Коридоры

Томительное ожидание в затейливой паутине коридоров ныне "Радужного дома" скрашивало очередное экстренное выступление Вечного. Его голограмма в полный рост вырастала из мрамора плит посередине холла и напористо рассказывала о непростой текущей ситуации с государственным долгом, который, стоит это честно признать, давно улетел в космос. И в отличие от государства, выглядел Вечный прекрасно — здоровый румянец на гладкой молодой коже, спортивное легкоатлетическое телосложение, а слегка коснувшееся лба облысение делало его облик очень реалистичным. Кто бы мог подумать, глядя на пышущее здоровьем изображение, что владельцу моложавой фигуры уже около ста шестидесяти лет. Неожиданно до меня дошло, что эта картинка как нельзя лучше демонстрирует успехи здравоохранительной реформы, когда-то озвученной Вечным в предвыборной гонке. 

Помню старое видео, где он праздновал переизбрание на второй срок. Тогда Вечный выглядел глубоким стариком, если не сказать — немощной развалиной. Он даже передвигался всегда под ручку со своей охраной — все боялись, как бы случайно не упал, запнувшись о какой-нибудь злополучный мешок. Бывали прецеденты... Но с тех пор чудеса технологий сделали своё дело — изображению, в плане здоровья, позавидовал бы любой рядовой гражданин с аннулированной медицинской страховкой.

Я посмотрел на часы — сегодня служба безопасности затягивала с проверкой. Вздохнув, подошёл к автомату и заказал очередную порцию лате. Глянул надпись на донышке стаканчика — Государство надо всем! Хе-хе. Честно говоря, не ожидал повстречать здесь этакий занятный каламбур. Потягивая кофе, легко отстранился от назойливого шума, создаваемого динамиками голограммы. В коридоре позволительно было не так жёстко контролировать чехарду мыслей, и только на лице требовалось сохранять сосредоточенно-вдумчивое выражение.

Наконец появились оперативники. Пружинистой походкой прошли прямо сквозь голограмму и остановились в паре шагов от меня. В две пары глаз последовательно оглядели с ног до головы, и старший приглашающим кивком приказал следовать за собой. Лифтовая кабина бесшумно ухнула вглубь земли, и пока я двигал челюстями, пытаясь побороть заложенность в ушах, оперативники вполголоса болтали между собой.

— Слышал последнее выступление? Из верфей вышло два межзвездных крейсера, готовим вторжение на Плутон. Остаётся совсем немного...

— Да, давно пора перестать прогибаться перед узкоглазыми...

— И кто бы мог подумать какие-то лет сто назад, что они так стремительно попрут?

— Это всё государственная политика на повсеместное образование. Если с малолетства заставлять учиться, результат не заставит себя долго ждать...

Мягкий толчок свернул беседу и уведомил нас о прибытии. Белоснежные коридоры со специфическим запахом больницы привычно распахнули свои объятия. Два словоохотливых сопровождающих сдали меня внутренней охране, а сами благополучно вознеслись обратно на поверхность. Под присмотром новых соглядатаев я быстро разделся, дал себя тщательно осмотреть и, накинув специальный полупрозрачный балахон, прошел в небольшую кабинку — запросто прозванную в народе исповедальней. Субтильного вида, на контрасте с мордастыми оперативниками, очкарик в белом халатике на голое тело привычно опутал меня цветными проводами, водрузил на голову громоздкий шлем, в народе запросто прозванный — энцефалосридер, и по карточке-опроснику начал быстро задавать стандартные вопросы. Я отвечал, не особо напрягаясь — с технической стороны эти приборы уже давно устарели и вполне поддавались манипуляциям. 

Когда подготовительные процедуры были окончены, меня, всё также в сопровождении местных бугаёв, повели к рабочему месту. Минуя бесконечную череду дверей, на каждой из которых стояли хитроумные считыватели функциональной благонадёжности и сканеры пороговой активности неокортекса, наконец, ввели в святая-святых государства — «Белый Зиккурат».

