В нескольких следующих материалах уделим внимание впечатлениям Булатовича от тамошних людей, их обычаев и привычек (интересного и разного много, не хочется все в один материал впихивать). Хотя как обойтись без флоры и фауны, если, оказывается, четвероногие обитатели тамошних диких мест вполне могут сойти за учителей некоторых теперешних двуногих в части одурачивания лохов заднепроходным способом...
Вот как Булатович собирался в свое первое путешествие по Эфиопии и как оно начиналось (выдержки из его книги «от Энтото до Баро»):
--- 28 октября 1896 года, в 12 часов дня, сердечно провожаемый остававшимся в Энтого отделением Красного Креста и некоторыми друзьями-абиссинцами, я выехал по дороге в Леку.
Отряд состоял из 17 слуг и 8 животных (7 мулов, 1 лошадь). Наем слуг был очень легок. Узнав о предстоящей моей поездке, они приходили и нанимались охотно, несмотря на крайне скромные условия (5 талеров на одежду и наградные по заслугам по возвращении). Я выбрал себе только 17 человек. Это число немного превышало нужное мне количество, но так как в дороге, очевидно, не обошлось бы без потерь, а там пополнить уже не было бы возможности, то необходимое мне число людей (по расчету 11 ружей и 1 столб от палатки) я и увеличил на одну треть.
Вооружение наше состояло из 3 трехлинейных винтовок, уступленных Красным Крестом (по 50 патронов на ружье), 1 штуцера (50 патронов), 1 охотничьей двустволки (500 патронов), 6 ружей Гра (1200 патронов) и 1 револьвера (18 патронов). Холодное оружие составляли шашка, 3 абиссинские сабли и 4 метательных копья. Подъемные силы состояли из 8 вьючных мулов, которые подымали около 45 пудов груза...
Непригодность моих вьючных седел для горных дорог начала [довольно быстро] сказываться: один мул был набит, и мы собирались на следующий день прижечь ему по абиссинскому обычаю спину. Операция эта производится следующим образом; мула валят на землю и, раскалив на коровьих кизяках докрасна два серпа, делают ему по семи прижиганий по обеим сторонам хребта, каждое в виде черты в пять вершков длины, идущей от хребта вниз по ребрам. На следующий день, несмотря на то, что вся спина мула опухла, его поседлали легким вьюком, и опухоль к вечеру разошлась...
В первый день мы сделали лишь маленький пятнадцативерстный переход, так как не приноровленные еще как следует вьюки требовали ежеминутных остановок и поправок, и остановились в Мете. 31 октября мы перешли верховья р. Хауаш и остановились в доме галласа. В общем, за 3 дня мы сделали 75 верст.
Перейдя Хауаш, мы вступили во владения дадьязмача Убье — мужа визиро Заудиту, дочери Менелика.
На последнем привале нас встретил дядя дадьязмача — седой, сгорбленный старичок, лет 65, с сильным семитическим типом и продолговатыми недоверчивыми глазами; он должен был провожать меня через владения своего племянника. Дом, где мы остановились, принадлежал богатому галласу. Хозяин был в отсутствии, и нас приняли его две красивые жены. Дом представлял из себя довольно большое низенькое круглое строение шагов 15 — 20 в диаметре с остроконечной крышей, подпертой массой столбов. Перегородками оно разделялось на три отдельных помещения. В ближайшее к входным дверям, самое большое, загонялся на ночь скот (дома у галласов не огораживаются заборами); в среднем отделении находился очаг, а в крайнем — спальня хозяина.
Эфиопские хижины-тукули не изменились со времен Менелика, в них до сих пор живет большинство эфиопов
Хотя, конечно, по исполнению они у разных племен немного отличаются, кроме того - у бедных тукули попроще, у более богатых – побогаче :)
Вот схема тукуля с высокогорья:
Обычно крыша тукуля у народности амхара («амара» у Булатовича, и у него правильнее: именно так слово и произносится) опирается на один столб. На данной фотке это не так, потому что это уже новодел – беседка при одной из гостиниц
Вот тукуль довольно зажиточного эфиопа, вид снаружи:
А вот один из видов его внутреннего убранства:
Возвращаемся к Булатовичу:
--- 1 ноября мы остановились в земле Гура у шума (начальника административной единицы) дадьязмача Хайле Мариама, старшего брата раса Маконена. Его владения прежде были очень велики, но года четыре тому назад он поссорился с императрицею Таиту, и у него все отняли. Теперь часть конфискованных земель возвращена ему, а именно Чобо, Гура и Тикур.
