Вопреки распространённому мнению леваков, диалектический коммунизм никогда не был метафизическим врагом капитализма, феодализма, и т. п. Он говорил совсем о другом, об их исторической ограниченности, о том, что они хороши лишь частично, и лишь в своё время, на своём месте. А не везде и всегда. Достаточно посмотреть, какие фильмы снимали при Сталине про Александра Невского, Ивана Грозного, Петра I, Суворова, Кутузова, Нахимова, Скобелева – чтобы это понять.
Суть диалектического коммунизма в том, что если речь не идёт о доисторических временах, в любой исторической эпохе всегда (просто в силу того, что она историческая) есть прогрессивный авангард, как, впрочем, и дегенеративный хвост. Прогрессивные деятели феодализма (например, цари-централизаторы, преодолевавшие феодальную раздробленность, боровшиеся с иноземным игом) – хороши, разумеется, только в своей эпохе, но там они, безусловно хороши. Пытаясь объяснить эту сложность (сейчас он был бы чмо, но двести лет назад был молодец) – коммунисты придумали даже прекрасный «принцип историзма».
Принцип историзма в том, что никакую эпоху нельзя судить по законам из другой эпохи. Всякая историческая эпоха (впрочем, и каменный век тоже) должны оцениваться исходя из их контекста, а не из нашего современного.
Для левака нет диалектики – а потому для левака Александр Невский – «только феодал». Суворов и Кутузов лишь «царские генералы». Скобелев – только «душитель». А Путин – всего лишь «буржуй, лидер буржуазного режима». Исходя из этой логики, на поле Куликовом Дмитрий Донской отстаивал не будущность Руси, а лишь свои феодальные привилегии (которых, мы же знаем, имел по полной).
Повторюсь: диалектический коммунизм не враг феодализму и капитализму, а созревающая им смена, по мере вызревания условий для шага вперёд. Причём смена опирается на всё наследие предыдущих эпох, со всем уважением к ним.
Не может верхняя ступень лестницы отрицать нижние ступени: разрушь нижние и верхняя обвалится (что у леваков всё время и происходит).
+++
Другое дело, что в идеологии КПСС вослед принципу историзма не был сделан следующий шаг (точнее, сделан, но очень смутно и путано) : не были ясно и чётко определены принципы различения авангарда цивилизации от дегенеративного охвостья в каждом из времён. Мы признали, что, согласно принципу историзма в каждой эпохе, до нашей эры, или после, всегда противоборствуют силы прогресса и силы регресса. Но как их определить?
Вот, к примеру (очень важный вопрос! ) – ВНУТРИ средневекового католицизма противоборствуют реализм и номинализм.
Плоский человек скажет о них только одно: они оба средневековые, оба католические, а потому обоих нахер, «оба хуже». Но они же между собой боролись (хоть и в диалектическом единстве) – значит, не были «одной малиной», как определяет их плоский и заносчивый ум далёкого, но «недалёкого» смекалкой потомка.
Начиная с Маркса и Энгельса симпатии коммунистов были адресованы номинализму. Потому что тот тяготел к материализму (а Марксу материализм очень нравился). В силу атеизма Оккам был коммунистам ближе и роднее, чем Фома Аквинский. Хотя, с точки зрения фактической, Оккам выдвигал лозунг будущего Бухенвальда «каждому своё», а Фома требовал коллективизма, и обуздать финансовый бандитизм ростовщиков…
Принцип историзма у коммунистов был – но он был перекошен, в силу перекошенности самого марксизма. В итоге получился «диамат» - кривое зеркало истории. А искажённая и извращённая оценка прошлого, неразрывно связанного с будущим – имеет для будущего роковое значение.
+++
Если, как я, полистать «Книги для чтения школьника» советских лет (я этим в школе старательно занимался), то становится очевидным: коммунисты, в качестве своих «почтенных предшественников» определили нераборчиво и всеядно всех смутьянов, бунтарей, всех растлителей и разбойников. Это раскольничество отделило КПСС от основной линии цивилизации, основной её логики, потому что получилось: кто ломал, тот и молодец. Что он ломал, зачем ломал – неважно. Лишь бы был погромщиком – значит, «наш»…
Например, мерзавца Махно описывали бандитом только потому, что он восстал против советской власти. А ну как не восстал бы? Ну, вот не успел бы? Так и числился бы героем, и пионеры рапортовали бы: «мы, юные махновцы», и т. п.
