Историософия Л.Н.Гумилева

(Продолжение темы, поднятой ув.paulus'ом и дополненной предыдущим материалом).

.... За последние годы Л.Н. Гумилев, наверное, самый печатаемый историк в нашей стране, едва ли не превзошедший даже Роя Медведева: книги, статьи, многочисленные интервью в газетах и журналах. Выступления его варьировались, иногда даже весьма существенно. Но основная направленность сохранялась. Это - общая приближенность к "школе евразийцев", оригинальная концепция этногенеза, взгляд на Лес со стороны Степи, отрицание факта татаро-монгольского нашествия и золотоордынского ига и стремление доказать плодотворный, даже спасительный характер монгольского господства для самой Руси. В № 1 "Нашего современника" за 1991 год все это представлено в достаточно концентрированном виде. Не следует забывать, что именно в "Нашем современнике" публиковалась в свое время "Память" В. Чивилихина и было еще несколько публикаций подобного же направления.

"Наш современник" опубликовал интервью с Л. Гумилевым, как бы открывая объявленную рубрику "Летопись России: история в лицах". Л. Гумилев назван здесь "наиболее ярким, интересным историком нашего времени", представителем "единственной серьезной исторической школы в России". Таковою признается "евразийство", и интервью называется: "Меня называют евразийцем...". Сам Л. Гумилев от такой аттестации не отказывается. Но он пошел дальше: евразийцы, по его словам, не знали "главного в теории этногенеза - понятия пассионарности".

Разговор о "мощной исторической школе" евразийцев - явный перебор. Среди евразийцев почти не было профессиональных историков, а поздний Г.В. Вернадский во многом отказался от ранних "евразийских" увлечений. Н.С. Трубецкой - не историк, а лингвист. Большинство "евразийцев" были попросту дилетантами в истории, и "школа" эта интересна не как научное, а как культурно-психологическое явление (реакция части русской эмиграции на не слишком радушный прием со стороны Европы). И в данном случае важны не столько "научные" истоки концепции Л. Гумилева, сколько понимание той среды, в которой эта концепция культивируется. Поэтому напомним лишь в самых общих чертах воззрения "евразийцев".

Исходный тезис "евразийцев" - несовместимость Запада и Востока, причем важнейшим звеном Востока принимается Монгольская империя, которая возвышается над всеми, в том числе и над Русью.

В вопросе о роли татаро-монгольского нашествия и золотоордынского ига "евразийцы" опирались на украинскую националистическую историографию (в частности, М. С. Грушевского), имевшую преимущественно антирусскую направленность.

Украинские историки спорили, прежде всего, с концепцией М.П. Погодина, который полагал, что в домонгольской Руси Киев, Новгород, Владимир имели одно и то же древнерусское население, с одним и тем же языком, которое было сметено нашествием. Позднее же в Поднепровье пришло иное население из Прикарпатья.

По существу этот вопрос здесь разбирать не будем.

Но отрицание значения нашествия украинскими националистическими историками строилось на желании доказать, что Поднепровье издревле было родиной не древнерусской, а украинской народности.

*     *     *

Другим источником "евразийства" являлась русская философская мысль XIX столетия, в рамках которой выделялось византийское православие, причем не в национальных, а наднациональных ее вариантах (вроде исихазма). Психологический дискомфорт, испытываемый эмигрантами в Европе, побуждал искать объяснение в существовании наднационального социально-психологического типа на Востоке, куда на вторых ролях включалось и славянство.

Следует отметить, что различия в психологии коренных западноевропейцев и выходцев из России - факт бесспорный и достаточно очевидный. Вопрос лишь в его объяснении, и оно не так уж сложно. Суть в характере общежития.

У большинства западноевропейских народов община изначально была кровно-родственной, и исчезла она уже в раннем феодализме.

Для славян же характерна территориальная община, сохранявшаяся вплоть до XX столетия и с огромной силой воздействующая на национальный характер.

Именно территориальная община сделала возможным и даже обязательным такой феномен: дойдя до Тихого океана, славяне не уничтожили ни одного народа, а ассимиляция многих племен проходила совершенно естественно и довольно быстро.

Но Монгольская империя здесь совершенно ни при чем.

Истоки концепции этногенеза Л. Гумилева лежат в построениях русских философов прошлого столетия, прежде всего Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Данилевский выдвинул саму идею саморазвития народов от рождения до смерти. Леонтьев указал и срок этого естественно-биологического процесса: 1000-12000 лет.

О. Шпенглер и А. Тойнби, почитаемые евразийцами, во многом следовали идеям названных русских философов.

Л. Гумилев воспринял также некоторые идеи Вернадского и А.Л. Чижевского, абсолютизировав факт зависимости человеческого организма от воздействий космической среды. Сам он, как видно из процитированного выше, считает своим открытием введение понятия "пассионарности". В разных публикациях он определяет его неодинаково. Но основной смысл - неосознанное и непреоборимое стремление действовать (неважно, разрушать или строить), которое овладевает отдельными лицами и целыми народами и не подлежит каким-то нравственным оценкам.

В целом этногенез, по Л. Гумилеву, чисто природный, а не социальный процесс.

... В свое время под пером автора появилась идея о зарождении славянства во II веке нашей эры. Дата эта потребовалась для того, чтобы "похоронить" славян в XIV веке и дать начало новому этносу русских. Антиисторичность концепции очевидна и для непосвященных: возрождение XIV-XV веков шло не за счет отрицания предшествующей истории, а как раз наоборот, за счет подчеркивания ее преемственности, по крайней мере с IX века. В основе летописания Северо-Восточной Руси непременно лежала "Повесть временных лет", повествующая о происхождении славян и Руси.

Что касается времени зарождения славян, то отвечать надо на вопрос, где и когда зародился славянский язык и возникли те специфические формы общежития, которые многие столетия сохранялись у разделенных и отдаленных друг от друга славянских народов. Специалисты спорят. Называют II или I тысячелетие до нашей эры, указывают возможные археологические культуры. Ко II веку нельзя отнести ни одной новой культуры, которую можно было бы связать с славянами. Об этом говорили и писали.

.....Во всех выступлениях Л. Гумилева можно прочесть самую резкую оценку "невежественных интеллигентов, не выучившихся ни истории, ни географии" (это о профессиональных историках). "В науке, - поясняет он, - считается правильным только "эмпирическое обобщение, то есть непротиворечивая версия, опирающаяся на все известные факты". Что же, можно согласиться. Историк, не владеющий фактами, конечно, не историк.

Ссылка на Артамонова, как можно видеть, оказывается неверной. Хотя М. И. Артамонов в последние годы жизни и воевал со "славянофилами" в археологии (доказывая германскую принадлежность черняховской (бывшей на территории Украины) культуры II-IV веков), все же вывода, сделанного Л. Гумилевым, из его построений не следует.

Более того, Артамонов решительно отверг и предложенную Л. Гумилевым концепцию этногенеза, в особенности как раз идею "пассионарности", не без оснований увидев в ней попытку оправдания неравенства и притязаний на преимущества отдельных народов.

( А.Г. Кузьмин, "Пропеллер пассионарности", с небольшим сокращением)