В современной России помимо празднования Дня Победы, принято так же вспоминать, как трагическую дату, день начала войны. В этом году мы её вспоминаем семьдесят пятый раз. Юбилей. В этот день нас постоянно убеждают, что СССР по вине Сталина не был готов к войне и жертвы 1941 года на его совести. Но есть и другая, реальная история, которая не описывается в современных средствах массовой информации и в школьных учебниках.
Начало тут: https://cont.ws/post/296633
Когда и как глава советского правительства Сталин согласился привести войска в полную боевую готовность? Описания этого события всегда воспроизводится из одного источника – из воспоминаний Маршала Жукова.
Современные средства массовой информации показывают нам, как Жуков пытается противостоять сталинскому упрямству и недоверию к возможности немецкого нападения. Мы читаем про входящего в сталинский кабинет будущего Маршала и про его отчаянную попытку, воспользоваться самым последним шансом убедить недальновидного диктатора в своей правоте. Что же по рассказу Жукова убедило, наконец, Сталина в том, что немцы собрались напасть на СССР?
Жуков пишет[1]: «...Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев. - Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, - сказал И. В. Сталин.
…И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен. - А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? - спросил он.- Нет, - ответил С. К. Тимошенко. - Считаем, что перебежчик говорит правду.- Что будем делать? - спросил И. В. Сталин. - Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, - сказал нарком. - Читайте! - сказал И. В. Сталин. Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил: - Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
...С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».
Читатели мемуаров Жукова обратили внимание на ряд странностей изложения хода событий происходящих 21 июня 1941 года. Вопрос не так мелок, как может показаться на первый взгляд. Потому что мемуары Жукова лежат в основе представлений современной исторической науки о начале Великой Отечественной войны и приписываемой Сталину вины в трагедии 1941 года. Конечно, самая большая странность в том, что в решении о приведении всех войск в полную боевую готовность главным аргументом для Сталина и пришедших к нему военных стал перебежчик - немецкий фельдфебель, а не данные разведки всех уровней.
Если, по версии Жукова, Сталин после подписания договора о ненападении всё последующее время не верил в возможность нападения немцев, то почему мгновенно согласился, что нападение все же возможно? Перебежчик? Всего лишь фельдфебель, а точно знает, что вся германская армия (не его собственный батальон и не полк) утром перейдёт в наступление от моря и до моря... Тут стоит напомнить про директиву от 9 июня 1941 года, подписанную Кобуловым, где усиление разведки против Германии обозначалось накануне войны как «главная задача всех разведывательных органов Советского Союза». И вот, вместо данных всех разведывательных органов, Сталина убеждают слова немецкого фельдфебеля.
А были ли ещё случаи, когда сам Жуков распоряжался действиями фронта или даже армии на основе единственного и такого ненадёжного источника информации? А вдруг, психически больной человек попался, или задержанный с испугу насочинял страшилок в своё оправдание? Да мало ли по каким обстоятельствам, мало ли какой бред может нести человек? И вот так вдруг Сталин начинает верить, что утром вся Германская армия по всей западной границе от севера до юга, от моря до моря нападёт на СССР. В этом эпизоде Жуков явно хотел представить Сталина полным недоумком.
Но есть и другие странности. Читатели обратили внимание на то, что Жуков, рассказывая о событиях судьбоносного вечера, указывает на промежуток времени в 45 минут от звонка Сталину до встречи с ним, указывает на то, что важнейшая для истории войны директива была передана в войска в ноль часов тридцать минут и нигде не упоминает о времени, когда он конкретно зашёл в кабинет Сталина и вышел из него. Когда начал выполнять полученное от главы правительства поручение. Для человека военного, понимающего цену точного знания времени события, естественно было начать изложение событий с указания точного времени их начала. Например, так - 21 июня в 20 часов мне позвонил Пуркаев начальник штаба…
Время, когда Жуков вошёл в двери кабинета Сталина сегодня известно совершенно точно, так как опубликованы записи личного секретаря Сталина - Поскрёбышева, которые обычно именуют «Журналами записи лиц, принятых И. В. Сталиным[2]». В журнале записано: 20 часов 50 минут. Вошли Тимошенко, Жуков, Будённый. 22 часа 20 минут. Вышли Тимошенко, Жуков, Будённый. А где же Первый заместитель начальника Генштаба Ватутин? Как фигура государственного масштаба не меньшая, чем перечисленные лица, Ватутин должен был войти вместе с ними в кабинет Сталина. Не было никакого Ватутина. А значит, не было никакой его поездки в Генштаб, для того, чтобы сократить время подачи войскам срочной директивы.
