Группа генералов с Маршалом Советского Союза В. Д. Соколовским. Слева направо: Н. Е. Чуваков, М. X. Калешник, В. И. Казаков, В. И. Чуйков, Д. В. Семенов, В. Д. Соколовский, И. П. Петров, М. Б. Катуков, А. И. Шебунин (Потсдам, 1949 год)
http://militera.lib.ru/memo/ru...
Шебунин А. И. Сколько нами пройдено... — М.: Воениздат, 1971.
Под красным знаменем
Перед грозой
Состав из красных товарных вагонов, набитых призывниками, шел в Ярославль. Колеса ритмично считали стыки, гремели на стрелках, со скрипом тормозили у железнодорожных станций или прямо в поле, если семафор закрывал путь. Тогда наш закопченный старенький паровоз сипло ревел, стреляя вверх струей пара. Этот рев сразу подхватывал весь эшелон — от головы до хвоста: сотни молодых глоток орали, свистели, улюлюкали. Парни выскакивали из теплушек и мчались к соседним вагонам — распить с дружками-приятелями еще бутылку самогона.
Половина новобранцев была пьяна. Многие уже несколько дней подряд прикладывались к бутылке, пока нас, стриженных наголо рекрутов, везли из Архангельской губернии пароходом в Котлас, а затем — в Вятку (ныне Киров). Теперь продолжалось то же.
Новобранцы — почти сплошь из деревень — были юнцы еще непризывного возраста, лет девятнадцати-двадцати (в солдаты брали тогда двадцати одного года). Мне исполнилось девятнадцать. На западных границах России почти год шла война, солдат не хватало, и царское правительство стало призывать в армию наряду с запасниками и парней младших возрастов.
Погода стояла не по-майски сухая, жаркая. Небо было чистое, синее. Солнце накаляло железные крыши, и в вагонах стояла духота. На нарах храпели, лениво перекидывались в карты, порой хрипло затягивали песню. И вдруг где-то негромко перекатился гром. Потянуло свежестью. Край сизой, почти черной тучи поднялся над горизонтом. Туча медленно росла, все больше заволакивая небо. [4]
Поезд стал притормаживать — впереди была станция, но короткий палец семафора категорически требовал остановиться. Несколько раз провернувшись, скрипнули и замерли вагонные колеса.
Мобилизованные высыпали из теплушек размяться, почувствовать под ногами земную твердь. А черная туча незаметно заволокла уже полнеба, закрыла солнце. Над землей повисла томительная тишина, как это всегда бывает перед грозой. Потом тишину разорвал порыв ветра. Ветер рванул пыль из-под колес, понес ее тучей вдоль железнодорожной насыпи, погнал в поле клочья паровозного дыма. На спинах призывников пузырями вздулись рубахи.
Ветер крепчал, посвистывал в телеграфных проводах, в щелях вагонов. Тьма закрыла небо и поле. Было что-то зловещее в этой черно-сизой громаде, погасившей солнце. Духота, томившая людей, исчезла, стало прохладно. Даже самые неугомонные озорники притихли, многие залезли обратно в красные теплушки, настороженно поглядывая на небо; некоторые крестились.
Раза два у горизонта полыхнуло ярким светом, но прошло немало времени, пока докатились тяжелые раскаты. И тотчас вверху, прямо над головой, бесшумно вспыхнула широкая синяя молния. Распоров сизую тучу до самого низа, она осветила поле таинственным светом. Вслед за этим так грохнуло и встряхнуло землю, что кое-кто из спавших свалился с нар.
Дождь хлынул стеной. Это был не просто ливень — дождевой шквал с ураганным ветром. Парни мгновенно забрались обратно в теплушки. Закрываясь, загремели на роликах двери.
А гроза не стихала. Ливень оглушительно бил по железным крышам. Только синие чистые молнии на миг высвечивали в пелене дождя окрестность, и тогда смутно виднелось поле, расплывчато проступал дальний контур леса, видны были вагоны на путях и мокрый блеск рельсов.