Уже ребёнком я понимал: что-то в этом не так. Есть, как говорят умники, «когнитивный диссонанс» между стремлением построить разумное, справедливое общество и апологетикой всех без разбору погромщиков и всякой пугачёвщины…
Как-то криво включила КПСС прекрасный принцип историзма – отчего и запуталась в итоге сама, других запутала…
+++
Ошибки нужно исправлять. Грустно, если поздно – но лучше поздно, чем никогда. Если мы возьмём идею коммунизма, и очистим её от левацких извращений, от бреда и лютой мстительности обиженных (может, и по-человечески понятной – но всегда бесперспективной), словом, если мы вычистим идею коммунизма в состоянии НАУЧНОСТИ, то получим вот что.
С момента возникновения религии (вот этот момент истории коммунистам очень не нравился, и они его всё время купировали, выхолащивая историческую логику) возникло противостояние Закона (сперва божьего и только божьего) зоологическим регуляциям.
Цивилизация потребовала коллективизма – чтобы носители её коллективного разума не пожирали друг друга. Ну, вы же понимаете, даже детским языком говоря, что если носитель знаний о математике сожрёт носителя знаний о биологии – то половины знаний не станет?
В состоянии каннибализма первобытности человек человека пожирает (и убивает в борьбе за жизненное пространство, даже чаще, чем просто пожирает). Дикарь отнимает у дикаря материальные блага и ресурсы (включая и плоть) – как любое животное у другого животного.
А цивилизация стоит на коллективном разуме, это её мозг – она подобна рою или муравейнику, т. е. дискретный организм: особей много, а мозг един.
Чтобы носители знаний не пожирали и не убивали друг друга в рамках взаимного отбора материальных благ, цивилизация придумала Закон. И предложила всем его принять.
Но: «ваше дело предложить, наше дело отказаться»…
Человечество сразу же поделилось на три группы:
1) Те, кто приняли Закон и поставили его над собой.
2) Те, кто приняли Закон для виду, лицемерно, согласившись с ним лишь НОМИНАЛЬНО – а сами стали искать лазейки для его обхода, способы нарушить его в пользу личной выгоды.
3) Те, кто Закон отверг, и сказал – не верим, не служим, идите нахер! Жили, как звери, и дальше как звери жить будем, это естественно! В то, что вы предлагаете – искусственно, надумано!
И между этими тремя группами началась борьба, составившая корневое содержание всей истории. Одни запрещали людоедство, и верили в свой запрет. Другие номинально запрещали – но сами втихаря продолжали практики каннибализма. Третьи вообще «послали» запретителей, и сказали в духе цветных студенческих «революций»: «запрещается запрещать»!
+++
Во всякой эпохе мы находим эти три группы. Нетрудно догадаться, кто из них авангард прогресса, кто – шаткий попутчик, а кто прямой и последовательный враг, тянущий человечество обратно в джунгли.
Борьба оседлого хозяйства с бандитами, налётчиками, ордами мародёров – это борьба групп (1) и (2) против группы (3). Пока группа (3) была сильна и значима – группа (2) выступала попутчиком группы (1).
Это объясняет, например, феномен «прогрессивных феодалов», феномен Александра Невского и Дмитрия Донского. Отражая натиск орд, они защищали не только свою феодальную собственность, но и весь народ.
+++
Марксизм возникает в период, когда эпоха Чингисханов и викингов уже отошла в область седых преданий, а нацизм, гитлеризм ещё не успели оформиться реваншем «чистой зоологии». Поэтому исходный пафос марксизма – борьба группы (1) с группой (2).
Почему социализм возникает в недрах капитализма? Потому что существование НОМИНАЛЬНЫХ законов ставит перед лучшими сынами человечества вопрос об их РЕАЛИЗАЦИИ, превращения из пустой демагогии в РЕАЛЬНОСТЬ.
Исторический марксизм на этом не остановился, он начерпал бортами своей лодки всяких токсичных примесей, и потому криво сформулировал свою основную задачу (за что и поплатился потом).
Потому что коммунизм – это признание верховенства закона - раз, плюс признание его реальности – два. Коммунизму мало одной только формальной БУКВЫ закона, он хочет воплотить и его ДУХ.
