Пушкин о духовности. 1822 (6.4)"Братья разбойники" - Михаил Зарезин

Заканчиваю выписки из работы Закруткина. Вот какой разноголосицей встретила "Братьев разбойников" русская критика! Причём критики затрагигивали и "духовные" стороны личностей разбойников.

VIII

Чрезвычайно любопытную картину представляет собой история освоения пушкинской поэмы критикой. Появление „Братьев-разбойников" в „Полярной звезде" вызвало всего три-четыре коротеньких отзыва, включенных в рецензии на альманах. Однако, помимо печатных отзывов, современники Пушкина делились впечатлениями о поэме в письмах и беседах.

К моменту выхода в свет поэмы Пушкин имел уже репутацию „первого поэта" России, к его произведениям предъявлялись повышенные требования, его стихи ожидались с нетерпением, как большое литературное событие. Редкое письмо А. И. Тургенева к Вяземскому обходилось без упоминания имени Пушкина. H. М. Языков ревниво допытывался у брата о характере успеха пушкинских стихов.

Рылеев, Бестужев и Тургенев хвалили „Братьев-разбойников"; Вяземский, один из наиболее последовательных апологетов „карамзинизма", довольно скептически отозвался о языке поэмы, которой недоставало, по его мнению, „обычной .очаровательности" стихов Пушкина. После выхода „Полярной звезды" мнения критиков разделились.

Очень хвалебный отзыв о поэме дал „Московский телеграф", правильно усмотревший в „Разбойниках" два важных момента: „новость мыслей и выражений" и „черты симпатии", которыми окружил Пушкин своего необычного героя. „Пушкин недостигаем никому, по крайней мере доныне, — писал рецензент „Телеграфа",— в „Полярной звезде" помещены два. отрывка из двух его новых поэм „Цыганы" и „Братья-разбойники". В первом обрисована только картина цыган-

115

ского табора — живая, яркая; но другой отрывок... не сказывайте имени поэта, читайте стихи его, и всякий вам скажет, что кроме Пушкина некому написать их. Хвалить можно, но лучшая похвала „Братьям-разбойникам" будет, если кто-нибудь разберет каждый стих и вникнет в силу, красоту, новость мыслей и выражений. Каким волшебством постигает Пушкин тайну силы слов, как умеет внушить участие, вдохнуть чувство разбойнику, поэт забыт — мы слышим, как разбойник, ночью, в кругу своих товарищей, рассказывает им: я старший был пятью годами... Содрогаешься, читая мучения совести, видя, кажется, убийцу и привидения толпою окрест его. Слова „мне душно здесь... я в лес хочу" приводят в трепет. Нет, Пушкину суждено великое назначение". 1

Однако „Московский телеграф" выразил в своей рецензии мнение далеко не всей литературной общественности; если боевой в то время печатный орган „якобинца" Полевого присоединился к мнению Рылеева, Бестужева и Тургенева и, после оценки „Братьев-разбойников", предрекал Пушкину „великое назначение", то „Сын отечества" рассматривал поэму несколько иначе. В своих „Письмах на Кавказе" Греч открыто нападает на „Разбойников", главным образом за то, что герой поэмы „не везде говорит свойственным ему языком": „Прислушиваясь к различным толкам о нашей поэзии, я слышал довольно резкие приговоры отрывку из поэмы „Братья-разбойники". Главнейшее из обвинений есть то, что рассказывающий разбойник не везде говорит свойственным ему языком, часто сбивается на возвышенную поэзию, употребляет слова, разрушающие очарование правдоподобия и, так сказать, показывающие своего суфлера"; правда, Греч подслащивает свой приговор замечанием, что „несколько несвойственных простоте рассказа выражений нимало не ослабляет достоинство пьесы", но его отрицательная оценка заслуживает внимания.

Он отмечает наличие в монологе разбойника „возвышенной поэзии" не потому, что борется за реалистический стиль, а потому, что, по его мнению, эта „возвышенная поэзия" свойственна только „возвышенным предметам", а отнюдь не „злодею", который сам по себе должен внушать отвращение. Участие „суфлера" в монологах разбойника представляло для Греча недопустимую тенденциозность.

