НОВОГОДНИЕ ПРИКОЛЫ, ИЛИ ГРАБЛИ – НАШ РУССКИЙ БУМЕРАНГ.

К пирсу нас поставили 31 декабря перед обедом. Оказывается, есть ещё на флоте добрые начальники, которые заботятся о своих подчинённых и которым совсем не наплевать, где и как те будут встречать Новый год! Радости нашей не было предела. Штурман, освежив по блокноту пароли и явки, успел уже сбегать на проходную, к телефону-автомату, и обзвонить все варианты. Теперь его ждали в пяти местах в разных концах города одновременно, и надо было решать, как выкручиваться. Молодые мичмана-холостяки, организовавшись, прикидывали, у кого соберутся в общаге и где столько выпивки взять. Механика эти проблемы не волновали, он сидел довольный в своей каюте, любовно поглаживал канистру со спиртом – с таким богатством для него сегодня были открыты все двери. Макс, начальник РТС, наш первогодок и молодожён, мысленно пребывал уже дома, под бочком у молодой жены и, находясь в полной готовности отчалить, трепетал в ожидании, когда старпом объявит новый состав суточного наряда.

Нет большего наказания для молодого женатого офицера, чем загреметь на вахту в новогоднюю ночь. Шанс у Макса был достаточно высок – один к трём, ровно такой же, как у Васи и у меня, так как только нам троим, старпом оказывал высокую честь заступать дежурными по кораблю. Вася тоже был молодожён и тоже боялся, к тому же на днях к нему из Ленинграда приехала жена, и тоже молодая, причём всего лишь на неделю. Молодая жена – вещь, конечно, хорошая, но не Бог весть какой дефицит. У многих такая есть. Имелась и у меня, и ничуть не хуже, чем у Васи и Макса, а может быть, даже и лучше. Но они боялись, старались лишний раз не попадаться старпому на глаза, а я, как храбрый зайчишка, спокойно ходил перед самым его носом, и всё мне было нипочём. Более того, утром за завтраком я смело вступил со старпомом в какой-то интеллектуальный спор и имел наглость в чём-то с ним не согласиться. В течение дня доставал каверзными вопросами, пару раз, как бы случайно, вместо Сергей Гариевич назвал Сергеем Горынычем и даже разок дерзко похохмил.

Категоричное заявление старпома о том, что никто из офицеров не уйдёт домой, пока не будут поданы планы мероприятий на праздничные дни и заполнены журналы ЖБП[1], мной было воспринято легкомысленно. Тут же, демонстративно, буквально на колене, я накидал какую-то галиматью и с победным видом сдал ему самым первым. Как видите, страха во мне не было никакого.

Но не боялся я не потому, что такой смелый и дерзкий, а потому что пребывал с утра в прекрасном расположении духа. Но что могло быть причиной прекрасного настроения у лейтенанта, который провёл две недели без берега и перед которым маячил реальный шанс остаться на борту ещё и на новогодние праздники? Скажу вам по секрету, что поводов для хорошего настроения у молодого лейтенанта, а тем более подводника, не бывает никогда, и тот факт, что у одного из них оно вдруг таковым оказалось, был просто вопиющий, и тут прослеживалась явная недоработка командования. Никоим образом не желая бросить тень на профессионализм своих непосредственных начальников, я тем не менее имею наглость утверждать, что настроение у меня действительно было хорошее, причём с самого утра и именно 31 декабря. Нравится это кому-то или нет!

Ладно, кончаю выпендриваться, прошу простить, пора объясниться. Настроение у меня было хорошим, потому что пребывал я в стопроцентной уверенности, что не загремлю на вахту и предстоящую новогоднюю ночь проведу дома с семьёй.

– Но как в этом можно быть уверенным молодому лейтенанту, а тем более подводнику? Что за легкомысленность! – в негодовании воскликните вы.

– Можно! – отвечу я, но только в одном случае – если у вас день рождения!

Вот и я, будучи именинником, пребывал в железобетонной уверенности, что нерушимая флотская традиция не ставить именинника в дежурство ни при каких обстоятельствах и сегодня будет свято соблюдена.

Вася и Макс моего оптимизма не разделяли. Особенно после того, как осознали, что раз число кандидатов на повязку дежурного по кораблю катастрофически уменьшилось, то их шанс загреметь на вахту увеличился до критических пятидесяти процентов. Мне их было очень жаль, но не мог же я буром переть против незыблемых флотских традиций! Покорившись судьбе, смиренные и печальные, они ожидали развязки. Друзья, конечно, были рады за меня, но в глазах читалось сожаление, что я не родился чуть позже, хотя бы первого января. Честно говоря, в этом вопросе я был с ними полностью солидарен. В юности, когда я занимался самбо, эти два часа старого года, которые мама не могла потерпеть, доставляли мне некоторые неудобства. Участвуя в соревнованиях, мне приходилось выступать в возрастной категории на год-два старше, а родись я в новом году, то боролся бы с ровесниками и с теми, кто на год младше. В юности такая разница в возрасте имеет большое значение, потому как если ровесников я валял как котят, то со старшими приходилось потрудиться.