Эшелон двинулся и шел еще с полчаса под шум ливня и треск грозовых разрядов. А нам, сидящим на нарах, притихшим, мокрым, как бы протрезвевшим от угара деревенских проводов и бесшабашных дней, проведенных в пути, впервые вспомнилось, кто мы такие и куда едем так далеко от родных мест. Понимали только одно — не [5] каждому суждено вернуться домой. Мы — солдаты, нас ждала одна судьба: служба, война, которая идет вот уже почти год и рычит где-то на западе так же грозно, как страшная гроза над нашей головой.
В Ярославле нас поместили в карантин, находившийся в бывшем манеже. Там мы пробыли почти весь июнь 1915 года. Потом нас разбили на группы и разогнали в разные края Российской империи.
* * *
Меня и еще нескольких новобранцев направили в 1-ю артиллерийскую запасную бригаду в Москву, в Николаевские казармы. Молодым солдатам предстояло обучаться здесь артиллерийскому делу. В пятнадцатом году бригада послала на фронт три обученных состава артиллеристов, на следующий год — еще шесть составов офицеров и рядовых.
Солдаты изучали закон божий, материальную часть пушки и приемы стрельбы. Учили еще верховой езде, ну и, конечно, непрерывно шли строевые занятия. Дисциплина была строжайшая, держалась на страхе. Существовала даже поговорка: «Что такое солдат? Солдат это кусок сырого мяса, завернутый в шинель и наученный говорить: «Так точно!», «Никак нет!» Среди рядовых насаждалась круговая порука, за проступок одного солдата наказывался весь взвод.
Особенно измывались в учебной команде, где готовили младших командиров и куда вскоре попал я. Там действительно была палочная дисциплина.
Конной езде в учебной команде обучал подпрапорщик Модейкин, присадистый, плечистый, на кривых ногах, всегда аккуратно затянутый в мундир. Этот очень любил потешиться над солдатами. Чуть что не по нему, орал:
— Куда морду воротишь, скотина! — И со всего плеча — плетью по спине. До крови простегивал гимнастерку.
Начальник учебной команды полковник Филатов наказывал нас «гуманно»: на два или десять часов под ранец — смотря по настроению. Благодаря его стараниям и в жару, и в мороз на плацу перед казармами всегда неподвижно стояли фигуры в серых шинелях с ранцами за спиной. В ранец насыпалось 72 фунта песка. Стоять с этим грузом надо было по стойке «смирно». Многие падали в обморок, нередко заболевали, и тогда их отчисляли [6] из учебной команды. Мне, к счастью, пришлось отстоять с ранцем только два часа; курс закончил с отличием, получил звание младшего фейерверкера и серебряные часы за стрельбу.
Единственной светлой личностью среди офицеров в учебной команде был поручик Бутусов. Он был молод, образован и любил показать солдатам свой демократизм. Сухощавый, стройный, всегда гладко выбритый, он запросто приходил в казарму, садился на стул и, щедро раздавая папиросы, заводил непринужденный разговор о житье-бытье.
Мы любили взводного за простоту и человеческое обращение, ценили его искреннее желание научить нас всему, что требовалось в артиллерийском деле. В учебных классах Бутусов объяснял нам устройство разных орудийных систем, дотошно растолковывал, как надо работать с артиллерийской буссолью, прицелом и угломером. Но обычных часов занятий поручику казалось недостаточно, и он ежедневно давал солдатам взвода уроки арифметики. Бутусов учил нас решать задачи с простыми и десятичными дробями, без знания которых не может быть ни хорошего наводчика, ни хорошего наблюдателя.
Видя такое участливое отношение к себе, курсанты старались, и взвод наш был всегда первым. Позже Бутусова назначили начальником команды вольноопределяющихся. Это совпало с окончанием нами курсов фейерверкеров, и Бутусов забрал нескольких человек, в том числе Дмитрия Родичева, Андрея Ануфриева, меня и еще кое-кого из тех, кто успешно усвоил программу, в свою команду, дабы мы теперь сами обучали новичков.