Дом шума был расположен в чудной местности на берегу р. Гудера. Дадьязмач, находившийся сам в это время в Адис-Абабе, узнав, что я буду проезжать через его землю, послал нарочного к шуму, и вечером мне принесли жирного барана, 200 штук энджеры-, тэдж, тала, сотового меда, масла, кур, яиц и соуса для прислуги.
Был устроен гыбыр — пир. Ато Зеннах, Ато Балайнех и я сначала, а затем все слуги и местные абиссинцы торжественно внесли барана, только что зарезанного, и повесили на столб, а Ато Зеннах с видом знатока и абиссинского гастронома разделил его на части.
Слуга с обнаженными плечами, опоясавшись своей шаммой (так полагается в хороших домах во время еды, а во дворце приближенные императора вообще не имеют права носить шамму иначе), поднял над корзиной с энджерой, кругом которой мы сели, еще теплую баранью ляжку. Каждый из нас облюбовывал себе кусок мяса и вырезал его из ноги. Трудно себе представить что-либо вкуснее сырого парного мяса, но, к сожалению, благодаря ему, нет почти абиссинца, который не страдал бы от солитера, и у них все, начиная с императора и кончая нищим, принимают регулярно каждые два месяца вареные и толченые ягоды дерева куссо, а в низменных местах — кустарника энкоко.
Во время тяжкой болезни, перед тем как причаститься, абиссинец принимает свое куссо, и считается неприличным умереть, не очистившись от солитера...
... Я провел два дня в гостях у любезного хозяина, познакомившего меня также со своей женой, очень милой, по на вид почти девочкой. Ей 14 лет, но, по ее собственным словам, Демесье — ее третий муж. Визиро Асалефеч (дословно «заставляющая проходить»), племянница императрицы Таиту, вышла первый раз замуж девяти лет и недавно по желанию этигье (императрицы) развелась со своим вторым мужем и вышла замуж за дадьязмача Демесье. Печальна жизнь женщин высшего класса в Абиссинии. Насколько там женщина низшего класса свободна, настолько жизнь женщины высшего — замкнута. Целые недели, а иногда и месяцы не выходят они из эльфиня (дом жены), они всегда окружены десятками девушек-служанок; тут же всегда находятся несколько мальчиков, сыновей,подчиненных дадьязмачу знатных людей, которых обучают этикету и грамоте, и все это охраняется несколькими мрачными, сморщенными, безусыми евнухами.
14 ноября, попрощавшись с дадьязмачем и его женой, я покинул любезного хозяина. Он меня проводил с флейтами и со всем своим войском до берега Дидессы и на прощание подарил мне великолепного мула с серебряным убором. Я ему в свою очередь по его просьбе подарил ружье Гра, 100 патронов и часть моей походной аптечки, всех лекарств понемногу, а также несколько бутылок водки...
... Лихорадка, которой я страдал в Адис-Абабе и которая не оставляла меня во все время пути, вернулась в еще более сильной степени, осложнившись большим нарывом на животе на месте подкожного впрыскивания хины. 25 ноября я окончательно слег, чтобы встать только через три недели.
23-го и 24-го ноября у меня были недоразумения со слугами. Они требовали, чтобы я выдал им по пять талеров на одежду, и, когда я им отказал, устроили стачку. Но я предупредил ее, прогнав главного заправилу. Другого же, который продолжал мутить, я высек, и волнения утихли. Наказанный сначала сильно обиделся и пришел вернуть мне ружье. Я его прогнал и дал ему еще три талера на дорогу, по не прошло и получаса, как пришли священники просить за него прощения и он сам стал целовать мне ноги. Я был очень рад этому случаю, как нравственной победе, окончательно утвердившей мою власть над ним.
Болезнь моя, по-видимому, была не из легких, так как в продолжение трех-четырех дней, пока я не вскрыл нарыва вымытым в сулеме ножиком, я сильно мучился. Все слуги сидели у входа моей палатки и, жалобно причитывая, плакали...