Вместе с тем Греч не мог все-таки не остановиться на реалистичности поэмы: „Чувствования, положения, зверские забавы и ужасы — описаны с натуры. Какая быстрота действия и рассказа, какое картинное описание разбойничьего притона, какие ужасные местности". Цель поэмы Греч видит в проповеди высокой нравственности и предвидении грядущего раскаяния злодея: „Ты спросишь меня: какая цель этой пьесы. Прочти описание угрызений совести, изображение смерти младшего брата — вот мой ответ". 2

События 14 декабря 1825 г. исключили из общественной жизни „Полярную звезду", а вместе с ней на два года были исключены и „Братья-разбойники". Только с появлением поэмы отдельной книгой некоторые журналы дали более или менее развернутые рецензии, но

________________________

1 "Московский телеграф" 1825, ч. II, 8, 328.

2 „Сын отечества" 1855, ч. 101, № 10, 196—197.

116

ни в одной из них не было отзывов хвалебных, что имеет свою закономерность. Расправа реакционного дворянства с декабристами отбила охоту даже у таких „демократических" журналов, как „Московский телеграф", превозносить поэму, которая оказала большое воздействие на декабристов, ставилась ими в одну линию с „Исповедью Наливайко" и „Войнаровским" Рылеева и, по выражению декабриста Штейнгеля, „дышала свободой". 1

Поэтому рецензенты в лучшем случае старались отыскать „нравственную сторону" в поэме и якобы заложенной в ее герое возможностью покаяния думали ограничить целеустремленность „Братьев-разбойников". В таком плане выдержана была рецензия „Сына отечества".

„Поэзия и музыка производит очаровательное, можно даже сказать, чудное действие на душу человека. Первая возбуждает в нас иногда соучастие к лицам и предметам, кои, в обыкновенном о них понятии, более способны внушать нам негодование, даже отвращение, нежели какое-либо чувство доброжелательства (здесь и ниже курсив мой. В. 3.); вторая, нередко выражая звуками нестройство. пленяет нас гармониею самого разногласия. Таково волшебство изящных искусств. Они настраивают душу на тот лад, на который хотел ее навести своенравный гений поэта или сочинителя музыки. Мы негодуем на пороки действующего лица поэмы и невольно уделяем ему вздох сожаления; досадуем на некоторые звуки, оскорбляющие наш слух (не напрасно Пушкин уверял Бестужева, что „отечественные звуки оскорбят нежные уши читательниц". В. 3.), и не можем себе дать отчета, почему в целом они нам нравятся. Небольшая поэма Пушкина „Братья-разбойники" служит новым подкреплением сей задачи.

В сей поэме разбойник, недавно завербовавшийся в шайку грабежа и убийства: ни одна добрая наклонность, ни одно доброе дело не искупают пороков его и злодейств. Наконец, он вместе с братом своим и товарищем в разбоях попадается в руки правосудия, закованы и брошены в тюрьму, ожидая достойной мзды своим преступлениям. Брат его, младший годами, не мог перенести узничества, он впал в тяжкую болезнь, и в бреду горячки, между устрашающими его призраками, видит некогда зарезанного ими старца и умоляет брата пощадить седины его... Но молодость свое взяла — больной выздоравливает. Братьям разбойникам удается обмануть своих стражей; они переплывают через реку, отбиваются от погони и уходят. Но тут младший снова впадает в недуг и умирает. Старший предает бездушный труп земле, совершив над ним грешную молитву, и снова отправляется на промысел. Не та уже для него жизнь; нет прежней буйной радости — „могила брата все взяла", говорит он, и последняя жалость замерла в его сердце". Рецензент утверждает, что Своей жалостью к старикам разбойник „платит

______________________

1 Сидя в каземате Петропавловской крепости, декабрист В. И. Штейнгель, в своем письме императору Николаю, письме, посвященном вопросу о причинах восстания, касаясь влияния литературы на „политическое состояние умов ", писал: „Непостижимо, каким образом в то самое время, как строжайшая цензура привязывалась к словам, ничего не значащим, пропускались статьи, подобные „Волынскому", „Исповеди Наливайко", „Разбойникам-братьям". (См. сб. „Из писем и показаний декабристов*1 под ред. А. К. Бороздина, СПб. 1906, 67.)

