Преодоление украинства как возврат к человеку

Фанатик, строящий сорок лет храм в древней Палестине, средневековый монах, героический гусар 1812 года, Павка Корчагин, книжный образ советского учёного, напряжённо думающего о своём лабораторном эксперименте, забывая даже пообедать, космонавт из фантастики И. Ефремова…

Это очень разные люди, из очень разных эпох – но что-то всё же их роднит, объединяет в цивилизационной классификации…

Все эти люди пребывают в состоянии сакрального служения своему Делу (Дело при этом у разных разное, но принцип общий). Поскольку они из плоти и крови, то они должны чем-то питаться, во что-то одеваться, где-то жить. Но это их волнует в минимальной степени: гораздо меньше, чем судьба Дела, которому они фанатично служат.

Когда общество пребывает в накалённом состоянии сакрализма – главным для человека является собственно Дело, а то содержание, которое он получает за свою работу – лишь придаток, приложение к службе. Накалённый идеалом человек очень мало внимания уделяет своему потреблению, в сущности, сводя его лишь к одному: не ослабеть, а то дело делать не смогу. В остальном же фанатику безразлично, какие в его комнате обои и что давали на обед (лишь бы обед был сытным – дабы поддержать штаны).

По мере охлаждения общества сакрализм сменяется прагматизмом. Речь идёт уже не о пайке фанатика, который не замечает минимальности пайка, пока не ослаб (а зачастую и ослабнув – не замечает). Речь идёт уже о т.н. «честном заработке», когда человек, много работавший – желает и получать много, соответственно труду, по труду своему (у фанатика его труд в состоянии горения заведомо больше, чем его получка, что его совершенно не заботит).

Человеку в прагматической настройке психики понять человека предыдущего поколения уже сложновато: полнейшее равнодушие к мебели, декору, одежде, условиям быта кажется чем-то вроде слабоумия, ненормальности.

Если фанатик работал ради самой работы (а необходимость кушать воспринимал только как досадную неизбежность, иной раз оказывающуюся помехой основному занятию), то прагматик работает ради заработка. Для него уже не зарплата, а дело является досадной неизбежностью, потому что хотелось бы получить зарплату сразу, но прагматик понимает, «что так нельзя».

Так происходит психический разворот настроений: уже не содержание выплачивается ради дела, а само дело – лишь придаток к выплате содержания. Заработок цель, а работа – лишь средство. У фанатика было наоборот…

По мере дальнейшего остывания общества новому поколению становится уже непонятно и упорство прагматиков. Если дело, в сущности, ни для чего не нужно, кроме как для получения зарплаты – то почему «честные прагматики» не пытаются избавиться от дела? Почему они с воловьим тупым упорством «тянут лямку», рассуждая «как потопаешь, так и полопаешь».

Для фанатика «топать» было главным удовольствием, а «лопать» – нужно только для возможности дальше «топать». Для монаха главное – молитва, экстаз в молитве, а трапезную он посещает ненадолго, и кушает торопливо, чтобы побыстрее «отвязаться» и вернуться к главному.

Но если ты уже принял, что труд – лишь нудная неприятность на пути к потребительским удовольствиям, то практически неизбежен следующий шаг: избавится от нудной неприятности при первой же подвернувшейся возможности.

На этом этапе «честный труженик» исчезает, и появляется хищник, паразит, вор и мошенник. Причём не ситуационный воришка (как, например, голодный, укравший булку, чтобы не помереть), а метафизический, философский расхититель. Его краже предшествует философская платформа, в рамках которой паразит – есть вершина эволюции, вершина пищевой цепи, высшее звено биосферы и Вселенной.

+++

Как следует из перечисления фигур в начале статьи – цивилизация создана и поддерживается, и развивается – людьми первого психического склада, накалёнными фанатиками своего Дела. Теми, у кого душа болит за достижения человечества, а не за своё личное потребление (отчего в глазах прагматиков они выглядят весьма непрезентабельно и даже смехотворно).