... ... пройдя безлюдную пограничную полосу, разделяющую земли галласов и негров племени бака, мы ночевали по соседству со знаменитым базаром Буре. Буре — важный пункт меновой торговли с негрскими племенами той стороны Баро. На субботние базары они приносят на продажу слоновую кость, иногда свой скот и взамен этого покупают украшения, бусы, ткани. Кроме того, Буре, находясь на дороге нз Западной Уалаги в Каффу и из Мочи и Западной Каффы в Леку и Годжам, важен как рынок кофе. Из Каффы, Мочи и соседних областей кофе идет в Буре, где перепродается другим купцам, которые уже доставляют его в Леку или Било и там в свою очередь перепродает его.
Вместе е кофе идет отсюда много циветтового мускуса. Циветтовую кошку мне удалось видеть у купца-галласа, держащего их в большом количестве.
Животное это в большом количестве водится в этих местах; его ловят тенетами. Пойманную кошку заключают в длинную круглую клетку, в которой она не может повернуться. Ее держат всегда у очага в домах.
Почти в каждом доме вы встретите две-три клетки. Кормят их жаренным на масле мясом, на 10 циветт идет один баран в день. Каждые девять дней собирают мускус. Для этого нужно три человека. Один, открыв клетку сзади, берет циветту за хвост, другой — за обе задние ноги, третий же роговой ложечкой тщательно выскабливает накопившиеся за это время выделения. В девять дней накопляется около двух чайных ложечек...
То есть, «глупые варвары» работали почти по принципу Маяковского: «в год работа, в грамм - труды». И при этом еще баранов нещадно истребляли.
А еще занимающиеся выращиванием кофе «варвары» обратили внимание на то, что циветты (как и многие другие четвероногие) любят кофе, а для собственного потребления придирчиво выбирают лучшие ягоды. Дальше происходит естественный процесс: плод в желудке четвероного лишается всего полезного, а несъедобная косточка плода выходит на свободу через его задний проход.
Продукт жизнедеятельности
Свои туалеты зверьки чаще всего устраивают на свободных от растений местах, в том числе, - на тропинках. И там сеянцы кофе вырастают такими крепкими и могучими, какими не бывают на плантациях при самой лучшей посадке. Причина проста: плоды - лучшие, а помет - отменное удобрение. Кофейных дел мастера заметили и оценили деятельность четвероногих. Стали нанимать мальчишек, чтобы те следили за циветтовыми туалетами. Чуть только зверьки опоражнивали кишечник на лесной тропе, пацанята экскременты подбирали и отмывали кофейные зерна. На рынке они ценились высоко (для посадки, конечно), потому что давали первосортные деревца.
Отсталые люди! И гимн у них варварский: --- Что посеешь, то и пожнешь! Без труда не вынешь и рыбку из пруда!!!
А вот несравненный Kopi Luwak, сэры и сэрухи!
То ли дело, - продвинутые бизнесмены из Индонезии, забацивающие совсем другую песню:
--- Мы не сеем и не пашем// - Не сошли с ума пока,// Собираем мы какаши,//Впариваем дуракам!!!
В Индонезии живет родственница африканской циветты, которую там жители называют luwak, а специалисты - пальмовой циветтой.
А Kopi по-индонезийски означает "кофе”. Циветты по ночам любят лазить на кофейные деревья и, натурально, едят ягоды кофе. Затем переваривают все, кроме кофейного зерна, которое после обработки циветтовыми ферментами естественным путем покидает организм зверька.
Извращенцы из Индонезии на эти экскременты тоже внимание обратили, как и варвары до них. Но, - подошли к этому занятию изощренно-извращенно, по принципу:
--- Одно (сулящее быстрый профит с минимумом трудозатрат) читаем, а другое (требующее больше труда, да еще обещающее блага лишь через большой промежуток времени), - не читаем (~с).
Что «читаем»:
--- Какашки, как и варвары, собираем и зерна отделяем-очищаем,
Что не «читаем»:
--- Зерна в землю, - как глупые варвары - не зарываем.А пускаем в дело моментально: просушиваем, обжариваем, в ступке размалываем, и... просим наслаждаться, сэры и сэрухи, отличным, - от других – кофе.
Жареные какашки для кофе
Кофе, полученный от диких циветт в лесу, стоит весьма дорого, потому что считается, что в естественных условиях четвероногие выбирают только лучшие ягоды.
Но в лесу много кофейных зерен не соберешь, а спрос, - значит и хороший профит - есть, поэтому ушлые предприниматели ловят несчастных циветт, рассаживают по клетками и... кормят кофейными ягодами до отвала.
