Эволюция (часть 8)

часть 7

Назойливый шум в голове так и не рассосался.

— Я подозреваю, что это сказывается твой примитивный коммуникатор. Как я тебе уже говорил, все гектоны объединены информационным полем. И вот его действие и проявляется у тебя в голове в виде перманентного шума, — доходчиво предположил Гека.

— А у тебя как оно проявляется?

— Безграничным океаном информации. Например, если кто-то сейчас принимает пищу, я могу, при желании, вместе с ним зрить и само блюдо, и ощущать все вкусовые нюансы.

— А что за интерес наблюдать, как кто-то ест?

Рептилоид пожал плечами:

— Ну, я же не говорю, что только и делаю, что наблюдаю за чужим пищепотреблением, просто всегда имеется такая возможность, если канал открыт. А у вас разве не так?

— Нет. У нас культ индивидуальности. Каждый старается максимально изолироваться в своем жилище. Чем реже появляешься в общественных местах, тем лучше.

— Какая архаичная отсталость! — поразился Гека. — С этими пережитками пещерного периода развития гектонов у нас давно покончено. Вы же, как моллюски, что навечно заперты в своих раковинах. Одиночество ваш удел...

— Мой дом, моя крепость, — единственное, что я нашел возразить общественно ориентированному рептилоиду. — Да, и насчет пещеры, не согласен. Я пожил в общественной пещере и имею представление о царящих там порядках, так сказать, из первых рук. В отличие от некоторых...

Сделал многозначительную паузу и продолжил:

— Цивилизованность определяется степенью защищенности любой индивидуальности, как ценности самой в себе.

— А как быть с асоциальным поведением?

— Не понял...

— Любое общество может устойчиво функционировать продолжительное время лишь при условии соблюдения всеми его членами условий коллективного договора. Но всегда есть малая часть, которая отказывается, по различным причинам, придерживаться любых ограничений. Преступники, больные психически, просто неудачно регенерировшие на голову... Как быть с ними? Как вовремя изолировать их тлетворное влияние на здоровые организмы.

— У нас этим занимается полиция, но после совершения соответствующего проступка.

— У нас нет проступков. И полиции нет. Настройки информационного поля таковы, что просто-напросто не позволяют подключенному к нему думать асоциально. Мне, например, даже мысль о совершении чего-то недостойного в голову прийти не сможет. Вот она высшая свобода личности — не запрещать или наказывать, а создать условия, чтобы лишить способности даже измыслить...

— А кто руководит настройками поля?

— Они формируются автоматически, исходя из предпочтений подключенного большинства.

— Хм-м-м, — что-то мне мало нравилась такая «свобода». Я бы предпочел хранить свою индивидуальность на отдельном, изолированном сервере, и желательно только в своей голове. — Но кто-то же извне контролирует сам процесс?

— Конечно. И ты видел руководителя этого важного государственного органа — Мада-Кве-Тор. Он руководил делегацией по встрече собрата по разуму...

— Гека, можно походить по улицам города? Так сказать, слиться с толпой... — Мне захотелось прошвырнуться меж обычных обывателей, почувствовать, чем дышит простой люд.

В номере, выделенном «брату» гектонов по разуму, мы проживали совместно с Кра. Она в своей комнате, я в своей. Правда, почивать ей приходилось на коврике перед теплой каменной тумбой для релаксации. Рептилоидная кроватка её ни в какой позе не вмещала. Даже мне приходилось постоянно упираться ногами в поножи и головой в полочку для страшноватого вида вазы. Что уж говорить о совсем немаленькой представительнице племени бухту. Но для Кра и коврик в личной комнате был за счастье. Она еще не забыла всех «прелестей» пещерного быта.

— Конечно, — Гека был краток.

