Фальсификация исторических источников: источниковедческий, историографический, археографический аспекты

Реанимация ложной истории — изготовление фальшивок 

Нет необходимости лишний раз говорить о важности определения достоверности и подлинности исторического источника как условия источниковедческого анализа и архивного упорядочения. Установление фальсифицированного характера исторического источника является одной из гарантий корректности исторических выводов. Вместе с тем очевидно самостоятельное источниковое значение подлога как источника, относящегося к времени его изготовления, — в этом случае у нас есть основания включить содержание такого фальсифицированного источника в общий контекст общественных движений времени его создания и на этой основе получить новое, подчас очень важное историческое знание. Понятно, что интерес представляет та группа, подлог которой с самого начала задумывался и реализовывался как подлог именно исторического источника, то есть средства самопознания общества в исторической ретроспективе, а не естественно возникшего недостоверного регулятора общественно значимых отношений современности (например, подлог личных документов или документов, связанных с имущественными интересами).

Сознательная фальсификация исторических источников в России берет свое начало по крайней мере с конца XVII века: «завещания» Петра Великого, Екатерины II, «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина», «Требник митрополита Феогноста», подлоги Бардина, Сулакадзева, Кавкасидзева, Минаева, Иванова [1] достаточно хорошо известны и изучены каждый по отдельности, а совсем недавно — и в специальном исследовании.

XX столетие дало новый импульс фальсификациям исторических источников по российской истории. «Протоколы сионских мудрецов» как бы задали общий тон большинству таких подлогов — их преимущественно политической направленности. Именно поэтому значительная часть фальсификаций оказалась посвящена исторически значимым событиям и лицам. Семья последнего российского императора и ее судьба [2], Октябрьская революция и ее лидеры, коммунистическое движение и внешняя политика СССР [3], августовские события 1991 года и «форосское заточение» М.С. Горбачева [4] — таков лишь небольшой перечень событий и лиц, с которыми в той или иной степени оказались связаны подлоги исторических источников в ХХ веке. В русле общих политических устремлений различных общественных сил находились и фальсификации в ХХ веке, связанные с древнерусской историей, — за ними скрывались и поиски общественных идеалов, и желание по-своему отреагировать на определенные зигзаги политического курса советского руководства.

XX век с присущим ему размахом «озвучивал» подлоги исторических источников в средствах массовой информации. Их изготовление и бытование все больше становились делом интернациональным. В разных странах на разных языках выходили и выходят книги, посвященные «Протоколам сионских мудрецов»; фантастическая международная популярность была обеспечена «Дневнику Вырубовой» [5], «Письму Зиновьева», «Влесовой книге» [6], сфальсифицированным документам об убийстве императорской семьи и др. Подчас не столько вера или убежденность в подлинности этих и других подлогов, сколько политическая целесообразность заставляли «оборонять» их от выступлений критиков или делать все, чтобы умолчать об этих выступлениях. Эта же политическая целесообразность стимулировала изготовление подлогов в кругах российской эмиграции — одно из новых явлений в истории фальсификации исторических источников по российской истории в ХХ столетии. В чем тоже, впрочем, не было ничего необычного. Два мира холодно и мрачно смотрели друг на друга, используя в своей ненависти любые средства.

Но и внутренние российские процессы создавали почву для подлогов исторических источников. Примечательно, что многие из них имели определенный диапазон, заданный официальной идеологией. Трудно, просто невозможно представить, чтобы известный писатель-маринист К. Бадигин [7] на рубеже 40–50-х годов пошел на подлог исторического источника, который бы, например, свидетельствовал о приоритете скандинавов, а не россиян в освоении Крайнего Севера, — его не только бы немедленно разоблачили как фальсификатора, но и предложили бы, вероятно, более соответствующие тому времени средства наказания. Точно так же удивительной, но вполне понятной заданностью отличались и фальсификации Раменского [8]: они точно реагировали на существующие в обществе идеалы, а сам он старательно и не без успеха отслеживал все изменения в таких идеалах.

