Как выжить в техническом вузе (все главы)

Она стояла на верхней лестничной площадке и смотрела вниз – всего три пролета. Сколько раз она поднималась сюда – сначала на второй этаж, их Камерный театр занимал большую комнату над центральным входом Дворца культуры Московского авиационного института, потом переехали на третий этаж. Она вспомнила, как на втором курсе, когда ее группа училась во вторую смену, она в дни репетиций шла в ДК МАИ и встречалась с ребятами. Те возвращались из института, а Таня шла в театр… не могла же она прийти туда уставшей, в самом деле!

Ребята учились, а она играла в театре. Конечно, ходила на важные лекции, семинары и лабораторки. Конечно, изучала все предметы, в последние дни перед экзаменом. Как-то, на двадцатилетие выпуска один из отличников признался, как они удивлялись, когда она выходила с экзамена и небрежно отвечала: «Отлично!» или «Хорошо!» «Тань, мы думали, тебе пару вкатят – ты столько пропускала!»

Один-единственный раз Таня получила «пару», по физике.

Физику она не любила. Физика казалась ей этакой напыщенной особой, которая всех поучает, а сама ничего не знает. У нее даже был конфликт с репетитором - в выпускном классе родители отправили ее брать уроки по математике и физике к волшебнику Кузину. Волшебник из имеющейся в головах школьников каши и обрывков знаний выстраивал четкую структуру понимания и натаскивал на поступление в вузы. Поступали все, и Танин старший сын учился у него же, уже пожилого человека. Конечно, и сын поступил, а его «кашеобразные сведения о точных науках» выстроились стройными рядами в красивые кристаллы истинного понимания предметов.

А конфликт вот почему возник. Проходили притяжение двух параллельных проводников в случае прохождения тока в одном направлении и отталкивание, если ток течет в разных направлениях. Простая тема.

Таня спросила:

- А почему так?

Преподаватель терпеливо повторил:

- В проводниках возникают магнитные поля, и, поскольку слева и справа они север-юг, то притягиваются.

- А почему притягиваются? - упрямо спросило дитя, жаждущее познать истину. Волшебник удивился и нарисовал подробную схему.

Надо отметить, что занимались они группой, но вопрос по этой теме задавала только Татьяна.

- Я понимаю, но почему притягиваются, а не отталкиваются?

Преподаватель взорвался, дитё заплакало. Успокоившись, Волшебник спросил:

- Ты, что хочешь знать причину этого явления?

- Да, - всхлипывала любопытная.

- Так этого никто не знает, успокойся! – развеселился педагог. – Физика описывает явления природы, как может, подгоняет под них формулы и пытается создать математическую модель мироздания!

Таня утешилась, но потеряла к физике уважение.

И вот – МАИ, факультет космонавтики и летательных аппаратов и четыре семестра физики! Преподавал Радон Семенович Хлопко, легенда кафедры. И все бы ничего, но Радон Семенович очень не любил шпаргалки, ну просто не выносил на дух, а Танюша не уважала физику. Но понимала все… особенно если списать хотя бы формулы, то она складно рассказывала, отвечала на все дополнительные вопросы, демонстрируя понимание, и через год благополучно забывала тему. Особенно она не любила гироскопы… Наверное, когда «проходили» гироскопы, Танюша репетировала роль.

А Радон Семенович был человек интересный. На первой лекции он «заинтриговал» студентов тем, что у него будет своя терминология, дабы ходили на лекции – к примеру, понятие «система координат» будет называться «лаборатория». Так и читал… пока сам не забыл и не перешел на «нормальный русский».

К списывающим был безжалостен. На первом экзамене он отловил студентку и выгнал ее, а найденные шпоры развесил на доске, в назидание оставшимся, как добычу. Не давал подглядывать даже на лабораторных.

Но у нашей Татьяны был свой метод. Она носила очки. А очки подразумевают футляр для очков, который можно безнаказанно держать открытым на столе и, положив туда шпору, тихонько списывать формулы. А зимой к реквизиту добавлялась меховая шапка, которую, конечно, «было жаль оставить на вешалке», и она прекрасно загораживала обзор. А этот незамутненный «взгляд отличницы» сквозь очки? Нет, меньше четверки Таня редко получала.

Много позже Татьяна сама оказалась в роли преподавателя и поняла, почему ей после ответа на билет так часто задавали дополнительные вопросы… все видно преподавателю, кто списывает, а кто – нет! Видно, невзирая на меховую шапку! Но к экзамену предмет был ею основательно изучен, и на дополнительные вопросы она отвечала успешно. Формулы из других билетов у них обычно не спрашивали.

Душка Радон Семенович к концу четвертого семестра малость озверел. Может быть, его огорчал шум в аудитории. Может быть, он не понял юмора, когда на одном из семинаров, аккурат перед 8 марта, три подружки с задней парты решили «мило пошутить» - помяукать на три голоса… Таня изображала дивную кошечку с мягким сопрано, Маринка – мартовского кота… кто знает, что его так довело, но экзамен он решил принимать сразу у всего потока.

Раньше заходили в класс группой по 5-10 человек, и при наличии ассистента можно было прошмыгнуть мимо сурового физика и отдаться на милость его помощника. Но на последнем экзамене Радон Семенович проявил себя жестоким тираном и извергом – он устроил письменный экзамен в большой наклонной аудитории, в которой, если встать сзади, с высоты можно было видеть, кто что и откуда достает. А если и не видно – что же, Радон Семенович почти не сидел на месте! Он прохаживался по рядам, иногда коршуном срывался с места и выхватывал из рук (кармана, из-под листка с ответом) у незадачливого студента шпору. И выгонял на пересдачу.

К концу экзамена ряды студентов несколько поредели. Танюше достался мерзкий гироскоп. Поскольку она его учила последним и ничего не смогла запомнить, она решила не заморачиваться со шпорой на этот билет и взяла с собой «Справочник по физике для инженеров и студентов вузов». Маленький такой, толщиной сантиметров десять, и все мелким текстом… На всякий случай, если гироскоп достанется. Он и достался.

Чтобы успешно пользоваться этим запрещенным «справочным материалом», надо было включить смекалку. В футляр от очков его не положишь. И в карманчик на оборотной стороне юбки… Эх, была не была!

- Не полезет же он мне под юбку за книгой! – решила Таня, надела на экзамен мини-юбочку с удобной оборкой внизу и отправилась на экзамен.

С боем заняли парты в середине зала. Тактика была продумана заранее: средние ряды – самые лучшие: если препод стоит в конце аудитории, наверху, то их загораживают задние ряды, а если он будет сидеть на кафедре, то пока он встанет, пока дойдет до них – все успеют спрятать шпоры.

Радон Семенович не дремал. Он ходил вверх-вниз по рядам, а если усаживался отдохнуть за кафедру, то, немного посидев, резко вскакивал и почти бегом бежал «в народ», вызывая судорожные дерганья студентов.

Татьяна спокойно списывала из справочника, перемещенного из сумки на колени под юбку, не суетилась. Поднимет оборку – опустит при приближении тирана. И вдруг, уже в конце экзамена, неугомонный лектор ускорил движение сверху вниз и во мгновение ока – только успела прикрыть «Справочник по физике» - оказался рядом. Сердце у Татьяны упало. Но бдительный взор был обращен не на нее, а на соседку, тоже Таню. Эта Таня не делала шпоры, она применяла «бомбы» - готовые ответы, аккуратно написанные на тетрадных листах. Все, что нужно было сделать – это незаметно вытащить нужный ответ и положить на стол. И все. Танина подруга благополучно сидела на неиспользованных «бомбах», старательно делая вид, что пишет ответ.

- Встаньте, Петрова! – холодно сказал Хлопко. А как встать? Встанешь, а под тобой двадцать «бомбочек»! Татьяна прилипла к сиденью.

- Вставайте!

- Зачем? Я не готова… - пробормотала залившаяся краской девушка. И тут Радон Семенович совершил ужасно низкий, по мнению студентов, поступок. Из-под Тани торчал уголок несчастной «бомбы», он ухватился за него и принялся тянуть! Это было вероломство и против правил приличия! Но он тянул и вытащил-таки несчастные листки. Красная, как мак, Татьяна была изгнана из аудитории и отправлена на пересдачу.

Наша же Танюша, спрятав «кирпичик» по физике в сумку, по окончании экзамена подошла со всеми студентами к кафедре, положила листок и услышала:

- Борева, а вас я попрошу остаться…

«Наверное, заметил и будет задавать дополнительные вопросы», - с досадой подумала она и присоединилась к унылой группке неудачников, которым также велели остаться.

- Вы все, - с презрительной гримасой сказал Хлопко, - напишете еще раз ответы. Садитесь передо мной, пишите. Вы списывали.

- Мы не списывали! – заголосили студенты «честными голосами».

- Да? Ну тогда вы легко напишете заново, - непреклонно произнес Радон Семенович. – Передо мной садитесь. Сумки мне на стол!

Студенты поворчали и принялись, вздыхая, заново писать ответы. Таня тоже что-то написала по памяти… и, конечно, получила «пару». Пришла, опоздав, на занятие на родной кафедре, лица на ней не было.

- Ты чего? – спросили ребята.

- Двойку вкатил… - заревела она.

- А что ты… в первый раз, что ли?

- Да-а-а….

- Понятно…

Вот так Татьяна получила свою единственную двойку. Потом была пересдача ассистенту, оценка «хорошо», но этот разгромный экзамен в весеннюю сессию запомнился многим.

А сейчас она стояла на верхнем пролете лестницы. Из коридора доносился шум, хохот, пели студенческие песни. Сегодня режиссер ее студенческого театра собрала своих актеров из разных «призывов». Пришло человек шестьдесят, считая с «молодой порослью». Таня смотрела на ступеньки. Сколько раз она по ним поднималась сюда? Одиннадцать лет с перерывом на рождение сына. В последний раз она видела большинство «ребят» около десяти лет назад – на похоронах их товарища. И вот сейчас… как будто не расставались, как будто не было этих лет, как будто они все вернулись в то счастливое время!

Таня остро ощутила, что того артистического счастья у нее больше не будет никогда и заплакала. Пока плакала, трезво оценила, что три пролета – это всего лишь переломы, и грех такое даже думать.

