Как начиналась война. (Воспоминания выпускника военного училища).

                                                                    I  

   12 июня 1941 г., в последний раз всех выпускников собрали в Казачьих Лагерях. C нами, выпускниками первого батальона, вел беседу заместитель комбата. Беседовал, наставляя молодых лейтенантов. Мы его внимательно слушали, так как он отвечал на самые житейские вопросы, давая простые откровенные советы. Когда вопросы закончились, он сказал:
– Товарищи лейтенанты: сегодня в отделе кадров каждый из вас получит конверт с личным делом. В этот конверт вложена выписка из приказа о вашем назначении в часть с указанием должности. Одновременно, вы получите проездные документы. Завтра вы все выезжаете в Ростов-на-Дону. 14 июня – поездом из Ростова в Новороссийск. 15 июня – из Новороссийска отправляетесь пароходом в Одессу. Из Одессы разъезжаетесь по своим частям. Теперь слушайте, кто в какую часть, и на какую должность назначен.

Очередь дошла и до меня:

– Вы назначаетесь командиром пулеметного взвода в 283-й Стрелковый полк 87-й Стрелковой дивизии. Это наша подшефная дивизия, которая дислоцируется в городе Владимире-Волынском. Из Одессы Вам лучше ехать поездом до Киева, а из Киева – до города Ковель. Дальше, возможно придется добираться до места назначения на местном поезде. В штабе вам подскажут, как лучше добраться до части. 

В заключении он сказал: – Конечно, после окончания училища вам положен отпуск, но поскольку намечаются масштабные учения, то вам необходимо торопиться, чтобы на них не опоздать. В добрый путь.

                                                                     II

  Рано утром 14 июня, первым пригородным поездом Шахты-Ростов, мы прибыли в Ростов-на-Дону и, не выходя с вокзала, взяли билеты до Новороссийска. Еще в Киевском училище, когда мы оформляли Ленинскую комнату, я подружился с уроженцем таманской станицы Старотиторовской Гришей Передистым. Я хорошо рисовал, а у Григория был красивый почерк. Теперь мы договорились вместе ехать к месту службы. До отхода поезда у нас было достаточно много времени. Гриша предложил зайти к его другу детства, который проживал в Ростове на "Нахаловке".

   Друг, чтобы не отличаться от нас, оделся в военный костюм, только без знаков различия. Мы прошли по проспекту Энгельса, где в комиссионном магазине приобрели себе часы: я карманные, а Григорий наручные. Затем мы зашли в парк им. Горького, где сфотографировались на память. Гришин друг записал адреса наших родителей, а получив фотографии, отправил их им. Благодаря чему, эта фотография сохранилась и по сей день. Вход в парк был платным, но для военных – бесплатно.

   Сидя на лавочке в парке, мы стали свидетелями, как пожилой цыган ходил между кустами, заглядывал под них и насвистывал "соловьем". За ним ходила толпа зевак и тоже заглядывала под кусты. Когда цыган закончил свой "концерт", "зрители" хватались за свои пустые карманы, порезанные сумочки и ридикюли. Цыган сделал жест "а я здесь причем, у меня ничего вашего нет, и я вас не звал" – так работали ростовские карманники.

   Гришин друг пояснил, что это старый фокус, но работает безотказно и ежедневно. В такой толпе, трудно отличить жертву от "щипача", тем более, когда те уже "испарились". Рассказывал и другие занятные истории. Запомнилось: "Однажды на Центральном Рынке ветер погнал низкие свинцовые тучи относительно высокой колокольни. Сложилось впечатление, что тучи стоят, а движется сама колокольня. Шпана стала бегать и кричать: "Колокольня падает! Спасайся, кто может!" Народ поддался панике, все кинулись бежать с рынка кто куда, бросая свое имущество, давя друг друга в суматохе. Побросав свои вещи, в поисках спасения, люди прятались во дворах домов по улице Московской. Жулье воспользовалось ситуацией по полной – воруя у побросавших товар торговцев и в толпе покупателей. Сработали по схеме: "Хватай мешки – Вокзал отходит!" Резюмируя сказанное, друг гордо предупредил: берегите свои карманы – это "Ростов-Папа"!