117

дань памяти своего брата, который умолял его в тюрьме за старца".

Эту черту рецензент гипертрофирует, делает ее основным мотивом поэмы и ею определяет характер пушкинского героя: „В характере сего разбойника, при всей его жестокости и развратности, видим одно господствующее чувство природы —любовь братскую; она, за недостатком добродетели, за отсутствием совести, сдерживает иногда в нем порывы кровожадности, и она-то, выраженная очаровательными стихами Пушкина, пробуждает в нас минутное чувство жалости даже к разбойнику.

Вот нравственная сторона сей поэмы из которой можно вывести последствие, что человек, даже в крайнем унижении своем, не вовсе еще отметает те чувствования, которые милосердый промысл влил в душу его при самом рождении".1

Я привел этот пространный отзыв с тем, чтобы уяснить смысл восприятия пушкинской поэмы „либерально-благомыслящими" журналами, каким в 1827 г. был „Сын отечества". Объяснить „жалость" читателя к разбойнику тем, что в „злодее" заложены возможности исправиться, что поэзия производит „очаровательное действие на душу человека", и вместе с тем подчеркнуть отталкивающие, внушающие „негодование, даже отвращение" черты героя поэмы — вот какие задачи поставил перед собой рецензент „Сына отечества".

Прямее и, пожалуй, правильнее с определенной точки зрения (дворянской) поставила вопрос о социальном смысле „Братьев-разбойников" реакционная критика; она нашла подлинные черты пушкинского героя, остановила свое внимание на этих чертах и попыталась вооружить на борьбу с ними своих читателей.

Особенно остро ставился вопрос о месте „Братьев-разбойников" в литературе двумя журналами: „Галатеей" в 1839 г. и „Маяком" в 1843 г.

Прежде всего „Галатея" резко разграничила освоение формы и содержания поэмы: „На „Братьях-разбойниках" мы не намерены долго останавливаться: это рассказ разбойника в кругу новых его товарищей разбойников, рассказ легкий, живой, поэтический по изложению, но не по содержанию"; отрицая поэтическую сущность содержания поэмы, критик был вполне последовательным ибо вкладывал в термин „содержание" конкретный социальный смысл, между тем как пушкинская поэма, по его разумению, по своей социальной направленности, представляла собой явление незаконное.

„В самом деле, что вы найдете поэтического в земледельце, который, соскучивши добывать насущный хлеб трудами, пустился с братом на промысел, более легкий и более выгодный— на разбой".2

Этим замечанием безымянного критика „Галатеи" блестяще вскрывается истинное содержание „Братьев-разбойников", против которых так рьяно ополчился ревнитель самодержавно-крепостнических устоев, усмотревший в поэме действия, направленные против этих устоев, а в ее герое „земледельца", осмелившегося выступить с ножом в руках против жизни, положенной ему по закону „общества". Такой герой был явно

___________________________

1 „Сын отечества" 1827, ч. 114, № 10, 399-402.

2 „Галатея" 1839, ч. III, № 24, 482—485,

118

не на своем месте, так как являл собой далеко не поэтический предмет, и даже наоборот — предмет, недостойный поэтического осмысления, предмет низкий и безнравственный. Низость и безнравственность пушкинского героя, его облик „земледельца" и отсутствие в нем „высоких идеалов" послужили причиной того, что „Галатея" начисто отвергла возможность каких бы то ни было связей между „Братьями разбойниками" и „восточными" поэмами Байрона: „Братья-разбойники" вышли в свет после „Шильонского узника" в прелестном переводе Жуковского, это подало повод многим думать, что „Братья-разбойники" — не что иное как подражание байронову „Шильонскому узнику". Мы этого мнения не разделяли и не разделяем с другими; с первого взгляда, конечно, оно покажется если не справедливым, то по крайней мере правдоподобным; но вникните глубже в то и другое создание, и вы увидите, что между ними нет ничего общего; ставить их в параллель значило бы обижать британского поэта; в байроновом произведении видите вы глубокую мысль, в его герое принимаете вы живое участие.

