Понятие "семейного насилия" в концепции "прав человека"

Тему "семейного насилия" в РФ постоянно муссируют либеральные СМИ, не объясняя, откуда вообще взялось это понятие и почему ему уделяется столько внимания.

Наши законодатели, как обычно, пытаются копировать американский опыт - но как его оценивают сами американцы?

Предлагаю ознакомиться с выступлением проф. Стивена Баскервиля, бывшего президента "Американской коалиции за отцов и детей".

Последнее слово моды в законодательстве по правам человека – движение за классификацию «насилия в семье» как нарушения прав человека.

«До недавнего времени трудно было и представить, чтобы насилие в семье рассматривалось в международном праве как нарушение прав человека», – признают учёные-феминистки (Thomas and Beasley 1993, 37). Тому есть вполне логичное обоснование: сфера «прав человека» сводилась к преступлениям государств по отношению к своим гражданам, а не банальным уголовным преступлениям. Даже по формальным признакам насилие в семье с темой прав человека никак не связано. …Однако же, именно в этом направлении нас подталкивают феминисты-теоретики и их коллеги: нужно заменить аполитичное уголовное законодательство с предусматриваемой им правовой защитой обвиняемых - политически ангажированной формой преследования …

Насилие в семье якобы относится к нарушению прав человека, потому что включает в себя «дискриминацию». То, что якобы имеющие место насильственные преступления описывают как акты «дискриминации», уже само по себе довольно необычно (вероятно, стоило бы поинтересоваться у жертв уличного грабежа или вооружённого разбоя, многие ли из них рассматривают себя как, в первую очередь, жертв «дискриминации»? …

В делах о насилии в семье далеко не всегда имеется презумпция невиновности, допускаются показания с чужих слов, а обвиняемые не имеют права на очную ставку с обвинителями (см. также: Young 2005).

Дела о насилии в семье редко доходят до суда, почти никогда не рассматриваются присяжными, и ещё ни один обвиняемый в них не был оправдан. Авторы одного исследования обнаружили, что каждый, кого арестовывали по обвинению в совершении насилия в семье, получал наказание (Gover, MacDonald, and Alpert 2003, table 11).

В Великобритании, Канаде и США специально для того, чтобы ещё оперативнее выносить заранее предопределённые обвинительные приговоры и сажать ещё больше людей, были созданы особые «суды по делам о насилии в семье» (Baskerville 2007, chap. 4).

Во многих судебных округах, к примеру, в округе Уоррен в штате Пенсильвания, обвиняемых под страхом лишения свободы заставляют подписывать заранее распечатанные шаблонные признательные показания, в которых утверждается: «Я подвергал свою супругу (своего супруга) физическому и психологическому насилию». Далее обвиняемые должны описать подробности, даже если они и утверждают, что никакого насилия не совершали. «За совершённое насилие несу ответственность я, – значится в этом документе. – Меня никто не провоцировал».

Совершенно ясно, что «насилие в семье» как отдельный вид преступлений было искусственно создано исключительно ради того, чтобы можно было обойти содержащиеся в уголовном праве гарантии соблюдения надлежащей правовой процедуры. Стенограммы выступлений адвокатов (в том числе то, с каким постоянством, перечисляя пункты обвинения, они опускают слово «якобы» и т.п.) демонстрируют презумпцию вины и стремление обеспечить подозреваемому обвинительный приговор. Новаторские «гендерные преступления» типа насилия в семье существуют ровно для того, чтобы можно было приговаривать тех, чью вину нельзя установить при помощи доказательств.

Стоит осознать этот факт, нетрудно увидеть, что описанный принцип прямо-таки просится применить его в сфере «прав человека»: преступления в этой сфере точно также лишены чёткого определения и строгих процессуальных норм, не возлагают на обвинителей тяжёлого бремени доказывания, крайне политизированы и благоприятствуют вынесению обвинительного приговора и назначению наказания.

Однако самое шокирующее в концепции «насилия» в семье то, что главной его особенностью – и это уже окончательно отделяет его от обычных насильственных преступлений – является в большинстве случаев отсутствие в нём собственно насилия.