Она с раннего детства хотела прожить несколько жизней. Представляла себя в разных обстоятельствах, играла за придуманных персонажей, выдумывала свои истории. Колоссальная энергия ее души требовала воплощения. Но в театральный поступить «просто так» было нереально, и она пошла в МАИ, потому что ей также сильно хотелось летать в космос, или хоть не летать, но быть рядом.

Что плакать? В воды одной реки нельзя войти дважды!

Какие разные роли она играла – и влюбленную девчушку из каменного века, и коварную маркизу, и простоватую любящую жену, и девушку-невесту из рассказа Чехова, зайчишку и даже фурию. Это было одно сплошное большое счастье. Оно закончилось с перестройкой, когда на студенческую жизнь вне учебы перестали выделять деньги, и ДК закрылся. Потом все постепенно восстановилось, и она участвовала в прекрасном юбилейном концерте, играла профессоршу, но больше не вернулась к актерской жизни – так сложились обстоятельства.

Зато волей случая Таня начала писать рассказы. Она не играла на сцене, но придумывать образы, истории, проживать жизнь своих героев – это было то же самое, даже еще интереснее – связывать нити вымысла и правды, представлять знакомых людей в новом облике и в придуманных декорациях, переживать с ними, участвовать в их выдуманной жизни.

Она вытерла слезы, подняла голову. Взгляд королевы… тогда она играла главные роли, и играла хорошо! Разве ей сложно сыграть еще раз и не портить своими слезами вечер? И пошла обратно к своей памяти. Ее там ждали.

В комнате стоял дым коромыслом… Красивая белокурая девочка широко раскрытыми глазами смотрела на ожившую легенду – «старичков», о которых так много рассказывала их режиссер. Приводила в пример, так по-доброму! Чего стоила история об актере, неожиданно для всех во время премьеры поцеловавшего партнершу в губы, отчего у нее вылетели из головы все слова. А как страдал ведущий актер от ведущей же актрисы –бедняга то получал настоящую оплеуху, то графином по голове… А рассказ о зайцах, во время спектакля возжелавших пойти в буфет, потерявшихся в огромном здании НИИ и прогулявших свою сцену!

- Так, все помним? Никакого буфета во время спектакля! А то как с зайцами получится! – стращала перед каждым спектаклем свой коллектив режиссер Татьяна Анатольевна.

История о зайках-потеряйках в оригинале выглядела так.

Камерный театр поставил спектакль по пьесе Г. Полонского «Никто не поверит» - историю лисенка Людвига, подружившегося с цыпленком Туттой. В середине спектакля была общая сцена с участием семьи зайцев, Совы, Ёжика и лисенка Людвига. Центральная сцена, в которой звери и зрители узнают, что у Людвига есть «тайна цвета апельсина», что он влюблен, и действие развивается дальше.

У заек было около получаса перед этой сценой, и они решили сгонять в буфет. Зайки улизнули попудрить носик и спустились вниз, на второй этаж на лифте. Но когда они вышли, они не узнали фойе, в котором были двумя часами раньше. Буфета не было. Видимо, они вышли не на том этаже?

Спектакль играли в многоэтажном здании ракетного НИИ. Зайки – как были в гриме и костюмах – побежали искать буфет. После расспросов нашли этажом ниже, но, посмотрев на часы, ужаснулись: пока они бродили, прошло минут двадцать, и надо было срочно назад! Рванули вверх по ближайшей лестнице. Они поднимались, а сверху было слышно, как кто-то, громко топая, несется вниз.

- Зайцы? Вы очумели? Ваша сцена идет! – их чуть не снес директор театра, разыскивающий их повсюду.

Зайцы побежали бегом. Тяжело дыша, красные от пробежки и ужаса, зайки влетели в фойе и нырнули за кулисы. Там уже стояли: нервно курящая Сова, ошалевший ёжик Нильс и другие.

- Вы что? – шепотом закричала Татьяна Анатольевна.

На заек было жалко смотреть.

- Вы сцену прогуляли! Определяющую развитие сюжета! Ребята не знали, что говорить, что-то бормотали, потом один Ёжик остался! Так он только руками развел и свою последнюю фразу – «Как вы мне все надоели!» - сказал в зал!

Зайцы понурились и зашмыгали носами.

- Ладно, Таня, - гася сигарету, сказала Сова. – Уже ничего не поделать. Работаем дальше!

- Ну, непотопляемый корабль! Идите, зайцы, скоро опять на сцену!

И вот эти ожившие легенды прямо перед ней!

Немного освоившись, девушка присоединилась к поющим. «Красивая какая… и поет славно!» - отметил про себя один из мэтров КСП. Настя знала почти весь их репертуар – она жила в общаге, пела и играла на гитаре. А оказалась она в театре авиационного факультета так.

В октябре в ДК МАИ проводили День первокурсника. Гриша Кузнецов, первокурсник, пришел с приятелем на вечер авиационного факультета.

Выступил декан, поздравил козерожек с поступлением в лучший авиационный вуз страны, ребята из студенческого театра показали смешные сценки из студенческой жизни – зал хохотал, смеялся до упаду и Гришка.

Ведущий – харизматичный парнишка с вьющимися светлыми волосами – объявил следующий номер:

- А теперь – открытие сезона! Натуральная синеглазая блондинка, Златовласка, по совместительству – студентка нашего факультета, первокурсница, спортсменка, отличница и просто красавица Настя Милюкова, приехавшая к нам из далекого Архангельска споет песню из кинофильма «Моя любовь на третьем курсе»! Встречайте!

Сцена на несколько мгновений погрузилась в темноту, а потом круг света выхватил на авансцене Ее. Девушка с длинными белыми локонами, огромными голубыми глазами, довольно высокая, стояла на сцене и, улыбаясь, смотрела в зал. Она как будто говорила: «Здравствуйте! Здравствуй, Москва!» Гришка замер от восторга.

Прозвучало музыкальное вступление, Настя поднесла к губам микрофон и запела глубоким, красивым голосом:

- Оглянись, незнакомый прохожий,

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может, я это, только моложе,

Не всегда мы себя узнаем.

Голос постепенно набирал силу, но напряжение не ощущалось. Гришке казалось, что ее изумительные глаза-сапфиры смотрят лично на него, и что поет она ему.

- Первый тайм мы уже отыграли, - Настя отодвинула микрофон – ее сильный голос зашкаливал колонки, они начинали трещать – не было у нее своего оборудования, приходилось пользоваться тем, что есть.

– И одно лишь сумели понять:

Чтоб тебя на земле не теряли,

Постарайся себя не терять…

Она была естественна в своей васильково-льняной красоте. Искренно улыбалась, а душа ее как будто охватывала весь зал. Никакого кривляния, никаких притопов и прихлопов. Только голос, синие глаза и белые длинные волосы, как крылья.

И вот замолкла песня, прозвучали последние аккорды, Настя улыбнулась и опустила микрофон. Зал взорвался аплодисментами. Гришка вскочил и закричал: «Браво!

Молодец!» На сцене дали общий свет, ведущий, аплодируя, представил Настю еще раз:

- Прекрасный дебют, Настенька! Друзья, перед вами – открытие сезона! Мы все надеемся на ваше дальнейшее участие!

Настя, смущенно улыбаясь, поклонилась и ушла со сцены. А для Гриши словно погас свет.

Настя, принимая за кулисами поздравления, была несказанно счастлива, что ей это удалось – «взять зал». Это потрясающее чувство – когда выходишь на сцену, смотришь в зал и как бы говоришь зрителям: «Здравствуйте! Это – я! И я вас люблю!» Мысленно обнимаешь всех, касаешься души каждого, отдаешь им свои эмоции – и получаешь обратно отдачу – изумление, сопереживание, тепло.

Она поймала отдачу зала два года назад, когда выступала в школе – пела на школьном юбилее эту же песню и «взяла зал». Когда зрители плачут или смеются, когда затихают или аплодируют, отвечая на сценическое действие – артисту хочется почувствовать эту отдачу снова и снова. Иногда получалось, иногда – нет. Но сейчас – в зале, где было полтысячи студентов – получилось!

Домой, в общежитие, Настя летела, как на крыльях. Ленка и Света ушли сразу после концерта, поздравив подругу, а Настя осталась с ребятами – они еще долго сидели в репетиционной комнате, пели песни, выпивали, пока охранник их не прогнал.

Виталик – ведущий вечера – проводил ее до общежития, поцеловал ручку, раскланялся и пообещал познакомить поближе с «лучшим режиссером лучшего театрального коллектива в институте».

Настя поднялась к себе, а там ее ждал сюрприз – тортик и пирожки на столе. Девчонки кинулись ее обнимать.

- Настена! Какая ты изумительная! Ну и голосище у тебя! – восхищалась рыжая Ленка.

- Настенька! Чудесно выступила – улыбалась Света.

- Спасибо, спасибо! О, торт? Ура! Девчонки, как здорово!

Позвали на чай старосту группы Валентина, засиделись допоздна.

А Гришка, сидя дома, все вспоминал сегодняшний вечер. Откуда она такая взялась? Ей бы в артистки с ее данными, а она тут – в инженерном вузе! «Надо попытаться выяснить у товарища, кто она», - решил Григорий.

А «такая» Настя взялась из славного северного города Архангельска, где волосы цвета льна и синие глаза – обычное дело. Петь она научилась на хоровом отделении музыкальной школы. А еще много занималась академическим вокалом. Ее мама мечтала, чтобы Настин талант – а девочка была музыкально одаренной – реализовался бы в жизни. Мамочка видела Настю в своих мечтах ни много, ни мало, а на сцене Московской консерватории…

А папа был инженером-технологом архангельского целлюлозно-бумажного комбината.

И, так как Настена была их единственным ребенком, отец старательно лепил из нее технаря, вторым зрением видя в ней сына. В седьмом классе Настя пошла в физический кружок при школе, а в восьмом самостоятельно собрала телескоп. Не китайский набор «телескоп и микроскоп в одном флаконе» - нет, они с папой изучали чертежи, покупали линзы и трубки… а потом, тепло одевшись, в ясные морозные ночи изучали карту звездного неба с крыши их дома, сверяясь с атласом.

Так Настя и училась – музыке и вокалу с одной стороны и побеждала на математических и физических олимпиадах, с другой.

