Беглянка

Птичье-заливистым летним утром небритый Гуськов шёл по лесу в приятственном расположении духа.Трофейная 30-литровая бутыль, стыренная ночью из сарая в ближайшей деревне, нежно давила костлявое гуськовское плечо. Это была удача. Слива же пошла! А это значит – пришло время ставить знаменитый гуськовский вермут. Который отлично идёт под знаменитую гуськовскую долму из косулевого фарша, завёрнутого в кленовый лист. Гуськов вообще был кулинар. Он же был Ягом. Не думайте, что Яга – это непременно злобная старушенция, кашляющая слизью и жрущая отварных малолеток на завтрак. Всё это происки древних сексистов и эйджистов (пренебрежительно относящихся к людям на основании их возраста). Мужик Яг тоже в лесах имеется. Иначе с чего бы бабы Яги к старости были настолько озлобленными на весь мир?

Гуськов, может, тоже готовил бы отроков. Тем более, что они в изобилии водились в современном лесу. Но они все были сплошь наркоманами и Гуськов боялся подсесть. К тому же, они требовали недешёвых "человеческих" продуктов из "Пятёрочки". Как говорила его бабуля девице в "Сбере", пересчитывая пенсию: "Сожрать бы вас, да масло дорогое!" А жарить нарика на маргарине… Брррр...

Размышляя, что же ему сегодня приготовить – ольховые маффины или росомашье азу, Гуськов почти добрался до дома. Легко взбежал на пригорок и остановился, как идолище вкопанное. В его заборе зияла громадная дыра!

– Да ты издеваешься, что ли, Изька? – в отчаяньи крикнул Яг в еловую чащу и всплеснул худыми руками. Бутыль сорвалась с плеча и грохнулась на камень, разлетевшись по траве мелкими осколками. Но Гуськову было наплевать. Изька опять сбежала! Третий раз за месяц. Затихарилась где-то в оврагах, поэтому бегать по лесу, вопя и собирая на себя клещей, было бесполезно. Тут нужен грамотный следопыт.

Гуськов припустил со склона, на бегу теряя рваные сандалии, косматым кубарем скатился к огромному старому вязу.

- Светка-а-а-а!!! – застучал он кулаками по дереву. – Све-е-ет!

Света, молодая 200-летняя лешая, ни черта не слышала. Лёжа в пенистой ванне в наушниках и подчитывая рэп Эминему, она сбривала расплодившихся опят с красивых зелёных лодыжек. В принципе, она вся была красивая и зелёная. Как та девка из "Стражей Галактики", только с чувством самоиронии и без угрюмой железной сестры. Когда эминемешный бит в зелёных ушах стал быстрее и наглее, Света поняла, что кто-то стучит.

– Я в ванной! – красивым грудным голосом проворковала она.
– Давай открывай! – продолжал барабанить Гуськов.
Света накинула халат и выглянула наружу.
– Остановись, Ринго! Битлы уже распались.
– Она опять слиняла! – выпучив глаза, простонал Яг.
– Да ёпт! Ща оденусь.

… Гуськов, обгрызая ногти до локтей, наблюдал, как Светка молча осматривала место побега: заглянула в заборную дыру, прошлась по растоптанным капустным грядкам и легла на хвойный настил, приложив ухо к земле.
– Ну чё, Свет?
– Не слышу ничего.
– Твою ж..!
– Да не ссы, она просто не двигается.
Лешая встала, подошла к сосне, потрогала свежий скол, размяла в руке выступившую из него янтарную кровь.
– Пошли. Найдём твою Изьку.

У Светки были некоторые разногласия с Гуськовым, особенно поначалу, когда она только переехала в вяз (её старую обжитую липу в соседнем лесу спилили и сделали из неё какую-то ублюдско-винтажную мебель).

Но с поиском Изьки лешая всегда помогала Гуськову. Она знала, как та ему дорога. Изька – ещё совсем молодая Избушка На Курьих Ножках. Гуськов отбил её у бобров. Они загнали на валун тогда ещё маленького дрожащего избёнка с непропорционально огромными цыплячьими лапами и мягкой розовой трубой. Гуськов навалял бобрам, аккуратно засунул Изьку под куртку и унёс в свой шалаш, выстроенный после смерти старой избы. Осторожными движеньями починил маленькую покусанную крышу, укрепил крылечко. С помощью пинцета растопил внутри избёнка малюсенькую печь и стал терпеливо выкармливать.