Город изнутри представал законченным произведением искусства — ничего лишнего, все гармонично и там где надо. Высеченные из камня здания, плавно перетекающие из одного фасада в другой; прямые, как стрелы, улицы; и даже небольшие группки целеустремленно вышагивающих щуплых гектонов. Их четкий строй, в колонну по одному или более, законченным штрихом подчеркивал строгую внеземную красоту города рептилоидов. И даже довольно убогие наряды уже не вызывали удивления. Как-то попривык к повсеместным мешковидным одеяниям.

Следовавшая за мною Кра на фоне всеобщего единообразия выделялась мощным телосложением, высоким ростом и зверским выражением лица. А когда пыталась улыбаться встречным прохожим, некоторые, особо впечатлительные, падали в обморок.

— Гека, почему у вас все ходят строем? Мне на ум сразу же анекдот приходит...

— Что такое анекдот? — заинтересовался рептилоид устным творчеством землян.

— Ну-у-у... В общем, короткий рассказ... Смешной... Нравоучительный.

— Поведай. Интересно. У нас нет коротких нравоучительных рассказов. Только длинные.

— Ага...

И я ему рассказал про военного, удивившегося, отчего умные студенты строем не ходят... Правда, на Чуккуме умные рептилоиды, как раз все и ходили строем. Может анекдотичный военный не так уж и был неправ. Как оказалось...

— А в чем нравоучение? — удивленно спросил Гека.

И тут я задумался. Говорить, что это смешно, показалось как-то неудобно, ввиду повсеместного использования на Чуккуме армейского строя для гармонизации пешеходного движения.

— На Земле, таким образом передвигаются только военные. А гражданские ходят, как бог на душу положит.

— Хаотично?

— Можно и так сказать.

— И в чем высший смысл?

— А должен быть?

— Конечно. Жизнь любого гражданина должна быть подчинена высшей цели.

— Как способ передвижения по тротуарам может служить высшей цели?

— Элементарно. Хаос в движении это отражение хаоса в мыслях, а хаос в мыслях ведет к бесполезной трате духовной энергии, которой может не хватить на достижение высших целей. Все взаимосвязано — хаос в мыслях гражданина порождает хаос в поступках и, в свою очередь, хаос в поступках индивида ведет к хаосу в мыслях окружающих. Цепная реакция с легко прогнозируемым окончательным ба-бах-ом. Как-то так...

Я задумался. В витиеватых пояснениях Геки содержался некий сакральный смысл. Или... Не содержался?

Когда мимо четким строевым шагом прошествовала колонна мелких гектонов, наверное детсадовские шли в кино или куда там ходят рептилоиды, я кивнул на них Геке:

— Вы даже детей заставляете так передвигаться?

— Никто никого не заставляет.

— Но почему...

— Настройки, — Гека постучал пальцем по своему черепу. — Гектон просто не способен, находясь в общем поле, мыслить иначе.

И тут я понял, что наша группа из трех индивидов так же шагает колонной по одному — Гека впереди, я за ним, а замыкающим малышка Кра. Попытался нарушить гармонию армейского строя и... Не смог. Неведомая сила буквально не давала сделать ни шага влево, ни шага вправо. Вот же... Оставалось только радоваться кристальной чистоте своих помыслов, сгармонизированных общим полем гектонов, ослепительно зияющих...

— Гека, слушай. Ты обещал ознакомить с вашим искусством, — мне, как человеку неким образом причастному к мольберту и краскам, хотелось посмотреть на шедевры местного творчества художников.

— Нет ничего проще. — Рептилоид пожал хлюпенькими плечиками. — Направь ментальный запрос в картотеку. Кодовые образы — искусство, картина, художник.

Я последовал довольно расплывчатым указаниям. И незамедлительно начал тонуть в бездонном океане нахлынувших, словно из ниоткуда, образов... Чего тут только не было! Просто нескончаемый поток. Напоминало барахтанье в открытом море, где каждая капелька — это некий ментальный образ. И ладно бы, высокохудожественного произведения искусства.... А тут все вперемешку — и довольно приличные шедевры, и откровенный шлак с помоями. Некоторое время пришлось потратить, отбиваясь от настойчивых нападок низкопробной халтуры. Коей оказалось значительно превосходящее количество...

