ПОДАРОК

За три дня до Нового года впервые добирались до цели, как все нормальные люди, - вначале давились в битком набитом троллейбусе, потом тряслись в пригородном автобусе, а ещё потом и вовсе пешком. И счастливая Тоня всё это время вопросительно поглядывала на Петра:

- Что ты задумал? - спрашивала она его иногда. - И почему не на нашем внедорожнике?

И Пётр всякий раз прикладывал указательный палец к своим губам.

- Тс-с! - предостерегающе шептал он.

В троллейбусе, в автобусе, в изнурительном пешем переходе по узкой, протоптанной в снегу безлюдной тропинке, ведущей к незнакомой деревне...

- Что ты задумал? - спрашивала его счастливая Тоня.- А?

- Тс-с! - загадочно отвечал ей Пётр.

И только, когда Тоня в конце пути, у первого деревенского забора, выбившись из сил, упала лицом к небу в белоснежный сугроб, упав рядом с нею, Пётр торжественно признался...

Вот так всегда: пишу до определённого места уверенно, легко и без задоринки, а потом спотыкаюсь и долго бездумно сижу. Потому что никогда не составляю плана будущего рассказа: о чём он будет, для чего, для кого и зачем. А ведь ещё по правилам, которым учили в школе, в техникуме и в институте, нужно, хотя бы поверхностно, набросать на бумаге характеристики персонажей, которых ты собираешься вовлечь в сочинение по литературе или в придуманный собою сюжет рассказа, и их действия; потом решить для себя - кто из них будет положительный и кто отрицательный; продумать их внешность... Ничего подобного у меня никогда не наблюдается. Даже сюжета придумать не могу. А точнее, не хочу. Потому что, если всё описать уже в этих заготовках, то зачем же он мне нужен, этот рассказ? Неинтересно. Для меня важна первая строчка. Придумал эту строчку, и пишешь, пишешь... пока не споткнёшься, в ожидании того заветного, когда сами персонажи поведут тебя за собой. Вот, как сейчас, например, написал:

«И только, когда Тоня в конце пути, у первого деревенского забора, выбившись из сил, упала лицом к небу в белоснежный сугроб, упав рядом с нею, Пётр торжественно признался...»

И жду, в чём признается этот самый Пётр. И молчу. А он, через некоторое время, вдруг говорит своей Тоне для меня совершенно неожиданное и немыслимое, такое, чего я во веки веков бы не придумал самостоятельно:

- Я хочу подарить тебе лошадь! - торжественно говорит он.

Понятно? Он, изысканный городской житель, оказывается, хочет подарить к Новому Году своей, городской до мозга костей, красавице Тонечке лошадь.

И я, со стороны, воспринимаю его, как какого-нибудь мага или волшебника, или слегка лишённого здравого ума человека, и готов идти за ним хоть на край света.

А Тонечка, как ни в чём не бывало, плотно закрывает глаза, а потом распахивает их в диком восторге.

- Ло-шадь?! - зачарованно переспрашивает она.

И я это просто записываю. 

- Ло-шадь?! - зачарованно переспрашивает она.

- Белую, в красных яблоках! - торжественно говорит этот Пётр.

- Боже мой! - не верит своим ушам его прекрасная Тоня. - Настоящую лошадь?

- Во всей её красе! - отвечает Пётр. И вынимает из внутреннего кармана пальто аккуратно сложенный клочок белой бумаги. - Вот послушай, - говорит, - я его обнаружил прошлой ночью, когда ты спала, на одном из городских заборов: «Продаётся белая лошадь. Спросить Егора Ильича. В деревне меня каждый знает»

И оба они молча лежат на белом снегу, глядя в такое же белое небо.

И Пётр там, догадываюсь, видит Тоню верхом на этой лошади - счастливую и красивую.

А Тоня, конечно, видит там счастливого Петра, аплодирующего её красоте.

- Какая прелесть! - радостно смеётся она. - Какая прелесть! И ты научишь меня кататься на ней?

- Конечно, научу! А как же?

И Тоня думает о своём Петре: "Как же я его люблю!"

А Пётр её мысли угадывает: "Моя хорошая, - думает он, - а как я тебя люблю!"

А я счастлив всё это записывать.

Так они и думают, пишу я. Лежат себе в белом сугробе и думают:

«Как же я его люблю!»

«Моя хорошая, а как я тебя люблю!»

И пожимают протянутые друг к другу пальцы трепетных ладоней.

И тут, где-то рядом, вдруг заржала лошадь. Громко, призывно.

От неожиданности я, с авторучкой в руке, вздрагиваю, а Пётр и Тонечка, переглянувшись, весело вскакивают на ноги.