Между тем, уже помянутый номинализм дал европейской мысли иное направление: а зачем, собственно, следовать духу закона? Разве недостаточно его просто провозгласить, даровать декларацией – и на этом остановиться? Буржуазный демократ, либерал борется за отмену крепостного права – но ему наплевать, что «освобождённые» будут жить хуже, чем при крепостничестве[1]. Буржуазный демократ борется против царизма, за республику, за парламент – но ему наплевать на те методы, какими этот номинальный парламент будет наполняться.
В общем, буржуазный демократ равнодушен к Духу закона, ему вполне достаточно соблюдения ритуальной Буквы. Важно, чтобы выборы прошли в определённый срок, а то, какие на них будут фальсификации и манипуляции, кто и как будет скупать голоса – буржуазного демократа нисколько не волнует.
Потому что номинализм заменяет дело словом, сущность именем, и, например, многопартийность для него – просто существование нескольких «партий» с разными названиями. А если все они на деле заодно – то номиналисту пофиг, имена ведь разные – стало быть, и многопартийность налицо!
+++
Потому буржуазная демократия масонских «республик», начиная с Карфагена и Новгорода, с Флоренции и Венеции, с античных полисов – номинально даёт человеку ВСЁ, а реально - НИЧЕГО. Тебе почему-то должно быть очень важно, что тебя жрут заживо не при царе-тиране, а под сенью парламентаризма, многопартийности и прочих игрушек праздного ума…
По логике вещей, коммунизм должен был стать (но исторически не сумел) оппозицией такого рода проституированию права. Фемида – говорят реалисты – должна быть в статусе богини, а не в статусе шлюхи по вызову!
Но это (что марксистам и претило) – очень церковный подход, в его основе – религиозные представления о божественном суде, божественном всеведении и божественной правде.
Коммунизм без извращений непременно придёт к чисто-церковному пониманию свободы, как «свободы от греха». А не как свободы вообще, в любом безобразии. Иначе говоря, подлинная свобода – это когда тебя жизнь к греху не принуждает голодом, холодом, зверствами, и если грешишь – то по собственной воле, а не по принуждению обстоятельствами извне.
Но марксисты не могли так сформулировать идеал свободы, в силу их изначального перекоса (они церкви мстили за какие-то личные обиды, и мстя их была страшна).
И тогда они подцепили, как вирус, либеральное понимание свободы, как полноты «буржуазных свобод». Этим они заболели, и от этой болезни, в основном, и умерли (другие болезни были лишь отягчающим фактором). Потому что в свои предтечи они стали набирать всех и всяческих отщепенцев и безобразников, каковые «бросили вызов тиранству» вызывающим поведением, а зачем и почему – неважно. Свобода, мля!
+++
Левачество, как кислота, разъело органику научного коммунизма. Простая и понятная формула «законность + реализм», стремление жить по закону настоящим образом (а не только лживо притворятся, что так живёшь) – мутировала в разнообразные извращения. В «перестройку» весь набор либеральных свобод (слова, собраний, совести и т. п. ) лишь включили – и это уничтожило великую державу в пять лет. Те, кто включали – конечно, виновны, и враги цивилизации. Но ведь есть вина и на тех, кто в спящем виде заложил все эти «ценности» номинализма в основание советской казённой идеологии, на конституционном уровне! Ельцин, конечно, подонок – но ведь он лишь щёлкнул рубильником, который был уже подведён ему под руку и снабжён кабелем!
Мы не будем подробно рассматривать миражи марксистов, потому что это лишь галлюцинации, к тому же умершие. Несомненно, что марксисты «чего-то там видели», и совсем не так, как в итоге вышло. Но чего уж теперь ворошить их иллюзии?
На деле же, в реальности, были есть и будут (надеемся, что будут! ) три группы населения: искренние законники, двуличные законники, проституирующие право, и беззаконники. У первых закон формирует всякую жизнь, включая и их собственную: «не желай другому того, чего себе не желаешь». У вторых закон регулирует лишь чужую жизнь, а собственная старается от него обособиться («своим – всё, чужим – закон» - выболтал этот принцип дурачок Буш-младший). Третьим же не нужна даже фикция закона – кто кого убил, тот и король дарвинизма, победителей не судят!
Следовательно, в рамках цивилизации, мы имеем два полюса и широкое болото между ними. Один полюс – законники, второй – беззаконники, а болото между ними – те, кто «и так, и сяк», «не отрицают, но стремятся обходить».