Вольноопределяющиеся жили не в казармах, а у себя дома. Занятия начинались в восемь утра. Занимались вольноопределяющиеся плохо, отсиживали лекции только для проформы, а к нам, новоиспеченным учителям из крестьян и рабочих, относились с плохо скрытым пренебрежением.
Закончив шестимесячный курс обучения, вольноопределяющиеся становились чиновниками интендантской или финансовой службы.
...Наступил 1917 год.
28 февраля в бригаде творилось что-то невероятное. С самого раннего утра солдаты были на ногах, шумели, [7] спорили. Откуда-то появились ораторы и в штатском, и в военной форме.
Спустя некоторое время бригада собралась на плацу на митинг. Выступали все, кто хотел: офицеры, рядовые, какие-то интеллигентного вида люди в пальто с меховыми воротниками. Говорили и спорили долго, кричали: «Долой царя Николая!», «Долой войну!»; некоторые требовали сейчас же присоединиться к народу и всеми силами поддержать Временное правительство. Кто-то предложил разоружить жандармские части, стоявшие недалеко от нас, возле ипподрома. В стихийном азарте, взвинченные речами, артиллеристы бросились разоружать жандармов, к которым, надо сказать, всегда испытывали неприязнь. Забрали лошадей, оружие, а сами блюстители порядка разбежались кто куда.
Наутро на плацу собрался митинг, организованный командованием. Нам официально объявили, что Государственная дума передала власть Временному правительству, которое несколько позже проведет демократические выборы в Учредительное собрание. Митинг прошел спокойно, под наблюдением офицеров.
В бригаде восстановился обычный порядок. Но перемены чувствовались разительные. По приказу начальника бригады солдаты разучивали «Марсельезу» — на случай участия в демонстрации. Это было так непривычно, что вначале многих пугало.
На демонстрацию артиллеристы вышли начищенные, отутюженные. Лица солдат сияли. Офицеры же, хотя и надели парадные мундиры, были сдержанно строги и заметно удручены.
Демонстрация двигалась по Тверской, мимо площади Скобелева (ныне Советской) и дальше к городской думе, на Воскресенскую площадь (ныне площадь Революции). Возвращались в казармы тоже строем — через Никитскую улицу и Пресню. Толпы восторженно приветствовали солдат. Глядя на ликующих людей, мы думали, что теперь действительно наступит настоящая свобода для простого народа, в том числе и для солдат, хотя многое было нам непонятно.
Февральские события произвели на солдат очень сильное впечатление. Слова «революция», «свобода для народа», «братство трудящихся» возбуждали и опьяняли, рождали надежды на лучшее будущее. Солдаты из крестьян [8] толковали о разделе барской земли, а фабричные с жаром рассуждали о восьмичасовом рабочем дне, об отмене штрафов, о заводских столовых и о других своих насущных делах. Ни строгие дисциплинарные кары, ни стены казарм уже не в состоянии были помешать общению между солдатами и пролетариатом Москвы. Артиллеристы, получая увольнительные, ходили на собрания и митинги рабочих, а те появлялись в казармах.
Произошли изменения в армейском быту. Отменялись пышные величания: «ваше благородие», «ваше высокоблагородие», «ваше превосходительство». Вместо них было введено «господин офицер» и «господин генерал». Да и взаимоотношения офицеров с рядовыми стали демократичнее. Стушевались, притихли любители мордобоя и палочной дисциплины. Солдаты впервые вздохнули свободнее.
Демократические новшества очень не нравились офицерам. Но нарушить постановление буржуазного правительства они не решались.
