Утром подхожу к остановке, подлетает маршрутка. Мне, пенсионеру – на автобус, стою. А симпатичной девушке в модном пальто небесно-голубого цвета очень нужно успеть в маршрутку. Она меня не видит, для неё кроме себя и маршрутки вокруг ничего нет. В ушах – наушники. Не успеваю сообразить и отскочить – в моё плечо врезается, а потом, не оглянувшись, лезет в дверь. У меня чуть кепка не слетела.
В автобусе все места заняты школьниками. Они уже тут с жаждой получают знания. В руках смартфоны, смотрят фотки, в ушах наушники. Никого вокруг нет. Они не испытывают никакого неудобства, мыслей-то нет! Им нужны только впечатления – любые. Если сделать замечание – даже если услышат, не поймут. Ты, старпёр, выбрал неурочное время.
В подземном переходе чуть не столкнулся с юрким мужичком. Весь злобный такой, как будто его только что травили дихлофосом, а он выжил. И теперь знает, что все - против него.
На почте отдел выдачи заказной корреспонденции закрыт. Некому работать. Объявление отправляет не так далеко – в само отделение, в общую очередь. Так, ерунда, человек семь-восемь.
Но молодой активной тётеньке не выдают посылку. Ей пришла эсэмэска, что посылка доставлена, а ей не дают! Почтовая сотрудница объясняет, что посылки не разбирали ещё, не хватает людей. А приходить надо только тогда, когда получишь бумажку с извещением.
Но женщина – против! Говорит, не уйду, пока не получу! Нет у меня времени по нескольку раз к вам ходить и в очередях стоять! Идите – и разбирайте!
Сотрудница ей отвечает: если я уйду, люди вон будут ждать.
А та: ваши проблемы, не волнует! Позовите вашего заведующего!
А заведующий – один на несколько отделений! Можно сказать, что его нет.
Потом в «Петербургском дневнике» читаю: с очередями в отделениях «Почты России» будут бороться! Как бы вы думали, кто? Видеокамеры!
Как же мне полегчало! До конца года 150 отделений оборудуют системой видеонаблюдения! Может, тогда всё-таки увидят, что там работать некому?!
Но подождите, всё ещё только начинается!
Мужчина лет тридцати падает прямо на улице, лицо синее. Теряет сознание. Пешеходы заспешили мимо с наушниками в ушах, они не видят. Никто не подходит. Наверное, наркоман. Одним меньше. Но всё же один тормознул, звонит, вызывает скорую. Подхожу, говорит: уже едут!
В метро, само собой, стою. Передо мной сидит женщина, у неё что-то нервное: голова ходит влево-вправо. Как будто всему миру говорит: нет! Жалко её. Жизнь, наверное, выпала тяжёлая.
Тут вспоминаю: у внука в детском саду воспитательница орёт на детей. Не кричит, а орёт. Воспитывает. Дети во время сончаса боятся вставать, даже глаза боятся открыть, а некоторым в туалет-то хочется. Писаются, а те, кто не писается, смеётся и дразнится. Руководство знает, жалобы были, но её не трогают. У неё жизнь приключилась тяжёлая, она вроде как и не виновата.
Не успеваю проблему осмыслить, как слышу из новостей: в психушку доставили молодого мужчину, который умолял позвонить жене. Его вроде бы успокоили, поместили в палату, а он разбил окно и рванул к дому. А ночью по адресу явились полицейские и вернули его в больницу. Корреспонденту в психушке сказали, что опасным больного они не сочли, просто действовали «как положено». Кто и на кого что положил, не комментируется.
Вечером еду домой – автобус встаёт на полдороге. Не может проехать. Вдоль дороги машины стоят, типа, паркуются, а одна последнюю полосу заняла. Стоит себе, аварийкой мигает, а водителя нет. А для этого водителя – тоже никого нет.
Наконец, прихожу. Включаю телевизор... Господи, да вся эта наша бытовуха – это ж такие мелочи! Вон ведь чего творится! Ладно там землетрясения, наводнения и ураганы. Везде воюют. Все против нас! И правильно, что всё – на обороноспособность! Как в известной частушке: ничего, что всё сгорело, лишь бы не было войны! Только вот как-то хочется, чтобы не только обороноспособность, но и всякая другая способность повышалась.
Но и это ещё не всё. Если без эмоций, если тихо лирически печально на всё посмотреть... Окинуть мысленным взором не только свои неоглядные территории, но и весь наш типа «мир»? Слово-то какое – «мир»! У вас нет такого ощущения, что в мы все не в мире, а – в «дурке»? А если сбежим, то за нами ночью придут и – назад? Потому что так положено. Выдачи нет. История болезни закрывается только по известной всем причине.
Прелесть ситуации в том, что мы сами дурдом построили, разделились по палатам, перебили всех психиатров с санитарами и начали считать других негодяями или идиотами.
А безысходность ситуации в том, что по-другому мы и не можем. А это, уже получается, не психушка. Это образ жизни.
Оценил 1 человек
1 кармы