Японские шпионы.

На Сахалине растет замечательная ягода – красника. Не знаю, почему так, но коренные жители называют её «клоповкой» за специфический запах. Клопов я видел очень давно, еще, будучи практикантом на крейсере «Михаил Кутузов» в 1970 году. Там они жили в матросских кубриках в деревянных рундуках. По ночам выходили из щелей и кусали нещадно. Пахнет ли красника клопами, не знаю, поскольку особенно к этим кровососам не принюхивался. Тем более, узнав о неприятном соседстве, мы — первокурсники военно-морского училища, вытащили свои пробковые матрасы на верхнюю палубу и стали ночевать там.

Так вот. Красника действительно уникальная и ценная ягода.

Уникальна она тем, что растет только на Дальнем Востоке, и то на гребнях крутых сопок, куда еще надо суметь подняться. А ценная красника тем, что отлично снимает похмельный синдром и понижает давление.

Учитывая факт, что редкое русское застолье в праздник обходится без спиртного, а праздников на Руси тьма-тьмущая, такая ягода на Сахалине была в каждом доме. Засыпанная сахаром, красника выделяет сок, который и используется сахалинцами в утренние послепраздничные часы. Красничный сироп добавляют в чай или просто в воду, пьют, оживают, трезвеют и идут на работу.

Я служил в бригаде охраны водного района или сокращенно ОВРа на юге Сахалина, и в погожие осенние деньки командование бригады организовывало для семей офицеров и мичманов морские путешествия за клоповкой.

Свободные от вахты офицеры, мичманы и их домочадцы грузились в порту Корсаков на малый десантный катер, и он потихоньку шлепал к мысу Анива. Там группа с ведрами высаживалась на берег и совершала подъем на самую высокую точку Сахалина – гору Крузенштерна.

Как-то в конце сентября назначили меня старшим над всей этой компанией, и мы ранним утром отправились на катере за ягодой — клоповкой.

Был полный штиль. На востоке из-за сопок выползало огромное желтое солнце, цепляясь первыми своими лучами за синюю бухту и далекие скалы мыса Крильон. Японское море ласково расступалось перед МДК и тихо шуршало вдоль бортов.

В пункте высадки на полпути к вершине горы Крузенштерна находился армейский дивизион ПВО. Места совершенно дикие, полное бездорожье. Только глубокая колея от колес тягача вела сверху от дивизиона к морю. Продукты личному составу доставляли морем или выбрасывали с вертолета раз в месяц. Крупа, картошка, мука, масло, овощные консервы – ассортимент продуктов невелик. Не ресторан, конечно, но жить можно.

Иногда по-безалаберности или от великой занятости, а может нелетной или штормовой погоды харч на пост не доставлялся, и солдатики вместе с офицерами переходили на подножный корм, то есть на грибы, ягоды и рыбу. Правда от горбуши, кеты, красной икры их уже тошнило. Огромными косяками дальневосточные лососи – кета и горбуша в течение лета заходили на нерест в близлежащие речки и ручьи, впадающие в море. Рыбу жарили, варили, солили и коптили. Зернистую икру солили, упаковывали в деревянные бочонки и с оказией передавали в качестве презента на «большую землю» в штаб армии, снабжали свои семьи.

Когда оба катера уткнулись в каменистый берег и откинули на него аппарели, я доложил о прибытии по катерной радиостанции в штаб бригады.

Вот тут ко мне и подошел командир одного из катеров мичман Гребенюк.

— Товарищ капитан третьего ранга, — попросил он меня, — возьмите с собой за клоповкой двух моих матросов. Очень просятся на берег. Я не могу покинуть корабль, а они мне заодно наберут ягод.

Комбриг строго-настрого приказал не отпускать команду катера на случай необходимости выхода по распоряжению флота. Гребенюк это прекрасно знал.

— Нет, не разрешаю, — сказал я, — потом поделимся, скинемся тебе на ведро.

Десант с ведрами уже стоял на берегу и ждал моей команды на штурм вершины Крузенштерна. Кроме десяти мужчин здесь были еще женщины и дети.

Было семь часов утра по сахалинскому времени.

Я проинструктировал всех, чтобы держались рядом и не разбредались по сопкам.