Мама прочила Насте карьеру оперной певицы. Бабушка и дедушка с папиной стороны «падали в обморок» только от одной мысли об этом. Они вот только что (по их меркам) завершили кампанию по вразумлению невестки, которая вместо глажки белья, приготовления борщей и печенки с подливой (м-м-м-м… как вкусно готовила папина мама), вместо выпечки пирогов бегала в любительский театр, подкинув малышку бабе с дедой, и тут на тебе – мама обнаружила у Настеньки музыкальный слух! В три года! Какой слух в три года?

Педагоги потом подтвердили у девочки «практически абсолютный музыкальный слух». Это и мамочкино упорство в музыкальном воспитании дочери повергло старичков в большое расстройство. Разве это профессия – певица?

На мамочка не поддавалась, «мамина» бабушка водила внучку в музыкалку, мама приглашала педагогов, и вот в конце школы перед Настей встал нелегкий выбор – лирика или физика.

Победила «физика». Папа уверил Настю, что заниматься музыкой можно параллельно с техническим образованием, а наоборот – нельзя. Да и государству наконец-то потребовались «технари» - инженеры, программисты, технологи, и без куска хлеба с маслом она не останется.

И вот если Светлана, соседка Насти по комнате в общежитии, приехала в Москву со своей готовальней, доставшейся от дедушки, то Настя привезла «походную» гитару. Пристроила ее рядом с тумбочкой и повязала большой синий бант. Соседка Лена (а она привезла из Нижнего Новгорода мольберт, акварельные краски, кисти и скрипку) сделала большие глаза, но удержалась от замечания о «цыганщине».

И – как в песне «а у нас сосед играет на кларнете и трубе» - наши козерожки с первых дней учебы радовали соседей музицированием. Настя быстро выучила студенческие песни и скоро стала душой любой компании. Зачастил с приглашениями «заглянуть на огонек» и Виталик Грачев – ведущий того самого концерта, в котором Настя впервые выступила в ДК МАИ.

Одного раза хватило Вите, чтобы понять: перед ним – новая звезда факультета. Как-то, в начале семестра, он зашел на «козерожкины посиделки» (да, все помнят, кого называют «козерогами»? правильно – первокурсников. А почему? Потому что у них нет «хвостов»!), у видел Настену, и понеслось: «А Настю Милюкову позвали? Настю с первого курса пригласите! Блондинка такая, шикарная! Настя, учи песню к вечеру первокурсника. Я из тебя сенсацию сделаю! Настя…»

А злые языки шептали: «Настюха, Витя ни одной новой юбки не пропустит, имей ввиду…» А еще почему-то перестали здороваться девочки-третьекурсницы из комнаты напротив.

Но Насте Бог дал спокойный уравновешенный характер – все сплетни проходили мимо нее, не задерживаясь, а когда Витя, провожая ее с вечерней репетиции, у входа в общежитие «пошел в атаку» - приобнял ее за плечики, развернул к себе и попытался поцеловать – высокая Настя спокойно сняла с плеча его руку и сказала:

- Виталий, меня это не интересует. Останемся друзьями, - и, не прощаясь, ушла одна.

И никому не рассказала, за что Витя был ей очень признателен – обломов с ним давно не приключалось. Но не отступился – сменил тактику.

Для начала он помирился с ревнивицами из комнаты напротив и ходил повсюду «с эскортом» - Настя не реагировала. На репетициях Витя обнимал (по-дружески) всех дам подряд, кроме нее – Настя не замечала. Была подослана барышня нашептать Насте на ушко, что «Виталька сражен твоей красотой» - не сработало.

Грачев совсем загрустил, опустил руки, был готов махнуть рукой – мол, «и не надо, другую найдем!» Но тут прошел концерт, и Настино выступление доконало бедного ловеласа – он не на шутку влюбился.

А Настя не замечала ничего… Она ходила на каждую пару и честно пыталась постичь математический анализ. Понятно было «местами». К сожалению, матан преподавали неважно. Если бы она сразу узнала о существовании великолепного курса Смирнова по высшей математике – она бы, изучая предмет параллельно по его книгам, не имела проблем. Но пока… И учебник, как назло, был огромный – чуть не формата А4 и толщиной… ой! Называли его любовно «кирпич».

А еще Настя повадилась ходить на занятия самодеятельного театра. Виталий ее туда привел. Он был директором театра, а она – только начинала. Это было то, о чем она мечтала – этюды, перевоплощение, сценическая речь, танцы – и она пела!

Вокалом она занималась с удивительным педагогом Светланой Игоревной – старушкой восьмидесяти пяти лет, преподававшей «по старинке». Пришлось переучиваться. Старушка в свои «осьмидисятые» пела так, что слышно было на улице при закрытых окнах, а Настя – нет. Постепенно Настя «вошла в голос», радуя педагога.

Матан, физика, черчение, английский и русский, введение в специальность и по вечерам – большая комната в ДК МАИ, где ребята переодевались в удобную одежду, делали разминку и учились театральному мастерству.

- Так, делимся на группы, – режиссер Татьяна – высокая, худощавая женщина, внимательно смотрит на свой небольшой коллектив, - новеньких берет к себе «старичок». Витя, не хулигань, ты у Насти прописался уже… Настя, ты, Саша и… Гоша? Гриша! У вас этюд – съемка фильма «Челюсти»! Время пошло!

Команды разбегаются по разным концам комнаты, в курилку, в коридор и быстро переговариваются.

- Ребята, а давайте так: Настя будет акулой… не настоящей, она как кукловод, робота акулу ведет…

- Ага, я буду руками размахивать, - Настя на лету подхватывает идею и вытянутыми руками изображает челюсти акулы.

- Настя, это крокодил… - смеется Гришка.

- Ничего, всем понятно! – Саша быстро прокручивает в голове сюжет. – Я режиссер, ты, Гриня, оператор. Я кричу: «Акула пошла!» - Настя выскакивает, делает пробежку, ты говоришь:

- Повтор! Камеру не включил! – и так несколько раз, придумай, почему надо делать дубли. Мы злимся, а ты такой: «Нет, я вижу эту сцену иначе! Вход справа, нет, слева!» И в конце Настя, наконец, бежит, как тебе надо, я замер, ты снимаешь, и вдруг она встает посреди сцены и спокойно так опускает руки – типа сняла «куклу» и говорит: «Сейчас – четырнадцать-ноль ноль. У меня обед». Поворачивается и уходит!

- Здорово! Пошли!

В большой комнате с окнами во всю стену и колонной в качестве детали интерьера посередине собирался коллектив, режиссер Татьяна спрашивала:

- Ну, ребята, кто готов?

- Мы! – Саша поднял руку. Гришка поставил перед собой стул, на спинку опер свернутую из картона трубку – как объектив, а Настена спряталась в уголок.

- Так, вы какой этюд делаете?

- Съемка «Челюстей» - Александр шутливо поклонился, надвинул на лоб реквизитную кепку и, изображая рупор из того же картона, прокричал: - Эй, акула готова?

- Готова! – крикнула Настя.

- Так! Внимание! Акула пошла!

Настя, размахивая руками, как челюстями крокодила, помчалась через всю комнату, изображая акулу.

- Снято! – крикнул Саша и повернулся к «оператору»: - Ну как?

- Да я даже запись не успел включить – промчалась, как торпеда! – развел руками Гришка.

- Дубль два! Акула, на исходную! Ты не подкачай, братец! Все службы готовы? Акула пошла!

И так раза три. Народ на скамейках уже слезы вытирал от смеха – так уморительно ругался «режиссер», так старательно вытирал пот «оператор», а когда Настя, остановившись посреди комнаты, «сняла с себя реквизит» и, объявив об обеде, гордо ушла, оставив с раскрытыми ртами «коллег» провожать ее взором, хохот стоял гомерический.

Больше всех был счастлив Гришка – тот самый Гришка, который восхищенными глазами смотрел Настин первый концерт на сцене ДК. Никогда он не играл на сцене – разве что в детском садике волка. Сюда его привело желание быть рядом с белокурой красавицей из Архангельска.

Григорий Кузнецов родился в славном русском городе Севастополе. Его отец был штурманом авиации. Он закончил филиал Ворошиловградского училища штурманов в Багерово, недалеко от Керчи. Служил, но в 1991 г. СССР распался, а присягать мутному украинскому правительству во главе с Кравчуком он не стал. Работал на заводе, ремонтировавшем суда Черноморского военно-морского флота. Когда не стало и этой работы, взял кредит, арендовал небольшое помещение недалеко от центра Севастополя и стал торговать дисками с фильмами и музыкой.

Гриша хорошо запомнил, как осенью, уже стемнело, к ним зашли три паренька, по виду не местные. Долго рассматривали диски, потом один подошел к прилавку и спросил, вежливо улыбаясь, отца:

- Не подскажете – я хотел бы купить украинские народные песни, меня попросили привезти – но не могу найти. У вас есть?

Отец аж скривился. Помолчал и зло ответил:

- За украинскими песнями поезжай на Украину, парень. Тут русские живут.

Парнишки опешили и ретировались. Из-за закрывающейся двери Гриша услышал удивленное:

- А это что – не Украина?

- Папа, а, может, они не украинцы? – спросил маленький Гриша.

Отец не ответил, а Григорий как-то так сразу запомнил: Севастополь – это Россия. И надписи все на русском (кроме меню в «ресторане» Макдональдс рядом с Графской пристанью – оно было на украинском и английском), и Черноморский флот в большом почете.

На следующий день Гриша купил в находящемся на набережной «Макдональдсе» гамбургер и пошел побродить вдоль моря. Дошел до закрытого въезда в часть порта, отведенную Черноморскому флоту. Внутрь не пускали, но кое-что разглядеть было можно – и огромный, старый плавучий госпиталь, и красавца «Сметливого» - это был сторожевой корабль. 

А еще в Севастопольской бухте стоял вылизанный, выкрашенный в серый цвет, весь в антеннах корабль связи НАТО. Гриша понимал, что это – враги, они стоят в героической Севастопольской бухте, в городе-герое. Есть гамбургер расхотелось. Он присел на край бетонного вазона с осенними цветами. Мимо проехал экскурсионный автобус и остановился у ворот порта.

«Куда это?» - удивился Гришка. В военный порт экскурсий не полагалось! Из автобуса высыпали старшеклассники и родители. Одна из женщин прошла в проходную. Гришка во все глаза разглядывал приезжих. Одеты… классно, что скажешь! Улыбаются, лица под солнышко подставляют.