Когда же немного поднаторел определять, какая из капель это картина, стоящая внимания, и выхватывать ее из общего струящегося потока, и разворачивать для восприятия, через некоторое время понял, что процесс перехвата и разворачивания гораздо увлекательнее, чем содержимое итогового образа. Сама получаемая ментальная картинка ни шла ни в какое сравнение с эмоциональным воздействием качественно выполненного сюжетного полотна на настоящем холсте. Даже не знаю на каком этапе терялся тот самый оживляж — все казалось плоским и неживым. Не сказать, что профессиональное мастерство местных художников хромало. Нет. Оно-то было на весьма приемлемом уровне, но... Возможно, виновато до зевоты однообразие — схожие сюжеты, стандартные композиции, узнаваемые цветовые гаммы. И если приторное изобилие зеленого еще объяснялось подсознательной близостью к растительному покрову праящерицы, то полное отсутствие воображения в создании сюжетов удивляло. Видимо, стоило какому-то рептилоиду создать более-менее новаторское изображение, как налетали стаи подражателей и своими клонированиями топили хорошую идею в океане копий.

В общем, скучно девочки. Создавалось впечатление, что все это бескрайнее многообразие наплодил один единственный творец, разве что меняя при этом руку для достижения неких незначительных вариаций. И даже Кра, каким-то образом сумевшая подключиться к архиву, довольно быстро потеряла к нему интерес.

— Ну, как? — настойчиво вопрошал Гека, ожидая неуемных восхищений и восторгов.

Мне же не хотелось обижать гостеприимного хозяина, но неожиданно подала голос малышка Кра.

— Кху-пи, кх-оразд. О-о-о, как си-илно кх-оразд. А эн-фо, фу-у! Бэ-е-е... — безапелляционно выразила свое первобытно наивное мнение.

Воспринимать ментальные передачи она уже научилась довольно неплохо, но вот использовать сознание в обратную сторону для отправки своих убогих мыслей ни в какую не желала. Возможно, совсем недавно обретя устную речь, не хотела с ней так быстро расставаться. Все-таки приобщаться к многочисленным достижениям цивилизации ей еще только предстояло.

И что интересно — образцами для оценки уровня мастерства просмотренных шедевров у нее были только мои наскальные «произведения» в пещере. Правда, единственное, что там действительно стоило хоть какого-то внимания — это моя картина «Ночной дозор».

— Кху-пи и-исовал, о-о-о! О, как и-исовал! — Кра, как могла, попыталась передать рептилоиду незабываемое впечатление от картины выхода Больших Кра из пещеры на битву с племенем игли, — Бох-ши Кра, у-у-у-у! Игли, ме-е-е...

И тут я был с ней полностью согласен — и сюжет, и композиция стоили восхищения. Правда, это более относилось к Рембранту, но я тактично промолчал об его соавторском участии в создании «Ночного дозора». Как говорится, ему уже давно все равно, а мне льстило неподдельное восхищение малышки Кра. А что еще нужно настоящему художнику, как не почитание толпы?

— О чем это она? — надменно вопросил Гека.

Не заморачиваясь угрызениями совести в плагиате, я воспроизвел ментально гениальное произведение Рембранта. Единственно, вместо девочки с курицей подставил малютку Кра. Гордость творца не позволяла стопроцентно клонировать картину. Правда, пришлось немного приплюснуть малышку, иначе своими габаритами она загораживала прочих низкопрофильных участников процессии.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул рептилоид.

И я надулся от гордости — все-таки настоящее искусство доступно для понимания в любом закутке нашей Галактики...

— Это обязательно надо демонстрировать! — не унимался Гека.

А что? Я совсем не против заслуженной славы и на Чуккуме.

Когда мы с Гекой вошли в каменный атриум, кругом, как оказалось, уже толпились тысячи гектонов. Я даже слегка опешил от такого наплыва. Даже не ожидал, что заявленная рептилоидом демонстрация «моих» картин вызовет такой ажиотаж.

