Современное общество приматов: когда человек, наконец, преодолеет эту стадию

Фрэнсис Фокуяма, американский политолог и футуролог, когда-то написал вслед за очерком "Конец истории?" свою знаменитую книгу "Конец истории и последний человек". Как и всякий бестселлер, написанный в нужном месте и в нужный час, книгу оценили по достоинству. Были в ответ и восторг публики, были и оппоненты, которые с плотоядным наслаждением растерзали эту книгу: ведь невозможно доказывать приоритет какой-то одной идеи как главной, не упуская при этом неудобные факты и не извращая суть учений на которые опираешься.

Фокуяма в своих поисках истины (нашел! нашел!) опирался на Гегеля, Маркса и особенно Александра Кожева (Кожевникова), незаурядного русского философа, известного интерпретатора наследия Гегеля, оказавшегося колоссальное влияние на французскую, западноевропейскую политическую культуру и культуру вообще. Собственно жажда признания и конец истории - это идеи Кожева. Кожев интерпретировал Гегеля, Фокуяма пообтесал того и другого, а заодно и Карла Маркса. 

Но обещанный конец истории не состоялся... И неугомонный политолог и футуролог продолжил свое восхождение по весям либеральной мысли.

Впоследствии он озаботился еще и влиянием на развитие общества биотехнологий, способных или не способных оказать существенное влияние на природу человека. Как развитие либеральной демократии может повлиять на развитие генетики, вбирающей в себя достижения биотехнологий, реальные и мнимые? 

Там ("Наше постчеловеческое будущее") он балансирует между правыми консерваторами, приверженными природным различиям между людьми в плане интеллекта и левыми которые "не могут смириться с мыслью, что природа ставит границы поискам социальной справедливости" и что "существуют естественные различия между группами людей".

Сам Фокуяма по прошествии лет отрицал то, что он предсказал конец истории, искусства и философии и утверждал, что торжество либеральной демократии означает ее безальтернативность как идеи вообще, а не некий конец определенного периода развития и начало нового.

Однако "Конец истории и последний человек?" нельзя просто так отбросить и теперь. Слишком ошеломляющим был успех. Эта книга провозглашала безальтернативность свободного рынка, либеральной модели экономики и спасительную миссию частной собственности, лишний раз подчеркивая ее бессмертную, священную суть.

Что с того, что либеральная модель рынка - это не более чем пропагандистский ход, так как свободного рынка без всякого регулирования никогда не существовало в природе, а существовал он только в странах периферии, где правительствам Центра удавалось опять же насильственно, с помощью политических механизмов навязывать эту модель - что собственно и есть неоколониализм.

Но эта замечательная книга внушала владельцам частной собственности спасительную идею бессмертия этой собственности, лишний раз подчеркивая ее священную суть. Ведь "коммунизм" не состоялся и теперь является не более чем анахронизмом:

"Коммунисты оказались в незавидной позиции защитников старого реакционного общественного порядка, время которого давным-давно миновало, - вроде монархий, которые сумели сохраниться в двадцатом веке".

Поэтому "Конец истории..." в свое время и был с восторгом встречен американскими неоконами и коммерческими кругами. Она убеждала их в том, что самое главное - тот привычный общественный порядок является самым лучшим, самым рациональным, а раз это так, то нет больше никакой опасности со стороны других идей. Это нелегко забыть.

Впрочем, значение работ Фокуямы не в том, что он подвел черту под уже свершившимся фактом крушения альтернативы западной либеральной демократии со стороны стран социалистического блока (книга вышла в 1992 году), а в том, что он четко определил суть самой либеральной демократии. Это не что иное как "просвещенный эгоизм", где в условиях свободного рынка индивид должен забыть об интересах других, заниматься собственными делами и таким опосредованным образом приносить пользу обществу в целом и способствовать его развитию.

В этом не было ничего нового. Вся буржуазная мораль по мере зарождения и укрепления, еще с 16 века, базировалась на принципе наживы, на эксплуатации, на забвении интересов не только наемного труда, но и всех окружающих людей, кроме выгод самого индивида. А посредством идеологии протестантских сект, особенно в США, даже примирялась и служила вроде бы именно развитию общества в целом и повышению его благосостояния.

Хотя нет никакого секрета в том, что хваленая буржуазная демократия и свобода проистекают из невнимательности самого буржуазного класса ко всему, что не касается собственно капитала и прибылей, или не касается его даже напрямую просто - ты можешь болтать и писать, что угодно, можешь "критиковать капитализм", но не трогай нажитое непосильным трудом... И любой самый живодерский диктаторский режим, который лелеет и поддерживает частную собственность и эксплуатацию наемного труда частным капиталом не будет считаться таковым.

"Тоталитарное государство, допускающее существование
обширного частного сектора, по определению больше не
является тоталитарным".

Частная собственность - по Фокуяме - необходимое условие появления гражданского общества, и развития "гражданских свобод".

Частная собственность базируется на эгоизме. Что такое вообще эгоизм или "просвещенный эгоизм" гражданского общества?