Огромную комнату практически полностью занимал единственный объект — громоздкий белый саркофаг, который оставлял свободным не больше четверти пространства. Внутри капсулы на потоках воздуха парило плохо видимое сквозь помутневший пластик тело. Присоединившиеся перед входом в зал ещё пятеро оперативников плотно обступили меня со всех сторон. Двое врачей и трое техников сосредоточенно колдовали возле стены за небольшим пультом со множеством цветных экранов. Все благоговейно молчали. Мы ждали...

Наконец дверь с противоположной стороны тихо отъехала в сторону, и появились двое мужчин в строгих чёрных деловых костюмах. Подойдя к пульту управления и, грубо отодвинув техников в сторону, одновременно вставили ключи, синхронно повернули. Раздался тихий свист, и с хлюпающим звуком полупрозрачная крышка саркофага отскочила в сторону, явив на свет обнажённое сморщенное от старости скелетообразное тело — передо мной предстал сам Вечный. Резкий запах разложения мгновенно распространился по всему помещению. Привычно захлопнул было взбрыкнувшее сознание, не позволяя чутким сканерам считать все сокровенные тайны моего мозга. Окружающие, надо отдать им должное, профессионально сохранили восхищенно-почтительные выражения лиц. И я с усилием зацементировал на своём точно такое же.

Выглядел Вечный в сравнении с лубочной голограммой приотвратно: кожа, цветом напоминавшая пожухлую траву, висела на костях, подобно обветшалому тряпью; чётко проступающий рельеф скелета не оставил бы загадок и для двоечника остеолога, при этом погрузив в беспросветный тупик его коллегу по цеху — профессора миологии. Клубок из трубок и провода со множеством датчиков плотно опутывали бездвижное тело, привнося в облик Вечного некий элемент сюрреалистичности. По многочисленным катетерам, вставленным как во все естественные отверстия, так и в несколько дополнительно пробитых, закачивалась очищенная артериальная кровь, выводилась иссиня-чёрная венозная, какие-то физиологические растворы, неприглядные отходы жизнедеятельности и прочая медицинская муть. Насколько я знал, из внутренних органов у Вечного практически ничего не оставалось — кажется, только последняя из когда-то пересаженных почек и метров пять собственных кишок. Голову правителя не было видно — сфера сознания, подключенная к главному серверу, полностью её скрывала. Поэтому было сложно сказать, насколько достоверно увиденное на голограмме начавшееся лёгкое облысение.

Тщательно осмотрев тело, врачи отошли к мониторам контроля:

— Приступайте, сегодня он в прекрасном расположении духа.

И я начал своё еженедельное действо — поддерживающий массаж тела, в котором ещё теплилась какая-никакая жизнь. Отрабатывая зарплату, привычно гасил малейшие проблески отвращения — в моём пятне сознания должны присутствовать только неподдельное восхищение и безудержная радость за оказанное доверие. Повезло ещё, что мониторинг мыслей рядовых граждан не был повсюду тотальным — просто-напросто не хватало нужной аппаратуры, чтобы перекрывать все зоны свободного доступа. Я, наверное, не смог бы с должной интенсивностью перманентно контролировать своё ментальное пространство. Привычно проходя по сухой, как бумага, коже старался не сильно надавливать, опасаясь за целостность последних сохранившихся лоскутов. Массажное масло, специально разработанное для сохранения естественной влажности и эластичности эпидермиса, неприятно раздражало кожу рук.

Причину сохранения тела в таком состоянии, мне объяснили ещё в самом начале трудовой деятельности. Что-то связанное с функционированием живого мозга. Все эксперименты по переносу сознания в чисто электронный формат закончились провалом. Никто из сотни "добровольцев" не смог актуализировать хоть какое-то подобие человеческого строя мыслей при полном переходе на машинный носитель. Итогом экспериментов стало решение о содержании бренных останков с поддержанием в них самых необходимых жизненных функций.