«Не местные, - определил Гриша, - загар слабый, не крымский». И тут он увидел трех давешних пацанов, заходивших к отцу за диском украинских песен.

«Ну-ка, ну-ка… Я ж сказал бате, что они не местные!» - обрадовался мальчик своей наблюдательности.

Вышла учительница в сопровождении военного, собрала ребят, и они пошли вместе с несколькими взрослыми туда, за заветный КПП. Когда группа прошла, Гриша решил проверить свою догадку, подошел вразвалочку к автобусу. Водитель был внутри, разворачивал пакет с бутербродами.

- Экскурсанты? – спросил парнишка, кивнув головой вслед удаляющейся группе. Направлялись они прямо к пирсу.

- А? Да, москвичи, третий день вожу по разным местам!

- А чего это их в Черноморский флот пустили? – спросил Гриша с плохо скрываемой завистью.

- Да говорят, их школа каждый год приезжает. Из Москвы с самим командующим флота договариваются, вот так! На «Сметливый» пошли!

- Да, красиво жить не запретишь! – протянул Гришка, а водитель почему-то засмеялся. – Ну, бывайте… - и пошел обратно, к отцу в магазинчик.

Были осенние каникулы. «У москвичей, наверное, тоже каникулы», - подумал Гриша, посмотрел на свой недоеденный гамбургер, вспомнил натовские корабли в городе-герое и выбросил бутерброд в урну.

А когда он учился предпоследнем классе, была Крымская весна! И папа пропадал целыми днями – дежурил по городу, стоял в пикетах перед воинскими частями Украины, а Гришка с мамой в Симферополе встречали беркутовцев, вернувшихся с побоища в Киеве. Бойцы шли неровным строем, опустив головы. А их около части встретили крымчане с цветами! И у бойцов распрямились плечи, и они подняли головы, а когда женщины стали их обнимать и вручать гвоздики, кое-кто даже заплакал.

Весной 2014 года Гришка стал гражданином Российской Федерации. И было решено отправить его доучиваться к дяде в Москву, чтобы он мог спокойно поступить в институт. В какой? Конечно, в авиационный, по стопам отца!

После экзаменов Григорий ненадолго вернулся в Крым. Было неспокойно. У его приятеля бабушка жила в Донецке, на окраине города. Надо было ее забирать, а кому? Взрослым русским мужчинам въезд на Украину был запрещен, дома еще два малых, мама не может их оставить. И приятель Толик решился ехать сам. А Гришка увязался за компанию. Уехал, и только из автобуса – знал, что родители не пустят – позвонил и рассказал, что едет с Толяном спасать бабулю.

Добрались… правдами и неправдами, в основном врали напропалую, что едут к бабушке картошку копать. После чего их начинали шмонать еще вдумчивей. Потом один из попутчиков шепотом рассказал, что «внучками» называют добровольцев из России, рвущихся на помощь Донбассу. Пришлось придумывать другую легенду. Решили врать, что едут в Киев на майдан. Сошло.

И в один прекрасный день попутная машина подвезла их почти к бабулиному дому. Ребята уже наслушались историй, но когда в лучах заходящего солнца они увидели родную Толянову пятиэтажку с выбитыми и заклеенными крест-накрест оставшимися стеклами, они замерли посреди двора. Никого вокруг не было. Вообще на улицах людей было мало, а в этом дворе – никого. Толик как застыл, глядя вверх, на бабушкины окна. Гриша тоже поднял голову и увидел, что часть стены в подъезде пробита – зияла дыра, а в стенах остались дырки, серые кирпичи выпали.

- Бабушка? – прошептал Толик. Губы его задрожали, и тут ребята услышали далекую канонаду, а через несколько секунд противный свист и будто что-то взорвалось в соседнем дворе, зазвенели стекла, пошел дым. Мальчишки присели от неожиданности. Куда бежать? Покосившийся грибок на детской площадке не защитит от осколков, стены дома пробиты насквозь! И тут дверь бабушкиного подъезда отворилась, и показалась тетка, замотанная каким-то немыслимым платком, в халате и тапочках.

- Сюда! Скорее, дурни, счас накроет!

«Дурни» вскочили и, согнувшись, помчались в подъезд под шелест и разрыв мин где-то рядом, но не здесь, не здесь еще! Они вбежали в подъезд, и тетка потащила Гришу за рукав вниз, в подвал, а как только тяжелая, обитая железом дверь за ними захлопнулась, снаружи ударило так, что задрожали стены дома. Дети в подвале – там было несколько детишек самого разного возраста – заплакали, женщины принялись их утешать… Когда глаза ребят, присевших на ступеньках около двери, привыкли к темноте, они увидели, что подвал полон людей. Видно, они обосновались тут надолго – притащили кровати, раскладушки, столы. Где-то угадывалась кухня – кастрюли, рушники в неверном свете. Электричества не было, горело несколько свечей и керосиновых лампочек.

-Толичка? – услышали ребята дрожащий голос из глубины подвала.

- Бабуленька! Ты жива?

Обратно возвращались через Мариуполь. Доехали тоже с приключениями, но тут хоть был «пропуск» в виде бабушки – она трясла перед «хлопцами» своим удостоверением инвалида и пенсионной книжкой, грамотно хваталась за сердце, и, в конце концов, они пересекли перешеек и оказались дома.

Разница между Украиной и Россией была видна сразу, как только проходили КПП. Российские воины – опрятные, подтянутые, профессионально настороженные - резко контрастировали с расхлябанными, одетыми кто во что горазд соседями. Гришка, Толик и бабушка, пересевшие в крымский автобус, почувствовали себя в полной безопасности.

Ребята звонили домой каждый раз, когда появлялась связь. Но когда они приехали, и Гриша вошел домой, он замер, глядя на мать – за эти две недели ожидания она постарела на десяток лет, а в ее черных волосах появились две яркие серебряные пряди. Больше Григорий никуда не убегал.

Пока жил у дяди в Москве – занимался, как проклятый, глаз некогда было поднять. На Украине учили хуже. Но крымская прописка давала некоторые поблажки при поступлении, и Гриша поступил в МАИ, на авиационный факультет.

Дядя жил в соседнем доме, так что вставал Гришка за полчаса до начала занятий, вбегал, как полагается, в последнюю секунду – известно же, что позже всех на занятия приходит тот, кто живет ближе всех – и погружался в такой сложный мир высшей математики, физики, механики. Все было не просто, но Григорий прилежно грыз гранит науки. Отвлек его приятель, затащивший Гришку на вечер первокурсника. И там он увидел Ее – Настену. И пропал.

Пропадали оба – и Витя Грачев, и Гриша. И если Витю жгло уязвленное самолюбие – как же, какая-то козерожка, а он и подступиться не может, то Грише мешала робость. Это неземное создание… Белокурая фея, вот кто она такая! Он подружился с ребятами из общежития и зачастил на их посиделки. И Настя почти всегда была там. А потом он, пересилив робость, пришел в ее театр, и его взяли – мальчишек всегда не хватало, даже стихи не заставили читать!

Как-то поздней осенью он провожал ее до общежития. Резко усилился ветер и пошел сильный дождь, настоящий ливень. Зонта у обоих не было (это же студенты – зачем зонт, идти пять минут), но в этот раз они мгновенно вымокли и побежали прятаться под маленький козырек над дверью в уже запертый офис. Стояли, почти прижавшись друг к другу. Хорошо еще, что было темно, а то Гриша глаз не мог оторвать от Насти. Как пахла ее кожа… молоком, точно, парным молоком! Голова у него кружилась, а Настя, делая вид, что ничего не происходит, деловито отжимала волосы и закручивала их в пучок. Пучок мгновенно рассыпался, и волосы намокли вновь.

- Побежали, а? Только еще больше намокнем, стоя тут! – предложила она. Гриша только вздохнул.

Как-то Настя увидела, что Гриша на репетиции сидит в уголке и что-то пишет в тетради, все время зачеркивая, вороша вьющиеся каштановые волосы. Волосы курчявились, даже несмотря на прическу «под военную кафедру».

- Гриша, что это ты учишь? – полюбопытствовала Настя. Гриша поднял голову, торопливо закрыл тетрадку.

- Да ничего, повторяю, что прошли… - не признаваться же, что он не понимает эту тему в физике! Да и вообще мало что не понимает… Гришиных знаний, полученных в украинской школе, не хватало.

Настя сочувственно смотрела в глаза верного Гришки.

- Гриша, это физика, что ли?

- Ага… Да ну ее, Настя!

Но Настя не отступала. Режиссер объявила перерыв, и все двинулись в курилку. Кроме Насти и Гриши – Настя не курила, а Григорий был счастлив остаться с ней почти наедине – режиссер Татьяна уткнулась в свои записи и не замечала их.

- Гриша, - серьезно сказала Настя, - я хорошо знаю физику. Я в ней разбираюсь. Если тебе что-то непонятно – давай я тебе объясню. Запускать – это гиблое дело, ты совсем увязнешь! Какая тема тебе непонятна?

- Все темы! – выпалил Гришка, в голове которого созрел великолепный план, вырисовались радужные перспективы и засиял итог. Нет, не «отлично» по физике…

- Все? – ужаснулась Настя. – А как же ты… поступил в институт?

- Э… ну не все, конечно… Но ты понимаешь, я же из Крыма, нас в этом году по особому списку принимали… Но очень многое не знаю. Ты правда сможешь помочь?

- Гриша, ну конечно, правда! Я всем нашим помогаю! Хочешь, могу сегодня.

- Настя, - в душе Гришки зазвенели литавры. – Если только тебе не сложно! Ты меня спасешь!

Театральный кружок… Спасибо вам, Татьяна Анатольевна!

Вошли курильщики, принеся запах табака и осенних листьев – по новым правилам, курить можно было только на улице, и занятия продолжились. А этим же вечером Гришка и Настя пристроились в уголке в комнате для занятий в общежитии. Настя сначала охала Гришиному незнанию и представляла себя Мальвиной, а потом, видя, как он загрустил, начала вдумчиво, «от печки», объяснять все непонятное. Гришка таял.

- Гриша, ты понял?

- Да, Настя…

- Повтори!

- Период колебаний тела, подвешенного на пружине…

- Так! Правильно! Только не «пи», а «два пи» - понимаешь, почему? Вот смотри еще раз… - и Настя с воодушевлением лезла в графики, показывая карандашиком, как образуется данная формула. Один светлый локон выбился из туго сплетенного пучка волос, коснулся Гришкиного лица, и Гриша перестал дышать.