Избята питаются запахами – подгоревшей еды, постиранного белья, несвежих носков и даже детских какашек. (Да, пришлось обчистить детсад средь бела дня!) Всё это – аромат жизни, которым должен напитаться каждый дом, пусть даже ещё маленький. Это даёт ему ощущение нужности. С ним дом может прожить вечно. А без него умирает. Даже маленький.

Изька быстро росла и вскоре обернулась миловидной избушкой с большими светлыми окнами, умно глядящими на мир из-под рыжей черепичной чёлки. Гуськов по-отечески обнёс её забором, разбил во дворе клумбы для пущей красоты и насадил вокруг всякой вкусной дряни, полной витаминов и полезных микроэлементов. Изька за это раскрыла перед ним дубовые двери, и Яг бурно отметил новоселье, за что потом долго извинялся и починил вынесенные нечаянно двери.

Извиняться пришлось и перед Светкой, так как после бутылки берёзового пунша со стороны Гуськова в её сторону начались некоторые поползновения интимного характера. Они наткнулись сначала на словесный, а потом и физический отпор, после которого Гуськову пришлось измазать лицо зелёнкой (первое время их все считали братом и сестрой). С тех пор они стали друзьями и ничего более.

А друзьям надо помогать, поэтому Светка с плетущимся за спиной Ягом уже несколько часов продиралась сквозь валежник, прислушиваясь к звукам леса и подмечая заметные лешьему глазу следы на хвойнике и деревьях.
– Не понимаю, почему она так со мной поступает? – ныл Гуськов.
– Переходный возраст, юношеский максимализм. Такая, знаешь, форма протеста.
– Протеста? Против чего? Чего ей не хватает? Я ж для неё всё... Изразцы на ставнях? Пожалуйста! Петушка на крышу? Да ради Бога! Ааа, ещё чтоб он вертелся? На, вертится! Мышами заболела? Гуськов уже по всей хате носится как придурошный кот, всех за ночь передушил! Всё перекрасить, потому что депрессия и надо что-то в себе менять? Гуськов уже наутро с валиком и бидоном! Я ж… Любую её хотелку! В момент!
– Может, это протест против твоего вечного срача?
– Да лаааадно тебе! Скажешь тоже! Мне как без срача? Я ж Весы – творческая личность!

… Стало смеркаться, солнце нырнуло за еловые пики, заиграло косыми лучами на тонких струнах дрожащей паутины.
– Не любит она меня, – продолжал канючить Гуськов. – Надо просто это признать. Отпустить от себя, да? Да какого хрена-то! Вот найдём – выпорю её. На цепь! В задницу пряники, теперь – только кнут, тварь такая!
– Да любит она тебя, харэ ныть! Просто…
– "Просто" что? Что? Вот что? А?
– Нуууу, она уже взрослая, ей интересны мальчики…
– Чего?
– А ты не знал, что ли? Пока ты чужие погреба обчищаешь, она с деревенским Голубятником встречается. Красивый парень, сваи такие ровные…
– НЕТ!!!
– Да шучу я, господи, какой же ты идиот!
– Света, я в состоянии аффекта не проникаюсь твоим искромётным юмором!
– Ну прости, прости. Ха-ха!..

… Настала ночь, и сонная луна сменила солнце на небесном дежурстве. Лес почернел, включил микс из вязкой тишины и совиного уханья. Ну и рассуждений Гуськова.
– А если она уже у людей? А? Она ж ещё совсем ребёнок, её обмануть как здрасьте! Может, в ней уже притон! Или ещё хуже – приватизировали её! Набрела на какое-нибудь СНТ – и трындец! Напихают лыж, свиней, велосипедов, всякой херни! Мангал рядом вроют, гномов вокруг понавтыкают – это ж травма на всю жизнь!!!
– Гуськов, ты уже реально задолбал. Хватит истерить.
– Я не истерю!
– Нет, истеришь!
– Не истерю!
– Опа! Тихо…
– Что там? Где? Не молчи! Света!
– К реке. Да чё ты в руку впился – не "Челюсти" же смотрим!