Учёный, для которого открытие важнее премии и жилплощади – разумеется, более эффективен, как учёный, чем его коллега, для которого премия и жилплощадь важнее открытия. У этих людей разные центры приложения сил, разный расход энергии на дело и потребление (минимум усилий на одно, максимум усилия на другое).

Теоретически цивилизация может поддерживаться в рабочем состоянии прагматиками, которые хотят, прежде всего, «тусоваться красиво», но согласны это отрабатывать в полной мере. Теми, которые забрав кесарю кесарево, не забывают отдать и Богу божье.

Проблема в том, что прагматик с его «честным заработком» неизбежно (хотя, может, и не за одно поколение) сползает к роли «приватизатора». Нет ничего плохого в человеке, который, хорошо работая, хорошо и зарабатывает, но – динамика остывания духа такова, что долго это не продлится.

Как только заработок стал приоритетом, а сама работа – досадным осложнением на пути к нему, начинаются интеллектуальные поиски избавления от «побочных неприятностей».

Именно об этом писал Луначарский: «Как бы не создать для молодежи идеала крепкого и смышленого человека, который умеет «здорово» трудиться и хорошо жить на заработанные наличные и с улыбкой не менее «здорового» скептицизма слушать «бредни» о каких-то там общечеловеческих целях».

И хотя картина мира в большевизме неизбежно и неумолимо вела именно к такому человеку (а от него – к хищнику и паразиту) – Луначарский обречённо требовал:

«Солнце нашего идеала должно гореть над нами. Мы не можем мириться ни на каком относительном благоустройстве нашей земли. Если надо будет, мы пошлем к черту это благоустройство ради конечной цели, прежде всего — ради участия в борьбе за победу пролетариата во всем мире».

Ничего этого не случилось, да и не могло случиться (у материализма и атеизма своя логика) – но, тем не менее, исторически проигравший Луначарский верно расставил вехи в отношениях человека и его цивилизации.

+++

Если ты сам не фанатик, то говорить о правоте фанатиков – мягко выражаясь, «проблематично». Верующий человек потому так и называется, что его идеалы для него – предмет веры, а не рационального расчёта. Они важнее всего остального аксиоматически, а не методом вычислений и выгадываний выгоды.

В картине мира атеизма сказать, кто прав, а кто не прав – невозможно. Из посылки «жизнь бессмысленна» следует неумолимый вывод: «все правы». И тот, кто калеча себя, строит дорогу в будущее, и тот, кто калеча дорогу в будущее, строит себя.

Но объективно-математически понятна вторичность хищников и паразитов. Сами по себе они быть не могут. Они – только нарост на цивилизации, гриб-паразит на берёзе. Берёза без грибов вполне может расти, а вот грибы-паразиты без неё – никак.

Человек-паразит может существовать (и даже обустроить завидный быт), если он в меньшинстве. Но когда число паразитов, считающих потребительский паразитизм высшей мудростью, становится много – устои и опоры цивилизации объективно (т.е. независимо от мнения и желания людей) рушатся.

Общество, в котором труд считается уделом неудачников, в котором не-вор – «лузер» и «лох» - объективно обречено (не подумайте, что мы от ненависти к нему так говорим, мы отключили эмоции). Можно сколь угодно насмешливо относиться к фанатикам, потешаться над их узостью мышления, догматизмом, но то, что они для цивилизации необходимы и незаменимы – факт.

+++

Украинство (и вообще лимитрофия) – наиболее тяжёлая, терминальная, предсмертная стадия болезни, начатой всемирной либеральной глобализацией на дрожжах «вашингтонского консенсуса» и официально заявленного «конца истории»(!). Это когда паразитизм человека доходит до такого накала, что сам становится фанатизмом, когда халява, выраженная в долларах – превращается в «символ веры», а любые жертвы на пути к халяве – полагаются уместными.