- Понял? Молодец. Теперь давай-ка задачку решим…

Студенты входили в комнату, выходили, примчался Вася Гуревич, прикрепил лист ватмана с чертежом к кульману – видно, дочерчивал бедолаге-первокурснику работу за «вознаграждение». Заглянула соседка Насти по комнате рыжая Ленка, постояла в дверях, тихонько ушла, покачивая головой. Она хотела позвать Настену ужинать – есть гречневую кашу с сосисками, но, видно, придется укутать кастрюлю в одеяло и оставить дожидаться. Куда ни глянь – у всех личная жизнь! Вот у их третьей соседки Светы – «личная жизнь» и конфликт с преподавателем по инженерной графике, который очень хочет, чтобы Света чертила «по ГОСТу», а у нее и без ГОСТа ничего не выходит… А Виталик Грачев! Клеился к Насте, как… как пчела вокруг цветка вился, всех кавалеров отпугнул, кроме этого Гришки малахольного… Стоп, а почему малахольного? «А потому что у него глаза шальные, когда он рядом с Настей… Он – влюблен, это же видно… Интересно, чем она с ним занимается? Физикой, наверное!» - думала Лена, проходя по коридору в сторону их комнаты. Зашла внутрь, укутала кашу одеялком, выглянула в окно. Кто-то вышел из подъезда. Гришка? Да, он… Гришка постоял, потом побежал по плохо освещенной дорожке, подпрыгивая и размахивая руками, будто мальчишка, который не может сдержать радость. Лена улыбнулась… а у нее пока только скрипка и краски!

В комнату вошла Настя.

- Лена, привет!

- Настюш, я кашу с сосисками сделала, заходила тебя позвать, но вы там так увлечены были…

- Ой, спасибо! М-м-м… вкусно пахнет как!

- Давай, переоденься, я на стол накрою…

- А Светка где?

- В компьютерной… ГОСТ по инженерной графике штудирует, довел ее Придирозавр. А как ваши с Григорием успехи?

Настя переоделась в домашний халатик, влезла в теплые тапочки и присела за обеденный стол. Ленка разложила кашу с сосисками, порезала помидорку. Чайник уже шумел.

- Ой, вкусно как! Спасибо, Ленуся! Физика… моя любимая физика, а Гришка… он вообще ничего не знает, как он в институте собрался учиться – я не понимаю!

Настя уплетала кашу «за обе щеки» - так проголодалась – ничего не ела с обеда.

- Что, совсем ничего? – удивилась Ленка. Она знала, что Гриша из Крыма, но чтобы совсем ничего не знал? Это было как-то странно.

- Тут помнит, там не помнит. Школьную программу примерно до девятого класса осилил, а выше… Передай кетчуп, спасибо. Я не знаю, как с ним быть… Как он лабораторки сдает? У него же Радон Семенович, как у нас… Лена… а можно добавки…

- Бери, бери! Понравилось? Светке только оставь, а то придет тоже голодная.

- Да, нельзя на ночь объедаться. Ты права. – Настя вздохнула, проводила взглядом кастрюльку, которую заботливая Лена поставила на диван и укутала пледом.

Настя налила горячий чай в блюдце и, старательно дуя, отпила глоток. Лена вспомнила кустодиевскую купчиху и, решив не выпендриваться, тоже налила чай в блюдце. Так они и сидели, раскрасневшиеся, за чаем, заставив стол розеточками с домашним вареньем. Варенье присылали все три семьи, и тут было чем угоститься. И из черноплодной рябины с антоновкой, и из райских яблочек, и из розовых лепестков, клубничное, малиновое, грушевое! Ой, мамочки мои! Благодать!

- Фух!!!! Прощай, талия, здравствуй, что пониже! – напившаяся чая Настена откинулась на диван, поглаживая пузико. – Лена, но Гриша прямо на лету схватывает! У него задачи не решались по «колебанию тела»…

- А что там может не получаться? – спросила, блаженно щуря глаза, Ленка. Ей тоже было хорошо после горячего чая с покупными плюшками и домашним вареньем. Не хотелось вставать, идти на кухню, мыть посуду… Может, до Светы оставить? Придет, чаю захочет…

- Вот именно! Я ему объяснила, он в формуле запутался. Я ему расписала, что эта формула физически означает – он все сразу понял и сам, понимаешь, сам решил все задачи. Почти правильно…

- Он тебе голову не морочит?

- В смысле?

- Ну, может, он прикидывается, что не знает физику, чтобы ты с ним занималась?

- А зачем ему время на это тратить? – искренно изумилась Настя.

Лена выпрямилась и изумленно посмотрела на подругу:

- Настька. Чтобы с тобой побыть.

- А зачем ему со мной… - Настя осеклась. Вопрос был явно глупый. – Нет, ну что ты, Лена!

- Он влюблен в тебя, это же очевидно!

- Ну что ты… мы просто дружим… Нет, ну ты что думаешь, он мне врет, что не знает физику, чтобы отнимать мое время?

- Настя. Да я не знаю про физику, но что он в тебя влюблен – это я знаю, - и Ленка красочно описала подпрыгивающего от радости Гришку.

- Может, он замерз? – предположила Настя.

- Настя. Может, он замерз. Может, он поступил в институт с нулевыми знаниями по основному предмету. Может, ты у нас не красотка, по которой сохнет половина парней из вашего театра и нашей группы. Все может быть. Но Гришка оказался умнее их всех, - сказала Лена, собрала посуду и пошла ее мыть. Сегодня она дежурила по кухне. А Настя осталась сидеть в задумчивости, перебирая в памяти сегодняшний урок.

- А вот я завтра проверю, как ты все запомнил, дорогой Гришечка, и устрою тебе экзамен, - решила она и отправилась спать.

Вечером репетиции не было, и Настя побежала на занятие вокалом. Светлана Владимировна была сегодня строга. Она заставляла Настю «работать всем телом», была недовольна и только в конце занятия смилостивилась – похвалила, как она спела пару фраз. У Насти не получалось «выдавать децибелы» - пела она правильно, но перепеть без микрофона симфонический оркестр на всем своем акустическом диапазоне она не могла, не получалось. И очень не хотелось гримасничать лбом – она боялась, что так и останется на всю жизнь с удивленным выражением лица и вытянутым носиком. А без этого звук в резонатор не попадал…

«Ой, зачем мне все это нужно, - морщась от боли в животе, которым пришлось «работать», думала она, возвращаясь домой. – И так нормально пою. Надо попробовать, сходить на консультацию в музыкальное училище. У меня меццо-сопрано и внешность, как говорят, «артистическая». Надо пойти – что скажут? Может, случится чудо, и меня сразу возьмут, сопрано ведь полно, а меццо для женщины редкость…»

С этими мыслями она вернулась домой. Света лежала на кровати с наушниками, слушала музыку, Лены не было. Настя решила подготовить для Гришки материал и план занятия. Очень хотелось проверить – правду он ей сказал или приврал.

- Света, привет, - на автомате поздоровалась Настя с подругой. Та не слышала. Витала где-то в облаках со своими любимыми дирижаблями и «Спейсом». Закусив бутербродами, Настя принялась за составление плана урока. В результате почему-то получился план вывода Гришки на чистую воду. Настена поглядывала на телефон – они договорились с Гришей, что он позвонит и Настя скажет, когда она сможет с ним позаниматься. Но Гриша не звонил.

Настя успела обидеться, разозлиться, выкинуть «план занятия» в урну, достать его обратно, поболтать с Виталиком, зашедшим к девчонкам напротив, поужинать, когда Гришка наконец позвонил. Настя, закусив губу, смотрела на звонящий телефон.

- Настя, твой телефон звонит! – сказала ей Лена.

Настя нажала кнопку и максимально независимым и строгим голосом произнесла:

- Алло!

- Настя? Привет это Григорий! – голос у него был радостный.

- Привет.

- Настя, прости, не смог раньше позвонить… У меня проблемы с телефоном были, я симку восстанавливал.

Настя молчала.

- Настя, ты слышишь?

- Да, конечно. Ты симку восстанавливал, - в голосе девушки зазвучал металл. Гришка почувствовал ее недовольство и совсем стушевался.

- Наверное, сегодня уже поздно… я насчет физики.

- Конечно, поздно. Уже половина одиннадцатого.

- Прости, пожалуйста, я только что вот…

- Гриша, да что ты оправдываешься? Это же у тебя проблема с физикой, и это твое дело.

- Настя… а завтра…

- Завтра у меня репетиция. Кстати, ты написал контрольную?

- Да, спасибо тебе большое! Там были как раз те задачи, которые ты мне помогла решить… Настя, а послезавтра? В любое время, как тебе удобно?

- Послезавтра у меня вокал, Гриша. Ладно, созвонимся, мне спать пора, - сказала Настя и, не дожидаясь ответа, дала отбой.

Лена и Света, оторвавшись от своих дел, в изумлении смотрели на подругу.

- Насть, ты чего так? – спросила Лена.

- Ничего, - Настя пожала плечами. – Гриша симку восстанавливал. Не мог позвонить. Ага… а у товарища телефон взять и позвонить?

- Настя, может, у него твой номер был на симке? И он его не мог узнать, не восстановив карту? – предположила Светлана.

- Да? А зайти он не мог? Он вон, в двухстах метрах от института живет, у дяди, - Настя разозлилась не на шутку. В самом деле, она целый план составила, готовилась к уроку… время выделила, которого у нее не так много – могла бы вон в ДК пойти, с хором попеть – ждала его, как дурочка! «Нет, точно, Ленка права – нет у него проблем по физике, он просто морочил мне голову!» - решила Настя по дороге в душ. Телефон она сначала оставила на столе, потом вернулась и забрала с собой. Но Гриша в этот вечер больше не звонил.

Григорий сидел в своей комнате в большой дядиной квартире, опустив руки и тупо глядя на новенький телефон. Весь его шикарный план погиб. Ну не мог же он сказать Насте, что вчера, по дороге домой, он потерял свой телефон! Видно, так прыгал от радости, что телефон выпал, и ищи-свищи! Не мог же он рассказать, что на новый денег у него нет, что просить у дяди или родителей он не может – и так живет за дядин счет у него на квартире, куда еще просить! А родители… откуда у них лишние деньги? Да, надо было зайти, но пришлось бы все это рассказывать Насте или опять врать – что аппарат в ремонте… И так весь изоврался с этой физикой, не настолько уж он ничего не знал, как изображал! «Неужели она не догадалась? Какая же она милая…»

Потом, вечером уже, пришел дядя, узнал о Гришкиной беде, повздыхал и со словами «Ну вот, хоть пригодился!» - вынес из своего кабинета новенький телефон в упаковке.