— Чего это они? А? — ошарашенно спросил у Геки.

— Я слил образ твоего Дозора в сеть. Теперь они хотят его узреть непосредственно от творца.

— Да-а-а? — Чем-то напомнило мои вечерние концерты в пещере...

И одним Дозором, пожалуй, тут было не отделаться. Это вам не примитивное — «Тра-та-та. Тра-та-та. Мы везем с собой кота...». Хотя... Я ведь еще до земной музыкальной поп-индустрии не добрался — куда там супротив нее незатейливым ритмам Десятой симфонии обретения мозгов первым гектоном...

Волновался я напрасно. Как оказалось, ментально демонстрировать картины даже проще, чем их вживую рисовать. Достаточно иметь более-менее развитое воображение. Ну и, конечно, достойный первоисточник, коих у меня в памяти имелось невпроворот. Гектоны буквально визжали, когда очередной шедевр земного изобразительного искусства проявлялся в ментальном поле Чуккума. Но, стоит признать, все-таки нарисованные картины имели гораздо более детальную проработку. Воображение вещь такая, охватывать все полотно, включая цветопередачу, дело непростое.

— Гека, где у вас красками можно разжиться? — спросил у рептилоида по случаю.

— Зачем тебе? — не уловил моего замысла Гека.

— Хочу картину нарисовать, чтобы все увидели насколько это красивее и познавательнее будет.

— Брось. И так неплохо.

— Не хватает проработки деталей, цветовая гамма плавает...

— Это, просто, ты неправильно создаешь образы. Достаточно уделить толику внимания какой-нибудь мелкой детали, и она навсегда останется в ментальном поле. Поэтому можешь прорабатывать картину хоть до атомарного уровня.

— Да-а-а?

А я то, дурак, давал только общие планы. Но, как говориться, на унылом гектоновском безрыбье и колбаса — рыба.

Но мысль продемонстрировать рептилоидам настоящую картину, коих у них давно днем с огнем не сыщешь, не оставляла. Эта идея привязалась, словно назойливый комар, что вертится вокруг в темноте ночи. И в поисках нужных минералов я упросил Геку сопроводить меня в дикие, не освоенные пещеры. А малышка Кра увязалась вслед.

Часть пути мы проехали на местном аналоге электромобиля. Затем пошли пешком, как пояснил Гека, мобилям дальше путь был заказан. 

Пеший переход не успел стать утомительным, как привычный город гектонов сам собою закончился — отчетливая граница перехода прошла прямо по фасадам выдолбленных в камне зданий. Словно с определенного времени архитектурное искусство превратилось в банальное ремесленничество, утеряв индивидуальность и изначальную суть творчества. Этакая внезапная кастрация.

— Что за страшное событие произошло некогда здесь? — не удержавшись, задал рептилоиду вопрос.

— Мы вошли на территорию, освоенную гектонами задолго до единения в общем информационном поле.

— Не понял. Это что, по этой вот границе проходит разделение времени на до и после?

— Ага. Темные времена индивидуализма, когда каждый пребывал запертым один на один со своим эго, и наше время свободы в коллективном разуме.

Кхм. Однако на вид все представлялось не так радужно, как прозвучало в интерпретации Геки. Старые здания, казалось, сохраняли в себе саму душу творивших их архитекторов и камнерезов, что полностью исчезло впоследствии. Просто превратившись в однообразные коробы. Впрочем, как и одежда рептилоидов. Что-то общее объединяло эти разные сферы деятельности изощренного гектоновского разума.

— А почему сейчас здесь никто не живет? — спросил некоторое время спустя, когда обнаружил, что здания, казалось бы, еще вполне себе функциональные, стоят заброшенными.

Но Гека шел молча, не реагируя на мой вопрос. Искусственное освещение, наполнявшее городскую пещеру, постепенно начало тускнеть, и вскоре пришлось зажечь фонарики, заблаговременно позаимствованные у рептилоида.