То есть, произведен хитрый финт ушами, в результате которого лохи сочли, что покупаемый ими кофе – продукт высшего сорта. Так как ловкие извращенцы сумели лохов убедить, что главный для обеспечения высокого качества кофе процесс, - это пропускание зерен через asshole.
Конечно, такой кофе стоит дешевле " Wild - дикого", но зато дороже традиционного кофе.
В магазинах Бали полно красиво оформленных пачек кофе с надписями "Kopi Luwak" и "Wild", но это частенько даже двойной обман: в лучшем (или в худшем ?) случае эти зерна получены в циветтовом концлагере, а может и вообще никогда не проходили через задницу диких кошек.
Только мне кажется, что этот «продукт» сильно напоминает «продукт» вроде бы из другой оперы, но «выпекаемый» по тому же рецепту: с целью получения из дерьма конфетки, - почти моментальной прибыли без больших затрат и хлопот ?
Угадали, я тоже имею в виду «ценные бумаги» с наивысшим рейтингом «ААА», с которыми вот уже несколько десятков лет виртуозно работают ловкачи из самого цивилизованного «сияющего града на холме»...
И снова - к Булатовичу:
... На следующий день, утром, прежде чем двинуться в Гори, мы пошли посмотреть на базар. Было 8 часов утра, и народ начинал собираться па большой площади, окруженной низенькими шалашами, крытыми банановыми листьями, Старики, женщины с грудными детьми, привязаннымн сзади к пояснице, подростки тянулись длинной вереницей, в каждый нес что-нибудь; кто курицу, кто кусочек соли, кто большие банановые листья, кто бусы, кто пригоршни кофе... Все они в ожидания чекашума (начальник базара) толпились у входа и со страхом и любопытством смотрели на не виданного до сих пор белого чечовека. Наконец пришел шум к взобрался на свою вышку. Пришедших пропускали одного за другим.
Помощники его осматривали, что у кого было с собой, и если было немного, то пропускали. С остальных же взимали подать. За барана или. козу брали соль (1/20 талера); за шамму — тоже маленькую соль из: мешка хлопка — несколько пригоршен его, из мешка кукурузы — тоже, и так со всеми продуктами. Больших купцов тут не было. У них дома вблизи от базара, и им приносят продавать на дом. На базаре собралось все окружающее население, как на раут. У каждого был хоть какой-нибудь пустяк с собой, чтобы обменять его на что-нибудь другое. За несколько зерен кофе продавали стакан пива; за несколько пучков хлопчатника — табаку на трубку. Талеров в ходу почти не было, и вся торговля была исключительно меновой. Приводили сюда также коров, чтобы случить с хорошим быком,— тоже за известную цену. Были тут и корзинки, и пальмовые циновки. У большей части галласов были накинуты на плечи шаммы, кругом пояса маленький кожаный передник, на голове остроконечная шапка из шкуры козла или обезьяны. Галласы этой области особенно красиво сложены и велики ростом. Между галласками я видел очень много красивых. Кругом пояса у них обвернута большая, обшитая бусами и раковинками кожа, которую они носят, как хохлушки плахту; на некоторых — даже нечто вроде кожаного сарафана. Большая часть — с длинными, до плеч, волосами, заплетенными в массы косичек. У некоторых волосы взбиты и обведены кругом тоненькими горизонтальными косичками. У одной галласки была еще более оригинальная прическа: волосы были намотаны на массу острых палочек, как иглы торчавших на голове. Мужчины носят волосы короткие, а у детей голова кругом выбрита с пучком волос посередине...
... 13 февраля Менелик предоставил Булатовичу возможность поохотиться на слонов (в качестве «компенсации» за отказ пустить того в военный поход с одним из своих военачальников):
--- Мое снаряжение состояло из маленькой палатки, двух вьюков с подарками, бельем и одеждой и двух больших бурдюков с горохом.
Вооружение состояло из шести ружей Гра, двух трехлинейных винтовок, одного штуцера, одного двуствольного охотничьего ружья и одного слонового ружья системы Гра четвертого калибра: с разрывными пулями, весом 24 фунта.