  Все, прощай Ростов! Наше свободное время вышло, друг проводил нас до вагона. Перрон был до предела забит нашим "братом". Мы добрались до своих верхних полок, улеглись и проснулись, когда поезд проходил между гор "Волчьи ворота".

                                                                          III

  Утро 15 июня. Слева появились дымящие цементной пылью заводы, а справа по склонам растянулись виноградники. Сначала появились рабочие бараки, затем на пригорке показался невзрачный приземистый вокзал города Новороссийска. В порт мы потянулись пешком, длинной вереницей, с чемоданами в руках. Шли по извилистой, местами очень узкой улице, но заблудиться было невозможно. В порту уже скопилось большое количество лейтенантов – выпускников из разных военных училищ со всего Северного Кавказа. Теплоход "Абхазия" уже стоял у пристани, но брать нас на него отказывались. Вскоре поступило распоряжение забрать всех. Желающим предложили приобрести билеты в каюты "люкс", с доплатой. Остальных, большую часть, разместили на палубах в сидячих местах. Я остался сидеть на чемоданах, а Григорий побежал за "люксовыми" билетами. Всего на пароходе разместилось около двух тысяч лейтенантов.

 

  В полдень теплоход отчалил и стал удаляться от берега, пока тот не спрятался за горизонтом совсем. Погода стояла тихая. Большинство из нас море видели впервые, и стоя у борта любовались его красотой. На палубе играла музыка, над нами летали чайки, позже в море появились дельфины. Рестораны были полны народа. Постоянно хлопали пробки от шампанского, многие ходили "навеселе", напившись водки. Мы с Гришей пообедали в ресторане, но от выпивки воздержались. "Люкс" "подчистил" нас, зато двое суток мы ехали в комфортных условиях, в отличие от тех, кому пришлось расположиться на палубах в плетеных креслах. 16 июня наш теплоход сделал четырех часовую остановку в Феодосии, мы прогулялись по набережной, купили килограмм конской колбасы и несколько французских булочек.

                                                                    IV

   Утром 17 июня теплоход причалил в порту Одессы. Теперь наша лейтенантская братия рассыпалась по всей Украине и Молдавии. Здесь мы с Гришей расстались. Дальше я ехал с Леней Китнисом, так как у нас было распределение в одну 87-ю Стрелковую дивизию, но в разные полки. Одесса мне очень понравилась. Магазины были полны продовольственными и промышленными товарами. Мы с Леней отоварились всем необходимым для холостяков: майками, носками, трусами, туалетными принадлежностями. С билетами на Киев проблем не было и вечером мы сели в поезд.

                                                                     V

  В дорогой для нас Киев поезд прибывал утром 19 июня. Подъезжая к вокзалу, мы с волнением смотрели на здание нашего училища. Здесь, в 1939-м, началась наша учеба в Киевском пехотном училище имени "Рабочих красного Замоскворечья".

  Мы сдали вещи в камеру хранения и стали штурмовать кассу. Поезд Киев-Ковель ходил один раз в сутки и отправлялся в районе шестнадцати часов. Ни на 19-е, ни на 20-е и 21-е билетов уже не было. Ранним утром 22 июня нам в кассе объявили, что о наличии мест станет известно только по приходу поезда, то есть – за час до отправления. Тогда мы, бывшие курсанты Киевского училища, решили навестить знакомых девушек – студенток строительного института. Утром, на первых трамваях мы отправились в Святошино, где за зоопарком слева находилось институтское общежитие. Приехали и застали девушек врасплох: "Ой! Ребята, мы с удовольствием бы с вами погуляли, но сегодня не можем – у нас завтра очень важный экзамен. Простите нас, хлопцы!"