Солдатская масса в Москве была еще недостаточно активна. У нас, например, в 1-й запасной артиллерийской бригаде многие долго не могли привыкнуть к новым порядкам, тянулись перед офицерами, забывшись, называли их «ваше благородие». Люди боялись, что в какой-то день все опять переменится, вернется к старому, и тогда офицеры отомстят с лихвой: будет и карцер, и ранец с песком, и еще что-нибудь похуже.
Однако бурные события тех дней излечивали от робости самых забитых солдат. Интерес к политике, естественное желание разобраться, что, в сущности, происходит и какая будет от того польза народу, постепенно захватили всех.
По вечерам в казармах спорили главным образом о земле: надо ли отбирать ее у помещиков и как отбирать. Я тогда в политике не разбирался, к тому же у нас, в Архангельской губернии, вообще не было помещиков, вся земля принадлежала общине, которая решала, сколько дать земли на едока. Нравы в нашем крае были патриархальные. О том, что такое «помещик», я, например, впервые услыхал в Москве. И все-таки, несмотря на полную неосведомленность в политических делах, я поддерживал революционно настроенных солдат и тех беседчиков (как я потом узнал, большевиков), которые призывали [9] отнять землю у помещиков, а фабрики у хозяев и передать все это в руки трудового народа. Это для меня было совершенно ясно, поскольку было справедливо. Но в других вопросах я путался.
* * *
Я уже упоминал о фейерверкере Дмитрии Родичеве. Мы с ним крепко подружились. Это был крупный, с руками молотобойца парень, всегда уравновешенный, неторопливый; думал он также неторопливо, серьезно, а когда говорил, чуточку улыбался. Мы были земляки: Дмитрий до армии работал в Архангельских судоремонтных мастерских. Отличный был солдат: отменно знал пушку, прекрасно стрелял. А человек — душа.
Как-то Родичев говорит мне:
— Хочешь, Сашка, послушать интересных беседчиков из рабочих?
— Хочу, — говорю. — А где?
— Да недалеко. За Ваганьковским кладбищем, в лесу собираются. Очень хорошие беседы бывают.
— Коли интересно, пошли, — отвечаю, и мы с Родичевым и еще тремя солдатами отправились в лес.
Теперь это место за Красной Пресней застроено домами, а тогда прямо от пресненского трамвайного кольца начинался сплошной лес. Не было, конечно, и электричества. На улицах, как и в наших казармах, по ночам горели газовые фонари.
Перейдя трамвайное кольцо, мы по тропинке углубились в лес и вскоре наткнулись на людей, расположившихся кружком на поляне. Тут были и солдаты, и рабочие, главным образом с Прохоровской мануфактуры. Собрание уже началось. Беседчики рассказывали о событиях в стране и за границей, о том, какая партия что собой представляет и чего добивается. Люди слушали, задавали вопросы, агитаторы отвечали. Нас очень заинтересовали эти беседы, и потом мы много раз ходили на собрания. Дмитрий Родичев был явно доволен. Он похлопывал меня крепкой ручищей по спине и повторял: «Скоро, Сашка, ты любого министра за пояс заткнешь в политике!» — И на его крупном добром лице расплывалась улыбка.
Однажды Родичев вызвал меня из казармы во двор, отвел в сторонку и, оглядевшись, сказал: [10]
— У нас создается политический кружок для солдат. Хочешь заниматься в нем?
У меня было большое желание учиться, и я с радостью согласился.
В кружке подобрался десяток молодых солдат. Занятия с нами вел сначала врач Гарденин, а потом — старый член РСДРП большевичка Розалия Самойловна Самойлова (Землячка). Изучали Коммунистический манифест, статьи Ленина, читали большевистские газеты.
В Москве в это время, как и в других городах, шла подготовка к выборам в Учредительное собрание. Каждая партия старалась привлечь на свою сторону как можно больше избирателей из народа — крестьян, рабочих, солдат. Офицеры нашей бригады были, конечно, за кадетов и эсеров. Их сторону приняли фельдфебели и фейерверкеры сверхсрочной службы. Основная масса солдат колебалась, не зная, какую партию ей поддерживать.