Когда укродегенераты говорят о «вхождении в Европу» - они явно не Шекспира и Данте имеют в виду, которых им никто не мешал читать, ни в оригинале, ни в переводах. Они – что очевидно всем, включая и их самих – говорят о прорыве к корыту с тёплыми помоями, к кормушке, где они похрюкивая, станут с наслаждением потреблять материальные блага, влившись (как они мечтают) в число колонизаторов, и овладев батрачащими на них рабами «третьего мира».

Ярость и ненависть потребительского дегенерата связана с тем, что ему мешают пройти к корыту. А дегенерат рвётся туда по головам, убивает, жжёт, не различая своих и чужих (укронацизм имеет задачей убийство русских, но своих покрошил в 10 раз больше, чем русских, хотя и русских очень много). Паразиты лезут в господа, прекрасно понимая (на это у них мозгов ещё хватает), что количество господских мест весьма ограничено, и «не только лишь все» станут господами.

Схватка за господство носит зоологический характер – в рамках этой толчеи гибнет под ногами дерущихся свиней и экономика, и культура, и наука с образованием, и промышленность с транспортом, и любая инфраструктура – ибо ничего, кроме зоологического доминирования, хищнику не нужно и не интересно.

Гриб-паразит никак не помогает расти дереву, к которому прилип. Напротив, он убивает это дерево по мере своего размножения – хотя, как мы прекрасно понимаем, не ставит перед собой целью убить дерево. Он ведь и сам погибнет – если уморит донора! А потому, казалось бы, он кровно заинтересован помогать донору выжить, но мозги паразита так устроены, что он никогда не задумывается над этим. Идеал паразита – это Яйценюх, который возглавлял майдан, потом сбежал через океан, и купил в США 25 поместий (трудно сказать, зачем, видимо, просто от зоологической жадности). Для этого Яйценюх сгубил свою страну и её население, но остатки этого населения убеждены в метафизической правоте Яйценюха, и надеются, каждый – что тоже так сможет. В этом и заключается смысл жизни паразита – всех «кинуть» и с баблом сбежать подальше (и наивно думать, что там не раскулачат).

Этот звериный мотив двигал пост-советской приватизацией, он серным духом пропитал постсоветские «дерьмократии» (или демонократии?). Мотив – ради личной наживы всех «кинуть», «обуть», «запудрить мозги» - и вовремя смыться с мешком валюты…

+++

Общество, в котором подобные Яйценюху, сидят не в тюрьме, а в пантеоне национальной гордости и выступают примером для всеобщего подражания (как эталон «умеющих жить») – уже не общество, а скопище зверей, и могильщиков всех и всяческих форм цивилизации, её ЦОЖ (Цивилизованного Образа Жизни).

Смерть и Разрушение следуют за ними по пятам, потому что любое дело, порученное Яйценюху – будет утилизировано на металлолом, с продажей по дешёвке на вторсырьё и выводом средств куда подальше. Если таким поручить индустрию – то будут руины растащенных, частями распроданных заводов, если науку – то руины наукоградов, а если правопорядок – то лютая уголовщина вместо правопорядка.

Возвращение к виду «человек разумный» возможно только путём преодоления таких дегенеративных явлений, как украинство.

И тут ларчик открывается весьма просто. Если в растленном обществе всякая ценность созидания и творчества утрачена, если в его мозгах всё сведено только к жажде вознаграждения за несделанное дело (да побольше, побольше – как таблеток от жадности) – то, разумеется, чисто арифметически, наличные блага будут растащены по офшорам, а новых просто не будет произведено.

Правильно это или неправильно (попробуй возразить хищнику в рамках картины мира атеизма), умно или глупо (Яйценюх и Порошенко искренне считают себя самыми умными на свете) – но созданная цивилизацией лестница восхождения обрушится. Путь человечества свернётся в замкнутый кокон благополучия отдельных его представителей. Рельсы – на металлолом, шпалами топить печку, а как и куда после этого ехать поезду?