Для чего у Жукова образовались провалы в памяти? Для убеждения читателей в том, что директива была утверждена Сталиным СЛИШКОМ ПОЗДНО, но лично он, Жуков, сделал всё возможное для того, что бы как можно скорей передать директиву в войска. Но она опоздала. В неготовности военных к нападению виноват не Жуков, виноват Сталин, а военные сделали всё от них зависящее, и директива запоздала не по их вине.
Посмотрим другие мемуары, человека тоже весьма знающего и не менее в то время высокопоставленного. Нарком Военно-морского флота СССР адмирал Н. Г. Кузнецов то же оставил потомкам своё изложение исторических событий. В главе «Ночь на 22 июня» он пишет[3]: «…Снова оставшись один, я позвонил Наркому обороны, — Нарком выехал, — сказали мне. Начальника Генерального штаба тоже не оказалось на месте. (Если в это время они ехали к Сталину, то всё сходится) Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С. К. Тимошенко: — Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне. Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова…Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С. К. Тимошенко. Маршал, шагая по комнате, диктовал. Генерал армии Г. К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. …Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах».
Это самое загадочное место в изложении Кузнецова. Телеграмма, фактически отправленная в войска, была короткой. Жуков в своих мемуарах её цитирует. В ней не больше десятка предложений, которые и половины страницы не занимают, а Кузнецов пишет про три листа текста. Так что за текст на трёх листах показывали Кузнецову? Жуков в написанной им книге не привёл содержание того пространного документа, что сочинял вместе с Тимошенко после встречи со Сталиным (может и не привёл, потому что Кузнецов текст читал и всякое искажение мог опротестовать), значит, скорее всего, вариант согласованный со Сталиным был более радикальным. Есть предположение, что Тимошенко и Жуков хотели переубедить Сталина и наверно в том, чтоб не предпринимать немедленных и радикальных действий, тем более ночью. Иначе бы не тратили время на подготовку иного варианта директивы.
Далее Кузнецов пишет: «...Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил: - Разрешено ли в случае нападения применять оружие? - Разрешено. (Видимо, из показанного Кузнецову варианта директивы это было не ясно, поэтому он и назвал телеграмму пространной.) Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову: - Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите! Для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого. Берусь за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику - В.Ф.Трибуцу: - Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на оперативную готовность номер один - боевую. Повторяю еще раз - боевую. Командующего Северным флотом А.Г.Головко тоже застаю на месте. Его ближайший сосед - Финляндия. - Как вести себя с финнами? - спрашивает Арсений Григорьевич. - От них летают немецкие самолеты к Полярному. - По нарушителям нашего воздушного пространства открывайте огонь. В Севастополе на проводе начальник штаба И.Д.Елисеев. - Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность? - Нет,- отвечает Иван Дмитриевич. Повторяю ему то, что приказал Трибуцу и Головко. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: "23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1".
Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага. Хорошо, что еще рано вечером - около 18 часов - я заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчиненными, предупредили, что надо быть начеку. Все были в своих гарнизонах и командах. Потому и смогли приступить к действию немедленно.
…Позади были недели и месяцы напряженной, кропотливой, иногда надоедливой работы, тренировок, подсчетов и проверок, когда людей поднимали по тревоге. Многое было позади, но все труды, потраченные время и нервы - все было оправдано сторицей в минуты, когда флоты уверенно, слаженно и без проволочек изготовились к встрече врага...».
О том, как встретила это нападение Красная Армия, мы тоже знаем. Но, как оказалась, знаем не всё. Почему директива, которую можно было передать в войска после выхода из кабинета Сталина, в 22 часа 20 минут, где она писалась, передана лишь через два часа, если верить времени, указанному Жуковым? Сколько надо времени, чтобы дойти (медленно дойти) до другой комнаты с телефоном или перейти на другой этаж, где размещался узел связи?
Жуков пишет, что «передача в округа была закончена в 00.30 минут». Но вот архивный документ, отражающий прохождение директивы в Западном военном округе: «Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:…» далее текст директивы и запись: «Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45, Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25 - 02-35[4]». Подпись исполнителя. Значит, если самым последним получателем директивы был пункт связи командующего Западным округом, а её передача из Москвы закончилась в 00.30 минут то выходит, что эту директиву электромагнитные волны несли по линии связи больше часа. В такое можно поверить?