Нам, кружковцам, Р. С. Самойлова поручила разъяснять в казармах программу большевиков и призывать солдат голосовать за список № 5, в котором были кандидаты от РСДРП (б). Мы с охотой взялись за дело. Больше всего солдатам нравились два пункта в программе большевиков: о прекращении войны и безвозмездной передаче помещичьих земель крестьянам.
Большое влияние на солдат оказывали рабочие Прохоровской мануфактуры, расположенной неподалеку от наших казарм. Многие солдаты и рабочие были знакомы друг с другом: частенько вместе выпивали, гуляли в Пресненском лесу, ухаживали за девушками. Так что агитаторов от рабочих встречали как хороших друзей.
И все-таки, несмотря на усилия агитаторов, широкой поддержки программы большевиков добиться среди солдатской массы пока не удавалось. Одной из причин было то, что в нашем солдатском комитете главенствовали эсеры. В комитет входили несколько офицеров, и солдаты, члены комитета, подпали под влияние этих демагогов.
Человеку со стороны могло показаться, что все в нашей артиллерийской бригаде обстоит нормально, согласно уставу: батареи маршировали на плацу; в классах шли занятия; офицеры были на своих местах; дисциплина нисколько не упала; требовательность к солдатам даже повысилась. Но на самом деле все обстояло иначе. [11]
С каждым днем солдаты все смелее открыто выражали свое недоверие офицерам.
Как-то пришел к нам во взвод прапорщик Погудо. Зашел в казарму, подсел к нам, стал расспрашивать, что мы думаем о событиях в России и с какой партией солидарны в политике. Солдаты отшучивались.
— Может, вам нравится программа большевиков? — спросил прапорщик.
Солдаты не ответили.
— Ну все-таки чего вы хотите?
Тогда Дмитрий Родичев говорит:
— Мира хотим, вот чего.
И сразу — несколько голосов:
— Чтоб войне конец!
— Надо землю крестьянам дать!
— Землю и мир!
Погудо встрепенулся, живо оглядел нас:
— Выходит, вы за большевиков?
— Нет, мы не большевики, — отозвался кто-то.
Прапорщик вроде бы успокоился, пригладил ладонью белокурый вихор, подумал немного.
— Ну, смотрите, — предупредил он. — Наш долг — поддерживать правительство, блюсти порядок, а дальше во всем разберется Учредительное собрание.
Разговор на этом закончился. Солдаты явно не желали откровенничать с офицером.
Раскол среди солдат произошел после июльского расстрела в Петрограде. Эсеры и те, кто разделял их взгляды, ругали большевиков за то, что они-де разлагают армию, мешают нормальной работе органов власти. А солдаты, которые поддерживали программу РСДРП (б), спорили с ними.
Командование бригады приняло меры против неблагонадежных: из большевистски настроенных солдат срочно сколотили маршевые роты и без задержек отправили на фронт. В штрафники попали почти все, кто занимался у Р. С. Самойловой в марксистском кружке. Остались только Родичев, Ануфриев и я. Очевидно, случайно.
Очистив таким путем бригаду от большевистских «подстрекателей», командование на короткое время пресекло крамолу в солдатской среде. Но этот выигрыш был временным. Отправляя неблагонадежные полки на боевые позиции, подальше от столичных смут, буржуазные правители [12] помимо своей воли способствовали накапливанию на передовой того политического динамита, который в дальнейшем взорвал изнутри старую армию.
*****************************
Ранее выложены воспоминания о старой армии
В.Л. Абрамова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
А.В. Белякова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
С.М. Будённого - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
А.М. Василевского - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
А.В. Горбатова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
М.М. Громова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
Г.К. Жукова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
С.А. Красовского - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
И.В. Тюленева - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
Н.М. Хлебникова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
А.И. Черепанова - https://cont.ws/@mzarezin1307/...
Оценили 14 человек
32 кармы