Лютость и кровожадность украинского нацизма, столь страшно и явно представшая сегодня перед нами, звериный оскал его – это следствие либерального растления человека, начатого «перестройкой» и до «перестройки».

Вначале человеку хочется «всё».

Потом он понимает что «всего» на всех не хватит.

И хуже того: чем больше окружающим, тем меньше ему останется.

Тогда человек, вдохновляясь вновь обретённым смыслом жизни (потребительский максимум) начинает свой прорыв в «Европу» (так он малограмотно и глупо называет максимум личного потребления, езду на «мерсах»).

В ходе этого прорыва личности к потребительскому максимуму исчезает всякое понятие о преступлении. Понятно, что не в один день, а как бы методом эрозии, выветривания. Вначале становятся «в законе» - взятка, мошенничество, подлог. Перестают восприниматься преступными хищения денег или материальных активов. Потом от апологии воровства растленное общество переходит к апологии убийства.

- Если это нужно для того, чтобы я прошёл в Европу и пил каву в Венской опере – то, значит, это оправдано и допустимо!

- Был бы другой путь – утешает себя потреблядь – сходил бы другим путём. Но нет другого пути. Вот доллары – а вот детские скальпы. Больше мне долларов ни за что не предлагают. Если бы доллары давали за «очко» - охотно бы предоставил его богатым пидорам (что периодически и случается у «везунчиков» потреблядства) – но богатых пидоров мало, да и внешние данные не у всех продажных подиумные. Значит, детские скальпы! Мне, может, это и не очень нравится, но мне баксы нужны, баксы, чтобы в Европу, в Европу… Любой ценой… Себя не жалею – неужто других пожалею?!

Чудовищное насилие и запредельный уровень чисто-уголовного террора по итогам либеральной «демократизации» - именно отсюда, из этого мотива.

Постепенно «евро-ориентированная» потреблядь начинает ловить кайф, и в содомии, и в садизме. Чтобы что-то делать хорошо – нужно любить то, что делаешь.

Те потребляди, которым «повезло» востребоваться богатыми пидорами – начинают всячески украшать себя, подыгрывая моде и вкусам спонсора, превращаясь в Кончиту Вурст. А большинство, невостребованное через очко – кайфует от садизма.

Если говорить научно, то опьянение кровью, например, у хорьков или волков – вызвано рефлекторной дугой сигнальной системы. Запах крови всегда предшествует сытости, и постепенно срастается с ощущением сытости, даже способен замещать удовольствие от сытости. Хорёк в курятнике убивает всех кур, хотя ему явно не съесть и не утащить столько пищи. Но ему приятен сам процесс – потому что в голове хорька процесс убийства сросся с предвкушением блаженства сытости.

Точно таким же путём развивался и садизм укродегенератов. Вначале хотелось «в Европу», то есть в потребительскую халяву. Но туда не всех берут – и нужно «заслужить». Предложили путь: убивать. И в итоге запах крови стал ассоциироваться у дегенерата с потребительской халявой евробогача, сросся в восприятии с долларами и евро, а потом, у многих, даже и вытеснил мечту о халяве. Превратился, как это случается с садистами, в самоцель и самоценность.

Матёрому садисту уже и деньги не нужны. Это он начинал (может быть) свои жестокости, надеясь денег вышибить, из жертв, или за жертвы. А потом втянулся, увлёкся, и забыл, зачем начал, мол, и так кайф!

+++

Именно на этой стадии сегодня мы и застаём укродегенерата, могильщика всей цивилизации (а не только русских). Забыта уже и Европа, в примитивном понимании паразита сводившаяся к подарочной карте парижского супермаркета. Остался только «бодрящий» запах крови, возбуждающий садистов как наркотик и вместе с наркотиками.