— В четырнадцать часов начинаем спуск, никаких опозданий, — сказал я народу.

На вершину поднимались по крутой и извилистой тропе примерно два часа. Наконец, вышли на гребень горы и замерли в восхищении от увиденной панорамы. Позади нас был залив Анива, а впереди Охотское море, омывающее восточный берег Сахалина. Ширина гребня составляла всего лишь несколько десятков метров, а затем шел спуск к морю. И сразу же наткнулись на целую поляну красники.

Кустики у неё маленькие, высотой не более двадцати сантиметров, а под листочками прячутся ягоды, похожие на маленькие вишенки. Ползком и на четвереньках мы накинулись на ягоду. Надо было успеть набрать по два ведра ягоды, чтобы не опоздать к отходу катеров. Все ведь строго регламентировано. Время отхода и прихода каждого плавсредства под контролем дежурной оперативной службы и флотских постов наблюдения и связи.

Наконец мой отряд с ведрами, полными красники, собрался в точке сбора и столпился у тропы ведущей вниз. Я тоже успел собрать два ведра ценной ягоды. Проверил всех по списку. Все были на месте.

Время выхода в базу уже поджимало, и мы потихоньку начали спуск. Вниз идти было нелегко с полными ведрами, но часа через полтора группа была уже внизу.

— Гребенюк, запрашивай «добро» в базу, все в сборе ,— дал я команду командиру десантного катера.

Мичман молча смотрел на меня и никак не реагировал на мои слова.

— Чего смотришь, выполняй приказание! Время вышло, пора, – сказал я Гребенюку.

Тот топтался на месте. По всему было видно, что он не решается мне что-то сказать.

— Говори, что случилось, катер в строю?

— Катер в строю, личный состав на месте … за исключением матросов Телегина и Степанова, — наконец признался мичман.

— А где они? – я начал уже закипать. — Куда они делись с катера?

— Я их отправил за клоповкой.

— Товарищ мичман, я же запретил покидать катер, какое право вы имели нарушить приказание?– перешел я на официальное «вы».

Мичман подавленно молчал, не зная как оправдаться.

В беседе с его подчиненными выяснилось, что жадный Гребенюк дал Телегину и Степанову по два пятнадцатилитровых пластиковых ведра и отправил их за ягодой через полчаса после нашего ухода. Приказал не попадаться никому на глаза и вернуться пораньше, чем остальные пассажиры.

— Вот-вот должны вернуться, — виновато заверил меня Гребенюк.

Запросили «добро» на перенос выхода МДК у оперативного дежурного бригады ОВРа капитана 3 ранга Новосёлова.

— Что там у вас? – поинтересовался оперативный.

— Да ничего страшного, ждем еще двоих человек, задержались на сопке.

— Ладно, переносим выход на восемнадцать ноль-ноль, — разрешил Новоселов.

Отправили трех человек наверх поаукать пропавшим матросам еще. Никто не отозвался.

На часах стрелки показали шесть часов вечера.

— Ну, что там у вас? – начал нервничать оперативный дежурный.

— Пока не вернулись, ждем, — ответил я ему, — наверное заблудились.

— А кого нет?

— Нет матросов мичмана Гребенюка. Без моего разрешения он отправил их за ягодой и они, видимо, заблудились.

— Он что? О….л? – интеллигентный Юра Новоселов всегда был сдержан в выражениях, но тут не сдержался. – Все, ребята, мне надо докладывать комбригу.

На связь с катером вышел командир бригады Терещенко и кратко, по-флотски, дал устную характеристику мичману Гребенюку. Характеристика состояла из двух десятков непечатных слов, выданных ему в ушные раковины. Потом подозвал к рации меня.

— Организовывай поиск, живыми или контуженными эти оболтусы должны быть на вашей галоше. Вы что, убить меня хотите, зарезать? Или мне тут самому самому совершить суицид? Через четыре часа мне придется докладывать на флот, что у нас ЧП.

Ну что ж, начали поиск. Собрал всех мужиков, захватили пару фонарей, найденных на катере, потому что уже начало смеркаться, и цепочкой двинулись по тропе на злополучную гору.