Кстати, обратите внимание, что на расшифровку директивы, и доклад о её получении, на написание дополнительного текста, на новое её шифрование и передачу в нижестоящие подразделения округа потребовалось 40 минут. То есть шифрование и отправка занимают не более 20 минут. То есть директива Тимошенко и Жуковым могла быть отправлена 21 июня в 11 часов вечера, а отправлена, видимо, после того, как, цитата: «Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно». И после того как Сталин попросил доложить об исполнении поручения, взялись за дело. А что ещё мог ответить Жуков? – Выполнено! И пошёл выполнять… А потом писал в своих мемуарах: «Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом». Но Жуков то тут не причём, и так страдает, что не уломал Сталина вовремя!!!
То, что директива начала поступать в военные округа во втором часу ночи подтверждается не только в приведённом документе, но, например, в воспоминаниях Маршала Советского Союза М.В. Захарова. Его книга[5] в первом издании вышла в 1989 году, только через двадцать лет после написания. И это при том, что когда его рукопись ушла в издательство, он был военным деятелем государственного масштаба, действующим начальником Генерального штаба, а не какой-то там пенсионер. И с каких это верхов должен был исходить запрет Воениздату на публикацию мемуаров начальника Генштаба СССР? И, главное, из-за чего?
Видимо потому, что Захаров 22 июня был начальником штаба Одесского военного округа. На эту должность генерал-майор М. В. Захаров переведён из Генштаба незадолго до начала войны. В своей книге в главе 6 он пишет, что 21 июня «около 22 часов меня вызвали к аппарату Бодо на переговоры с командующим войсками округа». (Командующий в это время инспектировал войска.) Он спрашивал, смогу ли я расшифровать телеграмму, если получу ее из Москвы». Заметьте, разговор происходит в то время, когда Тимошенко и Жуков ещё находятся в кабинете Сталина. При этом, будет или не будет дана директива, которую они по версии Жукова инициировали, ещё неизвестно, а в Одесском округе уверенно ждут важнейшую для них телеграмму и главное, Захаров понимает какого именно содержания.
Захаров пишет, что оценив сложившееся положение около 23 часов он отдал «следующие указания: 1. Штабы и войска поднять по боевой тревоге и вывести из населенных пунктов. 2. Частям прикрытия занять свои районы. 3. Установить связь с пограничными частями. К этому времени в штабе по срочному вызову собрались начальники отделов и родов войск, командующий ВВС округа. …Я информировал их о том, что ожидается телеграмма особой важности и что мною отданы соответствующие приказания командирам соединений. … Таким образом, непосредственно в приграничной полосе Одесского военного округа по боевой тревоге были подняты 7 стрелковых, 2 кавалерийские, 2 танковые и механизированная дивизии и 2 укрепленных района. …Когда командующему ВВС округа было предложено к рассвету рассредоточить авиацию по оперативным аэродромам, он высказал возражения, мотивируя их тем, что при посадке на оперативные аэродромы будет повреждено много самолетов. Только после отдачи письменного приказания командующий ВВС приступил к его исполнению».
При этом, обратите внимание на примечательное обстоятельство – Захаров сам не получая никакого письменного приказа, лишь догадавшись, что из Москвы должно прийти сообщение особой важности, поднимает штабы и войска по боевой тревоге. То есть делает то же самое, что и адмирал Кузнецов. Мало того, берёт на себя ответственность за возможное повреждение большого количества самолётов при ночной посадке на оперативные аэродромы.
Далее Захаров пишет: «Примерно во втором часу ночи 22 июня дежурный по узлу связи штаба доложил, что меня вызывает оперативный дежурный Генерального штаба. Я ответил: У аппарата генерал Захаров. В телеграмме за подписью наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба Г.К. Жукова военным советам приграничных военных округов и наркому ВМФ сообщалось, что в течение 22-23.6.41 г. возможно нападение немцев в полосах Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов. Одновременно приказывалось: все войска привести в боевую готовность; в ночь на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; перед рассветом 22 июня рассредоточить по полевым аэродромам и тщательно замаскировать всю авиацию…»
Далее Захаров пишет, что «в 3 часа 45 минут 22 июня в комнату, где мы находились, вбежал дежурный и передал сообщение о том, что неизвестная авиация в 3 часа 15 минут бомбила Очаков и Севастополь. Стало ясно — это война». Но это уже другая история.
Всё в Одесском округе было сделано своевременно потому, что в округе велась непрерывная настоящая подготовка к возможному нападению. Захаров в своих воспоминаниях писал: «С нарастанием напряженности командование и штаб Одесского военного округа приняли необходимые меры по повышению бдительности, усилению охраны границы, усилению разведки. Проводилась проверка боевой готовности войск. Многие авиационные части и соединения поднимались по боевой тревоге с наступлением темноты. В течение ночи летный состав тренировался в перебазировании самолетов с постоянных аэродромов на оперативные. …В течение ночи проверялась готовность материальной части». То есть скрытно, ночью контролировалась боеготовность войск.