Иначе и быть не может — он страдает невинно, он переносит муки, одну другой несноснее, за религиозное мнение, само по себе святое, от чистого сердца посеянное отцом в чистом сердце сына. Это — трагедия, трагедия высокая, нравственная. В „Братьях-разбойниках" Пушкина и тени подобия этому нет: можете ли вы сочувствовать человеку, который оставляет общество потому только, что не хочет трудиться ни в нем, ни для него, ни даже для себя, и режет встречного и поперечного, А где нет сочувствия, там нет и поэзии"

Нельзя не отметить, что критик „Галатеи", может быть помимо своего желания, почти правильно подошел и к разрешению проблемы „байронизма" „Братьев-разбойников", хотя эта „правильность" была прежде всего моментом, нужным реакционному критику для снижения качества поэмы. Он правильно констатировал отсутствие в пушкинском герое-„земледельце" каких бы то ни было высоких, с его точки зрения, побуждений, оправдывающих его „злодейство", и, в противовес этому, наличие у разбойников Байрона титанических воззрений на борьбу с безнравственным обществом; он законно отметил „обычность", „серость", „третьеразрядность", страшную для него peaлистичность пушкинского "земледельца, который режет встречного и поперечного"; но эти то черты „Братьев разбойников" объяснялись спецификой александровской России, в которой тысячи крепостных должны были браться за нож и кистень для того, чтобы избавить себя от ненавистного рабства; эти-то черты и делали „Братьев-разбойников" произведением в высшей степени оригинальным и более реалистическим, чем другие пушкинские поэмы эпохи его политической ссылки на юг России.

Правильно поняв опасность для „умов", заключавшуюся в содержании „Братьев-разбойников", критик не считал нужным вдаваться в анализ достоинств поэмы, ибо сами герои ее были для него прежде всего предметом не поэтическим: „Такие предметы, как „Братья-разбойники" Пушкина, — писал он, — не стоят не только прекрасных, но даже и никаких стихов; это значит бесполезно тратить сокровище дарований, которые ниспосылаются нам свыше для

119

лучшего употребления, для возвеличения, для прославления добродетели и ее источника — бога".

Не менее любопытную, а по своей тупости и ограниченности пожалуй еще более последовательную критику „Братьев-разбойников" дал на страницах „Маяка" 1 небезызвестный генерал-лейтенант, корабельный инженер и „истинно-русский человек" Степан Анисимович Бурачок, совокупно со своим приятелем, таким же „истинно-русским человеком", преподавателем словесности 2-го Санктпетербургского кадетского корпуса Авксентием Матвеевичем Мартыновым.

„Флигельман мишурной Российской письменности А. С. Пушкин,—по уверениям почтенных критиков,—оторвавшись от кормила здравомыслия и растворив настежь двери уголовной поэзии (poésie du crime), написал „Братья-разбойники", эту выписку из уголовного дела в стихах", которая открыла собой галлерею его преступных героев.

Погодин, один из первых заговоривший об „отпечатке меланхолии британского поэта" на содержании „Братьев-разбойников", доказывал, что в старшем разбойнике виден „голод души, не насыщаемой преступлениями и за удары судьбы, к нему неприязненной, неправо мстящей всему человечеству", и что „разбойник младший напоминает своею участью меньшего брата Шильонскому узнику". 2

Иван Киреевский в своей статье „Нечто о характере поэзии Пушкина", 3 касаясь „южных" поэм и констатируя близость „Кавказского пленника" и „Бахчисарайского фонтана" к поэмам Байрона („тот же способ изложения", „тот же тон", „такая же неопределенность в целом и подробная отчетливость в частях, такое же расположение, и даже характеры лиц, по большей части столь сходные, что с первого взгляда их почтешь за чужеземцев-эмигрантов, переселившихся из байронова мира в творения Пушкина"), начисто отвергает „байроничность" „Братьев-разбойников".

„Далее всех отстоит от Байрона поэма „Разбойники", несмотря на то, что содержание, сцены, описания, все в ней можно назвать сколком с „Шильонского узника". Она больше каррикатура на Байрона, нежели подражание ему. Бонивар страдает, чтобы спасти „души своей любовь", и как ни жестоки его мучения, но в них есть какая-то поэзия, которая принуждает нас к участию, между тем как подробное описание страданий пойманных разбойников поселяет в душе одно отвращение, чувство, подобное тому, какое произвел бы вид и мучения преступника, осужденного к заслуженной казни. Можно решительно сказать что в этой поэме нет ничего поэтического, выключая вступление и красоту стихов, везде и всегда свойственную Пушкину".