В полной мере и во всём ужасе сформировано антиобщество-кадавр, имеющее свойство расширятся, втягивая в себя новые и новые слои, подобно метастазам раковой опухоли. Это антиобщество уничтожает всё, кроме себя, всё, несогласное с ним, или даже просто постороннее для него – а само зоологически узко.

Оно не включает в себя не только какого-то культурного надзоологического пласта – но даже и потребности в таковом. Оно не нуждается ни в чтении, ни в письменности, ни даже в азах рациональной логики – биологических примитивных инстинктов ему вполне достаточно.

Это антиобщество-могильщик не только неспособно к развитию, прогрессу, но и органически приспособлено бороться с развитием, пресекать его, выкорчёвывать, как сорняк. Оно и само не нуждается ни в какой культуре, и другим не даст ею «баловаться».

Потому что (и, кстати, не без оснований) полагает даже самую отвлечённую и абстрактную культуру для себя опасной, просто в силу её утончённости, которой претит зоологическая грубость бандеровщины. Культурный человек протестует против фашизма даже не в форме протеста, а просто собственным обликом и формами мышления: там вежливость, там деликатность, там неоднозначность – задумался, там в дискуссию втянулся, вместо того, чтобы сразу кастетом по зубам возражающему… Так, по капле, по крошке – весь фашизм и растерял!

Антиобщество не только не в состоянии выйти из животности, но и наоборот, всё ориентировано на углубление в её дремучие первородные глубины, в отношения мезозойских болот. Для выхода из состояния ящера у бандеровщины нет ни средств, ни желания – оно не только не в состоянии, но и остро-эмоционально не хочет оттуда выходить. И сильно сердится, когда начинают вытаскивать…

+++

Цивилизация – говорят у нас в Уфе – бабушкин клубок. Как её люди смотали – так и размотать можно, откручивая в обратном порядке. Вначале удаляя верхние слои, подбираясь к ядру смыслов, а потом расщепив уже и ядро, всё сведя к простейшему инстинктивному биологизму (и видя в этом «естество», «правильное отношение к жизни», «борьбу с мракобесием и ханжеством» и т.п.).

Но в основе процесса разматывания, расщепления – лежит стремление к вознаграждению за несделанное дело, ненависть к делу, как к ненужному посреднику между потребителем и деньгами.

- У меня есть цель – говорит потреблядь – нажраться. И самый лучший вариант – сразу это сделать. Но жестокая жизнь заставляет топать до пункта жратвы, и нужно хорошенько подумать – как сократить путь. В идеале вообще его убрав. Как получать всё больше и больше, а делать для этого всё меньше и меньше?

Вся колоссальная сила науки и разума обрушивается на этот вопрос – потому что для паразита он главный, а науке безразлично, какой вопрос решать, она суть метод, а не цель. И наука послушно выдаёт всё более и более страшное оружие для террора, всё более и более совершенные средства зомбирования окружающих, всё более и более тонкие инструменты обмана, эффективные в руках мошенников…

В итоге паразит, разрастаясь, и не зная границ в своём разрастании – убивает донора, высасывая его. Ведь те, кто сегодня зверствует в гипермасштабах – начинали в 80-х с мелких кооперативных мошенничеств, с крышевания ларьков на вокзалах, с мелкого рэкета на уровне микроэкономики, и тогда вряд ли предполагали, что криминальный путь возведёт их в полководцы и организаторы континентальных геноцидов.

Вначале мафия подминает под себя улицу, потом городок районного значения, потом – если повезёт – то большой город. Дальше, ломая и убивая себе подобных, вырастает во власть над целой страной. По сути, для мафии не меняется ничего, кроме масштабов: раньше воровали по мелочи, теперь – миллиардами, раньше гробили маленький заводик – теперь целые отрасли. Паразит растёт – и цивилизация со всеми её (несомненно, затратными) институтами – его пища.