Крадучись, они спустились к небольшой речушке. На берегу, прислонившись задним фасадом к холму и вытянув лапы к самой воде, сидела Изька. Перед ней безмозгло скакал на своих тонких ножках Сортир. (Ах, да, я забыл о нём упомянуть: прибился год назад дворняга – помесь досок со шпоном от старых школьных парт). Гуськов облегчённо вздохнул – из Изькиной трубы шёл дымок, значит, жива-здорова.
– Ну я ей щассссс! – прошипел Гуськов, вытягивая ремень. Изька услышала, вскочила на лапы и во все окна уставилась на Яга.
– Погоди, я сама, ладно? – Света на цыпочках пошла к Избушке. – Изечка, привеееееет! – засюсюкала лешая.– Как ты, солнце? Решила прогуляться?
Изька повернулась к Светке передом – это был хороший знак. Светка, продолжая нести несусветно-мимимишную хрень, вплотную подошла к крыльцу и мягко погладила перила.
– Пойдём домой? Да? Гуськов не будет тебя ругать, обещаю. Да, Гуськов?
– Нет, конечно, нет.
– Спрячь ремень, дубина!
– Понял.
Изька распахнула двери.
– Моя ты умница! – проворковала лешая и обернулась к Гуськову. – Подвезёшь?
– Как обычно, – кивнул он и взбежал по ступенькам, пропустив зелёную даму вперёд. – Дома поговорим! – пробурчал он Изьке.

Избушка плотно закрыла дверь и медленно двинулась в обратный путь. Верный Сортир радостно припустил за ней.

Пока Изька величаво шагала по лесу, радуя ночных наркоманов как великолепный приход от растворителя, внутри неё происходили интересные события. Из чувства благодарности Светке, Гуськов быстро сварганил пальцеоблизываемое джелато из соловьиного молока и молодой черники, открыл бутылочку самодельного брусничного коньяка. Валяясь на диване, они наслаждались гуськовским "мишленом" и смотрели какую-то НТВшную ересь. Они сидели близко друг к другу, болтали о какой-то невообразимой чуши, спасающейся из мозгов, затопленных коньяком, когда вдруг, совершенно неожиданно для себя (но не для коньяка!) Гуськов поцеловал Свету в зелёное плечо. Обалдев от такого проступка, Гуськов хотел извиниться и уже открыл было рот, но Света тут же заткнула его своим и повалила на диван. Изька пошла чуть тише...

… Позже, уже дома, среди срача в виде упавшего торшера и покосившейся картины на стене, они лежали на том же диване, и Гуськов смотрел на её спину, и слушал её размеренное лешачее дыхание.
– Све-е-ет....
– Ммм...
– Это…
– Ммм?
– Переезжай ко мне!
– Ни за что и никогда!

Гуськов почувствовал, что уменьшился в размере раз в пятнадцать. Он не видел, что лешая улыбается.
– Да шучу я!

Гуськов внутренне станцевал зажигательный хип-хоп, а потом задумался. Как к этому отнесётся Изька? Она и так барышня непредсказуемая. Эти её постоянные побеги… Нет, конечно, всё скрашивала завсегдашняя обратная дорога в компании со Светкой, с весёлым совместным обжираловом, игрой в карты, теликом и разговорами по душам. Это их сближало, сближало, и вот к чему…

❤❤❤

АХ  ТЫ  Ж  Ё  ЖЕ  Ж!!!

Гуськов схватил пачку "Астры" и стремительно выбежал во двор.

– Ну ты, манипулятор бревенчатый! – тихо зазмеил он, обращаясь к Избушке. – Значит, вот для этого были побеги все, да? Мелкая сводница! А ну признавайся!

Изька быстро закрыла и открыла ставни.

– Ты мне не подмигивай! Подмигивает она! Где только набралась интриганства этого! Давненько я тебя не порол! Ща вот докурю, как сниму ремень…

Гуськов сиаретку докурил, но ремень не снял. Вместо этого он вернулся в дом и… скажем так, продолжил вместе со Светой разводить срач. А Изька заснула под мерный скрип дивана внутри и храп верного Сортира снаружи. Заснула с чувством выполненного долга. Она таки добилась своего. Скоро она будет напитываться новыми запахами – раскалённого утюга, яблочного парфюма, ментоловых сигарет, хорошего кофе, плохого настроения, ссор и примирений, подоконниковых цветов и занавесочной пыли, искренней любви и наигранной ненависти, утреннего "прости меня" и ночного "давай пожрём картошки"... Короче говоря, всем тем, что и составит стойкий, невыветриваемый аромат тепла и уюта. Аромата, которым очень любят напитываться дома. Даже самые маленькие. Чтобы жить вечно...

(с) Кирилл СИТНИКОВ