Я его купил в Адис-Абабе за 120 талеров. С личным моим слугою и старшим слуг было 14, по одному на ружье, при слоновом же ружье, очень тяжелом, состояло два человека, попеременно несших его, так как кроме этого они еще имели другую ношу, а переходы предполагались большие. От Адис-Абабы до Лекамти, резиденции дадьязмача Габро Егзиабеера, считается 360 — 400 верст. Сезон охоты на слонов уже начался; времени у меня оставалось мало, так как я намеревался пройти это расстояние возможно быстро, с таким расчетом, чтобы, поохотившись, поспеть на пароход, отходящий из Джибути 2 апреля...Мы выступали в 6 часов утра и шли до 12 или до часу, делали маленький привал и затем опять шли до вечера. Выходило в день 10 — 11 часов движения. Наше питание за это время состояло почти исключительно, из поджаренного на сковороде гороха, а в первые дни до начала великого поста мы ели убиваемых по дороге газелей, большею частью сырьем, чтобы не тащить их с собою...
20 февраля в сопровождении 800 человек вооруженных ружьями солдат мы выступили на охоту и направились на север, к долине Абая—Голубого Нила.Каждый солдат кроме ружья нес еще бурдючок зерна или муки с расчетом на 10 дней. За нами шла кухня: две служанки, несшие за плечами в веревочных сетках большие выдолбленные тыквы, в которых болталось квасившееся тесто для энджеры. Это была роскошь, от которой я хотел была отказаться, но дадьязмач настоял на ней. Весь мой груз был навьючен на одного мула и состоял. из малой палатки, одной перемены белья и двух больших бурдюках) кукурузы для слуг, по расчсгу на 1О дней. Начальником охоты был бальджерон (военный чин) Хайле Мариам, гоже галлас, по крещеный и во всем старавшийся подражать абиссинцам. Охота была неудачна. Десять дней скитались мы, высылая разведчиков и ища слонов там, где они раньше всегда находплись. Мы встречали старые следы, но слонов не было. Другая дичь попадалась в большом колнчестве, но стрелять ее было запрещено. В последний день я убил в р. Ангар гиппопотама. Галласы уже сутки ничего не ели, так как провизия вышла, и вытащили убитого гиппопотама лианами на берег и в одно мгновение съели, жаря его белое мясо на костре. 2 марта мы вернулись в Лекамти.
Хандек — так называется местность, где мы охотились, обнимает все южное течение Ангара и впадающих в него слева рек, а также долину р. Дидессы. За Ангаром начинается Лиму — владение годжамского негуса, простирающееся до р. Абая. Как та, так и другая области в низменных своих частях совершенно не заселены вследствие царствующих там страшных лихорадок.
Прельщаемые плодородием почвы галласы спускаются туда в хорошее время года, делают посевы и затем приходят опять для сбора. Большие площади земли засеяны хлопком.
Трудно представить себе местность более красивую, чем эта. Ограниченная с юга-востока, востока и северо-востока высокими горами, перерезаемыми частыми ручьями и речками, берега которых поросли густым лесом, она вся покрыта невысокими фруктовыми деревьями с ярко-зеленой блестящей листвой. Эти деревья дают несколько видов плодов, которые все имеют очень тонкий слой мяса и косточку в средине; на вкус они большею частью кислы... 4 марта мы снова выступили, па этот раз с отрядом нз 1000 человек галласов, вооруженных только копьями, в места, где уже три года слонов никто не трогал. Начальниками охоты были азадж Хайле Иесус п агафари (военное звание) Вальде Георгис. Из 1000 человек 400 были на конях и вооружены маленькими копьями каждый, а остальные 600 - пешком: из них одна половина имела малые копья, другая - громадные пятиаршинные копья с громадными наконечниками и аршинными лезвиями. Это копье называется джамби; его бросают с верхушки большого дерева, когда слон под ним проходит. Сила падения копья так велика, что иногда оно пронзает слона насквозь; большею частью бывает достаточно одного такого копья, чтобы повалить слона. Ружьями были вооружены только мои слуги и несколько солдат дадьязмача.
Сначала мы разделились на два отряда, один азаджа, другой агафари, и спустились к западу в долину Дидессы. После бесплодных поисков в окружающих ее лесах мы на третий день снова соединились и поднялись к северу, к водоразделу меяеду Ангаром и Дидессой. Пять дней наши поиски были бесплодны, несмотря па то что, выступая на рассвете, Мы только к заходу солнца становились на бивак. Я только удивлялся поразительной выносливости галласов, и в особенности высылаемых вперед разведчиков: если мы делали 40 верст, то они, наверно, не менее 60 по густым, заросшим колючками кустарникам, частью по высокой траве, наполовину сгоревшей, с острыми и твердыми основаниями стеблей, глядя на которые удивляешься, как по ним можно не только ходить босиком, по и бегать...