- На вот, пользуйся. Мне на работе на день рождения подарили субподрядчики, а у меня и старый нормальный, мне солить их, что ли?

Гришка взлетел со стула, обнял дядю, промычал, что безумно благодарен и отдаст деньги и помчался в офис оператора восстанавливать симку. Пока то да се, прошло много времени, и позвонил он Насте слишком поздно.

Всю ночь он промаялся – строил планы, размышлял, как завоевать хотя бы внимание белокурой красавицы и заснул только под утро. «Встречусь на репетиции!» - решил он.

Но на репетицию Настя пришла, опоздав, в перерывах убегала «подышать воздухом» с курильщиками, а домой пошла с Виталиком. Гриша оделся и уныло побрел к себе. Он звонил вечером, звонил на следующий день – Настя не брала трубку. Он узнал расписание ее группы и забегал каждую пару на их занятия. Ни ее, ни Лены не было. Григорий набрался храбрости, подсел на лекции по матану к Светлане и шепотом спросил:

- Света, а Настя где?

- Привет, Гриша! А у тебя разве с нами матан?

- Нет, у меня сейчас физика…

- Так, ты ничего не понимаешь, да еще и прогуливаешь? – развеселилась Светка. Девчонки, когда не надо, могут быть очень жестокими! Гриша переспросил:

- Света, я не могу Настю найти, понимаешь? А мне пара по физике светит… Не могу дальше без нее разобраться!

«Надо же, какой эгоист!» - подумала Света, а вслух сказала:

- Гриша, но раз у тебя все так плохо, тебе нужно быть на лекции! А Насти сегодня не будет, они с Леной готовят номер – Настя поет, Лена на скрипке играет.

- Молодые люди, может быть, мне замолчать и не мешать вам разговаривать? – спросил лектор, глядя на парочку поверх очков.

- Извините, - сказала Света, густо покраснев, а Гришка быстро ретировался в сторону физики.

Лена и Настя готовили не просто номер для концерта. Настя с каждым днем все больше убеждалась, что техника – это не ее призвание. Ее душа хотела петь! Она мечтала об оперной сцене. В московских вузах и колледжах начинались дни открытых дверей и консультаций, и Настя решила сходить проконсультироваться в известное музыкальное училище – есть ли у нее данные, есть ли шансы поступить в колледж на академический вокал. Она понимала прекрасно, что до настоящей певицы ей как до звезд, что голос ее пока не звучит, не перепоет она симфонический оркестр без микрофона. Но хотелось услышать мнение профессионалов. «И потом – все-таки у меня голос, меццо-сопрано, конкуренция не такая, как у сопрано! Пойду, покажусь, мало ли…» - так размышляла Настя, а Лена, прекрасно игравшая на скрипке, предложила «поразить педагога», показав номер под скрипичный аккомпанемент.

Подопечный Григорий был забыт. Настя видела, что он звонил, но ей было не до него. Хоть она и уговаривала себя, что это всего лишь консультация, что нечего нервничать, но последнюю неделю перед «днем Ч» она забыла обо всем. И вот наступило воскресенье. Как назло, в этот день у Насти было выступление с ансамблем маевского хора (да, да, в авиационном институте был и академический хор, и симфонический оркестр, в котором играла Лена), и к началу консультации они опоздали. В гардеробе не хватало номерков, и их вещи пристроили на крючок без номера.

- Вы запомните? Я вот тут, сзади себя повешу! – сказала гардеробщица. Девушки отрешенно кивнули. Лена несла в одной руке футляр со скрипкой, а другой вела под руку нервничающую Настю.

Консультации проводились в трех кабинетах, на разных этажах. В ближайшем кабинете была очередь по талонам – оказалось, надо было прийти на полчаса раньше начала и получить талон. Девушки на всякий случай заняли очередь и пошли на другой этаж. Там было попроще, по спискам. На сайте обещали принять всех, кто придет. Дышать в коридоре было нечем, и Лена усадила Настю в фойе. Они все равно были почти последние в очереди. Сама Лена отправилась на разведку. Из-за обеих дверей доносилось громкое пение. Через две двери слов было не разобрать, но Лена оценила – пели практически готовые певцы, с поставленным голосом, причем – это Лена тоже слышала – не всегда правильно поставленным.

«Ничего себе, - подумала она. – А чему их тогда учат, в училище? Если приходят вот такие, почти готовые?» Часто пение прерывалось, и наступала тишина. Лена догадалась – видимо, это педагог делает замечания. В одном кабинете очередь шла быстрее. Но народ выходил оттуда в основном понурый и, не глядя в глаза «конкурентам», шел или к другому консультанту, или на выход.

Когда толчешься в очереди три часа, многое узнаешь. Например, Лена узнала, что в джазовое училище принимают только вокалистов-джазовиков, а академический вокал там не котируется. Что даже если ты закончил музыкалку при училище – автоматом в колледж не переходят. Что консультация врача-фониатра – в среднем 3000 р. Что на бюджет поступить даже в колледж очень сложно, так как хоть упойся, а все равно смотрят аттестат. А какой аттестат, если ты посвятил себя только пению, чтобы к десятому классу быть почти готовым певцом? Одни трояки.

Больше всего Лену огорчало, что студенты и их мамы дико психуют перед консультацией.

- Ну что вы переживаете, - лучезарно улыбаясь, говорила она то одной, то другой паре, - все будет хорошо. Это же не конец света, это консультация…

А выходившим, кого было слышно из-за двойной двери:

- Прекрасно, прекрасно!

Она пошла посидеть в фойе, но Насти там не было. Зато в коридоре напротив шла консультация народников. Оттуда доносилось громкое пение без слов, с притоптыванием и прихлопыванием. Через пять минут у Лены начала болеть голова от народного хора. Зато нашлась Настя. Лена услышала родной голос – Настя распевалась на несколько пролетов лестницы.

- Настя, мы скоро! – подошла к ней Лена!

- Сейчас, приду… Сине море, ой глубо-око…

Еще полчаса стояния в коридоре обогатили девушек познаниями о том, что высшая похвала на консультации звучит так: «Ну, готовьтесь, готовьтесь…» Лена, не прекращая деятельность психотерапевта в отдельно взятой очереди, обратила внимания на интересную сцену. Перед ними стояла мамочка с дочкой, дочка занималась с педагогом училища, и у нее должно было уже начинаться занятие в соседнем кабинете. И педагог, придя на занятие, увидела их.

- Ой, мы опоздаем, простите, пожалуйста, так затянулось, - бормотала мама.

Педагог по вокалу смотрела на них с выражением лица, которое Ленка потом оценила как «А что вы тут забыли? Вы разве не понимаете, что?..» Но вслух она сказала только:

- Ничего, у меня как раз два ученика перед вами, успеете, - и вошла к себе. Лена впитывала все происходящее.

Поступающие пели в большинстве своем неплохо. Арии, вокализы, романсы – все, что могло показать подготовку вокалиста.

«Насте далеко, конечно… Но мы же проконсультироваться», - думала Лена. Еще она заметила, что студенты стараются показаться сразу всем педагогам. Это Лену удивило, но… видимо, люди были знающие, не в первый раз.

И вот, наконец, бледная Настя и красная от духоты Лена со скрипкой вошли в вожделенный кабинет. Время консультации уже закончилось, но раз уж обещали принять всех… Перед ними была та самая девочка, которая столкнулась в коридоре со своим педагогом. Вид у нее был заморенный, но вполне довольный. Они пошли в соседний кабинет, к другому консультанту.

В комнате сидели двое– молоденькая концертмейстер за роялем и педагог – женщина лет пятидесяти за отдельным столом. Лена начала было раскрывать футляр, как педагог ехидно спросила:

- Вы на прослушивание вокала со скрипкой?

- Нет, я аккомпанировать буду…

- У нас свой концертмейтер, - строго сказала педагог. – Не нужно. Так, фамилия, имя…

- Анастасия Милюкова, - сказала Настя, встав у рояля, прижав ноты к груди.

- Вы что, по нотам поете? – сурово спросила педагог, глядя на девушку, как на невиданное доселе насекомое.

Настя перепугалась. Что ответить?

- Я а-капелла…

- Да? Что исполняете?

- Первую? Народную песню… «Сине море, ой, глубоко»!

Педагог записала имя и фамилию Насти в журнальчике и без всякого выражения посмотрела на нее. Настя начала петь. Она хорошо пела эту грустную песню – и на выступлениях, и дома… пела с душой, потому что без души это петь невозможно. Но на второй фразе педагог ее оборвала:

- А что ты так стоишь? Ты зачем руками разводишь?

Настя разводила руками, да, было такое, это же был концертный номер, и это не мешало ей петь, наоборот, придавало душевности…

- А что ты там на потолке увидела? Что ты глазами водишь?

И глазами, да, водила, как бы вслед за рукой, которую протягивала к далекому берегу… Настя замерла. Она не понимала, что ей делать дальше. Петь? Или слушать резкую отповедь?

- Ты вообще как петь собираешься? Вот так? Вот так будешь стоять, глазки закатывать? И что у тебя получится? Ну… что замерла? Давай дальше!

Настя пропела еще две фразы…

- Что ты грудь не раскрываешь? Раскрой, пой так, как ты когда маленькая была – орала, наверное, стекла звенели! Ну? Что ты на потолке нашла? – Настя перевела взгляд на педагога. Больше всего ей хотелось выйти из этого кабинета и хлопнуть дверью. И забыть о своей мечте. Лена вежливо улыбалась и смотрела на Настю. «Настя, пой!» - подбадривала она взглядом подругу.

Настя спела еще часть песни, на полную мощь, настолько громко, насколько могла. Она останавливалась, поправлялась, когда ей говорили:

- Раскрой грудь, работай диафрагмой! Что ты как рохля? Что ты спишь на ходу?

Надо сказать, что Настя ленилась «работать диафрагмой» и из-за этого не могла «выдавать децибелы» - это был факт. Но… они пришли не в оперный театр приниматься, а на консультацию в колледж.