Всю дорогу орали и светили во все стороны фонарями. Всё напрасно, только охрипли.

На обратном пути зашли на пост ПВО.

— Это вы там веселитесь? – спросил нас начальник поста, худой заросший волосами капитан. — Что, никак спиртиком заправились и гуляете на природе?

— Какой спирт, какое гуляние? У нас два моряка от стаи отбились, — ответил я за всех, — вот ищем, не видели случайно?

— Да нет, не видели, — ответили мне, — а может они вообще от вас сбежали? Может они у нас где-нибудь, прячутся?

— Куда им с острова бежать? – посмеялись мы. — Разве только вплавь через пролив Лаперуза в Японию? Ну, давайте у вас поищем.

Вышли во двор, там были несколько сарайчиков и дощатый туалет на отшибе. В хозпостройках горели лампочки – электричество подавалось от небольшой дизельной электростанции.

Обшарили все закоулки, заглянули в сортир. Густой запах клоповки перебивал неприятное амбре человеческих отходов. Красничный похмельный сиропчик у пэвэошников явно был в ходу.

Осмотрели помещение дизельной электростанции, заглянули в ящики для угля и дров.

Ни с чем вернулись на побережье. Теплилась надежда, что Степанов и Телегин уже на борту и мы тронемся в обратный путь.

Не было ни того, ни другого. Всё. Чрезвычайное происшествие!

— Докладывай, Гребенюк, не нашли твоих бойцов, хрен их знает, куда они подевались, — сказал я мичману, — принимай ушат помоев, сам виноват.

И началось. По цепочке от нашего оперативного, через оперативного дежурного Сахалинской флотилии оперативному Тихоокеанского флота пошло сообщение, что на Сахалине у какого-то безмозглого мичмана Гребенюка с десантного катера ушли и не вернулись матросы. Флот встал на уши.

- Искать! Терещенко! С утра искать, найти и доложить! Понятно вам? – штаб флота как растревоженный пчелиный рой жалил бедного нашего комбрига.

— Есть! Так, точно! Виноват! Так точно! С утра возобновим поиски! – отвечал командованию Терещенко.

Кое-как перекантовались на катере до утра. Трех дошкольников уложили спать в маленьком матросском кубрике, благо было место. Женщины ночевали в каюте командира и механика. Мужчины спали в сидячем положении, кто где.

В пять утра подошел еще один десантный катер, забрал детей и женщин и ушел в Корсаков. На усиление поисков прибыл и стал на якорь базовый тральщик. С него на шлюпке высадилась группа – офицеры штаба бригады флагманский штурман Сергей Можаев, флагманский минёр Сергей Вяткин, досрочно сменённый с дежурства начальник отдела кадров Юра Новоселов.

Кроме них комбриг Терещенко прислал караул с автоматами Калашникова, УКВ-радиостанции, мегафоны, различную экипировку – ракетницы, фонари, капроновые лини, топорики, а так же продукты – тушенку, рыбные консервы и хлеб.

Поиск возобновился. Мы шли широким фронтом по вершинам сопок мыса Анива от самой его южной части, где стоял маяк, и на север, сколько можно было идти. «Идите от юга и пока не найдете» — совместил пространство и время комбриг.

Впереди шли автоматчики, потому что в зарослях низкорослого, густого бамбука водились крупные медведи. Они здесь были единовластными хозяевами. Зарубки своими когтями они делали высоко на редких деревьях. Так они метили свою территорию и никого к себе не допускали.

Юра Новосёлов прихватил с собой компас, чтобы не сбиться с пути. Заблудиться было несложно – и справа, и слева были склоны мыса и море. Ночью или в тумане можно ошибиться в направлении и выйти не на то побережье. Так потом с нами и получилось – не помог и компас, потому что там была магнитная аномалия.

Наши мегафоны подняли бы и мертвых, не то что медведей! Но на призывы никто не отзывался. Прошли мы километров десять и в полной темноте подошли к какому-то глубокому ущелью. Откуда-то сверху текла река и падала вниз к морю пенистым водопадом.

— Тут не должно быть никакой реки, — остановился в замешательстве штурман Гранкин, — куда это мы пришли?