Заключение Киреевского не случайно и небезосновательно. Коренная разница между Пушкиным и Байроном, обнаруженная критиком и отмеченная в столь резком тоне, несомненна. Но Киреевский в полемическом азарте, противореча самому себе, считал, что „содержание", „сцены" и „описания" в „Братьях-разбойниках"—„сколок" с „Шильон-

_____________________

1 .Маяк" 1843. тг. 7, 9, 10, 11.

2 .Московский вестник* 1828, I, ч. 7.

3 Там же, 1828, ч. 8, 184—185.

120

ского узника"; это отнесение генезиса поэмы к чисто литературному источнику тоже не случайно для Киреевского. Признание реальности пушкинских разбойников обязательно должно было привести к признанию существования жестокой борьбы крепостного крестьянства с помещиками-дворянами, к признанию далеко не смиренных и не покорных черт в „русском человеке", который понимался Киреевским, уже начавшим свою славянофильскую ориентацию на „незлобивую душу народа", совсем в другом плане. Только этим и можно объяснить очень суровуюоценку „Братьев-разбойников" и отрицание чего бы то ни было поэтического в содержании поэмы. Еще более последовательно высказал, эту же мысль Надеждин.

В статье о „Полтаве" Пушкина 1 Надеждин касается проблемы взаимоотношений Байрона и Пушкина и приходит к очень интересным выводам) Прежде всего он отвергает попытки формального сопоставления „восточных" и „южных" поэм: „Если принять . . . что отличительный характер байронизма состоит в умении рассказывать со средины происшествия или с конца, не заботясь вовсе о спаянии частей (здесь и ниже курсив Надеждина. В. 3.), то мы можем вести счет байронам дюжинами ... Но Байрон, кажется, имел кое-что побольше и поважнее; и ежели люди бросились на его поэмы, как алкающие в аравийской пустыне к источнику ключевой воды, то, верно, не по причине царствующего в них беспорядка" . . .

Надеждин останавливается на основной, с его точки зрения, черте творчества Байрона: „Сатанинским величием отливают все творения Байрона . . . Байроновы поэмы суть запустевшие кладбища, на которых плотоядные коршуны отбивают с остервенением у шипящих змей полуистлевшие черепы. Его мир есть ад".

Переходя, к Пушкину, Надеждин отрицает наличие у него байроновского „сатанинского величия" и насмешливо констатирует чересчур тесную связь Пушкина с землей:

„К чести нашего поэта должно сказать, что подобное величие ему чуждо. Он еще не перерос скудной меры человечества, и душа его даже слишком дружна с земною жизнию. Ни от одной из его поэм не пышет этою могильною сыростью, от которой кровь стынет в жилах при чтении Байрона. Его герои в самых мрачнейших произведениях егофантазии — каковы „Братья-разбойники" —суть не дьяволы, а бесенята . . . Как же можно сравнивать его с Байроном. Они не имеют ничего общего, кроме разве внешней формы изложения, которая никогда и нигде не может составлять главного".

Выводы Надеждина заслуживают самого серьезного внимания и, в известной мере, не потеряли своего значения и сейчас. Разница между „сатанинским величием" Байрона и „скудной мерой человечества" Пушкина констатирована Надеждиным правильно. Ироническое же отношение критика к осмеянным им пушкинским „бесенятам", якобы проигравшим от сопоставления их с байроновскими „дьяволами", тоже было в какой-то степени закономерно. Надеждин не мог предвидеть того, что элементы реализма, заложенные в юношеской поэме Пушкина, вырастут в гениальные реалистические полотна творчески дозревшего

______________________

1 „Вестник Европы" 1829, май, № 9, 19—21.

121

поэта. Критик не усмотрел самого главного: что „бесенята" Пушкина далеки от кладбищенских коршунов и змей именно (и только) потому, что они близки к реальной действительности, что они являются выражением этой действительности. Для характеристики этих своеобразных черт „Братьев-разбойников" витиеватых росчерков иронического и довольно острого пера критика „с Патриарших прудов" было мало: для этого нужен был гений Белинского, давшего незадолго до смерти блестящую характеристику поэмы, характеристику, сохранившую всю свою глубину и сейчас.