  Получив "от ворот поворот", и уже собравшись в обратный путь, как раздался оглушительный вой сирены "Воздушная тревога". Ей, где-то на заводе "Большевик" вторил голос репродуктора. Трамвай моментально опустел. Солнце только брызнуло своими лучами, а по лощине, где теплился ручеек Лебедь, ветерок протягивал жиденький туман. А над головами, высоко в небе, слышался ранее незнакомый звук – рев самолетов. Посмотрев вверх, на фоне голубого неба мы увидели несколько пятерок тяжелых самолетов, летевших крестом, и с черными крестами на крыльях. "Что это? Неужели, уже начались "широкомасштабные учения?" Таких опознавательных знаков мы ранее не видели. Вдруг от фюзеляжей отделились какие-то черные пятна и смазались в воздухе. Где-то совсем рядом "затявкали" зенитки. Белые шапки разрывов повисли в воздухе, явно не долетая до цели. А там, на Соломенском аэродроме, послышались взрывы и образовалось огромное облако бело-желтого дыма. Стало совсем непонятно. Накатило необъяснимое чувство тревоги. В тот момент мы и предположить не могли, что началась война.

– Ребята, ай-да в трамвай и на Крещатик, там разберемся, что происходит…

  По пути следования, еще несколько раз ревели сигналы воздушной тревоги. Трамваи – то останавливались, то опять продолжали движение. Только к полудню мы добрались на Крещатик, но и там никто ничего не знал. Во время очередной воздушной тревоги к нам подошел милиционер и попросил:
– Товарищи военные, я вас прошу подчиниться общим правилам – спуститься в бомбоубежище.

Убежище, темное и душное, было битком набито людьми. Очень тихо работало радио, но когда обратился диктор:
– Граждане, граждане, внимание, сейчас будет выступать товарищ Молотов, – в помещении все замолкли и наступила гробовая тишина. В обращении мы услышали: – Сегодня фашистская Германия, без объявления войны, внезапно напала… бомбили Одессу, Киев…

Все стало понятно – Война! А мы своими глазами видели взрывы бомб на Соломенском аэродроме.

Война.

                                                                            VI

Так для меня началась война…

  Мы бежали на вокзал, уже не обращая внимания ни на вой воздушной тревоги, ни на милиционеров – направлявших граждан в бомбоубежища. Сразу кинулись за вещами в камеру хранения, затем в кассы – билетов нет! Но, это уже не имело никакого значения. Мы выбежали на перрон… Вот, наконец-то, показался поезд, идущий со стороны Сарны. Тихо сопя, он медленно подползал к перрону. Навстречу уже бежали с носилками в белых халатах дежурные медицинские работники. Через минуту они несли обратно окровавленных женщин. Так, в первый же день войны, мы увидели первую людскую кровь.

– Что это было? – спросил кто-то из "наших".
– Истребители из пулеметов обстреляли вагоны! – на ходу ответил вышедший из вагона пассажир.

  По репродуктору объявили, что пришедший состав через час отправляется обратно до станции Ковель. Мы ринулись к вагонам – проводники без билетов нас не пускают. Штурмуем вагоны, а проводники продолжают настойчиво требовать билеты. Толпа стала кричать:
– Да что же вы делаете, какие теперь билеты? Война! Началась война! Им надо срочно в часть ехать!

  Я оттолкнул проводника и у него под рукой проскочил в вагон. Через окно я закричал:
– Леня! Давай вещи в окно!

  Заняв третьи полки под самой крышей, мы забросили туда все свое имущество и залезли сами. И только потом, вытерев пот с лица носовым платком, мы вспомнили, что за весь день мы ни чего не ели. Радовало только то, что мы в поезде, который ночью повезет нас к месту службы. Мы улеглись и заснули крепким сном. Рано утром нас разбудил проводник:
– Военные, слушайте! Сейчас по радио для вас будут передавать важное сообщение.

  За окном серело, в вагоне слабо мерцали лампочки дежурного света. Захрипела радиоточка, раздался чей-то голос:
– Товарищи пассажиры, поезд прибывает на станцию Ковель в последний раз. Больше пассажирские поезда до Ковеля ходить не будут. Просим военных, все лишние вещи запаковать в посылки и сдать на вокзале. Прием посылок будет бесплатным.

