1993-й год. О людях с чистой совестью.

…Лето и начало сентября 1993 года прошло тревожно. По получаемой мной, секретарём одного из московских РК КПРФ, от руководителей московского горкома информации было известно, что «Особый порядок управления страной» («ОПУС», 20 марта 1993 года) Ельциным отложен, но может быть им введён в любой момент. Весь порядок действий районных организаций на этот случай был обдуман и согласован по деталям.

Поэтому вечером 21 сентября, уже через полтора часа после выступления Ельцина по ТВ с Указом №1400 я с группой коммунистов района уже был у здания Дома Советов (ДС). Здесь было гораздо больше людей, чем в марте, местами горели костры. Но обстановка была достаточно спокойной. Провёл первую ночь у костра. Часа в 3 ночи, согреваясь ходьбой во внутреннем дворе ДС, неожиданно встретил у одного из костров старшего брат жены. Мы обнялись. Ещё не как на фронте, но хорошо понимая, что самое главное – впереди.

И именно в эту ночь я впервые услышал от нескольких ночующих у ДС людей, которые были здесь и в дни ГКЧП в августе 1991 года: «Какие же мы были полными дураками, поддерживая тогда Ельцина!»

Утром 22-го сентября с первой метрополитеновской электричкой добрался до дома, «бегом» позавтракал и поехал на работу.

Круглосуточные дежурства у ДС становились всё более массовыми. Над головами людей постоянно веяли все три вида флагов – красный, имперский триколор и андреевский – олицетворявшие единение всех лево-патриотических антиельцинских сил.

В первые дни после начала действия Указа №1400 к ДС можно было достаточно свободно пройти через стоящее оцепление милиции и солдат внутренних войск (ВВ) МВД. При возвращении домой можно было так же просто пройти через него и к ближайшей станции метро.

Но «закручивание гаек» началось очень скоро после того, как в субботу и воскресенье  25-го и 26-го сентября у Дома Советов собирались многие тысячи людей. Когда примерно к 7 часам утра в понедельник 27 сентября я через проходные дворы вышел к улице рядом с ДС, то увидел её забитой тяжёлыми грузовиками с солдатами ВВ МВД. Грузовики выставлялись впритык друг к другу. И было ясно, что свободы доступа к ДС больше уже не будет.

Первым, кого я встретил на подходе к ДС, был А.А.Шабанов. Он, тогда первый секретарь МГК КПРФ и член Президиума ЦК (ЦИК) КПРФ, с 21-го сентября постоянно находился в здании ДС. После моей информации, Александр Александрович коротко сказал: «Надо сообщить об этом руководству ЦК. Видимо, нам надо уходить из Дома Советов – надо срочно организовывать массовые протесты за пределами блокады».

Буквально через пять минут я столкнулся во дворе ДС с Алексеем Ивановичем – начальником одного из секторов нашего КБ, кандидатом технических наук, прекрасным специалистом, лет на 10-12 старше меня. Никогда ранее в партии не состоявшим и, казалось, от политики весьма далёким. На моё: «Ты-то как здесь?» он ответил на редкость просто: «А все нормальные люди – здесь!».

Мы, вместе со всеми находившимися после ночи и успевшими рано утром приехать к ДС, начали готовиться к обороне. Баррикады на Горбатом мосту и улицах, примыкающих к ДС, были возведены в течение часа. Для их создания использовались все возможные и невозможные материалы и средства, находившиеся на территории расположенного рядом стадиона «Красная Пресня».

После возведения баррикад, мы с Алексеем Ивановичем ухитрились построить небольшой, размером 2×2 метра, щитовой домик с настоящей железной крышей и подобием топчана-скамейки. А к вечеру из камней, вывороченных из настила Горбатого моста, соорудили небольшую печку. Она, временами «дико» дымившая, давала во все последующие дни тепло и нам, и часто приходившим к нам в домик погреться людям.

Утром этого дня я впервые надел недавно сшитое двубортное пальто из парадного офицерского сукна, перекрашенного в красивый коричневый цвет. На него по просьбе моего друга, кадрового офицера, после окончания моей двухгодичной лейтенантской службы я поменял свою сшитую по заказу в армейской мастерской парадную шинель. Мы с ним были одной комплекции, и шинель эту я одевал только один раз, когда на неделю приезжал в Москву повидать родных после первых месяцев службы. Надел также и резиновые сапоги, на случай дождя.