Потомки тех галласов/оромо:
Марафонец-чемпион Кенениса Бекеле
Бегунья Марьям Юсуф Джамаль
На бивак мы располагались обыкновенно в долине какой-нибудь речки. Когда наступала ночь и зажигались костры, все старики галласы собирались на совет к азаджу, обсуждая, что предпринять и куда идти завтра. Седые, молчаливые, с неизменной трубкой в зубах, они усаживались кругом костра и чинно совещались, иногда гадали. Когда
лагерь начинал стихать, ежедневно происходил диалог, имевший значение, с одной стороны, приказа на следующий день, с другой — общественной молитвы.
— Абе, абе, — раздавалось с одного конца лагеря.
— Э, э, э,— отвечали с другого.
— Завтра мы выступим рано туда-то.
— Хорошо, хорошо.
— С нами есть гость.
— Знаю, знаю.
— Пока он не выстрелит, другим не нападать.
— Хорошо, хорошо.
— Идти тихо, не разговаривать.
— Хорошо, хорошо.
— Пусть бог поможет нам найти слона.
— Да будет так.
— Пусть остановит его на хорошем месте.
— Да будет так.
— Пусть отвратит от нас его клыки и его хобот.
— Да будет так.
— Пусть облегчит нам пашу ношу.
— Да будет так.
— Пусть трава не колет нам ноги.
— Да будет так.
— Да поможет нам Мариам.
— Да поможет нам Георгис, Микаэль, Габриель.
— Слушай, слушай,— снова кричит тот, кому раньше говорили:—
Пусть Сайтан на нас не сердится.
— Пусть не пошлет на нас горо (злого слона).
— Да не поразит нас болезнью.
- Ангар, Дидесса (реки) пусть гомогут нам.
— Тулу Жирго, Туме Сибу, Тибье (горы) да помогут нам.
— Молитесь все Богу, чтобы он помог нам,— и среди ночной тишины начинается протяжное, жалобное пение.
Кто просит помиловать его, кто послать ему слона, кто направить его копье, некоторые перечисляют свои прежние победы, и долго, долго в ночной тишине раздаются эти жалобные звуки.
Наконец в воскресенье, 9 марта, мы напали утром на свежий ночной след. Высланные вперед разведчики донесли нам об этом, и вся ватага, кто был верхом — рысью, а остальные — бегом, понеслась к нему.
До 12 часов мы не могли догнать слонов. Наконец в половине первого разведчики донесли, что слоны отдыхают в тени деревьев у ближайшего ручья. Азадж отдал приказание окружить слонов, а человек 70 кавалеристов — в том числе и я, так как за неделю перед тем я купил себе привычную к охоте лошадь, понеслись галопом прямо к указанному месту.
Проскакав версты три, мы услышали вдруг крики: «Вот они» и шагах в 50 перед нами мы увидали убегающее от нас громадное стадо слонов. Их было голов сто, большие и маленькие, и вся эта красная от глины ручья масса, хлопая ушами и трясясь всем телом, высоко подняв хоботы, в панике бежала. Я выстрелил несколько раз с лошади, некоторые мои спутники тоже, но слоны скрылись, За это время носители джамби успели влезть на деревья, стоявшие посредине ручья, подоспели также и остальные пешие копьеносцы. Пытавшихся убежать на ту сторону ручья слонов завернули находившиеся там кавалеристы, кругом зажгли траву, и испуганные слоны рассыпались, как разбитый выводок куропаток.
Нигде им не было спасения. В лесу их поражали джамби, на опушке — пешие копьеносцы и мои слуги с ружьями, а чуть они пробивались дальше, мы их окружали, как рой мух, и, едва поспевая за ними по равнине, поросшей высокой травой и частыми деревьями, поражали, кто чем мог. У кого было ружье — стрелял, остальные метали копья, глубоко вонзавшиеся в тело, которые слон хоботом вынимал из ран и со злобой бросал на кого-нибудь из нас. Тот, на кого слон бросался, спасался убегая, а другие в это время отвлекали животное в сторону. От слона, если он преследует в гору, почти нельзя спастись, и я видел, как он, бросившись на скакавшего в 20 шагах от меня галласа, в мгновение ока снял его с седла хоботом, насадил себе на клык в бросил об землю, намереваясь растоптать к счастью, в это время его отвлекли другие, и он оставил свою жертву.