Настя мужественно допела до конца и после очередной резкой реплики замолчала. А реплика была такая:

- Послушай. Конечно, пение – это лучше занятие, чем наркотики или пьянство. – Лена закивала головой, выражая полное согласие. Педагог продолжила, не обращая внимания на пораженную Настю. – Можно и дома петь, в кругу семьи, для себя. И это хорошее занятие – петь в кругу семьи! Это лучше, чем под забором валяться…

Девушки замерли, слушая этот монолог. В общем, надо было уходить, но хотелось бы услышать что-то вроде «у вас еще недостаточно развит такой-то регистр», или «вы поете тихо, работайте над собой». Но педагог замолчала, не глядя на них. Лена встала и, лучезарно улыбаясь, пока Настя выходила из кабинета, сказала:

- Большое вам спасибо. Это было именно то, чего нам не хватало – спасибо, что вы нас поругали. Благодарю вас за потраченное время, всего вам доброго! – и вышла вслед за Настей.

Педагог только слегка кивнула головой. В следующий кабинет Настя не пошла. Второй раз услышать такое она была не в силах. С ней никогда никто так не разговаривал. Девушки молча оделись и побрели к метро.

- Настя, это было резко, - наконец сказала Лена.

- Мне все равно, - ответила Настя. – Я знаю, я не могу петь громче. Это максимум, на что я способна. Я чуть голос не сорвала, ты же слышала.

- Настя, ты громко пела… Но они, видимо, берут готовых певцов. С которыми не надо возиться… А чему они тогда учат в училище? Не понимаю. В музыкалке петь не научат…

- Лена, мне говорили, что студенты вокалисты бегают по частным педагогам, если хотят петь долго и красиво…

Девушки дошли до метро, и Лена начала шарить по карманам в поисках студенческой карточки на проезд. Проездного не было! Она посмотрела в сумке – и там не было!

- Настя. Похоже, в этом культурном учреждении у меня стырили проездной! – мрачно сказала Лена и, увидев округлившиеся глаза подруги, добавила: - Ну мы и сходили с тобой в храм музыки!

Проездной нашелся дома. Лена от волнения не заглянула в маленький кармашек сумочки, а именно туда она засунула билет перед сдачей куртки в гардероб.

- Но осадочек-то остался! – весело сказала Ленка, пытаясь хоть как-то подбодрить подругу. Больше всего она боялась, что Настена перестанет петь вообще.

Настя была бледная и несчастная. Лена быстро организовала обед, но Настя отказалась обедать.

- Настя, у нас конкурс скоро, ты помнишь?

- Да, все нормально, сегодня репетируем…

Раздался звонок. Настя посмотрела – это был Гриша.

– Лена, скажи ему, что я… что я заболела, не знаю… я не могу разговаривать сейчас.

У Лены была одна особенность – она принципиально не врала. Не могла врать. Бывало, что она говорила нечто, далекое от истины, но она сама в это верила.

- Гриша? Это Лена. Настя не может разговаривать, устала очень, мы только что приехали. Нет, не заболела, так, проблема у нас… Да, завтра перезвони, хорошо? Сегодня? Сегодня мы репетируем, у нас выступление… Да, пока! – нажала кнопку «Отбой» и подсела к подруге:

- Настя, ты не унывай!

- Я не унываю… стану инженером, что такого? Буду петь… дома…

- Настя. Ты не готовая певица, ты это знаешь. И ты знаешь, что конкуренты в мире вокала не приветствуются. И по головке там не гладят. Ты же это все знаешь?

Настя кивнула головой.

- Настя, я сама в шоке, но… Настенька… ты же не бросишь из-за этой глупости петь?

Настя разрыдалась.

Дома у нее было неспокойно. Она отправила маме смс-ку (не дозвонилась, бежала с выступления на консультацию) с просьбой перевести ей денег на занятия вокалом. А не дозвонилась, потому что мама пошла в магазин и забыла телефон дома. И смс-ку, как назло, увидел папа…

Не успела мама вернуться домой, как папа вышел в прихожую и, не дав ей снять пальто, спросил:

- Ксения, а что, Настя в Москве берет уроки вокала?

Мама поставила пакет с продуктами на пол и начала снимать пальто. Назревал скандал. Папе не говорили про уроки вокала.

- А… с чего ты взял?

- Берет или не берет?

- Ну, берет… а что, это преступление? Что ты наседаешь на меня? Вот, возьми пакет, надо курицу в миску выложить, а то потечет…

- Ксения! Что это за занятия за деньги? У нас что – есть лишние деньги? Мы за общежитие и так платим довольно много, ты в курсе, сколько?

- Да, я в курсе, - сухо ответила мама, повесила пальто и, надев тапочки, попыталась пройти мимо мужа на кухню. Лишних денег, действительно, не было, но мама считала, что Насте нужно развивать голос. – Мне порекомендовали прекрасного педагога, она по знакомству берет с нас недорого…

- А зачем? Объясни мне, зачем Насте это нужно? Ты что, хочешь сделать из нее певицу?

- Не хочу… дай мне пройти, курица испортит продукты…

Папа вырвал у мамы пакет из рук и отнес на кухню. Вынул курицу, швырнул ее в раковину. Вернулся в прихожую. Мама сидела на пуфике, опустив голову.

- Ответь мне. Певицу хочешь из нее сделать? Так на бюджет ее не возьмут, я тебя уверяю, там своих полно желающих. А за деньги – у нас нет таких безумных денег на обучение!

- Игорь, но у нее же душа поет…

- И пусть поет бесплатно! Педагог ей зачем? Зачем ей внушать какие-то надежды? И даже да – пусть, предположим, она запоет, как соловей – кем она будет? В театр пойдет изображать шаги за сценой? Или скакать на елочках? Ты что – не видишь, что творится на нашей эстраде? Какая там обстановка? Там что – голоса нужны? Нет, там разврат нужен, разврат и тела, и души! А ты ее толкаешь в эту… клоаку…

- Игорь, но не везде же так… есть театры для детей, в церкви можно петь…

- Можно, можно! А как много денег она заработает! – папа завелся и орал, не переставая.

- А вот ты мне скажи, пусть, предположим - она выучится петь, и в театр ее примут, предположим – ты скажи – за кого она замуж там выйдет? У них же там мужиков нормальных нет – одни нарциссы, не сказать хуже!

- Боже мой, Игорь, что ты на меня кричишь? У Насти голос красивый…

- Голос красивый! И пусть голос красивый, ей нечего делать в эстраде!

- Речь не об эстраде, а об оперном пении…

- Для оперного пения у нее нет голоса!

- Голос развивается, надо работать над собой! Она для этого и ходит к педагогу!

- Ксения! На колу мочало, начинай сначала?

- Певицы уезжают за рубеж и прилично зарабатывают…

- Ксения! Единицы уезжают и единицы зарабатывают!

- Чтобы стать этой единицей, нужно развивать голос!

- Ты все-таки не оставила свою бредовую затею сделать из нее певицу… Я так и знал! – папа кипел. Он так надеялся, что дочка поступит в инженерный вуз и выкинет из головы радужные мечты своей мамочки.

Мама заплакала. Все их семейные скандалы заканчивались одинаково – муж давил на нее, пока она не начинала рыдать. Потом обижался и уходил, оставив ее осознавать свою неправоту. Мог не разговаривать потом по несколько дней – дулся на жену.

- Я не могу… у человека должна быть мечта…

- Эта мечта – пустопорожняя! Пусть лучше теоретическую механику изучает! И математику… конструкционные материалы! – разорялся вошедший в раж папа.

Услышав про теоретическую механику, мама резко перестала плакать.

- Теоретическая механика? Как же, помню прекрасно, это же счастье, а не предмет! Ты мне еще «Тут мою могилу» припомни, Игоречек! Это же такие женские предметы! А женщины живут сердцем, эмоциями! А твоя техника, эти железяки, эти гайки, шестеренки! А электротехника…

- А что электротехника? – взвился папа.

- Гадость это, скучная гадость! Я всю жизнь просидела технологом на твоем комбинате, одна была радость – в театр пойти, так твои родители меня сожрали за это!

- Эта «гадость» принесет ей кусок хлеба с маслом, а твои пустые мечты что?!

- А твоя мамочка!..

- А твоя теща!..

- Это твоя теща, а моя – мамочка!

- Никакого пения!

- Вот еще! Пела и будет петь!

- Ты сумасшедшая упрямая дура! Настя еще институт из-за тебя бросит!

- А что – лучше, как я – от звонка до звонка отсиживать и крафт-картон ваш замерять на соответствие вашему ГОСТу? Всю жизнь один бурый, бурый картон?

- Есть и беленая бумага! – защищал продукцию своего комбината муж.

- Ненавижу твой картон! – вопила мама. – Почему нельзя жить, как душа просит? Почему надо обязательно, всегда жить уныло?

В этот момент открылась входная дверь (мама не заперла замок, а потом в пылу ссоры забыла), и в прихожую вошли трое старичков – две бабушки и дедушка Насти. Дедушка держал в руках большой букет хризантем, а теща – тортик. Ксения и Игорь, красные и потные, замолчали.

- Здравствуйте! - сказал дедушка. - А мы пришли вас поздравить с годовщиной вашей свадьбы…

Лена с Настей отправились вечером в ДК, в малый зал. Настя пела, Лена играла на скрипке. После нескольких дублей Настя закричала:

- Я не могу петь, я не понимаю, что я делаю не так! Я раньше слышала, понимала, а сейчас – нет! Я начинаю петь и вижу лицо этой женщины…

Лена обняла подругу.

- Настюша, успокойся! Ты как пела, так и поешь… Ты же завтра пойдешь к педагогу? Вот и расскажи ей все… или давай позвоним!

Настя побежала к своему педагогу прямо с утра. Светлана Игоревна огорченно качала головой, потом ругала Настю – за то же, за что ругала ее педагог из училища, а потом рассмеялась:

- Надо же! Ничего не изменилось там. Настя, послушай меня. Если ты хочешь петь – работай над собой. Никто за тебя петь не будет. И я не буду.

И Настя продолжила учиться петь. А поход на разведку в музыкальное училище девушки стали называть «экскурсией в калашный ряд».