Ни Греч, ни Булгарин, объявлявший о „живости картин" в отрывке, „который можно считать поэмою", ни Погодин, ни Киреевский, ни Надеждин не смогли дать более или менее конкретного разбора „Братьев разбойников" и сказать что-либо определенное о целеустремленности поэмы. После того как Пушкин, готовя к печати уцелевший отрывок, вытравил из него все „недозволенное" и этим смягчил содержание поэмы, удалые подвиги и переживания разбойников крепостных можно было, в известной мере, понимать как в туманные, байронические мечты, странные в людях низкого состояния".

После смерти Пушкина, когда стало выходить первое собрание его сочинений, среди суждений о сюжетной несамостоятельности „Братьев разбойников" начали раздаваться голоса, пытавшиеся установить связь поэмы с русской действительностью, ее „местный колорит" в отличие от других „южных" поэм. Первым, пожалуй, сделал это Сенковский (кажется: статья не подписана), решивший утвердить за „Братьями разбойниками" название „родной", „национальной пьесы". „Между большими созданиями Пушкина „Кавказский пленник" и „Бахчисарайский фонтан", — писал Сенковский, — более других носят на себе отпечаток того невольного влияния, которое имел над ним суровый певец Альбиона. Но и тогда уже Пушкин освобождался по временам от этих тяжелых оков и гордо и свободно запевал русским голосом, как в „Братьях-разбойниках". „Братья-разбойники" носят на себе отпечаток того национального направления, которое составляет характер Пушкина (здесь и ниже курсив мой. В. 3.). В этой чудной картине дикая русская удаль охвачена меткими чертами. Это беззаботное молодечество вырвано из жизни. Тут нет ничего заимствованного или все заимствовано у самой жизни".1

Критик „Библиотеки для чтения" правильно заострил вопрос о характере поэмы Пушкина и правильно отметил ее оригинальность, ее близость к действительности; но оригинальные черты „Братьев-разбойников" критик понимал совсем не так, как, скажем, Белинский (на отзыв которого я сошлюсь ниже). „Национальное направление" поэмы заключалось, по мнению критика, прежде всего в картинах „дикой русской удали", социального смысла которой он не видел и не хотел видеть; ему достаточно было упомянуть о „беззаботном молодечестве", для того чтобы читатель, по разумению критика, понял реалистические черты „Братьев-разбойников" и их оригинальность. Эта односторонность сотрудника „Библиотеки для чтения" основывалась на понимании роли „народа* сильно поправевшими либералами, чья былая розовость

_________________

1 „Библиотека для чтения" 1840, т. 39, отд. V, 5.

122

сменилась к 40-м годам белоснежной верноподданностью; народность только в колоритной экзотике, только в абстрактной „удали", только в отвлеченной специфике „русского молодечества"—вот сущность только по своей форме правильного определения Сенковского.

Характеристику „Братьев-разбойников" еще при жизни Пушкина дал Chopin в „Revue Encyclopédique". 1 Эта рецензия приобретает тем больший интерес, что Шопен прекрасно знал Россию.

Jean Marie Chopin в течение долгого времени был секретарем и библиотекарем А. Б. Куракина (1752—1818); в 1818 г., после смерти князя, Шопен возвратился во Францию, но не потерял связи с Россией, так как его мать жила в Пензе, где содержала модный магазин. 2

Очень образованный человек, острый наблюдатель, европеец, ненавидящий „русское рабство", Шопен в 1821 г. издал в Париже (анонимно) книгу „ Соuр d'oeil sur Pétersbourg", которая в 1822 г. была переиздана под заглавием: „De l'état actuel de la Russie, ou observations sur ses moears, son influence politique et la littérature; suivies de poésies traduites du russe". 3 В этой книге Шопен обрушился на „русское рабство", на систему государственности в России и произвол дворян-помещиков.