После праздничного обеда с чествованием меня как именинника, с тортом и с традиционной чаркой, старпом объявил построение экипажа на пирсе. Ожидалось поздравление всего личного состава с наступающим Новым годом и долгожданное объявление суточного наряда. Но лично мне поздравлений уже хватало. После чествований в кают-компании и особенно после чарки настроение улучшилось многократно и не очень уже хотелось толкаться в строю. Хотелось побыстрее смыться домой. Хоть до наступления Нового года и оставалось ещё достаточно времени, но надо было успеть пробежаться по городу и купить подарки. Не терпелось окунуться в любимую с детства предновогоднюю суету, пройтись по праздничным магазинам, украшенным красочными гирляндами и серебристой мишурой, потолкаться в толпе среди милых, добрых, спешащих по своим новогодним делам людей. Ещё в те далёкие времена я заметил, что в канун Нового года люди становились милее и добрее. Военные люди под новый год тоже становились добрее, но не все...

После тёплой кают-компании наверху было стыло и неуютно. Съёжившись, втянув голову в плечи, пытаясь натянуть на уши задубевший воротник фуфайки, я стоял в первой шеренге, покачиваясь от резких порывов ветра. Справа меня подпирал Вася, слева Максим. Их шапки, натянутые по самые «нехочу», были заиндевелые, носы – сизые. Доверившись судьбе, они уже бросили орел-решку и успокоились. Максим трепетал, нетерпеливо сучил ногами, как рысак на старте, готовясь по команде «разойдись» рвануть, чтобы только его и видели. Вася, смирившись с участью, надеялся дозвониться до жены в гостиницу, вызвать её и под покровом ночи провести на подводную лодку. Он очень переживал, как бы об этих планах не стало известно никому из командования.

Ветер, завывал, гонял, разметая по пирсу, кучки белой колючей крупы, вздымал её вверх и стремительно кидал пригоршнями в лицо. Вдоль строя неспешно прохаживался старпом. Видимо, ему одному было не холодно. Вот уже полчаса он рассказывал нам о планах на новогодние праздники и никак не мог угомониться. Из всего следовало, что ничего хорошего в новом году ожидать не приходится. Уже вечером первого января часть экипажа заступала в камбузный наряд по базе, другая – в гарнизонный караул. Остальные, оставшиеся в живых после встречи Нового года матросы и старшины, поступали в распоряжение замполита и стройными рядами, при параде, отправлялись в Матросский клуб на концерт Ансамбля песни и пляски Краснознамённого Тихоокеанского флота.

Будучи мысленно уже дома, я эту важную информацию пропускал мимо ушей. Согласно утвержденному графику, дежурным по кораблю я заступал лишь вечером 2 января и до того времени оставался абсолютно свободен. Глобальные планы командования на ближайшее будущее меня, таким образом, не волновали совсем. Вася с Максом напротив, внимали каждому слову Горыныча, пожирая его глазами и приоткрыв рот. А тот всё говорил, рубил, вколачивал, как гвозди, слова, ветер разносил их по пирсу, обрушивал на слушателей тяжеловесными глыбами. Строя радужные планы на предстоящие выходные, я пропускал всё мимо ушей. Но вдруг что-то резануло мой слух. Одна глыба, видимо, достигла цели и весьма увесисто шибанула по темечку:

– ... отчётный концерт художественной самодеятельности подразделения... вокальное трио в составе... весь вечер на манеже... музыкальное сопровождение и аккомпанемент...

Слова и формулировки были до боли знакомыми, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие... Еще одна глыба настигла и припечатала меня окончательно:

– Танцевальный конкурс на лучшее исполнение матросского танца «Яблочко». Ответственный – командир торпедной группы... место проведения – казарма подразделения... время проведения – 31 декабря с девятнадцати до двадцати часов. Участники – личный состав боевой части три...

Тут я заметил, что старпом не просто говорит, а держит в руках суточные планы и зачитывает оттуда. В груди похолодело, подкосились ноги. Вася с Максом вовремя успели меня подхватить. Старпом продолжал рубить фразы. Глыбы сыпались уже камнепадом:

– Интеллектуальная викторина «Живи по уставу, завоюешь честь и славу»... дискуссия на тему: «Индивидуальная строевая подготовка основа боеготовности и полноценной жизни воинского коллектива»... время проведения... ответственный...

Я с ужасом смотрел на старпома, краем глаза отмечая, как вытягиваются физиономии стоящих в строю бойцов. Особенно сильное недоумение читалось на лицах представителей БЧ‐3 и моих подопечных из седьмого отсека. Жар прошиб меня и добрую половину слушателей. Вряд ли комуто из них уже было холодно...