Настя и Гриша сидели за столом в учебной комнате, около окна. Стемнело рано, из окна был виден корпус соседнего общежития. Настя «прорешивала» с Григорием очередную задачу. План «выведения на чистую воду» подопечного она потеряла и решила, что это, в общем-то, неважно – даже интересно, что он ради встреч с ней разыгрывает целый спектакль!

- Гриша, вот эту тему понимаешь? – пряча улыбку, спрашивала Настя.

- Нет, Настя! – Григорий улыбался в ответ.

- Ну и дурной, - смеялась Настя и начинала «просвещать» ученика.

В коридоре раздались голоса, дверь в комнату распахнулась, влетели Виталик и Вася Гуревич.

- О, вот твоя Настя! – весело сказал Вася Виталику. Гриша напрягся. Настя удивленно посмотрела на них. Оба явно были навеселе.

- Погоди, - Витя отодвинул Василия и подошел к Насте. Шутливо поклонился, подал ей руку:

- Ваше Высочество, позвольте пригласить вас на бал… проходит в комнате напротив ваших апартаментов. День рождение Ундины Лизы. Вас так не хватает…

Настя замялась, взглянула на Гришу. Тот уставился в учебник по физике.

- Гриша не против! Гриша! Ты же будешь возражать? Настя днем учится, вечером тебя учит! Девушкам надо отдыхать по вечерам!

Гриша оторвал наконец взгляд от книги:

- Настя, хочешь – иди, я сам решу задачи…

- Пошли вместе, Гриша! – Настя встала, закрыла Гришину тетрадь и подтолкнула его: - Я без тебя не пойду.

Виталий перестал улыбаться, пожал плечами и, подхватив Настю под руку, сказал:

- Пошли, ребята! – и они вчетвером отправились в гости.

Захватили по дороге Настиных соседок и гитару, зашли к девочкам напротив – праздновали день рождения одной из них, Елизаветы. В небольшую комнату набилось человек тридцать. Принесли из соседних комнат столы, постелили бумажные скатерти. Накрыли стол по-студенчески – хлеб, колбаса, сыр. Огурцы соленые с помидорками. Девочки наделали салаты, сварили картошку.

- О! Девчонки! Привет!

Девочек усадили за стол. Гриша как приклеился к Настене. Как ни пытался Виталик их рассадить по разным углам – не удалось, тут и Настины соседки помогали – сели одна слева Насти, другая справа Гриши – и все, места заняты

- Виталий, идите, вон вас Ундина Лиза зовет! – нежно улыбнулась Лена.

А что делать? Сам привел обоих! Виталий отправился к имениннице.

- Маевский тост был? – деловито спросил он.

- Нет, тебя ждали! – закричали ребята.

- Ну что? Тогда маевский! – Все налили в пластиковые стаканчики – парни водку, девочки вино – и Виталий, оглядев компанию, как старший, начал:

- Когда бомбардировщик B-52 взлетает с аэродрома в штате Невада, что делают маевцы?

- Сидят и пьют! – закричали ребята.

- Когда бомбардировщик B-52 перелетает границу России, маевцы что делают?

- Сидят и пьют! – берите нас в фанаты футбольного клуба, так громко мы умеем орать!

- Когда бомбардировщик B-52 пролетает над Москвой, маевцы?

- Пьют!

- Но когда тень B-52 падает на территорию Московского! Ордена Ленина! Ордена великой октябрьской социалистической революции! Имени Серго Орджоникидзе! Авиационного! Института! - маевцы встают. Маевцам и сочувствующим встать!

Загрохотали отодвигаемые стулья.

- Когда ты видишь лицо вражеского аса и заклепки на его крыльях, делай как я. На крыло!

- Есть на крыло! - особым шиком было поставить стаканчик на тыльную сторону ладони, держа локоть на уровне плеч. Наверное, поэтому традиционно «маевский тост» произносится третьим – пока руки не дрожат, а глаз уверенно держит горизонталь?

Виталик:

- От винта!

- Есть от винта! – приготовились чокаться!

- Контакт!

- Есть контакт! – вот тут надо чокаться. Особо сложно с пластиковыми стаканчиками – норовят перевернуться.

- За тех, кто в море!

- Жахнем!

- За тех, кто в поле! – мало кто сейчас знает, что такое «на картошке», но традиция осталась.

- Жахнем!

- За тех, кто в ССО! – ну это понятно, студенческий строительный отряд.

- Жахнем!

- За тех, кто в ПССО! – это для второгодников – повторное обучение студенческий стройотряд.

- Жахнем!

Виталий:

- Что-то Боинги разлетались! А мы их ка-ак:

- Жахнем! Жахнем! Жахнем! Сама пойдет!

И тут, в момент всеобщего ликования и употребления, «жахнуло». Порывом ветра распахнуло плохо закрытое окно, и с подоконника с грохотом посыпались бутылки, кастрюли – все, что не поместилось на столах. Кто-то из ребят вскочил. Пытаясь увернуться, уронил кульман с доской. Ундина Лиза использовала ее, как мольберт. Она рисовала…

А Гриша, стоявший рядом с Настей и спиной к окну, почувствовал только сильный порыв ледяного ветра и услышал дикий грохот – такой же, как в Донецке, когда начался обстрел. Он повалил Настю на пол и упал сверху. Он сделал это автоматически. Хотя прошло уже полгода, для него такой грохот означал только одно – разрыв снаряда.

Двое ребят кинулись закрывать окно, кто-то из девочек взвизгнул от неожиданности, но большинство в изумлении смотрели на Гришу, лежащего на Насте.

- Гриша, Гриша, ты что? – спросила Света, тормоша его. – Вставай!

«Ничего себе артист!» - подумала Лена, помогая Насте подняться. Гриша встал, не глядя на ребят, опустив голову.

- Гринь, ты что? – развеселился Виталик. – Это окно, посмотри! – он похлопал по оконной раме. – Это – обычное окно, Григорий! Не пугайся сам и не пугай девушек!

Ребята засмеялись. Кто-то побежал за веником и тряпкой, а Гриша наконец поднял голову, посмотрел на красную Настю и сказал:

- Прости, пожалуйста, - повернулся и выбежал из комнаты.

- Вот те здрасьте, какие мы впечатлительные! Настя, кого ты выбрала! Лягушонок какой-то! Гришонок-лягушонок! – захохотал Виталик. К нему присоединились и остальные, кроме Насти и ее соседок. Настя подняла голову и, глядя Виталию в глаза, твердо сказала:

- Гриша был в Донецке под обстрелом. А вы… дураки вы все! – и, уронив на ходу стул, быстро вышла из комнаты. Ребята замолчали.

Настя кинулась в их комнату напротив. Гришина куртка была у них, а дверь заперта!

«Простудится еще!» - думала Настя, открывая дверь и хватая Гришину куртку. Выглянула в окно – на дорожке никого. Она бросилась вниз, пробежала мимо вахтерши и выскочила на ступени перед входом. Гриши не было видно. Дул резкий пронзительный ветер. Конец ноября, подморозило, простудиться – раз плюнуть!

Настя набрала Гришин номер… мобильный зазвонил из кармана куртки в ее руках.

«Простудится, простудится, дурачок!» - думала Настя, отмахиваясь от пытавшейся накинуть на нее куртку вахтерши – она вышла вслед за девушкой на улицу, увидев, что та стоит на ветру в футболке. Бог дал Настене не только спокойный уравновешенный характер, Бог дал ей еще и сильный голос. Настя набрала воздуха и закричала что есть силы:

- Гриша!!!! Гриша-а-а-а!

И Григорий ее услышал. Он бежал, куда глаза глядят, а глядели они у него в противоположную сторону от дома – он успел пробежать весь студенческий городок, когда услышал любимый голос. Гриша встал, как вкопанный. Услышал еще раз свое имя и кинулся назад. Через минуту вахтерша укрывала курткой их обоих – темноволосого курчавого парнишку, обнимавшего высокую белокурую красавицу. Ворча и ругаясь, вахтерша наконец затолкала их обоих внутрь.

- Настя, прости, я не знаю, что на меня нашло! – бормотал Гриша, гладя Настю по голове.

- Не важно, плевать, я знаю… - шептала Настя.

Эпилог.

В августе следующего года Настя и Гриша сидели в кафе. Настя нервно крутила в руках телефон и пыталась пить остывший кофе. Морщилась, отставляла чашку, потом забывала и пыталась заново.

- Не волнуйся, я сейчас опять посмотрю, - говорил Гриша, заново открывая на планшете страницу. – Нет, не вывесили еще. Да не волнуйся! Кофе пей.

- У меня зубы скоро начнут стучать об чашку… - жалобно сказала Настя.

- Терпи. Буду заходить каждые пять минут. Пирожное хочешь?

- Н-нет…

- Настя, вот что-то есть… спокойно…

Настена замерла.

- Так… спокойно… Ищем… Милюкова… Настя, есть! Настя, есть!!!!!! Настя!

- Не может быть, проверь еще…

- Да вот, вот, смотри! Список принятых!

Настя взяла дрожащими руками планшет и прочла свое имя.

- Поздравляю! – Гриша прижал ее к себе. – Звони родителям!

- Сейчас?

- Сейчас! Или я сам позвоню! Давай!

- Сейчас, сейчас, еще раз проверю…

- Я уже набрал маму, держи телефон!

- Мама? Алло, мама? Мама… ты только не волнуйся… Нет, все хорошо… Мама… меня приняли… приняли в ГИТИС, на актера музыкального театра… Мама…

Занавес.

© Copyright: Таня Бондарева, 2018

Свидетельство о публикации №218030300750 

P. S.  Я очень благодарна администрации журнала "Стёб", которые публиковали эту работу по главам. Это была моя первая публикация в журнале, и я понимаю, что ребята рискнули, выпустив меня с таким неформатным произведением. Большое спасибо! 

В этой работе мало выдуманных фактов - разве что последняя сцена с окном и эпилог - выдуманы. А так - все было на самом деле. С кем-то, где-то... Происходило с людьми, о которых мне захотелось написать, чтобы их помнили. Благодарю вас за прочтение, уважаемые читатели! 

А первую часть можно прочитать по ссылке https://cont.ws/@proctotanya/7...

В дополнение - карикатуры художника Кадулина Владимира Фёдоровича - интересная классификация студентов и курсисток начала 20 века. 

Предлагаем, тем кто ещё не ..., подписаться на наш журнал "Стёб"©, досмотрим это представление театра абсурда вместе ....