Человечество построило бы коммунизм, если бы старое-престарое «золотое правило нравственности» (не делай другим того, его не хочешь себе) стало бы реально действующим законом. На ранних стадиях цивилизации это правило есть (оно прописано во всех мировых религиях), но действует номинально, декларативно. Его, как говорит реклама, «прикрепили и забыли».
Поэтому классовая борьба описывает борьбу в довольно узком пространстве: между группами (1) и (2), между группами, которые обе признают единый закон, но одна из них – лицемерно, номинально его признаёт. Если же в дело вмешивается группа (3) – т. е. беззаконники, которые и не думают лицемерить в своём поклонении закону, а открыто и прямо его отвергают – то классовая борьба становится нелепицей. Когда на тебя прёт орда убийц-мародёров, совсем не важно, что ты выцыганил у фабриканта, что фабрикант украл у тебя, вас убьют обоих, не разбирая, кто из вас фабрикант, а кто пролетарий.
+++
В русских сказках разрубленный труп оживляют так: сперва мёртвой водой, которая сращивает разрубленное. Потом живой – которая оживляет срощенное. Если живой водой попрыскать на обрубки, то случится нечто страшнее смерти: обрубки оживут, каждый сам по себе! Сюжет для фильма ужасов, ставший в этом жанре штампом…
Аллегория русских сказок очень глубока. Живой воде должна предшествовать мёртвая, то есть прежде требования реализации закона, нужно очень чётко и вдумчиво сформулировать закон. Правосознание вначале возникает номинально, как набор потусторонних принципов, и только потом входит в быт, как руководство к действию.
Это и есть, фигурально выражаясь, сперва мёртвая, а потом живая вода. Чтобы Маркс смог потребовать реализации прав пролетариата, сперва нужно было их утвердить и затвердить номинально, как бесспорную истину. Потому что в дарвинизме, с которым марксизм бездумно сросся – вообще нет понятия о законе! В слепой эволюции, в силу её слепоты, бессмысленности и разнонаправленности, нет даже закона «побеждает сильнейший». Что иногда дарвинизму приписывают, но ложно.
Ребята, там нет такого! Там выживает, кто выживает, кому как повезёт, там сплошь и рядом слабые переживают сильных, глупые умных и т. п.
И если дарвинисту взбредёт в голову сделать закон реальностью – то какой? Которого нет? Чего вы реализовать собираетесь – слепую борьбу червей за выживание, смысла которой и сами черви не понимают, а мы – тем более?
+++
Чтобы вправить вывих в голове – надо вернуться к исходной логике становления социалистической и коммунистической идеи (вторая – высшая стадия первой). То есть это торжество реалистов-законников. Во-первых, мы моральный закон признаём, а, во-вторых, не только признаём (номиналисты этим и ограничиваются) но ещё и в непосредственном быту ему следуем. У нас церковь не только в церкви, а везде: на улице, дома, во дворе, на работе, у нас не нужно отгораживать очаги праведности монастырскими стенами, потому что наша праведность существует не очагами, а повсеместно. И это называется коммунизмом – если без дураков.
Потом что (пойдём от обратного) – каким ещё он может быть? ! Содомом и Гоморрой? Или сборищем идолопоклонников с кровавыми жертвами Молоху? Или скопищем лицемеров (состояние СССР в 80-х) – когда всякий предлагает другому иметь совесть[2], сам же бессовестный? Может ли коммунизм реализовать «свободу личности» в оргиях и вакханалиях – притом, что свободная личность, бесспорно, к ним инстинктивно тянется?
Если человек не понимает, что коммунизм – это законность+реализм, то он безнадёжно свихнут, причём неважно, на коммунистической, или антикоммунистической почве.
У нас есть Образ, пока он только в голове, только умозрительный, но мы упрямо и неуклонно внедряем его в материальную реальность. Такова формула цивилизации, а по мере успехов внедрения она превращается в формулу социализма. А то, что за пределами Образа – безобразие.
Понимаем это – есть у нас будущее.
Не понимаем – будущего у нас нет.
Николай Выхин, команда ЭиМ
---------------------------------------------
[1] Ибо освобождение человека, не сопровождающееся предоставлением ему средств к существованию – худшая из форм его порабощения.
[2] В пьесе Горького «На дне» Сатин говорит: всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то ее…
Оценили 9 человек
13 кармы