Магистраль: точка

Мост — одно название, что мост. На протяжении тридцати девяти километров без малого, мост Северный представлял собой дамбу, а собственно мост, ряд высоченных пролетов над Татарским проливом не дотягивал в длину и до полутора.

Настоящим мостом был «дублер», проходящий параллельно дамбе автодорожный мост, о необходимости строительства которого было сломано столько копей.

Как всегда в подобных случаях, приняли самое ожидаемое решение: раз уж решились на беспримерные усилия, затраты и риск строительства Магистрали вообще, - потерпим еще чуть-чуть и сделаем все, Как Следует. Немалую роль в принятии решения сыграли созданные за эти годы новые материалы и новые технологии строительства. Пролеты стали намного длиннее при большей прочности, а опор, соответственно требовалось гораздо, гораздо меньше.

На остров поезд с единственным, по сути, пассажиром проследовал белым днем, при свете высокого солнца. А вот назад, после нескольких встреч с коллективами строителей и местным населением, решено было отправиться ночью: она выпадала на полнолуние, а синоптики обещали, что превосходная погода, стоявшая над Островом больше недели, не подкачает и в эту ночь.

- Рэдко прошу, - сказал пассажир начальнику поезда, - но все-таки, - нэльзя ли ехать па масту памэдлннее? Когда еще придется в следующий раз, да еще ночью…

И позаботился:

- Отпустите охрану, да. Пусть люди отдохнут. Адын хочу побыть, если что — пазваню...

Стоит ли говорить, что просьбу удовлетворили. Помимо всего прочего, исполнение ее еще и ничего не стоило. Первый рейс по графику из Южно-Сахалинска должен был отправиться только в 11: 55 по местному времени.

Надо сказать, оно того стоило. Сначала он смотрел в широкие окна своего жилого купе, как незаметно стронулись, медленно поплыли мимо окон столбы линии электропередач. Как равномерно, в ускоряющемся темпе начали вспыхивать огни новомодных фонарей, на мгновение заливающих все внутри купе своим ярким, но тревожащим душу желтым, без оттенков светом.

Потом позади остались и они, осталась одна только Луна, но пассажир по-прежнему не зажигал свет, предпочитая сумерничать. Поезд разогнался, но из-за плавности хода скорость эта почти не чувствовалась, - так же, как и на всей магистрали вообще. Разгон прекратился, а потом поезд даже сбросил скорость, двинулся по Дамбе крадучись, словно вдоль перрона. Далеко внизу отражение ярко блестящей Луны дробила спокойными бликами едва заметная рябь, что морщила сейчас воду Татарского пролива. И, - сколько хватает взгляда, бесконечно тянулась в обе стороны, светилась отраженным светом той же Луны туго натянутая нить Автодорожного Моста с его невозможными, реестественной длины пролетами. Он мог бы показаться слишком функциональным и скучным, но в самой лаконичности своео облика притягивал глаз: за его единообразной, но колоссальной, грандиозной простотой можно было наблюдать бесконечно. И пассажир с удивлением почувствовал, как в глубине его старой, всеми страстями испытанной, всеми кислотами травленной, во всех щёлоках вываренной, как булыжник жесткой души зарождается, разгораясь все сильнее, бессмысленный, почти что постыдный восторг.

Легко, как во сне, едва касаясь перил — руками, а ступеней — стопами, что вдруг стали невесомыми, поднялся на второй этаж вагона, ТУТ — выполненный в виде обзорной площадки. В отличие от купе, тут был возможен круговой обзор: вдруг возникло неукротимое желание посмотреть еще и вперед, на запад, в сторону материка, где уже оживала, начинала нести свою нескончаемую ношу рукотворная гряда Магистрали. Он посмотрел, - и увидел, и вовсе не удивился этой своей способности.

На глазах, в считанные минуты, секунды и мгновения, в степях легли бескрайние поля, бесшумно выросли людские жилища, целые поселки и села в окружении садов, умножились в числе, становясь целыми новыми странами в прежних пределах. Мириады составов мелькавших в обе стороны Магистрали, двигались столь быстро, что казались прозрачной, мимолетной рябью над недвижным, как горы, полотном. В какой-то момент по обе стороны ее снова возник сведенный, было, лес, поначалу легкий и прозрачный, а потом все более густой и обширный, превратившийся в дремучие заросли, вовсе скрывшие Магистраль от постороннего взгляда, хотя, - пассажир твердо знал это, - она продолжала жить и работать.

Ближний космос, где стало тесновато от безлюдных и населенных объектов и строилось новое поколение машин, призванных к освоению Солнечной системы..

И, почему-то, внезапно, людей собиравших что-то очень сложное, какой-то, судя по всему, производственный объект. Рослые, красивые, как на подбор, - молодые, они двигались быстро, безостановочно, с нечеловеческой четкостью и безошибочностью, как сочленения однажды виданной им роторно-конвейерной линии, с почти одинаковыми улыбками на правильных лицах. Их никто не заставлял! Они сами, с наслаждением делали то, что умеют. А умели они хорошо. Так, как в прежние времена не умел НИКТО. Они все — здоровы, сыты, сильны, физически совершенны, обладают необычайными по нынешним меркам умственными способностями, позволяющими им, в том числе, легко и просто менять род деятельности. Мало того: все это он знал с не допускающей сомнений точностью непосредственного знания, того, что сродни Откровению. Наконец-то, - счастливые люди!

А восторг в душе только рос, становился все сильнее, наливался ослепительной, чистой, непорочной белизной горного снега под полуденным солнцем. Такой яркой, что в сиянии ее без следа и сомнений сгорела досадная, случайная, непонятно откуда взявшаяся мыслишка о том, что это — не те люди, которых он знал прежде, и принадлежат, вообще говоря, к совсем другому человечеству. Иному, то есть, настолько, что даже несомненное кровное родство становится, в общем, не столь уж принципиальным обстоятельством. В конце концов, - это же не смерть, не так ли?

Мелькнула, - и исчезла, - воистину! - без следа. Растаяла в снежно-белом сиянии Истины. Ослепительном, почти нестерпимом, - сиянии. Ослепительном, обжигающем, как неописуемое пламя Белой Звезды, - восторге.

Сжигающем, - восторге.

Утром, в соответствии с его пожеланием, а также тем обстоятельством, что пассажир и вообще имел привычку просыпаться поздно, охрана всполошилась только в четвертом часу пополудни. Настоящая тревога началась, когда пассажира не обнаружили в его купе. Впрочем, поиски продлились считанные минуты. Он лежал на полу смотровой площадки. В нижней рубахе бежевого цвета, неизменных галифе и кожаных чувяках ручной работы на босу ногу. Массивное кровоизлияние в головной мозг прикончило Председателя с быстротой и определенностью разрывной пули. К моменту обнаружения он был мертв уже не менее двенадцати часов.