Удивительно, но почти трехсотлетняя история подлогов источников по истории России оказалась на редкость однотипной. Изменялась техника изготовления подлогов вместе с изменением носителей информации, способов ее закрепления. Расширялся видовой состав подложных исторических источников вместе с ростом многообразия подлинных документов: появлялись поддельные дневники, мемуары, протоколы и т.д. Ксерокс, факс, компьютер стали обычными орудиями в руках фальсификаторов. Средства массовой информации сегодня способны более оперативно, масштабно и назойливо обеспечить подчас скандальное бытование подлогов, эффектно манипулируя с их помощью общественным мнением. Нет никаких сомнений в том, что подлоги исторических источников стали сферой приложения усилий специальных государственных служб. Стало все сложнее «вычислять» их авторов. И все же в целом типология подлогов, механизмы их изготовления остались в неизменном виде, ибо осталась неизменной природа обмана.

Совокупность изученного материала позволяет нам выделить две своеобразные формулы фальсификации исторических источников. Первая формула подлога условно может быть названа формулой целедостижения. Она говорит о том, что не существует ни одного подлога исторического источника, автор которого при его изготовлении не преследовал каких-либо целей, интересов. Формула может быть выражена следующим образом: автор (инициатор) подлога + изделие-подлог = цель (интерес) подлога. Вторая формула подлога может быть названа формулой фазирования. Она показывает, что имеются отдельные, более или менее определяемые моменты в существовании подлогов, характеризующие их развитие как неких общественно значимых явлений. Эта формула может быть представлена в следующем виде: возникновение (инициация) идеи подлога + изготовление подлога + легализация подлога = бытование подлога.

Обе формулы характеризуют процессы подлогов исторических источников и их воздействие на общественное сознание. Однако они не раскрывают ряд важных закономерностей существования подлогов как историко-культурного явления. Эти закономерности становятся очевидными, как только мы попытаемся дать типологию подлогов по различным основаниям, отражающим наиболее значимые вопросы, связанные с явлением фальсификации. Среди таких вопросов можно назвать: характер возникновения, способ представления, техника изготовления, способы камуфлирования, способы легализации подлогов, приемы их введения в общественный оборот, характер общественной реакции на подлоги.

По характеру возникновения можно выделить подлоги наведенные и очарованные. Наведенный подлог — подлог, заказанный автору фальсификации лицом, группой лиц, организацией. Типичными примерами наведенных подлогов являются изготовленные по указанию Петра I «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина», «Требник митрополита Феогноста» [9], сфальсифицированное по заказу британских спецслужб «Письмо Зиновьева». Очарованный подлог — подлог, созданный по инициативе самого изготовителя. Примерами подобного рода подлогов можно считать изделия Сулакадзева [10], Раменского, Минаева [11], Миролюбова [12]. Каждый из этих фальсификаторов, изобретая свои изделия, преследовал вполне конкретные интересы: Сулакадзев удовлетворял свою неуемную фантазию, Раменский искал общественного признания, Минаев и Миролюбов подлогами пытались доказать истинность своих историко-литературных концепций.

По способам представления подлогов можно выделить фальсификации бинарные, осколочные и кассетные. Бинарный подлог представляет собой соединение в одном изделии сфальсифицированного текста и носителя. Типичными примерами подобных подлогов являются «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина», «Рукопись старицы игуменьи Марии, урожденной княжны Одоевской» [13], представляющие собой образцы фальсификации одновременно содержания, почерка и носителя. К такого рода подлогам можно отнести изделия Бардина [14], представляющие собой тексты подлинных исторических источников на сфальсифицированных пергаментных и бумажных рукописях; сфальсифицированные Головиным грамоты с подложными носителями подлинных текстов [15], «Рукопись профессора Дабелова» [16] и «Дипломатические донесения Гримовского» [17], известные только в виде печатного текста. Кассетный подлог — совокупность серии самостоятельных подлогов, объединенных тематически или в виде одного общего документа. Примерами подобного рода подлогов являются «Дневник Вырубовой», включивший наряду с подлинными источниками массу подложных, например писем; «Акт обследования библиотеки и архива Раменских», содержащий серию фальсифицированных материалов, в том числе писем, дарственных надписей на книгах и др. [18].

