Ехидная Слободка. Мини-пьеса с вариациями

Действие первое. 

Москва. 1980 год. 

Типичная коммунальная квартира где-то в Мневниках. Чем-то напоминает Воронью Слободку. 

Действующие лица: 

Андрей Сухой – самогонщик, матерщинник и крамольник; 

Марина – комсомолка, спортсменка и просто красавица; 

Алексей Дурбин – художник-карикатурист, самоучка; 

Лука Образцов – зажиточный жилец, обладатель Грюндига; 

Грюндиг – импортный транзисторный радиоприёмник; 

Голос из Грюндига – Голос Америки; 

Хор диссидентов – остальные жильцы с трудно запоминаемыми именами; 

Статья – авторская статья на КОНТе, не УК.  

Поздний вечер.

У подъезда дома останавливаются Жигули, выходит Лука. Привычным движением вынимает из гнезда радиоприёмник, откручивает антенну, снимает дворники, зеркало заднего вида, вешает на педали замок, запирает машину и поднимается в квартиру.

Это коммунальная, коммунальная квартира
Это коммунальная, коммунальная страна...(1)

Кухня. На трёх газовых плитах что-то шкварчит, на четвёртой закипает "конверсионный" самогонный аппарат, состоящий из части от топливного бака истребителя, вынесенного с оборонного завода и змеевика от крио-экстрактора, позаимствованного на одном сверхсекретном НИИ.

Жилец Сухой суетится возле аппарата и бессвязно матерится:

– Водка, б..., уже 5-30... сахар, б..., 2 кило в руки... елбаны, б..., комуняки, б..., Что б им...

Из радиоточки доносится голос диктора: 

Дорогие товарищи! Идя на встречу многочисленным просьбам трудящихся, от имени Центрального Комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР совместно с Советом Министров Союза Советских Социалистических Республик и Всесоюзным Ленинским Коммунистическим Союзом молодежи, а так же лично товарища...

– Да выключите кто-нибудь эту шарманку, – кисло морщится входящий на кухню Лука, – сил больше нет это слушать.

– Это да, – вздыхает Дурбин, малюя в своём альбоме карикатуры на дряхлеющего Генсека и следя за кофейником на плите.

Марина в симпатичном розовом халатике накручивает бигуди, ловко подцепляя их вилкой из кипящей кастрюли:

– Вчера в очереди на Пречистенке рассказывали, что в эту Олимпиаду вбухали столько народных денег, что хватило бы...

– И не говорите, Мариночка, лучше бы раздали трудящимся, – вздыхает Лука, – ведь все нормальные страны её проигнорировали.

– Нечего было в Афганистан лезть, что мы там потеряли, – авторитетно заключает сведущий в международной политике Дурбин. – Марина, а что, кстати, давали то?

– Да, колготки импортные выбросили.

– Досталось?

– Ага!? За пять человек до меня закончились. Пришлось у барыг втридорога покупать.

– Хамы, б...! – сочувствует ей Сухой.

– Точно вам говорю, – доверительно сообщает жильцам Лука, помешивая в кастрюле пельмени, – в колбасу нынче добавляют туалетную бумагу, сливочное масло гонят из нефти, водку из древесного спирта, а овощи...

– Кстати, об овощах, – перебивает его Дурбин, – нас всем отделом осенью на картошку отправляют, представляете!?

– А нас завтра опять на овощебазу гонят, капусту перебирать, – жалуется Марина.

– Скаты, б...! – соглашается с ними Сухой, вытирая о пижаму запотевшие руки. – А я вот давеча...

– Ты там давай, не отвлекайся, – одёргивает его Марина, – следи за своим аппаратом, а то взлетим, понимаешь, на воздух.

– Не боись, соседушка, у меня всё, как в аптеке.

– Пошёл я, значит, вчера в аптеку, – подхватывает аптечную тему Дурбин, – а там учёт. Я в другую, а там санитарный день.