  Утром 23 июня, прибыв на станцию, мы с Леней все вещи вложили и запаковали в наволочки. При мне осталось летнее обмундирование, плащ, шинель, полевая сумка с планшетом и головной убор – пилотка с кантами. Подписав адрес получателя, задумался – какой указать обратный адрес? Решил написать адрес училища, а отправителем указал своего друга – Федю Турищева, оставленного на повторный курс за неуспеваемость.

  Несколько месяцев спустя, будучи в госпитале, я к своему удивлению узнал – посылка дошла не домой, а в училище, к Феде. 

                                                                        VII

  Вокзал станции Ковель был такой же архитектуры, как и вокзал Жмеринки, но любоваться было некогда.

 Наш поезд быстро отошел в обратном направлении и вокзал опустел. На запасных путях одиноко стояли два или три пустых товарных состава. Сдав посылки, мы направились в штаб корпуса, который находился недалеко от вокзала. Одновременно, в штаб прибыло более четырехсот лейтенантов. Полным ходом работала только столовая, все остальные комнаты были пустыми. Делами в штабе корпуса "верховодил" комендант штаба – старший лейтенант. Он руководил и организовывал патрульную службу, создавал патрульные группы и отправлял их в разные части города. 

  24 июня, после завтрака, было объявлено построение. В строй встали все, хотя не все успели привести себя в порядок после сна в сарае, наполовину заполненном соломой. Видимо, всех подгонял гул артиллерийской канонады, которая с каждым часом все ближе приближалась к городу.

  На построении было объявлено: "Наши части отступают с боями под натиском превосходящих сил противника. В городе действуют группы шпионов и провокаторов, способствующие продвижению немецких войск – будьте бдительны!"

  Комендант стал создавать патрульные группы по пять человек. В одну из таких групп попал и я. Нам выдали винтовки, патроны и поставили задачу. Выйдя на оговоренную улицу, осмотрелись и решили: двоих отправить вперед, а троим следовать сзади. Мы шли по левой стороне вдоль высокого забора какой-то базы. По правой стороне стояли двухэтажные частные коттеджи, с их стороны и стоило ожидать нападение. Вдоль заборов были бетонированные пешеходные дорожки, узкая проезжая часть была уложена брусчаткой. Не успели пройти и двухсот метров, как из окна дома прогремели выстрелы. Срикошетив от брусчатки, пули просвистели у нас над головами. В доме на втором этаже было раскрыто окно, но в нем никого не было. Мы быстро обошли дом с двух сторон. Входная дверь была заперта. Два удара прикладом – и нижняя филенка вылетела. В комнате пусто, но стоит запах пороха, а на полу валяются стрелянные гильзы. Как стрелок успел так быстро смыться? Комната пустая, у левой стенки стоял шифоньер. С треском, штыком вскрыли дверь, а там сидит рыжий мужик с бородкой, лет сорока пяти, а перед ним лежит "маузер". Выволокли его за шиворот. Отвечать отказался, но что-то "прошипел" по-польски. Отвели и сдали коменданту вместе с оружием.

  В это время разведчики-артиллеристы привели в штаб пленного немецкого ефрейтора. На его поломанную руку уже была наложена шина. Всем было интересно посмотреть на живого немца, которого переводчик допрашивал в зале. Пленный держался высокомерно, с полной верой в победу Германии. Не все было слышно, но было понятно, что он предвещал нам, всем русским и товарищу Сталину лично – "Алес Капут!" А если я правильно понял по жестикуляции его здоровой руки – тот самый "капут" прилетит к нам на крыльях штурмовика или пикирующего бомбардировщика. Немец так нагло рассказывал об обещанных ему после скорой победы благах, что уже захотелось бежать и намерять кусок украинской земли, обещанной ему Гитлером. Переводчик продолжал расспрашивать и переводить, но мне уже было не интересно слушать этого "Нахаленка". Было понятно – им всем наобещали "золотые горы": звания, должности, землю, рабов и прочие "дивиденды".