По технике изготовления выделяются подлоги мимикрирующие, скальпированные и скалькированные. Мимикрирующий подлог — фальсификация, изготовленная в подражание внешних и внутренних особенностей подлинного исторического источника. К их числу относятся, например, «Требник митрополита Феогноста», «Протоколы политбюро ЦК ВКП(б)», «Дневник Вырубовой» и др. Скальпированный подлог — фальсификация, представляющая собой исключение части текста подлинного исторического источника путем его подчистки, замазывания, вырезания и т.д. Примером скальпированного подлога можно считать «письмо Андропова» в ЦК КПСС об Андрее Синявском [19]. Скалькированный подлог — фальсификация, основанная на перенесении текста подложного источника в текст подлинного источника, в том числе с помощью подделки почерка. В числе такого рода подделок — запись о Крякутном в тетради Сулакадзева «О воздушном летании» [20], многочисленные поправки Сулакадзева в текстах подлинных рукописей, вымышленные приписки Бардина на сфальсифицированных им рукописях, содержащих подлинные тексты исторических источников.

По способам камуфлирования подлогов можно выделить фальсификации легендированные и нелегендированные. Для легендированного подлога характерно наличие подробных или кратких сведений о бытовании фальсификаций до легализации. Такими легендами были снабжены, например, публикации «Песни Мстиславу» [21], «Сказания о Руси и о вещем Олеге», «Влесовой книги», «Дневника Вырубовой», вообще — большинство известных нам подлогов. Нелегендированный подлог не имеет сколько-нибудь ясных указаний на его бытование до легализации. Типичным, хотя и достаточно редким примером нелегендированного подлога является публикация «речи» Екатерины II о секуляризации церковного имущества [22], в которой отсутствует даже мельчайший намек на источник ее получения издателем.

По способам легализации можно выделить подлоги текстовые и натурно-демонстрационные. Для текстовых подлогов характерно воспроизведение исключительно текстов в виде их публикации или рукописных списков. Таковы оказались «Прутское письмо» Петра I [23], «Дипломатические донесения Гримовского», ряд изделий Раменского, представленных в виде машинописных копий. Натурно-демонстрационный подлог представляет фальсификацию как физический объект с набором максимально возможных внешних и внутренних элементов «подлинного» исторического источника. Типичным примером такого подлога являются «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина», «Влесова книга».

По приемам введения в общественный оборот выделяются подлоги авангардные, арьергардные и конвойные. Для авангардных фальсификаций характерна открытая причастность авторов подлогов к их легализации. В числе таких подлогов — некоторые изделия Бардина и Сулакадзева, «Сказание о Руси и о вещем Олеге», подлоги Раменского. В арьергардных подлогах их авторы используют при легализации промежуточные звенья — лицо или группу лиц, не имевших к изготовлению подлогов прямого отношения. Примерами арьергардных подлогов являются «Письмо Зиновьева», легализованное разом несколькими газетами, имперское «Завещание Петра I». Для конвойных подлогов характерно включение фальсификаций при их легализации в состав подлинных исторических источников, которые как бы «прикрывают» подлоги. В качестве примера конвойных подлогов укажем на фальсификации Сахарова русских народных загадок и «сказки об Анкудине» [24].

По способам или характеру общественной реакции на подлоги можно выделить фальсификации двух типов: разоблаченные и реанимационные. Разоблаченный тип подлогов — подлоги, фальсифицированный характер которых установлен однозначно, и они исчезли как предмет сколько-нибудь дискуссионного обсуждения. Реанимационный тип подлогов — это фальсификации, упрямо актуализирующиеся в тот или иной период своего бытования в качестве «подлинных» исторических источников.

Разоблаченный тип подлогов, в свою очередь, представлен двумя видами: подлоги афронтационные и подлоги аннигиляционные. Афронтационный подлог — фальсификация, разоблаченная сразу же после ее легализации. Аннигиляционный подлог — фальсификация, доказанная много позже ее легализации. Примером аннигиляционного подлога является «Рукопись профессора Дабелова», многие годы признававшаяся за подлинный исторический источник, затем вызвавшая бурную дискуссию и окончательно разоблаченная как подлог лишь недавно. Аннигиляционный вид подлогов оказался присущ всем фальсификациям Раменского: их большая часть несколько лет принималась на веру и лишь в последние годы оказалась разоблаченной.