- Эй, вы кто? - неприветливо и даже враждебно выкрикивает за ближайшим забором голос невидимого нам мальчугана. - Убирайтесь отсюда, пока Бог вас не покарал!

- Да за что? - удивляется счастливая Тонечка. - Мы же просто любим друг друга. За что нас карать?

- За то и карать!.. Ходите тут, всякие!.. Вы кто?

Подмигнув Тоне и присев у щели в заборе, Пётр серьёзно представляется:

- Я - Чингачкук Большой Змей! - говорит он. - Мы с тобой одной крови - я и ты! А рядом со мною прекрасная Юдифь - покорительница бледнолицых королей. А ты кто?

Голос мальчугана замирает. В заборной щели появляется его любопытный синий глаз:

- Че-го?! - не понимает он.

- Вождь индейцев такой. Не слышал обо мне?

- Не-ет! - истерично кричит мальчуган. - Чего надо?

- Подскажи, где тут продаётся белая лошадь в яблоках? - ласково спрашивает Пётр.

И все мы слышим, как неприветливый и враждебный по отношению к Петру и Тоне мальчишка за забором вдруг горько, безутешно заплакал.

- Уходите отсюда! - кричит он. - Уходите, чтоб глаза мои вас не видели! Эта лошадь не ваша, моя! Моя, моя! Вам понятно? Эта лошадь моя!

А над глухим забором, что через улицу, напротив, появляется бородатая голова деревенского мужика.

- Опять ты за своё взялся, Федька Лопух! - грозно кричит Борода в сторону забора, из-за которого слышится детский плач.. - Всех покупателей отваживает, шельмец, - объясняет Борода новым пришельцам. - Всех покупателей! И всё из-за того, что отец, видите ли, обещал ему! А денег нету. Вот он и взялся травить!.. Проходите, проходите, милости просим... Здесь продаётся белая лошадь, здесь! - и отворяет калитку.

- Пойдём? - подмигнув, гостеприимно предлагает Пётр своей Тонечке.

А Тонечка, глянув на забор плачущего за ним Федьки Лопуха, никак не решается.

- Я очень волнуюсь, - чуть слышно говорит она. - Иди сам. Я здесь подожду...

И к ней, на время ставшей одинокой, подходит совсем одинокий мальчишка лет пяти Федька Лопух.

- Попроси своего Змея, - жалобно говорит заплаканный Федька Лопух, - попроси, пожалуйста, своего Змея, чтобы он вернулся!

- Я не могу этого сделать, - отвечает Тонечка и хочет мальчишку погладить по плечу.

- Не можешь? - не верит мальчишка, отшатнувшись. - А зачем он сказал, что ты повелительница? Обманул?

- Нет-нет! - заступается Тонечка за своего Петра. - Он не умеет обманывать!.. Видишь ли, я повелительница только бледнолицых королей... а он же, он - вождь краснокожих. Понимаешь? Он непокорный...

- А как же мне теперь жить? - спрашивает потеряно Федька Лопух, и снова начинает плакать. Но делает он это уже не громко, а тихо и безнадёжно. - Как же мне теперь жить? - говорит он сквозь тихие слёзы.

И, когда распахиваются ворота его соседа бородача, Федька Лопух плотно прикрывает свои синие глаза покрасневшими от холода ладошками. И не видит, как из ворот, с поводом в руках, выходит вождь краснокожих, Тонечкин Пётр. А за ним появляется большая деревянная лошадь на высоких колёсах. И слышится голос Бородача:

- Выросли, значит, внучата, а выбрасывать жалко - сам же её, своими руками, ещё детям своим, изваял. Думаю, пусть хоть кто чужой на ней свою детскую жизнь прокатает... А может, за неё целый кошелёк денег - многовато? А? Вы не ошиблись, нет?

А Пётр идёт бледный, как полотно, и Тонечка тоже бледнеет.

И они смотрят друг на друга. А потом, оба, - на Федьку Лопуха и на его красные от холода ладошки, которыми он прикрыл свои плачущие синие глаза. Опять друг на друга, а потом снова на Федьку Лопуха.

И я, конечно, догадываюсь, что очень скоро произойдёт - не такой уж тупица - сам бы мог так поступить, если б смог... Но и сентиментальным показаться ни перед кем тоже не хочу. Поэтому ставлю точку. Хоть отчётливо слышу, как после этого радостно заржала лошадь. И даже знаю, что это ржание искусно воспроизвёл счастливый Федька Лопух. Не моё это дело, не моё! Я здесь - записывающий инструмент. И только...