Радикальные по своему времени воззрения пушкинского критика и переводчика определили характер его рецензии на „Братьев-разбойников". Причину того, что пушкинские „разбойники", несмотря на свои преступления и пороки, вызывают симпатии читателя, Шопен видит в том, что их действия направлены к обретению независимости, свободы, в том, что Пушкин возвысил их поступки стремлением освободиться от рабства. В этом моменте Шопен склонен видеть политическое содержание: «D'où vient que l'auteur intéresse au sort d'un être dé gradé? Est-ce l'amour fraternel qui seul peut pallier des fautes si monstrueuses? Plus on avance dans l'étude du coeur humain, et plus on est convaincu qu'il n'est point de scélératesse sans quelque mélange de vertu, comme il n'est point de vertu sans faiblesses... Mais, ici, la disproportion est effrayante. Ne serait-ce point plutôt cet amour vif de l'indépendance, dont les poésies de M. Pouchkine portent une empreinte si originale, qui attache le lecteur par un attrait sympatique? On aime Pouchkine de tout l'amour qu'on porte à la liberté; et dans les deux Brigands, cette influence suffit peut-être pour déguiser l'immoralité du sujet. Il y a sans doute un profond sentiment politique (курсив мой. В. 3.) dans ce vers: Mnè tochno s d e s . . . ia v'iès khotchou!... J'étouffe dans les fers... rendez-moi Гаіг des bois 11 . . .

Выше я уже указывал на то, что эти же слова поэмы: „мне душно здесь ... я в лес хочу" расценивались „Московским телеграфом" как „приводящие в трепет" и заставили журнал предсказать Пушкину „великое назначение".

Белинский, как известно, дал два отзыва о „Братьях-разбойниках",

В первом из них он утверждал, что в поэме „все ложно, все натянуто.

__________________________

1 „Revue Encyclopédique" 1830, t. 45, 658—660.

2 Полное собр. соч. кн. Вяземского (изд. Шереметева), т. IX, 75.

3 См. прим. В. И. Саитова к т. III Остафьевского архива, 390.

123

все мелодрама и ни в чем нет истины"; что пушкинские разбойники похожи на „шиллеровых удальцов третьего разряда из шайки Карла Моора". Однако через девять лет, в одной из своих последних статей „Взгляд на русскую литературу 1847 года" 1 великий критик отозвался о „Братьях-разбойниках" совсем иначе:

„Наконец, явился Пушкин, поэзия которого относится к поэзии всех предшествовавших ему поэтов, как достижение относится к стремлению. В ней слились в один широкий поток оба (идеальный и реальный), до того текшие отдельно, ручьи русской поэзии. Русское ухо услышало в ее сложном аккорде и чисто русские звуки. Несмотря на преимущественно идеальный и лирический характер первых поэм Пушкина, в них уже вошли элементы жизни действительной, что доказывается смелостью, в то время удивившею всех, ввести в поэму не классических итальянских или испанских, а русских разбойников, не с кинжалами и пистолетами, а с широкими ножами и тяжелыми кистенями, и заставить одного из них говорить в бреду про кнут и грозных палачей".

Отзыв Белинского, увидевшего в „Братьях-разбойниках" „элементы жизни действительной", не требует комментариев, и удивительно, почему до сих пор он не привлекался в изданиях Пушкина как самое верное определение значения пушкинской поэмы.

П. В. Анненков в „Материалах" ограничивался ссылкой на то, что „чуткому слуху Пушкина сейчас открылось, что сознание душегубца слишком сложно, эффективно", и потому Пушкин сжег поэму; из материалов же, заготовленных для „Разбойников", — заключает Анненков,— вышла впоследствии пьеса „Жених". 2

Чернышевский в своей замечательной рецензии на аннекковское издание сочинений Пушкина останавливается на плане „Братьев-разбойников" и, присоединяясь к мнению Анненкова о „Женихе", выросшем из плана, приходит к выводу, что Пушкин, недовольный художественными качествами написанного начала „Братьев-разбойников", „заметил, что сюжет не представляет довольно глубины для широкого развития и сжег поэму"; вместе с тем Чернышевский, чувствуя огромное значение пушкинского разбойничьего сюжета и сопоставляя его с „Русалкой", отдает последней предпочтение „не по содержанию, не по мысли", а только „по эстетическим достоинствам выполнения", считая

_________________

1 Б е л и н с к и й , соч., кн. XI.

