СЛОВО И ДЕЛО. ЦАРЬ НЕ НАСТОЯЩИЙ!

    Данную работу необходимо дополнить вступлением, содержащим пояснение о том, что автор не затрагивает личность императора Николая II или вопрос о канонизации царской семьи. Свою задачу я вижу в том, чтобы попытаться осмыслить внезапное изменение отношения простого народа к самодержавию, как к форме правления и государственному институту.

    Многочисленные публикации в СМИ, посвященные 100-летию Великой русской революции, в основном, касаются политических вопросов: освещают роль различных тайных организаций и легальных партий на события в Российской империи. В тоже время, публицисты подробно рассматривают проблему влияния спецслужб иностранных государств на ситуацию в стране в начале ХХ века.

    Тайные сообщества, политические партии и зарубежные разведывательные службы действительно приложили немало усилий к свержению царя, однако вся их деятельность не стоила бы ломаного гроша, если бы от монархии не отвернулся народ. Причем презрение простых людей к сословному самодержавию, оказалось настолько серьезным и всеобъемлющим, что ощущается до настоящего времени.

    Если вспомнить, что весь XIX век все низшие сословия империи, особенно крестьянство, были самой надежной опорой трона, а немногочисленные смутьяны-народники немедленно, после начала их агитации, передавались в руки властей, то метаморфоза, случившаяся с отношением простых людей к царствующему дому, кажется каким-то внезапным колдовским мороком.

    Объяснения произошедшего, впрочем, даются иногда прямо противоположные. Одни авторы вспоминают великие блага и достижения 1913 года: молочные реки с кисельными берегами, хруст французской булки, капитуляцию накануне победы в первой мировой войне, соответственно, народ-богоносец, по их мнению, соблазнил враг рода человечества в образе масона или интеллигента-нигилиста.

    Другие историки признают, что жизнь простых людей была действительно очень тяжелой, поэтому в беспросветной тьме русской действительности люди потянулись к лучу света, который исходил от партии. Тут возможны варианты, зависящие от современных предпочтений авторов: либералы восхищаются эсерами или кадетами с Керенским и Гучковым, нацисты – бонапартистами Петлюрой и Маннергеймом, патриоты и коммунисты – большевиками Лениным и Сталиным.

    И все же следует признать, что любые подобные объяснения являются добросовестными заблуждениями, поскольку из многомиллионной массы людей, составлявших податные (низшие) сословия Российской империи очень немногие знали хоть кого-то из революционеров, слушали партийных агитаторов или, тем более, встречали иностранных агентов и масонов. Более того, в провинциальную глушь все перечисленные личности не добирались ни когда, но и там, в селах и деревнях, поднимались крестьянские бунты против самодержавия.

    Нужно обладать гением А.С. Пушкина, чтобы прозреть и, главное, назвать основную причину русской смуты: мнение народа. Однако не всякое народное мнение опасно для главы государства, а только то, которое, в ироничном ключе, высказал М.А. Булгаков в своей пьесе «Иван Васильевич» (по которой снята популярная кинокомедия): «Царь не настоящий!».

    Откуда эту формулу услышал Михаил Афанасьевич – совершенно ясно, ведь он был свидетелем революционных событий, к тому же земским врачом, поэтому на работе и в быту много общался с крестьянами. Почему он иронизирует над подобными утверждениями – тоже понятно. Любой образованный человек отлично знал структуру власти и порядок престолонаследия, следовательно, не мог воспринимать серьезно любые сомнения в легитимности бывшего монарха. Но, все же, он сказал то, что Пушкину никогда не разрешила бы опубликовать цензура. Вместо слов, Александр Сергеевич в пьесе «Борис Годунов» поставил ремарку – «народ безмолвствует!».

    Это безмолвие в русской истории никогда не длилось долго и приводило, как правило, к беспощадной гражданской войне, именуемой смутой. Чтобы решиться на кардинальный разрыв с прежней жизнью, какой бы она ни была, – тяжелой или изобильной, - народ должен разочароваться во власти, которая просто доводит людей до отчаяния, действуя вопреки здравому смыслу и элементарной справедливости.

    В отличие от смуты, бунт был жертвенной, но демонстративной акцией, призванной привлечь внимание власть предержащих к бедственному положению народа. Последними из правителей, кто об этом помнили, были Николай I, лично усмирявший холерные бунты, и Ленин, принимавший и выслушивающий крестьянских ходоков из восставшей Тамбовской губернии.

    В предреволюционные годы на гибельный путь изоляции от народа встала буквально вся элита Российской империи. Династия Романовых, как и положено при абсолютной монархии, являлась просто отчетливой персонификацией всего правящего класса, не желавшего решать проблемы простолюдинов, думавшего только о собственной власти.