И вот в этом новом пальто и резиновых сапогах я прожил рядом с Алексеем Ивановичем – Лёшей – в этом маленьком домике во дворе ДС вплоть до вечера 3 октября. Когда жена увезла меня, заросшего щетиной и насквозь пропахшего дымом, домой помыться и отогреться. Она разыскала меня у нашего с Лёшей домика примерно через час после прорыва блокады первой группой.

Мы с Лёшей уехали, оставив, как нам казалось, на непродолжительное время наш домик той смене, которая прорвалась к Дому Советов. Домик с красным флагом, закреплённым нами у его входа, и надписью «...ский РК КПРФ»…

      Примечание. Новое пальто я позже повесил в своём гараже и больше его ни разу не надевал. Оно так и осталось памятью-реликвией о тех днях.

За эти несколько дней, проведённых в блокаде ДС, прошла какая-то отдельная, ни на что не похожая, часть моей жизни.

В которой были встречи с Хасбулатовым, Ачаловым, Баранниковым, Макашовым, бойцами батальона «Днестр» из Приднестровья, казаками с Дона, боевиками РНЕ, мальчишками-разведчиками, осуществлявшими связь с «внешним миром».

В которой ярко запомнился страстный прорыв через ряды оцепления к людям, поддерживавшим нас за кольцом блокады, Светланы Горячевой и её триумфальное возвращение к ДС.

В которой были многие сотни других людей, находившихся в эти дни в ДС и рядом с ним. И получение удостоверения «Защитник Дома Советов и конституционного строя».

И бессонная ночь, когда атака на нас, уже начавшаяся со стороны «Казачьей заставы», была остановлена мужеством и волей генерала Ачалова.

И молебен, который отслужили по защитникам ДС утром 2 октября несколько священников, прошедшие по всем его этажам и баррикадам, подошедшие к каждому человеку.

И этот неимоверной духовной мощности прорыв к нам многих десятков и даже сотен тысяч людей днём 3-го октября. Через цепи, кордоны, автомобильные преграды и спираль Бруно.

И эти объятия – блокадников и прорвавшихся – на пандусе ДС под громогласное «Ура!!!».

И это потрясающее ощущение в тот момент победы – нашей общей победы!

И первые автоматные очереди из окон мэрии по находившимся во дворе ДС людям, эти предвестники будущей трагедии…

Одним из первых, прорвавшихся к Дому Советов днём 3 октября, был и Владимир Иванович Зуев – начальник сектора нашего КБ, блестящий инженер-практик, мой ровесник.

Он всегда стоял в стороне от политики, со снисходительным видом молча слушая «умные» рассуждения в курилках. И каждый раз говорил: «Мужики! Кончайте трепать языками – пошли делом заниматься!».

И именно он пришёл ко мне в давно обезлюдевший партком в мае 1991 года с заявлением о приёме в КПСС. На мой вопросительный взгляд и незаданный вопрос произнёс: «Я прекрасно вижу, что делают со страной Горбачёв и Ельцин. Но также понимаю, что остановить их может только партия». Он был последним, кого мы приняли в нашу партийную организацию. Одним из рекомендующих был и я.

Мы встретились с ним на пандусе Дома Советов. На его лице была заметна ссадина, на правой руке был намотан ремешок с каской солдата ВВ, глаза горели ярким огнём. И его слова при встрече: «Когда я узнал, что вы с Лешей находитесь здесь, не мог больше спокойно ни спать, ни есть. Вы – в холоде, голоде и блокаде, а я – в тепле и безопасности. Теперь я здесь – и совесть моя чиста!». Мы с ним обнялись, в этот раз уже как на фронте.

Мне пришлось уйти из КБ весной 1995 года, после девяти месяцев невыплаченной зарплаты. Когда я в 1999 году вернулся на завод после работы в метро, первым делом захотел повидать Володю Зуева. Но он к этому времени уже давно тяжело болел. И вскоре умер, в возрасте всего 55-ти лет.

На его поминках, поднявшись над столом, вокруг которого сидели в основном незнакомые мне люди, я сказал: «Я не хочу делить присутствующих на «белых» и «красных». Но не могу забыть нашу встречу на пандусе Дома Советов 3 октября 1993 года и его слова о чистой совести. Вот таким – человеком с чистой совестью – он был и останется для меня навсегда».