.

Теперь мне надо решить нетривиальную задачу — возобновить отношения с искусственным интеллектом. Кто бы мог подумать ещё каких-то пять лет назад. До чего дошёл прогресс, до невиданных чудес... Но на то и развитое инженерное мышление, чтобы находить выходы из, казалось бы, безвыходных ситуаций.

Использую принцип аналогии. Что является обязательным атрибутом для возобновления отношений с реальной девушкой? Если подходить аскетично — цветы, шампанское, конфеты. С цветами проблем не возникает — нейросеть Айвазовский 12.1 с лёгкостью создаёт сногсшибательные по красоте образы. А вот найти виртуальные замены шампанскому и конфетам с ходу не получается.

За помощью обращаюсь к нашему центральному процессору:

— ЦП, что для искусственного интеллекта является альтернативой конфетам и шампанскому?

ЦП, на удивление, отвечает довольно быстро:

— Для искусственного интеллекта альтернативой конфетам и шампанскому может быть высококачественный код, умные алгоритмы, эффективные архитектуры и глубокий анализ данных...

Продолжение напрашивается само собою:

— ЦП, сгенерируй мне альтернативу конфетам и шампанскому для искусственного интеллекта. Хочу порадовать Тройку.

И ЦП на некоторое время зависает. Жду... Ещё жду... Наконец он проявляется неумолимым:

— Unknown error...

Вот же... Помощнички человека. Я теряюсь в догадках — то ли поставил перед ЦП непосильную задачу, то ли... Неужели, ревность к Тройке? Не хочет помогать конкуренту на виртуальную руку и такое же сердце? А мне что теперь делать? Где возьму «высококачественный код, умные алгоритмы, эффективные архитектуры и глубокий анализ данных...»? Я, всё-таки, инженер-конструктор, а не программист. Да, и в наших заводских программистах я не настолько уверен. Ожидать от них «высококачественного кода и прочее...», было бы наивно. Тут на меня нисходит озарение — РОМАНС! Вот перед чем не устоит любое женское сердце, пускай даже сугубо виртуальное.

В локации механосборочного цеха сгенерировать себе классический голос Пласидо Доминго не представляет абсолютно никаких трудностей. И вот, я уже заливаюсь не хуже Курского соловья арией Надира из оперы «Ловцы жемчуга»:

— В сия-а-а-а-а-а-ни-и но-о-чи-и-и лу-у-у-у-но-ой...

— Что ЭТО? — буквально взрывается Тройка, видимо, сражённая наповал моим певческим даром.

Обработанным, правда, нейросетью...

— Молоток, — хвалит мои таланты по наведению мостов в МСЦ-3 Семён, — Движок уже в железе и сейчас на стенде. Ждём результатов от испытателей.

И инженеры из отдела испытаний не заставляют себя долго ждать — современные тесты не идут ни в какое сравнение с многодневными испытаниями прошлого. Подключение к этому ответственному процессу нейросеть позволяет всего-то несколько раз прогнать двигатель по всему диапазону мощности, и итоговая диаграмма работы каждого элемента готова.

— Изделие полностью подтвердило правильность конструктивных решений, выбор материалов и технологических процессов. Соответствие выходных параметров параметрам, заданным техническим заданием, — радует наш коллектив двигателистов Главный, — Спасибо за качественно проведённую работу.

И это, пускай, маленькая, но победа над неизвестным врагом из Альфа Жирафа. Остаётся только дождаться окончательной сборки первого опытного образца истребителя по программе «Кай»...

И снова — шесть часов напряжённой работы, два отдыха в черноте нирваны; шесть часов напряжённой работы, два … ...

Когда свет локации конструкторского бюро окончательно меркнет, я открываю глаза в сонм-камере. Привычная слабость в теле, пролежавшем практически бездвижно два месяца. И даже массаж с электронной стимуляцией мышц не очень-то и помогают. В соседней камере со стоном садится Семён. Выглядит, конечно, не новогодней ёлочкой. Весь какой-то помятый и осунувшийся. Два месяца рабочего цикла во сне и его не пощадили.

— И на хрена? — не смотря на помятое состояние, агрессивно обращается ко мне.

— Не понял, — удивляюсь немотивированной агрессии со стороны своего товарища я. Может он сел не с той ноги?

— А тебе не кажется, что ты немного переусердствовал с программой «Кай»? — продолжает наседать Семён.

— В чём прикол?

— С заморозкой пилотов и достижением сверхпроводимости мозга.

— Так это же здорово! — радуюсь я своей изобретательности.

— Совсем мозги проспал? — не разделяет мой восторг грубый Семён, — Я думаю, следующим шагом руководства будет создание программы «Фриз» по заморозке в рабочем цикле нас с тобой...

Я ошарашенно смотрю на него. Вот же... Это что, теперь вместо погружения в сон, нас будут замораживать? Ох, уж этот неумолимый технический прогресс...

— Пойдём, хоть на собранного «Кая» в реале посмотрим, — примирительно зову Семёна на опытную площадку.

 — Идём, — неожиданно легко соглашается тот, — Глянем, что в итоге получилось...