Главная функция эгоизма - воспроизводство ячейки капиталистического общества - атомизированного индивида. Из этих атомов оно и состоит или должно состоять в идеале. От степени атомизированности зависит его устойчивость в периоды кризисов. Если на помойке за городом скопилось слишком много бездомных, тебе на это должно быть наплевать, и их жизнь должна волновать тебя только в смысле собственной безопасности и сохранности имущества. И для каждого бездомного мир должен быть ограничен собственной судьбой и не распространяться на причины и следствия в масштабе всего общества, страны, мира... Если сосед запутался в долгах и сиганул вниз с крыши дома - это его личное дело, нет никаких признаков того, что такое может случиться и с тобой тоже - и, тем более, что во всем этом есть какая-то система и общая логика, которую надо понять...

"Самооценка - это, конечно, сверхсовременное психологическое понятие, о котором американцам все время говорят, что ее надо больше" 

Пишет Фокуяма в книге "Наше постчеловеческое будущее". Что самое интересное - ранее "(Конец истории...") он уверенно утверждал, что наоборот при социализме индивид атомизирован и загнан правительственным диктатом в свою оболочку.

Опираясь и на Платона и на экономиста Роберта Франка, он опять говорит о жажде признания как необходимом условии развития общества.

Это не только экономические выгоды, но и желание статуса. Поправляя Гегеля Фокуяма пишет ("Наше постчеловеческое будущее"), что в глубине жажды признания лежит биологическая основа, общая для всех животных. Это стремление многих животных занимать лидирующее положение. И приводит в пример горилл и шимпанзе, у которых процесс борьбы за статус в иерархии подчинения и господства имеет биологическую основу - ведь это связано с уровнем серотонина в мозгу у всех - и человека и животного.

Эта борьба укрепляет иерархическое мышление и строит вертикальную иерархию общества, которая только прикрывается демократией. Такое мышление не позволяет понять, что работодатель и наемный труженик, "хозяин" и "холоп" - это не нормально, это дань прошлому, а не необходимость настоящего. И уж тем более будущего.

При капитализме все еще сохраняется иерархия как и у стадных животных - богатый класс, средний класс, бедные и нищие. Классовая структура общества - это и есть иерархия.

Самооценка в работе Фокуямы связана как раз с этой, так называемой жаждой признания - сначала это движущая сила истории и биологическая основа существования вообще как таковая. 

Но потом, ближе к современности, и бедный политолог уже этого не осознает, это становится тормозом - так как конкуренция, стремление залезть наверх по головам - это животное качество, а не человеческое.

Эта "жажда признания" не нова. У Торстейна Веблена, американского экономиста и социолога есть очень хорошая работа - "Теория праздного класса", где ученый определяет это качество, как связанное с демонстративным потреблением и жаждой приобретения/повышения статуса. Веблен говорит об "архаичном темпераменте хищнического типа" и "завистническом сопоставлении" как борьбе за первенство и двигателе развития общества в более или уже менее примитивные времена близкие к его времени (началу 20 века), о хищнической культуре как системе, основанной на борьбе за статус.

Хитрость, коварство, жестокость, крайний эгоизм - вот те архаичные черты "успешных людей" (от феодала и корсара до современного крупного акционера или брокера), то есть те, в ком жажда признания приобрела завершенные черты, которые позволили прорваться наверх по головам конкурентов. Но Веблен видит такие архаичные черты такими как они есть, в отличие от Фокуямы, и он к ним совершенно беспощаден:

"Хитрый человек, можно заметить, не представляет для общности никакой экономической ценности - разве что при достижении мошеннических целей в сношении с другими общностями. Он не имеет своей целью содействие жизненному процессу всей общности. В лучшем случае его функцией в ее прямом экономическом значении является превращение экономической сущности коллектива в продукт, чуждый процессу коллективной жизни, - почти по аналогии с тем, что в медицине было бы названо доброкачественной опухолью, но при этом с некоторой тенденцией к переходу той неопределенной границы, которая отделяет доброкачественные опухоли от злокачественных.

Хищнический нрав или хищническая духовная позиция включает в себя две варварские черты: злобность и коварство. Они являются выражениями чисто эгоистического склада ума. Они обе чрезвычайно полезны в целях получения личных выгод в жизни индивидом, заботящимся о достижении завистнического успеха. И та и другая обладают также большой "эстетической ценностью" <в глазах завистливых собратьев>. И та и другая воспитаны денежной культурой. Но для коллективной жизни с ее задачами ни та ни другая не представляют собой никакой пользы".

И еще:

"Напряженное самоутверждение на фоне неравенства отнимает все силы индивида; он направляет все свои усилия на достижение исключительно одних только своих завистнических целей и постепенно становится все более эгоистичным."

Френсис Фокуяма, как футуролог, любит думать и писать о будущем, угадывать его очертания. Но как всякий почти либерал, он стремится пролезть туда все с тем же карманом, набитым золотом, с интеллектом и отношением к жизни испанского жадного конкистадора, готового ради бабла извести половину населения Центральной Америки. Не замечая этого, конечно, сам.