Достойную встречу немецкого нападения в Одесским военном округе принято было объяснять тем, что подготовка велась вопреки указаниям Сталина. Захаров нигде не писал в своих воспоминаниях о том, что всё, что предпринималось в округе, включая и боевые тревоги, делалось "тайком" от Сталина. Если бы это противоречило мнению Сталина, мнению, что Германия не нападет, то такая инициатива окружного командования должна была быть расценена, как провокация. Главное политическое управление РККА не могло не заметить самодеятельности ОдВО. А как расценивать усиление охраны границы, которым занималось НКВД (погранвойска)? Как быть с усилением разведки со стороны командования округом, когда одновременно этим же занимался НКГБ? Берия и Меркулов действовали вопреки мнению Сталина или ничего не знали о действиях своих подчинённых? Вы в это верите?
Кроме того, Одесский округ был не единственным, где военные по собственному разумению готовились к войне. Командующий войсками Ленинградского военного округа Попов М. М. 14 июня лично выехав на границу, посмотрел на танки и самолеты финнов, которые с 10 июня начали скрытую переброску войск к границе, и сразу же приказал скрытно перебросить часть войск из Пскова и Кандалакши на границу (122-я дивизия и 14-я армия, 1-я танковая дивизия). Он поднял войска по боевой тревоге и привел округ в боевую готовность 22 июня уже после полуночи. Поэтому и не было успеха в немецком наступлении на севере страны.
Почему же в Западном военном округе всё сложилось так трагически? Многое разъясняет эпизод, описанный в воспоминаниях Главного маршала авиации Голованова[6]. В главе «Война» он приводит эпизод встречи с командующим военным округом Павловым, и услышанный его разговор со Сталиным: «…По его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы. - Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин... А как насчет Голованова? Ясно. Он положил трубку. - Не в духе хозяин. Не хочет подчинить вас мне. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе. …Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдет и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов? Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждения из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остается тайной. Может быть, детально проведенный анализ оставшихся документов прольет свет на этот вопрос...»
Поведение людей в той или иной ситуации обычно красноречивее их собственных уверений в их намерениях. Так кто же не спешил приводить войска в полную боевую готовность, Сталин или Жуков вместе с Тимошенко? Скорее всего, не Сталин, а Жуков с Тимошенко в нападение не верили, как не верил в него и их подчинённый Павлов. Поэтому и не спешили Тимошенко и Жуков направлять директиву в войска, а Павлов исполнять эту директиву. Сталин без них всё прекрасно понимал и видимо именно Сталин их уговаривал и принудил дать директиву. Не глава правительства Сталин, а непосредственные военные начальники Павлова должны были контролировать готовность войск округа к быстрому переходу на военное положение и нападение не должно было застать армию врасплох.
Повторю написанное Захаровым: в авиационных частях и соединениях округа проводились боевые тревоги. Именно поэтому лишь при намёке на угрозу нападения без проблем была объявлена очередная тревога, которая оказалась уже не учебной. Кузнецов в своих воспоминаниях так же пишет: «За последний предвоенный год мы не раз в учебных целях переводили отдельные соединения или целые флоты на повышенную готовность».
Вот как Кузнецов описывает собственную реакцию на данные своей разведки: «В те напряженные дни ко мне зашел заместитель начальника Генерального штаба Н. Ф. Ватутин. Он сказал, что внимательно читает наши оперативные сводки и докладывает их своему начальству. Ватутин обещал немедленно известить нас, если положение станет критическим. Мы решили, однако, больше не ждать указаний, начали действовать сами. Балтийский флот 19 июня был переведен на оперативную готовность № 2. Это в какой-то мере оберегало его от всяких неожиданностей. На Северном флоте было спокойнее, чем на Балтике, но и его мы перевели на ту же готовность. 18 июня из района учений в Севастополь вернулся Черноморский флот и получил приказ остаться в готовности № 2».
Тут, кстати стоит привести пояснения Кузнецова о том, чем готовность №2 отличается от обычной готовности. «Готовность N 2 более высокая. Корабли принимают все необходимые запасы, приводят в порядок материальную часть, устанавливается определенное дежурство. Увольнения на берег сокращаются до минимума. Личный состав остается на кораблях. В таком состоянии корабли могут жить долго, хотя такая жизнь требует известного напряжения. Самая высокая готовность - N 1. Она объявляется, когда обстановка опасная. Тут уже всё оружие и все механизмы должны быть способны вступить в действие немедленно».