Для подлогов реанимационного типа также присущи несколько видов общественной реакции. Ударно-взрывной вид реанимационного подлога характеризует фальсификации, в отношении которых после легализации возникают резко полярные точки зрения относительно их подлинности и достоверности, часто исходящие больше из чувств, чем разума. Афазивный вид реанимационного подлога примечателен отсутствием уверенного суждения о его подлинности или фальсифицированном характере в момент легализации и воздержанием в дальнейшем от оценок со стороны специалистов. Примером этого вида подлогов можно считать «Сказание о Руси и вещем Олеге» Минаева, привлекшее внимание фактически спустя более чем сто лет после легализации. Для инверсионных подлогов реанимационного типа примечательно время от времени краткосрочное бытование представлений о подлоге как о подлинном историческом источнике, несмотря на давно состоявшееся его разоблачение. Типичными примерами такого вида подлогов являются «Дипломатические донесения Гримовского», «Протоколы сионских мудрецов».

Изученный нами фактический материал позволяет, хотя и с рядом оговорок, все же выявить некоторые закономерности изготовления и бытования подлогов, а также их разоблачения. Назовем несколько наиболее очевидных таких закономерностей.

Фальсификатор всегда заинтересован в публичности своего изделия. Преследуя определенную цель, он страстно желает быть очевидцем и участником ее достижения. Иначе для него теряет смысл весь процесс «творчества». Об этом свидетельствует подавляющее большинство всех рассмотренных нами подлогов исторических источников.

Легализация подлога близка по времени к моменту его изготовления. Можно даже сказать, что она фактически в большинстве разобранных нами случаев почти одновременна с процессом изготовления подлога, а нередко, как, например, с «Влесовой книгой», параллельна, то есть реально одновременна.

К легализации подлога всегда в той или иной степени бывает причастен его автор. Он может промелькнуть как владелец, первооткрыватель подложного исторического источника, его «случайный очевидец», успевший скопировать такой «источник», наконец, простой издатель «открытого» памятника и т.д. Но он, как правило, обозначает свое прямое или косвенное отношение к легализации подлога.

Легализованный подлог в подавляющем большинстве случаев встречает скептическое отношение либо молчаливое неприятие со стороны специалистов.

Практически никогда не удается сколько-нибудь корректная проверка камуфляжа подлога — их авторы именно здесь проявляют изобретательность, исключающую возможность установления действительных фактов бытования подлога до его легализации.

Легендированный подлог в своей основе, как правило, имеет версию, восходящую к чрезвычайным обстоятельствам, связанным с гибелью «оригинала» подлога во время пожаров, войн, революций, утратой в результате смерти человека, кражи и проч.

Практически в любом подлоге прослеживается зависимость его содержания от подлинных исторических источников. При всех способностях авторов фальсификаций на самые невероятные, изощренные и фантастические построения они, с одной стороны, не могут игнорировать наличия реальных фактов прошлого, а с другой — находятся под их подчас не осознанным воздействием. Например, для большинства подлогов древнерусских исторических источников характерно обязательное использование «Слова о полку Игореве». Р. Иванов при фабрикации мемуаров старицы Марии Одоевской использовал новгородские летописи, актовый материал, «Дневник Вырубовой» включил фактический материал подлинной переписки царской семьи и т.п.

Фальсификатор всегда стремится по возможности исключить натурно-демонстрационную легализацию подлога, используя ее только в случае общественного давления. Например, представление на всеобщее обозрение «Соборного деяния на мниха Мартина Арменина» являлось не чем иным, как вынужденной реакцией на требование старообрядцев представить подлинник. Точно так же Миролюбов был вынужден пойти на публикацию «фотостатов» «дощечек Изенбека» как одного из «доказательств» подлинности «Влесовой книги».

Объем подлога не является показателем его подлинности. Мы встречаем значительные по объему фальсификации, например «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина», «Рукопись старицы игуменьи Марии, урожденной княжны Одоевской», «Дневник Вырубовой», «Влесова книга», «Акт обследования библиотеки и архива Раменских» и др., и законченные фальсификации незначительного объема: «Рукопись профессора Дабелова», «Песнь Бояну» Сулакадзева, «Письмо Зиновьева» и проч.