Неожиданно меня грубо оттолкнули. Подскочил один из врачей и с усилием вогнал в немощное тело трубку дренажа. Что-то интенсивно забулькало, и прямо на белоснежный пол потекла вонючая зелёная жижа. Амбре вокруг стало невыносимо.

— Достаточно. — Меня взяли в плотное кольцо, не дав закончить массаж ног.

Правда, остававшиеся обрубки ногами назывались более по привычке — культяпка по колено от правой и левый пенёк с торчащим куском почерневшей бедренной кости в привычном понимании оными уже не являлись, по крайней мере лет этак сорок.

— Просим проследовать на выход. За прерванный сеанс заплатят в полном размере по тарифу. — Суета вокруг саркофага нарастала и пятеро оперативников быстро вывели меня из "зиккурата".

Только, по-моему, срочность эвакуации была продиктована не столько их служебным рвением, сколько заполнившей помещение непереносимой вонью. Я успел уловить в глазах одного из остававшихся техников, проводившего нас взглядом, вселенскую тоску. Но стоит отдать должное закалке — восторженное выражение на лице он сохранил безупречно и, как я подозреваю, все мысленные словеса в адрес Вечного так же. Пока преодолевали дверь за дверью в обратном порядке, оперативники восстанавливали дыхание. И елейная восторженность сходила с лиц подобно прошлогоднему снегу под злым мартовским солнцем. Когда я оделся, интерес со стороны охраны к моей персоне не только растаял, но и окончательно испарился.

Наверху, получив оставшуюся после обязательного банковского вычета оплату, я в гордом одиночестве вышел на свежий воздух. Постоял, отдышался. Этот город давно мне опротивел своим вездесущим серым бетоном — пучившимся под ногами, поджимавшим со всех сторон и даже опасно нависавшим над головой многочисленными пролётами, переходами и развязками автотрасс. Однако, после неистребимой затхлости бункера каменные джунгли мегаполиса казались просто пределом мечтаний любого эколога.

Улицы как всегда пустовали. Только автоматические контроллеры мыслей барражировали в застойном воздухе. При приближении очередного я привычно схлопывал сознание, и по мере удаления снова открывал, давая мыслям спокойно течь по привычному им руслу. Закончив еженедельный рабочий процесс, я сразу забыл и Вечного, и надвигающуюся войну, анонсированную им в холле, и остальные прелести государственного устройства. Политическая жизнедеятельность не сильно меня интересовала... Впрочем, как и подавляющее большинство бывшего населения Земли. С появлением джамп-порталов жизнь каждого изменилась кардинально...

Чёрт! Проклятый запах словно пропитал всю мою кожу. И волосы. Теперь, пока не приму душ, так и будет преследовать повсюду. Быстро пройдя два квартала, я зашёл в ближайшую интерфешку, пополнил карту доступа к джамп-порталу и, не медля боле ни секунды, осуществил скачок...

Утро. Система двойной звезды щедро дарила и тепло, и свет. Местные птички голосисто пели, радостно встречая меня и наступающий день. Огромные, возносящиеся кронами в самое бирюзовое небо, местные аналоги секвойи качались вокруг с неповторимой грацией. Это был мой новый мир. И будь моя воля, я бы на Земле не появлялся и на те несколько часов, что требовала опостылевшая работа. Но проклятый кредит, полученный перед самым открытием джамп-переходов, требовал ежемесячных жертвоприношений в виде земной валюты. А связываться с банковскими коллекторами не хотелось — эти "звери" вполне способны были испортить жизнь и на самой отдалённой, пускай даже райской, планете. Их не могли остановить ни пространства в миллиарды световых лет от Земли, ни иные галактики, ставшие легко доступными для джамп-перемещений. И только поэтому злой рок из оставшихся тысяча ста сорока пяти массажных процедур продолжал диктовать мне свою порочную волю.

Я потянулся, давая волю и чувствам, и мыслям, и выражению, наконец-то счастливого, лица. Ничего. Прорвемся. А эти... Пускай там — на Земле... Догнивают.