Деревня Камраневка

Когда-то довелось мне, будучи уже капитаном 3 ранга, послужить во Вьетнаме. Там в советские времена (да и постсоветские, до 2002 года) был наш пункт материально- технического обеспечения кораблей и подводных лодок 15 оперативной эскадры Тихоокеанского флота.

А находился он в бухте Камрань на юго-восточном побережье Вьетнама. Мы, военные моряки-тихоокеанцы, называли место своей службы на русский манер – Камраневка. До нас там служили американцы, а ещё раньше французы. Южный Вьетнам когда-то был французской колонией.

Климат там жуткий – жара и высокая влажность. Когда я прилетел на самолете в Камраневку и вступил на трап, то первое ощущение было, как будто меня засунули в раскаленную духовку. И это в октябре! Как же здесь можно вообще жить-не тужить, верно Родине служить?

Говорили, что америкосы служили здесь вахтовым способом – две недели и домой в родной климат. А нас в Камраневку отправляли на два года. По желанию можно было послужить и больше. Командованием флота это приветствовалось.

Командир ПМТО украинец Титенок, как все тыловые офицеры флота носил армейское звание – полковник и служил в Камраневке к моему приезду уже пять лет. Как-то не тянуло его в Советский Союз, прижился на вьетнамском побережье. Вроде и семья у него была где-то в Севастополе, а вот не тянуло. Здесь он был хозяином кусочка заграницы, а там, в Севастополе, он был бы обычный полковник, каких несть числа в земле русской.

Да и денежное довольствие удерживало в жаркой деревне Камраневке. Приличная вполне по тем временам была зарплата. А при убытии в отпуск или уже насовсем, оптом выдавались накопленные чеки Внешпосылторга, за которые можно было отовариться в спецмагазинах дефицитными и модными шмотками и техникой.

Жены наши, заходя в такой магазин утром, гуляли там с очарованным видом, как по музею, до самого закрытия. В обычных магазинах в то время прилавки были беднее, чем у сказочных деда со старухой сусеки в амбаре: мети, не мети - даже на колобок не хватит.

Поначалу я с трудом дышал жгучим воздухом, обжигая себе нутро, а потом привык, постепенно почернел от солнца и высох, как медуза на берегу.

Жирок вытапливался из военно-морского животика и капал в песок. Еда не лезла в глотку – жарко. Потому — худел.

Через некоторое время привык к жаркому климату, стал замечать прекрасную природу Камрани – пальмы с кокосами, белые пляжи с крахмальным песочком, лазурное Южно-Китайское море.

…Я менял в Камраневке своего коллегу-химика Гену Романова. Гена серьезно заболел и уже за неделю до моего прибытия убыл в Союз.

— Юра, — таинственно сказал перед моим убытием во Вьетнам замначхима флота Виктор Хозов, — имей в виду, что у Титенка недостача по спирту двадцать четыре килограмма. Куда-то он его толкнул или обменял по бартеру. Скажу тебе по великому секрету – мы его уже списали. Но! Титенок об этом не знает.

— Намёк понял! – ответил я. — Будем действовать решительно и напористо.

За границу тогда разрешалось провезти с собой две бутылки «Московской».

И, конечно же, спирт во Вьетнаме был тоже в разряде дефицитов.

Привезенные мною две бутылки «Московской», на которые советская таможня дала «добро», смаковали мои новые братья по оружию недолго, примерно пять минут.

До встречи с сослуживцами я зашел представиться своему командиру – полковнику Титенку. Он жил на втором этаже одного из двухэтажных деревянных жилищ, возведенных ещё французскими колонизаторами в конце сороковых — начале пятидесятых годов.

Коттеджи за тридцать пять лет не сожрали термиты, потому что всё дерево было пропитано какой-то отравой от этой тропической напасти.

— Дела принял, — бодро доложил я, - документация в порядке, имущество в наличии, за исключением двадцати четырех килограммов спирта.

— Какого еще спирта? — хитрый хохол Титенок состроил себе изумленное лицо.

— Из переносной военно-химической лаборатории, товарищ полковник. Все три бачка пустые.

Титенок понял, что меня провести трудно. По сути, я отвечал бы за утрату имущества, если бы утвердил приемный акт у командира без указанной недостачи.

— Хорошо, химик, иди, выписывай накладную, получишь ты своё шило, только мне отстегнёшь три литра, мне надо на дело. Потом помогу их списать — сказал мой новый командир.

И вот когда офицеры ПМТО допили «Московскую» за мой приезд, я спросил, кто у них ответственный за шило.

— А вот, Володя Бабаев! – показали мне на смуглого капитан-лейтенанта.

— Ну, что ж, веди меня, Володя ибн Али-Бабаевич, в свои закрома с драгоценным зельем! – торжественно объявил я. — Праздник продолжается!

Я показал ему накладную на спирт, подписанную командиром ПМТО. На ней стояла дата — 17 октября 1985 года. День моего прибытия в Камрань.

— Когда ты успел обработать Титенка? — все были радостно поражены моей оперативностью, - вот это химуля!