    Первопричиной всех трагических событий стал вопрос о земле, доведенный до абсурда еще Александром II, якобы, освободившим крестьян от крепостной зависимости 19 февраля 1861 года. В действительности отмена крепостного права и крестьянская реформа в целом ухудшала положение всех землевладельцев, но крестьян «царь-освободитель» просто лишил будущего, обрек на голод и нищету.

    Полагаю, что европейски образованный монарх, как и все либералы, считал русских людей глупцами, не способными правильно понять царскую волю. Он ошибся, но за его надменную самонадеянность пришлось платить потомкам. 

   Следует сразу обратить внимание, что фактическое прикрепление к земле осталось неизменным, причем в полной мере, просто крепостное право изменило форму. Дело в том, что подушную подать, которую платили крестьяне, перенесли на общину, связав ее фискальной круговой порукой. То есть за ушедших в город или убежавших крестьян платить налог были обязаны оставшиеся члены «обчества» или «мiра».

    К тому же налоговое бремя, по сравнению с дореформенным периодом, возросло более чем в два раза, поскольку к нему добавились выкупные платежи за землю. Никуда не исчезла и барщина, то есть бесплатный труд на помещика, но крестьяне, выполнявшие его, звались «временно обязанными».

    Александр III эти временные обязанности отменил, однако, ко времени его правления накопились недоимки – огромные долги по выкупным платежам и податям, на которые начислялись разорительные пени. Все это безобразие привело к повышению интенсивности использования земли и, как следствие, к истощению ее плодородия и постоянному голоду.

    Кризисная экономическая ситуация привела к имущественному расслоению земледельцев. Появилась ростовщическая прослойка кулаков - мiроедов, повысивших свое благосостояние за счет односельчан. Во время голода они давали хлеб в долг, а потом забирали втрое: зерном или работой.

    Вырваться из тисков нищеты могли только большие семьи, поскольку общинное поле делилось на семейные наделы разных размеров: по работникам (иногда по едокам). По данной причине начался бурный рост рождаемости, приведший к катастрофическому аграрному перенаселению. На едока приходилось, в среднем, от половины до одной десятины ( десятина 1,09 гектаров) земли.

    Когда буквально все возможности для мирного решения вопроса о земле были исчерпаны – запылали дворянские усадьбы и начался «черный передел» барских имений. На народные бунты власть ответила привычным насилием – отправила в мятежные волости казацкие и пехотные карательные отряды, примучившие крестьян к покорности с помощью винтовки и нагайки.

    Этот бунт пока не был ни бессмысленным, ни беспощадным, поскольку крестьяне, не без основания, предполагали, что Николай II ничего не знает о бедственном положении подданных. Злые бояре, так уж повелось на Руси, всегда скрывали от правителей неприятные известия. Однако, после публикации Манифеста 17 октября 1905 года люди вдруг осознали, что монарх просто ничего не хочет знать о народе, который ему не интересен.

    Действительно, крестьяне, чтобы их услышали, шли под пули и плеть, а выгоду от восстания получили сытые господа, сидевших дома и рассуждавшие о свободе слова, печати, собраний и демонстраций, или праве выборов в Государственную Думу.

    Общую картину разброда в головах элиты завершили столыпинские реформы, проводившиеся в интересах сельской буржуазии и кулаков. Апофеозом провала аграрной политики самодержавия стало введение продразверстки в 1916 году. Ну и завершила процесс разочарования властью война, впервые ведущаяся массовыми армиями, значит, основную ее тяжесть возложили на плечи простолюдинов. Богатые сословия зачастую откупались от службы или избегали призыва под различными предлогами.

    Однако монарх и даже самодержавие, как государственный институт, могли бы избежать гибели, если бы не отречение Николая II от престола. Понимаете, народ ни чего не знал о военном заговоре и других тайных пружинах переворота. Люди просто наглядно увидели повторение истории с манифестом 1905 года. Им стало ясно, что подданными и согражданами, чью волю, добровольно или по принуждению, выполняет самодержец, являются только имущие классы. Причем царь в газах народа оказался готов даже расстаться с троном, лишь бы не обидеть «бояр», значит, он «не настоящий!». Это измена, если говорить современным языком.

    Следует отметить замечательное терпение русских людей, давших монархии около пятидесяти лет покоя в надежде на исправление ситуации. Коммунисты, отказавшиеся при Хрущеве от своих большевистских принципов, продержались менее сорока лет. Либералам, усевшимся на место правителей, стоит крепко задуматься. Их часы отсчитывают последние секунды.

Владимир КОРНЕЕВ