Все американские современные антиутопии очень хорошо показывают такое будущее. Там отношения остаются такими же как сейчас. Основой их является денежный интерес и животный эгоизм будь то "корпорации" или отдельного атома-индивида. Эти фильмы и книги предупреждают о таком повороте истории, но не говорят о том, что такое будущее просто невозможно, как невозможно долго ходить в зимней шубе в Аравийской пустыне в 40-градусном пекле.

Но Фокуяма не унимается:

"Обычным и морально приемлемым способом преодоления низкой самооценки является борьба с собой и с другими, усердная работа, принесение каких-то весьма ощутимых жертв, в результате человек поднимается наверх и это признается другими". 

Итак капитализм держится на эгоизме. Эгоизм же есть очеловеченное животное начало, более или менее замаскированное всякими фондами и шмондами, сладкими речами политиков и болтовней журналистов.

И здесь уже не важно какая демократия сейчас на дворе - если человек в обществе не преодолел свое животное начало, то это не общество, как таковое, а стая, табун, стадо, там где серотонин - это не основание борьбы за то, чтобы приносить пользу человечеству и получать свою долю общественного признания и одобрения (а ведь это тоже борьба за статус - только по настоящему цивилизованная), а шкурный интерес.

Маркс считал всю историю, внутри потока которой и мы сейчас находимся - предысторией. И не зря.

Представители животного мира по существу лишены исторического чувства или понимания, они не развивается, а если и развивается, то только как объект, на котором проводит эволюционные эксперименты природа, а не как субъект, делатель, творец. Чтобы стать по настоящему творцом истории человек должен стать человеком, освободиться от животного начала, победить (или облагородить) инстинкты. А это невозможно без облагораживания самого важного инстинкта, опоры всех остальных - инстинкта статуса в стаде, на который опираются все остальные - в том числе и инстинкт накопления материальных благ в ущерб другим представителям своего вида, особой, неуемной захапистости - сублимированный инстинкт волосатого или чешуйчатого хищника...

Этот инстинкт поддерживает частная собственность.

Коммерсант занимающийся щедрой благотворительностью - редкая аномалия, если при этом он не получает выгод и преференций от правительства и за счет этого не урвет что-то для себя одновременно откуда-нибудь с другого края. Он обманывает сам себя, так как его главной целью спокон века было и остается обогащение любой ценой, что роднит его с братьями нашими меньшими и заодно с преступным миром, так он не понимает, что не только эксплуатация, в какой бы форме она не происходила, а еще и быть богатым тогда когда в глобальном мире и даже рядом под окнами есть натуральная нищета - аморально. 

Индифферентными к морали могут быть только животные или преступный мир.

Почему капитала никогда не бывает слишком много? Почему его всегда мало? Почему в мире существует крайняя бедность и до сих пор люди умирают от голода, в то время как другие безрассудно и в громадных количествах расходуют невосполнимые ресурсы земли ради собственного процветания? Они тратят, потому что сила животного инстинкта не позволяет проникнуть свету осознанности в эту тьму бессознательного...

Коммерсы - архаичный вымирающий вид, своего рода палеоантроп или неандерталец, застрявший в потоке истории только в силу своей звериной хватки и изворотливости, встроенной в матрицу общества. И умения мимикрировать в ходе развития гуманизма, приспосабливаться к новым условиям, как волк одевает овечью шкуру. И еще отсталости, архаичности чисто американского менталитета, воплощенного в формуле "священной частной собственности", благодаря тому, что США оказывают сильное влияние на весь мир с конца Второй мировой войны. 

Однако эта изворотливость и мимикрия не могут скрыть отношений подчинения, господства, унижения и садизма, свойственного архаичному обществу - рабовладелец и раб, крепостной и феодал, работодатель и наемный работник - вот те маркеры, которые определяют суть отношений в эксплуататорском обществе, обществе людей как социальных животных.

Но ведь вся эволюция - с самого начала и до наших дней - это преодоление животного начала. Разве не так? Это или утеря каких-то звериных качеств или трансформация их в социально приемлемые категории и рамки.

И определение Аристотелем человека как социального животного в наше время имеет особый смысл. Эволюционный процесс иногда начинает убыстряться, готовить человека к скачку. Теперь шаг должен наконец то позволить человеку выйти из животной стадии. Эволюция и естественный отбор должен наконец приобрести истинно человеческие черты. Не конкуренция, а сотрудничество и взаимовыручка - человек человеку друг, товарищ и брат.

Капитализм и "священное право частной собственности" - право угнетать своих братьев по разуму, является анахронизмом - хоть это и стали гораздо меньше понимать в 21 веке, чем в 20-м. Предыстория, животное существование человека - последняя фаза эксплуататорского негармоничного общества - должна рано или поздно завершиться.

Но она будет длиться до тех пор, пока примат будет чувствовать себя частью подчиненного стада. Или "царем", который руководит стадом. Пока он не поймет, что эксплуатация недостойна человека. Тогда этот человек - человек уже, а не примат еще... 

Вот тогда и будет конец истории, хотя не истории, конечно, а предыстории...

И хорошо бы, чтобы не оказалось слишком поздно: как бы напоследок кто-то из неисправимых приматов не вздумал дать копытом и рогами по хрупкому нашему миру, устроив ядерный апокалипсис...