  От разведчиков я узнал: ефрейтор залез на сосну, и оттуда корректировал огонь своей артиллерии. Снарядом срезало макушку дерева, ефрейтор упал, сломал руку, и вдобавок – его придавило ветками, он стал орать. На крик прибежали наши разведчики и пленили его, что его крайне возмущало. Было видно, что ему не до плена – он все еще находился в каком-то своем мире, и у него было множество других планов. Этому человеку можно было только позавидовать – безрассудная вера в III рейх и в свое светлое будущее…

  Перед нами стояли более скромные задачи, и после обеда, мы пошли патрулировать в район железнодорожного вокзала. Во время появления немецких самолетов, в районе станции часто взлетали ракеты, указывающие объекты бомбардировки. И вот нам, вместе с другими группами, была поставлена задача – выловить этих "ракетчиков", а оказавших сопротивление уничтожить. Подходя к вокзалу, высоко в небе мы увидели одиночный немецкий бомбардировщик, державший курс на восток. Тут же, из-за близлежащего состава взлетели, одна за другой, две ракеты. Увидев их, мы бросились к составу. Наша группа пошла в обход справа, вторая – в середине состава через тамбур, а третья – в обход слева. Выскочил – пусто! Только путейщик шел вдоль вагонов, открывая буксы и подливая смазку.

– Ребята! Давай обследуем этого смазчика?
– Ну-ка, гражданин-железнодорожник, давай-ка свою лейку!

Увидев сбоку защелку, откинули ее и открыли крышку, а там?.. Мы увидели не масло, а ракетницу и десятка полтора разноцветных ракет.
– Так вот, ты какой смазчик? Руки вверх!

Он быстро отвернул край левого рукава своей робы и громко крикнул:
– 37-й – пойман!

  При осмотре, мы обнаружили у него в левом кармане примитивный передатчик и батареи питания, на спине под пиджаком была подшита антенна, а в брюках, к заднику левого ботинка, выведено заземление.

  В штаб мы возвратились внешне довольными, но внутренне нас тяготила неизвестность обстановки. Где-то на подступах к городу громыхала артиллерийская канонада, озаряя западный небосвод неба вспышками. Тем не менее, поужинав, мы завалились в сарай на солому и крепко проспали до самого утра. Так закончился третий день войны.

                                                              VIII

   Утро 25 июня было сырым и прохладным. Продрогнув, мы вскочили и, пытаясь согреться, занялись зарядкой. Комендант, был уже на ногах и суетился с какими-то бумагами. После завтрака мы узнали, что он занимался формированием батальона из лейтенантов. В ожидании чего-то неизвестного, мы коротали время до обеда. И вот раздалась команда:
– Всем – на построение!

  Из лейтенантов стали формировать отделения, взвода, роты. Из нас же – назначать командиров всех степеней. Я старался ни в какие командиры не попасть. Скромно стал замыкающим первого отделения четвертого взвода первой роты. Формирование успешно закончилось, обед.

  После обеда – опять построение всех четырехсот человек, уже в составе подразделений. Комендант приказал снять все знаки отличия: кубики вместе с петлицами. У меня защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Гул возмущения прокатился по "батальону". Комендант повторил свое требование в более жесткой форме. Многие, со злостью срывали петлицы, бросали их на землю и топтали ногами – весь двор был усеян петлицами с "кубарями". Я не только не выбросил свои, но еще и подобрал другие – с витой золотой окантовкой петлицы и рубиновыми "кубарями". Завернул петлицы в новый носовой платок и положил в нагрудный карман гимнастерки, ближе к сердцу – пригодятся. Уж больно жалко было расставаться с ними. Два года тяжелой упорной учебы, сколь труда и пота было вложено мною, чтобы их получить, теперь… приказ, а приказ пришлось выполнять. Наши документы, кроме предписаний, остались в чемоданах сложенных в сарае.

 Комендант штаба корпуса поставил задачу:
– Батальону – двигаться из Ковеля по дороге на Луцк. На рубеже… остановить продвижение танков противника…

  А, вооружение? Никакого! Двадцать винтовок – на четыреста человек! Чем руководствовался комендант, "разжаловав" четыреста лейтенантов и отправив так необходимый в своих частях, хорошо обученный средний комсостав без оружия – под танки? Тогда нам было не до этого. Батальон, повзводно, в колону по четыре, двинулся в поход...