В другого, тоже бывшего вместе с нами, галласа он бросил большой сломанной ветвью и раздробил ему руку. Минут 5, 10, 15 преследования — и слон падал, считаясь добычей того, кто первый его ранил, и счастливый охотник спешил отрезать ему поскорей хвост, конец хобота и уши как вещественное доказательство своей победы.
Интересную картину представляло поле охоты. Кругом с треском пылала трава, в лесу шла нескончаемая стрельба и раздавались крики ужаса или победы, а весь этот гам покрывал рев и визг обезумевших от страха слонов, бросавшихся в это время то на одного, то на другого. Галласы уверяют, будто в такие минуты отчаяния слоны молятся Богу, бросая к небу песок и траву; последнее я лично видел. Только половина седьмого кончилась эта охота, которая, по правде сказать, больше была похожа на бой. Никто из нас с утра не имел во рту ни кусочка пищи, ни капли воды, из ручья же пить было невозможно, он был весь красный от крови. Но об этом не думалось.
В этот день был убит 41 слон. Пять пришлось на нашу долю (трех убил я, и двух — мои слуги). Мы потеряли пять человек убитыми: трое были раздавлены слонами, а двое погибли от наших же выстрелов.
Один был ранен, у него была раздроблена кисть правой руки. С победными песнями мы вернулись в лагерь, не чувствуя усталости; на следующий день одна часть отправилась вынимать клыки, а другая—преследовать раненых. Я исследовал, между прочим, раны, нанесенные трехлинейной винтовкой; она оказала замечательное действие. Всех моих слонов я убил ею, а одного — так одной пулей в голову.
Во вторник собрались все старики и разбирали споры о том, кто первый ранил слона. Чего только не пускалось в ход галласами, чтобы доказать свое право на слона: прибегали и к подкупам, и к хитрости.
Но азадж знал, с кем имел дело. Он выждал, пока кончившаяся провизия и наступивший за этим голод не отделит правых от неправых, и не прогадал. Я не ожидал окончания споров, так как мои слоны были бесспорными, и поспешил со своими трофеями в Лекамти. В четверг, 13 марта, в 12 часов дня, дадьязмач торжественно меня встретил, а в пятницу, 14-го, в 3 часа дня, я выступил в Адис-Абабу.
Проводы были трогательны, так как во время охоты галласы меня очень полюбили, многие из них в день охоты принесли мне в подарок свои копья, покрытые не засохшей еще кровью слонов, и это вполне бескорыстно.
С дадьязмачем Габро Егзиабеером мы обменялись подарками. Я ему подарил слоновое ружье Гра 4-го калибра, а он мне свою собственную саблю и большой буйволовый кубок...
7 предыдущих материалов этой серии Хроник:
- http://cont.ws/post/81627/
- http://cont.ws/post/84626
- http://cont.ws/post/84815
- http://cont.ws/post/89226
- http://cont.ws/post/102566
- http://cont.ws/post/113760
- http://cont.ws/post/119629
============================
Использованные источники:
- Булатович А. К. От Энтото до реки Баро. Отчёт о путешествии в юго-западные области Эфиопской империи в 1896-1897 гг. — СПб.: тип. В. Киршбаума, 1897.
- http://www.geografia.ru/bulat1.html
- http://www.newafrica.ru/digest/061002_ethi.htm
- http://www.wholewoods.co.uk/page.cfm?pageid=ww-outdoor-classrooms
- http://trevorstravels.com/i-would-like-an-ethiopian-tukul/
- http://zappelbilder.de/the-tukul/
- http://animalbox.ru/animals/afrikanskaya-civetta
- http://brevenger.livejournal.com/2675.html
- http://cluwak.com/kopi-luwak-coffee-gold-label
- http://popgun.ru/viewtopic.php?f=29&t=636740
- http://advocacy4oromia.org/home/beautiful-oromia-week/
- https://en.wikipedia.org/wiki/Oromo_people
- http://zappelbilder.de/the-party/
Оценили 5 человек
22 кармы