– Издеваются над народом, сволочи, – качает головой Лука.

– Совсем, б..., зажрались эти, б..., слуги народа, кругом бардак, а сами в членовозах с мигалками рассекают, б..., – негодует Сухой.

– Анекдот слышали? – пытается перевести разговор Дурбин, – встречаются, значит, Брежнев...

– Да, тише ты, – шушукают на него соседи, – а то загремим из-за тебя под фанфары.

– Ох, уж эта совдепия, – вздыхает Дурбин.

– Тюрьма народов, – соглашается с ним Лука.

– Давай-ка, Лука, неси свой Грундих, а то прозеваем, – напоминает ему Марина.

Лука скрывается в своей комнате и возвращается оттуда вместе с радиоприёмником. Ставит его на стол, включает и крутит ручку настройки.

Кухня наполняется треском и свистом радиоволн короткого диапазона. Наконец, долгожданный Голос, подхваченный несущей частотой далёкой радиостанции, перенесясь через океан, врывается на кухню из динамика Грюндига:

– Вы слушаете Голос Америки из Вашингтона!

Ехидный Голос мастерски клеймит тёмную советскую действительность и призывно зовёт всех в светлое буржуазное будущее. 

Для соседей по коммуналке его слова сродни глотку свежего воздуха. Они трепетно внимают каждому произнесённому им слову и выражению, но запоминается только одно: Это сладкое слово "Свобода".

На кухонном столе мгновенно нарисовывается бутыль сахарной браги  и горячее обсуждение передачи выливается в застолье с многочисленными комментариями в виде тостов.

– Свободу, б..., слову! – вскидывает стакан Сухой.

– Доколе! – поддерживает его Дурбин, пририсовывая Генсеку усы и бороду в своём альбоме.

– Так жить нельзя! – хрипит Лука, поперхнувшись пельменем.

– Здесь женщины ищут, но находят лишь старость, – напевает захмелевшая Марина.

– Здесь мерилом работы считают усталость, – подхватывает хор диссидентов из соседней комнаты (2).

– За время, б..., перемен, б...! – восклицает Сухой и опрокидывает целый стакан браги.

– Ох, не хватаить время..., –затягивает навзрыд хор диссидентов (3).

– Долой КПСС! – распаляется Сухой. – Антисоветчик всегда патриот! – восклицает он, совершенно позабыв о процессе дистилляции.

– Доколе! – поддерживает его Дурбин и пририсовывает Генсеку вычурные брови.

И только лишь под утро, допив бутыль браги и допев "Перемен, требуют наши сердца"(4), утомлённые жильцы разбредаются почивать по своим комнатам.

Конец первого действия.

***

Альтернативный конец первого действия.

– Долой КПСС! – распаляется Сухой. – Антисоветчик всегда патриот! – восклицает он, совершенно позабыв о процессе дистилляции.

Но процесс дистилляции не забывает о Сухом и его товарищах. И когда титановые стенки, оставленного без присмотра аппарата не выдерживают закритического давления, он напоминает о себе бризантным взрывом, эквивалентным примерно ста граммам тринитротолуола.

По счастливой случайности никто из присутствующих серьёзно не пострадал, разве что Сухого взрывной волной вместе с оконной рамой выбросило на улицу, а с Марины сдуло её розовый халатик и бигуди.

Дурбин и Лука отделываются лёгкой контузией, но приходя в себя, начинают ехидно подхихикивать над Мариной, визжащей от ужаса и стыдливо прикрывающей свою наготу.

Подъехавший наряд милиции с удивлением разглядывает барахтающегося в детской песочнице и нещадно матерящегося гражданина в разорванной и опалённой пижаме. Повсюду стоит запах самогона, вперемешку с гарью и брагой, а в воздухе кружатся антисоветские картинки из альбома Дурбина.