Нельзя спасти цивилизацию ни целиком, ни по частям, не срезав паразита, не подавив его роста. Нет такого ответвления цивилизации, будь то поэзия, астрономия или музыка, законность или мораль, школа или эстетика, да что угодно ни возьми (включая не только письменность, но даже и членораздельную речь, простейшую бытовую гигиену) – которое паразит не лишил бы средств к существованию, жадно пожирая всё вокруг себя.

Совершенно очевидно, что у дегенерата, отказавшегося от созидания и творчества (и даже не ситуационно, а по принципиальным соображениям, не просто забыв про них, а ненавидя их!) – структура потребностей деградирует.

Любые сложные занятия выбывают из его обихода просто по причине их сложности, а идеал человека для либералов мы видим по настряпанным либералами комедиям: животное с исключительно низшими потребностями.

Постепенно всё, в чём цивилизация поднялась над зоологией – становится дегенерату ненужным и невостребованным. Оно уничтожается – отчасти с ненавистью, отчасти с корыстной целью (разобрать и продать), отчасти же (и чаще всего) – просто по причине банального забвения.

Дегенерат не всегда выносит сознательно смертный приговор, например, литературе: он просто однажды перестал читать, и через это вывел её за грань своего бытия, как планету Плутон. Где-то Плутон, может быть, и вращается, и я даже не против – но какое мне дело до него, а ему до меня?!

Иногда дегенераты физически убивают культуру, но чаще она просто задыхается «своей смертью» от их непроходимой, зоологической тупости и узости интересов.

+++

Луначарский говорил об опасности идеала для молодёжи того, кто хорошо зарабатывает, хорошо работая, и больше ни к чему не стремится. Но мы же с вами, читатель, видим, что этот идеал – ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ! И как к нему не относись – долго он существовать не может. Если к заработку придатком следует труд, то он утомляет, и неизбежен вопрос: зачем он в ногах мешается? Хорошо зарабатывать, хорошо работая – межеумочная позиция: отсекаем лишнее, и остаётся только «хорошо зарабатывать».

Отсюда и вытекают «кружевные трусики и в Европу», т.е. символ веры укродегенерата, несчастной жертвы затянувшейся «перестройки». Для нас, счастливцев, она кончилась, только покалечив душу. Для тех, кто остался по ту сторону ельцинских границ – она не кончалась, и душу убила насмерть…

У потребляди, как вершины мироздания по версии либеральной философии – свои критерии деятельности: доходность и лёгкость. Никакие моральные и рациональные ограничители сюда не входят. Если получается легко и быстро получить много денег – то уже неважно, за шутовство ли их платят или за проституцию, за убийство или террор, за утилизацию памятников культуры, непоправимый вред экологии и т.п.

В умеренных формах евролиберализма человек хотя бы отчасти держит себя в руках и некоторые берега видит. Но когда евролиберализм доходит до украинской терминальной стадии распада личности – все берега пропадают, всё становится безразмерным: и террор, и цинизм, и хищения, и предательство, и клоунство, и проституция любых содомских форм.

Возврат к человеку в том виде, в каком его видит история человечества – возможен только через преодоление украинизма и ему подобных психических извращений. Иначе наступит мечта Фукуямы – «конец истории», о которой он очень печалился, что она запаздывает. Он ждал конца уже в 90-х, но технически не получилось, тянется и тянется…

А что такое «конец истории»? Только псевдоним.

Имеется в виду – прекращение разумных форм бытия, погружение, посредством «либерализации» всего живого в полностью животное существование, «естественное» для миллиардов лет якобы-эволюции.

И это не просто грань – это обрыв в бездну.

И мы с либеральными игрищами в содом и фашизм – подошли совсем близко к этому обрыву.

А кое-кто, как украинцы – уже сорвался и упал туда, во мглу мезозоя.

Туда им и дорога – но давайте за ними не последуем!

Николай Выхин, команда ЭиМ