Старпом невозмутимо продолжал:

– Конкурс на лучшее исполнение песни «Варяг». Девиз конкурса: «Морскому сердцу песня дорога». Цель конкурса: выявить сильнейшего исполнителя. Время проведения – 31 декабря с 20-00 до 21-00. Ответственный – командир торпедной группы... исполнители матросы: Самокатов, Картабаев, Кумпельбакский, Пушков...

Старпом не договорил. В строю раздался неопределённый возглас, начинающийся с протяжной буквы «ё», и что-то грузно свалилось. Это упал в обморок Самокатов. Когда его привели в чувство и поставили в строй, старпом огласил список исполнителей до конца. Председателем и единственным участником жюри конкурса, как вы уже можете догадаться, опять значился я.

Но это было ещё не всё. После вышеуказанных мероприятий был запланирован конкурс чтецов-декламаторов. С двадцати одного часа и до отбоя личный состав боевой части три под моим руководством соревновался в художественном чтении общевоинских уставов. В выборе репертуара давалась полня свобода. Статьи можно было выбирать по своему усмотрению из тех, которые нравились больше всего.

Последним испытанием в этот чудесный день 31 декабря была тренировка по отбою личного состава и образцовопоказательный отход всего подразделения ко сну. Тренировки начинались и заканчивались ровно в 23-00. После чего всякие хождения и разговоры прекращались. Ответственным за мероприятие на этот раз старпом назначил себя.

Утро первого января, также не осталось без внимания. Ровно в 8-00 в ленинской комнате читалась весьма актуальная лекция «О вреде пьянства и алкоголизма». Исполнителем значился матрос Самокатов, о том, кто был ответственным, говорить, думаю, не имеет смысла. Старпом, остававшийся в новогоднюю ночь дежурным по соединению, пообещал тоже зайти послушать.

Последними запланированными на первый день нового года мероприятиями значились две дискуссии на злободневные темы: «Пить или не пить – вот в чём вопрос» и «Как питие определяет сознание». Победителю полагался приз в виде бутылки водки.

Когда старпом закончил чтение, я хотел было тоже брякнуться в обморок, но вспомнив, как бесцеремонно, накидав за шиворот снега, приводили в чувство Самокатова, поёжился и передумал.

После команды «Разойдись» я пребывал в полной прострации. Замаячил реальный шанс провести новогоднюю ночь не дома и не за праздничным столом, чего, кстати, никогда ещё со мной не случалось. Проскрипев снегом, мимо прошёл старпом, подмигнул и спустился в лодку. Озадаченные Вася и Макс недоумённо на меня поглядывали. Но что сказать? Как признаться, что, исполнившись преступной самоуверенности, желая в очередной раз похохмить, я собственноручно выкопал себе яму.

Тут настала моя очередь со щенячьей преданностью глядеть старпому в глаза:

– Сергей Гарьевич, – жалостливо канючил я, – ну день рождения же... гости ждут... стол накрыт...

– Минёр! Что ты от меня хочешь? – взгляд старпома выражает искреннее недоумение. – Корабельный план мероприятий утверждён командиром, согласно поданных суточных планов по подразделениям... Ты планы подавал? Твой почерк? На вот... читай... Скажи ещё спасибо, что я не внёс марафонский забег в противогазах, показательные выступления моржей в полынье на торце пирса и соревнование по прыжкам в ширину, которое ты запланировал первого января на три часа ночи... Хотя... интересно было бы посмотреть... Да у тебя мероприятий тут на неделю хватит! Вот чемпионат по нанайской борьбе... на второе января... Не слышал что-то я о такой. Ты занимался ей, что ли? Так... что у тебя тут ещё... Ага, бег в мешках по пересечённой местности... подлёдное плавание с полной выкладкой... футбол на крыше Главного штаба... головами бледнолицых...

Старпом захлопнул журнал, покрутил его у меня перед носом и бросил на прикроватную тумбочку.

– Знаешь что, минёр?! Отстань! Я же тебя на вахту не поставил! Какие ко мне претензии? А то смотри... сейчас возьму... и внесу всё это в план, на следующую неделю...

Я же тут ничего не придумывал. Ты сам всё написал. Повеселил, конечно, спасибо, но документ, оформленный в форму приказа и подписанный командиром, принимает уже силу закона. Будь добр теперь исполнять... Всё как запланировал!

Из каюты старпома я вышел уже успокоенным и смирившимся с неизбежностью. До первого мероприятия, которым, как мы помним, значился конкурс на лучшее исполнение матросского танца «Яблочко», оставалось ещё четыре часа. Я решил, что успею сбегать домой, поздравить родных и вернуться назад, прихватив свой старый, ещё с музыкальной школы, баян. Почему-то я был уверен, что сегодня он мне очень может пригодиться.

Когда Самокатов и вся братия, с которой мы несколько дней назад под «Варяг» самозабвенно маршировали по палубе, увидели меня с баяном, то отчётливо поняли, что весёлого Нового года им никак не миновать. На выразительный взгляд Самокатова я смог ответить только сакраментальным: «Надо Федя... надо...».

[1] Журнал боевой подготовки.

Отсель