– Э, да тут целое гнездо самогонщиков и антисоветчиков. Вызывай ОБХСС и Пятое управление, – распоряжается старшина.

Занавес.

***

Действие второе.

Москва. 2019 год.

Действующие лица: те же.

Изрядно повзрослевшие и заматеревшие /вар. - отсидевшие/, но не изменившие своим твёрдым диссидентским взглядам, вчерашние квартиранты, разъехавшиеся по отдельным квартирам.

А ныне, а ныне попрятались суки
В окошках отдельных квартир...(5)

Просторная кухня отдельной квартиры где-то в районе Бирюлёво. Ранее утро.

На индукционной плитке закипает современный самогонный аппарат. Пенсионер Сухой, привычно матерясь, пытается отрегулировать заедающий редукционный клапан аппарата, неуклюже тыкая в него отвёрткой:

– Падла, б..., за...л нах..., казлина! – что в переводе означает "никак не регулируется".

Слышится звук входящего сообщения в личном кабинете. Оставив аппарат, подбегает к компьютеру и вслух зачитывает сообщение: "Ждите Статью. Будьте готовы".

– Всегда готовы! – обрадованно салютует он и пересылает весточку по цепочке старым знакомым по коммуналке.

И действительно около 8:00, перемахнув через океан по оптоволоконному кабелю, в ленте КОНТа выскакивает заветная Статья.

Ехидным глаголом автор мастерски жжёт тёмную буржуазную действительность и призывно зовёт всех в светлое советское прошлое. 

Для бывших коммунальных жильцов это событие сродни глотку свежего воздуха. Они трепетно внимают каждому его слову и выражению, но запоминается только одно: "Назад в СССР".

Восторженные комментарии к Статье просыпаются, как из рога изобилия:

– Браво, дружище! – отмечается Лука.

– Как всегда! – дополняет его Сухой.

– Вот вам, холуям режима! – рефлекторно тискает свою карикатурку Дурбин.

Марина, слегка   ̶о̶п̶и̶с̶.. растрогавшись, пылко признаётся автору в любви и вечной преданности.

– Back in the USSR! – распевает в сети хор бывших диссидентов, штампуя однотипные комментарии (6).

– Даёшь КПСС! – яростно стучит по клавишам Сухой. – Антисоветчик всегда русофоб! – продолжает восклицать он, напрочь позабыв о редукционном клапане аппарата.

Но редукционный клапан аппарата напоминает Сухому о его забывчивости...

Взрыв на Юго-Востоке столицы, равный по мощности примерно двумстам граммам тротилового эквивалента, прогремел примерно в 8:30 по московскому времени, – сообщает телеканал Лайф-Ньюс.

Когда развеялся дым и стихли автомобильные сигнализации, Сухой обнаруживает себя висящим в ветвях старого канадского тополя, с компьютерной мышкой в одной руке и с пустым бокалом в другой. Стараясь не шевельнуться, он с удивлением разглядывает суетящихся далеко внизу спасателей и выдвигающуюся к его ногам лестницу пожарной машины.

В собравшейся по случаю толпе зевак он узнаёт Луку и Дурбина, примчавших на звук взрыва, приняв его за эхо от выстрела Авроры.

– Опять, двадцать пять, Андрюша, – всплёскивает руками Марина, и запахнув потуже свой розовый халатик, продолжает наблюдать по телевизору за ходом спасательной операции. Хорошо, что мы разъехались, подумалось ей.

А где-то на Западном побережье далёкого континента безмятежно посапывает во сне автор наделавшей столь много шума, причём в прямом смысле слова, статьи.

Конец

***

Ссылки на достоверные источники:

(1) Это коммунальная квартира... (с 1:08) 

(2) Здесь женщины ищут... (2:51)

(3) Ох, не хватаить время... (0:54)

(4) Перемен, требуют наши сердца... (1:00)

(5) А ныне попрятались... (1:32)

(6) Back in the USSR... (0:33)