2 „Материалы", 108. Анненков не счел необходимым объяснить, почему Пушкину, уловившему „чутким слухом" сложность и эффективность сознания „душегубцев", понадобилось обязательно сжечь незаконченную поэму, а не просто оставить ее. Между прочим, анненковская оценка „Братьев-разбойников" позже вызвала суровый ответ В. Зотова, печатавшего в 1861 г. в журнале „Северное сияние - цикл статей о Пушкине. Зотов писал: „У г. Анненкова никогда не было ни малейшего чуткого критического слуха, иначе он не навязал бы Пушкину такого мнения, сообщив тотчас вслед за этим, что поэт отправил свой отрывок для напечатания, как будто, строгий всегда к своим произведениям, он сделал бы это, если бы действительно считал монолог разбойника длинным и не русским*. Зотов полемизирует также с первой оценкой Белинского (о мелодраматичности) и считает, что „Братья-разбойники" „достойны занять место с другими произведениями" Пушкина. Зотов обратил внимание и на то, что последние 16 стихов—строфа „немного риторическая" („Сев. сияние" 1861, 433-438).

124

очевидным, что „содержание" и „мысль" „Братьев-разбойников" — выше „Русалки". 1

Очень интересный отзыв о „Братьях-разбойниках" дал Н. П. Огарев, увидевший, как и Белинский, в поэме первые элементы пушкинского реализма. Касаясь проблемы „байронизма" в „южных" поэмах Пушкина, Огарев указывает, что в „Братьях-разбойниках" от влияния Байрона „оставались только внутренняя, затаенная, но всегда чувствуемая вражда с правительственной жизнью и потребность освобождения", что „Пушкин начинает отделываться от байроновского идеала в „Братьях-разбойниках11, которые уже не просто антитезис англичанину или европейцу, а стоят на реальной почве".2

Таковы отзывы критики о „Братьях-разбойниках", отзывы противоречивые, непохожие друг на друга. Однако эта противоречивость закономерна.

Тема пушкинской поэмы, посвященная изображению человека „низкого звания", тема о разбойнике-крепостном, романтический стиль поэмы, чрезвычайно свежий и оригинальный благодаря ориентации Пушкина на народное творчество, язык, сохранивший „библейскую похабность" „отечественных звуков", содержание поэмы—все это не могло не вызвать самой положительной оценки „Братьев-разбойников" со стороны наиболее передовой части критики, начиная от вождя декабристов Рылеева до революционера-демократа Чернышевского. Тот факт, что в своих отзывах о „Братьях-разбойниках" сошлись в конечном счете

Рылеев, Огарев, Чернышевский, не случаен, как не случайно и то, что Белинский, в пору своих увлечений гегельянством, недооценивший поэму, позже увидел в ней глубокую оригинальность и огромную политическую смелость, „в то время удивившую всех".

Никакой случайности нет и в том, что именно реакционная критика ополчилась против „Братьев-разбойников": „земледелец, который режет встречного и поперечного", „уголовный преступник" не мог быть встречен иначе этой частью критики, увидевшей в поэме „выписку из уголовного дела в стихах", далекую от „возвышенной поэзни". Реакционеры и обскуранты типа пресловутого Бурачка через двадцать лет после создания поэмы встречали ее пронзительным свистом по тем же самым причинам, по каким Рылеев, Белинский, Чернышевский и Огарев отозвались о ней как о произведении, полном живой мысли и пафоса борьбы.

_____________________-

1 См. .Современник", 1855, №№ 2, 3, 7, 8.

2 См. предисловие Огарева к сб. „Потаенная литература XIX века*, Лондон, 1881.

125

http://lib.pushkinskijdom.ru/L...

__________________________

Продолжение следует (на очереди у нас с вами, уважаемые читатели, произведения Пушкина, созданные в 1823 году. А год-то был весьма и весьма важный. Пушкин написал тогда I и II главы "Евгения Онегина").

Пушкин и духовность. 1813-1820 - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821. "Кавказский пленник" - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821 (1) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821 (2) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821 (3) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821 (4) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1821 (5) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. "Гавриилиада" - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. "Гавриилиада" (2) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. "Гавриилиада" (3) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1822 (1) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...

Пушкин о духовности. 1822 (2) - https://cont.ws/@mzarezin1307/...