Недавнее постановление британского Верховного суда о том, что «критика» и «отказ давать деньги» являются формой насилия в семье, лишь закрепляет давно сложившуюся государственную практику ("Shout at Your Spouse" 2011). «Насилие в семье не ограничивается физическим насилием, – утверждает отвечающее за вопросы правоприменения Министерство внутренних дел Великобритании, – в него может входить психологическое, эмоциональное, сексуальное и экономическое насилие» (Tacket 2004, 1).

Министерство юстиции США также включает в понятие домашнего насилия «подрыв самооценки и/или чувства собственного достоинства человека». «Насилие в семье может выражаться в действиях физического, сексуального, эмоционального, экономического или психологического характера, <…> оказывающих воздействие на другого человека», – провозглашают чиновники Министерства. Среди разновидностей преступлений, подпадающих под их определение «насилия», есть «постоянная критика, принижение способностей человека, обзывание» (U.S. Department of Justice n.d.).

Короче говоря, насилием в семье может считаться практически всё, что угодно. Под давлением феминисток чиновники отвечающих за охрану правопорядка министерств манипулируют понятиями вплоть до полной утраты смысла, что даёт им свободу

Естественно, для того, чтобы наказывать по закону настоящих преступников, не требуется контролировать личную жизнь невиновных граждан. Преступления с применением реального физического насилия – неважно, в частном доме они были совершены или где-либо ещё – успешно преследуются по закону без нарушения неприкосновенности личной или семейной жизни, и уж тем более не отрицая существование таковой....

И тем не менее, именно к этому они призывают. Вообще говоря, если у феминистских работ по правам человека (а то и у феминистских работ в целом) и есть лейтмотив, так это то, что любую сферу жизни человека, «не подконтрольную государству», нужно объявить вне закона… И пусть в обычных законах против насильственных действий никакого недостатка нет – феминистки вовсе не собираются защищать ничьё физическое здоровье, потому что ничего физического в этом «насилии» нет.

Всё это – часть чисто политической программы по разрушению института семьи с помощью заведомо ложных обвинений и по присвоению государством прав распоряжаться наиболее интимными сферами жизни своих граждан. «Пробел в контроле над сферой частной жизни … способствует и поощряет дальнейшее угнетение женщин и господство мужчин в основной ячейке общества, семье» (Moore 2003, 121).

Короче, законы о насилии в семье созданы не для того, чтобы наказывать преступников (которых они и не наказывают), а для того, чтобы подчинить личную жизнь уголовному кодексу. «При подобной системе, – пишет Дженни Сук – дом становится пространством, в котором уголовное право умышленно и в принудительном порядке перераспределяет и ограничивает права и взаимоотношения частных лиц… и это не побочный эффект уголовного преследования, а его задача».

Прикрываясь целью якобы сделать насилие преследуемым по закону деянием (которым оно и без того является), авторы законов о насилии в семье «возводят в ранг преступления не только само насилие, но и … присутствие якобы агрессора в доме». По сути, это превращается в «установленный по нормам уголовного права запрет на интимные отношения в доме».

Совместное проживание супругов или сожителей будет автоматически подразумевать «риск ареста и уголовного наказания»

Итак, эта политически ангажированная логика окольным путём почти обосновала классификацию насилия в семье как нарушения прав человека, поскольку права человека, чем бы они там нам не казались, вопрос не юридический, но всегда политический. Подобно (якобы бесспорным) диктаторам, те, кто (якобы) совершает насилие в семье – не просто преступники; это патриархальные тираны, и преступление их состоит не в якобы совершённых ими деяниях. Нет, всему виной – патриархальный порядок, при котором женщин (в некоем общем, расплывчатом смысле) угнетают ошибочные взгляды, и именно в этом и состоит вина таких преступников.

Доказательства не важны, потому что вина их доказана не их деяниями, а самим фактом занимаемой ими позиции и распространённых в их обществе мнений. Одна исследовательница честно признаётся, что категория насилия в семье – чисто политический конструкт, созданный её коллегами-феминистками... Виновны все мужчины без исключения, но привлечь их к суду может лишь вооружённая феминистской идеологией женщина.

С появлением Международного уголовного суда, якобы призванного решать судьбу наиболее  деспотичных лидеров, с которыми система правосудия их собственных стран разобраться, вроде как, неспособна, не остаётся сомнений в том, что обвинённые в «насилии в семье» мужчины рано или поздно тоже предстанут перед Гаагским трибуналом.

По материалам сайта  http://www.familypolicy.ru/