Начпрода, Мишку Смыкова – огромного, неуклюжего старшего лейтенанта, обязали готовить праздничный ужин в честь моего прибытия, и он прытью помчался изобретать нам вечернее чревоугодие.

А мы с Володей взяли пятилитровый флотский алюминиевый чайник и медленно, не привлекая нездорового внимания, побрели по жаре якобы за водичкой.

Когда непривычно резко, без намёка на вечерние сумерки, опустилась на наши двухэтажные «вигвамы» густая тропическая ночь, когда стало немного прохладно, в небе зажглись огромные мохнатые звезды и запели-зазвенели цикады в кустах магнолии, офицерская братия уселась за стол и началась моя «прописка» в Камраневке.

На флоте ли, в армии, в авиации любая служба начинается с «прописки». Такой вот «суровый» военный закон. Это не попойка в обычном понимании этого слова. Просто потом, в повседневной суете, не будет времени на знакомство. А нового человека надо узнать, кто он такой, чем дышит, откуда родом. А может быть, он вдобавок твой земляк?

Там, на Дальнем Востоке, земляком считается даже человек из одной области или края страны. За общим столом, под мелодичный звон граненых стаканов с разведенным спиртом, под немудреную флотскую закуску мы общались и находили себе друзей, которые не продадут и в трудную минуту выручат.

После ухода американцев из Южного Вьетнама там постепенно разрушилась вся налаженная оккупантами инфраструктура. В апреле 1975 года вождь Северного Вьетнама Хо Ши Мин или, как его называли, «дядюшка Хо», захватив юг, по-большевистски круто изменил буржуазный образ жизни населения.

Сайгон переименовали в ХоШиМин, вьетнамок-проституток сослали на один из островов долбить камни, а мужчин-бывших прислужников империалистов заставили работать в поле. Пахать землю под рис. Благо было чем — во Вьетнам из Советского Союза в огромном количестве хлынула автотракторная техника.

Рестораны, супермаркеты, казино закрылись. Потухли красные фонари у злачных притонов Сайгона. Работы не стало.

Нищету Северного Вьетнама «дядюшка Хо» распространил и на юг страны. В бедных лавочках народ продавал сувениры, изготовленные кустарным способом – циновки с драконами, ракушки, фрукты.

Кусок мыла можно было обменять на целую гроздь бананов или пару огромных ананасов. Кто-то из наших занес жаргонное словечко, и мы, русские, для них были «корефаны».

— Корефан! Кинэм (поменяемся)? – спрашивал худой вьетнамский заморыш. И мы «кинэмили».

«Кинэм» был запрещен командованием, но на это смотрели сквозь пальцы.

В обмен на вьетнамские экзотические фрукты, раковины и сувениры с нашей стороны шли мыло, тушенка, флотское ношеное обмундирование. Особенно ценились обувь малых размеров и кремовые флотские рубашки с короткими рукавами.

Воровство со стороны наших младших братьев по оружию было нормой поведения.

Пока я мылся в летнем душе, какой то вьетнамец из хозяйственного взвода спёр рубашку, которую я неосмотрительно перевесил через стенку душа.

Женщин почти не было, но на вьетнамок не хотелось даже смотреть – худые, маленькие, плоскогрудые. Даже вьетнамцам нравились упитанные соплеменницы. Признаком состоятельного вьетнамца являлась полнота его жены. Супруга командира вьетнамского хозяйственного взвода была по вьетнамским понятиям довольно пышной женщиной.

-Богатый! - завистливо говорили его подчиненные. — Жена толстая, кормит её хорошо.

А чего не кормить, ведь предприимчивый вьетнамец держал свиней, и все отходы с нашего пищеблока забирал себе. Свинюшки весело похрюкивали в загоне. И на них и полненькую их хозяйку с вожделением глазели вечно голодные солдатики вьетнамского хозвзвода. На десять человек в обед им готовили котелок риса с какими то морскими существами.

Завтрака и ужина у них не было. Поэтому вьетнамцы ловили и ели все, что двигалось или просто шевелилось. Особый деликатес составляли большие ящерицы типа варанов. А когда наступало время отлива, в море копались сотни вьетнамцев – добывали съестное.

Надо сказать, что коренное население, хоть и было худое, но зато сильное и выносливое. Я лично имел случай убедиться в этом. В тот день я сменился с дежурства. Три-четыре раза в месяц офицеры ПМТО стояли помощниками оперативного дежурного и занимались вопросами обеспечения кораблей и подводных лодок, заходящих в Камрань.

— Химик! – позвал меня Титенок. — Я тебя довезу домой, садись в машину.

До жилого городка от военного пирса было около двенадцати километров. Еще надо было после смены найти попутную машину.

— Спасибо! – Я удобно расположился на заднем сиденье его УАЗика.

— Только сначала поедем, посмотрим, как идет строительство госпиталя, — предупредил меня мой командир.

Уютно урчал мотор, машина плавно скользила по накатанной дороге вдоль моря. Я начал засыпать после бессонного ночного дежурства в раскаленной от солнца плавмастерской, где располагалась служба оперативного дежурного.