— Кто здесь штурман, я или ты? – ответил я ему, глядя в провал. — Давай, Сусанин, выводи нас в залив Анива. Кушать хотца и баиньки уже пора.

Все мы уже устали. Матросы как сквозь землю провалились, и дальнейший поиск поиск стал бессмысленным. К берегу пробиться теперь было невозможно – мы вышли на крутые обрывистые берега мыса. Самим бы спуститься живыми и не разбиться.

К морю можно было попасть только по ущелью, и мы на общем совете решили вязать веревки какие есть, привязать к крепкому дереву и ползти вниз к заливу Анива по водопаду.

Ребята! Кто любит экстрим? Спуститесь глухой ночью по тонким скользким веревкам неизвестно куда, в провал, метров двести, в потоке холодной воды. Да еще не зная, что там ждет ниже – берег моря или подземный тоннель, пробитый водой.

Первые спустились в кромешной темноте. Остальные ползли по веревке уже при свете сигнальных ракет, пускаемых с берега первопроходцами.

Минёр Вяткин доложил по рации, что мы находимся примерно в пяти — шести милях на берегу залива Анива севернее от точки стоянки наших кораблей.

— Вас понял, поиск прекратить, матросы нашлись, ждите катер, — лаконично ответил чей-то неразборчивый голос.

— Ура, матросы нашлись! Они уже на катере! – радостно завопил Вяткин.

Все шумно выразили свой восторг. Наконец закончились наши мучения! Нашли веток, развели костер, чтобы согреться. Все насквозь были мокрые, к тому же стало довольно прохладно.

Через два часа ожидания начался прилив. И без того узкая полоска каменистого берега стала заполняться водой.

Мы вглядывались в море, но никаких огней не было видно. По нашим расчетам десантный катер, даже самым малым ходом уже должен был показаться.

Уже в полночь, когда прилив достиг своего апогея, и поисковая группа стояла по колено в воде, прижатая к отвесному берегу, получили сообщение по УКВ, что мы все дураки, балбесы и идиоты.

— Какого хрена вы делаете на восточном побережье?- вопил базовый тральщик. — Кто приказал вам идти туда!?

Никто нам не приказывал. Наши штурмана Можаев и Гранкин – славные потомки Ивана Сусанина – вывели нас к Охотскому морю. Потом сказали, что, мол, не учли, что здесь магнитная аномалия, и стрелка компаса вместо запада, куда нам надо было, показывала строго на восток.

За вами идет тральщик, начинайте движение, он обогнет мыс и станет у рыбацкого причала в четырёх милях южнее.

Нашли мы на карте и наш водопад, и причал на восточном побережье.

Четыре мили — это по морю. А по берегу, по приливу, по скользким валунам в темноте – это около восьми километров.

Не буду рассказывать о нашем самочувствии, когда под утро мы добрались до рыбацкого причала, заползли на тральщик, выпили спирта, и упали, чуть живые, на койки. Проспали до обеда и стали приводить себя в порядок. У меня оторвалась подошва на ботинке и лопнула по всему шву левая штанина. Ноги были все в ссадинах от камней и ракушек. У других внешний вид был не лучше моего.

Я пошел выяснять обстановку, узнать, где нашли матросов.

— Японские шпионы связаны и сидят под замком, — сказал мне командир тральщика капитан третьего ранга Чубенко, — пойдут под трибунал.

— А почему «японские шпионы»? – спросил я у Чубенко.

— Так они, мать их так, решили в Японию убежать на какой нибудь японской шхуне, — рассказал мне Чубенко, — вон их сколько в наших водах браконьерничает, краба промышляют. Наши придурки запаслись тушенкой, хлебом, взяли с собой две бутылки водки и с преступного благословения мичмана Гребенюка отправились на восточное побережье ждать оказию на Хоккайдо. Мы вызвали погранцов с овчаркой, и если бы не они, хлопчики, до сих пор сидели бы в уютной трещине под скалой. Собачка их живо из щели вытащила.

— Жюль Верна начитались, — сплюнул Чубенко, — Клондайк капиталистический им подавай, будет им золотой Клондайк и Эльдорадо в дисбате на острове Русском.

© Ю. Ткачев