Ничто не помешало Кузнецову без всяких дополнительных директив, исходя из собственного знания складывающейся обстановки на границах СССР перевести флот на повышенную боевую готовность и из неё, как на постоянных тренировках, за считанные минуты в готовность №1. Сделать это в очередной раз, как только услышал об угрозе нападения. Сделать это быстро и слаженно не дожидаясь специального приказа от высшего руководства. Но другие военные этого не сделали и собственное преступление стали приписывать Сталину. – Это он не верил, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе и хотят напасть. Это Сталин не подписал вовремя директиву о том, что бы привести войска в полную боевую готовность. Это по его вине от внезапного удара немецкой авиации армия осталась без самолётов, танков и боеприпасов, а военнослужащие погибли спящими в казармах или безоружные под огнём наступающих немцев.
Жизнь повернулась так, что в оценке военной угрозы прав оказался Сталин. Война так же выявила тех, кто к ней долго и серьёзно готовился и тех, кто рассчитывая на лёгкую и быструю победу, но оказался к ней не готов. Ответственность Жукова за лето 1941 года вовсе не является ничтожно малой. За просчёты Киевского и Западного военных округов при нападении немцев, несут ответственность не только командующие округами, но и Тимошенко и Жуков, которые по занимаемой должности должны были готовить командные кадры к боевым действиям.
Сталин не оставил нам своих мемуаров и описания обстоятельств общения с Жуковым в ночь с 21 на 22 июня. Но со временем вскрылись документы и были напечатаны свидетельства участников событий, которые опровергли жуковское толкование исторических событий тех дней. Так в сети Интернет в Википедии я вдруг обнаружил ссылку на документ, в котором говорится, что согласно решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июня 1941 года на базе военных округов, находившихся на западной границе СССР, было создано 4 фронта[7]. В частности принято решение об образовании Южного фронта. Командующим фронтом назначен Тюленев, а Жукову поручено общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами. Об этом же в своих воспоминаниях пишет Маршал Захаров: «Ход последующих событий показал, что некоторые предложения Военного совета округа, направленные в докладной записке Генштабу, были, вероятно, приняты во внимание. 21 июня 1941 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение создать Южный фронт в составе …»[8].
Очевидно, что фронты нужны для ведения боевых действий. Заседание Политбюро продолжалось весь день и на нём решалось множество вопросов. Тимошенко и Жуков были приглашены к Сталину после окончания заседания Политбюро, видимо действительно для обсуждения вопроса о срочном переходе армий, входящих в образованные фронты, к боевым действиям. Для этого, для боевых действий фронты и создаются. Никакой немецкий фельдфебель не являлся причиной подготовки директивы, которая фигурирует в исторической литературе. Для чего Жукову понадобилось сочинять в своих мемуарах историю о фельдфебеле и уговаривании Сталина объявить в войсках полную боевую готовность, думаю, всем уже понятно. И Жуков добился своей цели. Все обвинения в адрес Сталина построены таким образом, что полностью снимают с Жукова любую ответственность и работают на построение образа "Маршала Победы". А Сталин в одной версии истории мешал, в другой всего лишь не мешал Жукову выиграть войну.
После «разоблачения» Сталина Хрущёвым, на Сталина можно было валить всё что угодно. Началось с Хрущёва, а закончилось Горбачёвым-Яковлевым. Разве могли все эти люди допустить хотя бы малейшую возможность того, что народ узнает когда-нибудь правду о Сталине и об их многолетней лжи?
Ссылки:
[1] Г.К. Жуков. Кн. «Воспоминания и размышления».
[2] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924—1953 гг.). — М.: Новый хронограф, 2008 Книга на сайте: http://militera.lib.ru/docs/da/naprieme/index.html
[3] Н.Г. Кузнецов. Кн. «Курсом к победе» Издание: М.: Голос, 2000. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov2/index.html
[4] ЦА МО РФ. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.69. Машинопись. Подлинник.
[5] М.В. Захаров. Кн. «Генеральный штаб в предвоенные годы». Издание: М.: Воениздат, 1989. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/zaharov_mv/index.html
[6] Голованов А.Е. «Дальняя бомбардировочная...» — М.: ООО «Дельта НБ», 2004. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/golovanov_ae/index.html
[7] Военно-научное управление Генерального штаба. Военно-исторический отдел. Боевой состав советской армии. (июнь-декабрь 1941 года)
[8] Захаров М.В.. Кн. «Генеральный штаб в предвоенные годы».
Оценили 12 человек
14 кармы