— Стоять! Стоять! - вдруг начал орать полковник. Я посмотрел в окошко и увидел убегающего вьетнамца с полным мешком цемента на плече украденного со стройка. Его ребрышки торчали по бокам, как грабли, он был маленький и тщедушный. Весил он столько же, как и его груз. Аборигена немного заносило на песке, и прыжки его напоминали бег зайца. Он держал курс строго на лесок, до которого оставалось не более пятисот метров.

— Моряки! Эй, моряки! - завопил Титенок, — бегом ко мне!

К машине ленивой трусцой подбежали двое матросов срочной службы, наряженных на строительные работы в госпиталь.

— Куда смотрите, раззявы! У вас цемент из под носа тащат, а вы ни ухом, ни рылом! А ну бегом! Догнать и отобрать! – полковник Титенок указал рукой на убегающего воришку.

Моряки вразвалку побежали. Они не стали бы бежать, потому что только что совершили «кинэм» с вьетнамцем: мешок цемента на бутылку дешевой рисовой водки. Но позади бесновался полковник – пришлось догнать и отобрать.

Наверняка шепнули «корефану», чтобы подождал пока уедет начальник. Назад морячки медленно несли мешок вдвоем. Да и то сказать, попробуй по жаре побежать вприпрыжку с такой тяжестью на плече.

— Ты бачь, якы уроды! – Титенок от злости перешел на ридну мову. — Вдвоем еле несут, а хлопчик сам, та ще бегом.

— Так, товарищ полковник, вьетнамец себе домой тащил, а этим нашим бойцам цемент совершенно ни к чему, — сказал я командиру.

Титенок от досады только сплюнул, не найдя слов.

Вся военная суета начиналась с шести утра и заканчивалась сразу после обеда. Наступала сиеста. Все оживали только к вечеру, когда немного спадала жара. В длительный обеденный перерыв можно было спать в коттеджах, а можно было поехать на «американский» пляж купаться и загорать. Я любил поплескаться в теплом Южно-Китайском море, а песок на пляже был мелкий и белый, как крахмал. От палящего солнца укрывались под редкими пальмами.

Ну а вечером — извечный офицерский преферанс по полкопеечки за «вистик» или биллиард.

Что интересно, не было постоянных спутников моряков — тараканов, по кличке «стасик». В наше время я их тоже перестал наблюдать – наверно, причиной этого сталь электромагнитные излучения. Теперь ведь у всех сотовые телефоны, да полная компьютеризация всей страны. Мне кажется, стасики покинули Россию. Ну, может, живут в местах, куда еще не шагнула цивилизация. Но там, в Камраневке, причина крылась в другом. Всех стасиков, прибывающих на военных кораблях и прочих судах пожирали огромные черные вьетнамские тараканы. От одного их вида волосы на голове сами становились дыбом.

— Хр…хр…хр… – я просыпаюсь среди ночи в своем бунгало, зажигаю свет и вижу рядом с собой на оклеенной обоями стене жрущих бумагу огромных, почти с ладонь тараканов. Их примерно с десяток. Глаза их отсвечивают голодным блеском. Они вышли перекусить среди ночи сухим клейстером, которым раньше клеили обои. Их мощные челюсти перемелют не только бедных худощавых стасиков. Кажется, если я усну, то эти звери доберутся и до меня.

А на потолке прямо над головой, уцепившись цепкими пальчиками, висит «машка» — розовая прозрачная ящерица. В свете лампочки просвечивают её позвоночник и внутренности. Это еще ничего.

Первый этаж нашего коттеджа иногда посещали змеи, фаланги и скорпионы.

Вот такая тропическая экзотика.

И поныне со мной Камрань. Одна из вех моей флотской военной службы длиной более четверти века. А теперь такая вот справка из Интернета:

«Камрань была крупнейшей военной базой СССР за рубежом. Её площадь составляла около 100 квадратных километров. Почти все пирсы, дороги, здания построены советскими (российскими) строителями. Советские (российские) военные корабли и подводные лодки, совершавшие океанские походы (в том числе в Индийский океан и зону Персидского залива), заправлялись на ней топливом, пополняли запасы, проходили ремонт.

На базе размещался Отдельный Смешанный Авиационный полк (ОСАП) в состав которого входили — 4 самолета Ту-95, 4 - Ту-142, эскадрилья Ту-16 различных модификаций порядка 20 единиц, эскадрилья Миг-25 (порядка 15 единиц), 2 транспортных самолета типа Ан-24 и 3 вертолета Ми-8 (данные на 1986г.).

Кроме этого к полку была приписана база противолодочного и ракетного вооружения и ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть).

Но…24 июля 2001 года Министр обороны России Сергей Иванов заявил, что России надо уходить из Камрани».

…И мы ушли. А жаль. Без хорошо оборудованных военно-морских баз — нет военно-морского флота вообще, а без военно-морских баз передового базирования, каковой была наша Камраневка — не может быть Океанского флота великой морской державы.

И уже не послужат наши флотские парни в прекрасной тропической стране – Вьетнаме.

© Ю. Ткачев