Точно так же и «жанр» подлога, то есть вид документа, под которым он представляется, не является показателем его подлинности. Среди фальсификаций имеются подлоги под летописи, грамоты, литературные сочинения, протоколы, письма, дневники, мемуары и проч.

Существует прямая взаимосвязь между автором (инициатором) подлога и целью, которую преследует подлог и которая в большинстве случаев может быть определена. И наведенные, и очарованные фальсификации всегда узко заданы симпатиями, убеждениями, увлечениями их авторов.

Практически все рассмотренные нами подлоги на той или иной стадии своего бытования после легализации вызывали подозрения, как только они попадали в сферу внимания серьезных исследователей, и в конечном итоге оказывались разоблаченными.

Обозначенные закономерности создания, бытования и разоблачения фальсификаций исторических источников дают нам возможность использовать их при выявлении до сих пор не установленных подлогов.

Но прежде чем изложить некоторые правила такого выявления, выскажем еще несколько общих суждений. Фальсификатор при изготовлении своего изделия всегда исходит из принципа его максимального правдоподобия. Однако ему по-разному удаются элементы такого правдоподобия, представленные неким множеством. Традиционализм или оригинальность их ни в коем случае не являются показателями подлинности или фальсифицированного характера исторического источника. Вместе с тем суммарный анализ всех элементов способен обнаружить подлог по совокупности противоречащих подлинности признаков. Иначе говоря, наличие хотя бы одного противоречащего подлинности признака свидетельствует больше в пользу подложности источника, нежели его подлинности. Можно сказать, что подлог всегда «фонит» нестыковкой, противоречиями своего содержания с действительными фактами прошлого, известными из подлинных источников, спорными внешними признаками, туманностью камуфляжа, противоречивой общественной реакцией после легализации. Наличие такого «фона» является одним из признаков подлога. Собственно говоря, в ряде случаев именно этот «фон» является основным доказательством подлога, поскольку нам неизвестно ни в одном случае самопризнания автора фальсификации в совершенном подлоге и редкие примеры обнаружения авторизованных подготовительных материалов фальсификаций.

Формула фазирования позволяет определить этот «фон» на ее четвертой стадии — стадии бытования. Она обеспечивает уже по общественной реакции выявление афронтационных и инверсионных подлогов и, исключив их из числа подлинных исторических источников, обращает внимание на подлоги аннигиляционные, афазивные и ударно-взрывные, а также на источники, вызывающие какие-либо иные подозрения, связанные с их подлинностью. В отношении последних на этой стадии фазирования следует помнить два правила. Правило первое. Легализованный источник имеет большую вероятность быть подложным, чем источник нелегализованный. Правило второе. Наличие спорных суждений о подлинности источника в большей степени свидетельствует о его фальсификации, чем подлинности.

Третья стадия фазирования исторического источника связана с изучением приемов, способов его легализации. На этой стадии следует использовать также несколько правил. Правило первое. Нелегендированный источник вызывает больше подозрений как подлог, чем легендированный. Правило второе. Отсутствие возможности натурно-демонстративного знакомства с источником в большей степени свидетельствует о его подложности, чем подлинности. Правило третье. Легендирование источника, исключающее возможность проверки хотя бы какой-то части фактов его бытования до легализации, свидетельствует о его фальсификации больше, чем о подлинности.

Вторая стадия фазирования исторического источника, связанная с изучением приемов и способов его создания, предполагает знание по меньшей мере одного правила. Наличие хотя бы одного бесспорного признака, позволяющего подозревать подлинность источника на основе результатов анализа приемов и техники его изготовления и содержания, в большей мере свидетельствует о его фальсификации, чем о его подлинности.

На первой стадии фазирования формула фазирования пересекается с формулой целедостижения, так как и в том и в другом случае предполагается анализ источника с точки зрения его идейной направленности, авторства. Здесь также действует несколько правил. Правило первое. Всегда имеющаяся взаимосвязь между автором (инициатором) источника и идейной направленностью последнего дает возможность, определив один из этих элементов (автора или «интерес»), установить другой. Установленная взаимосвязь между автором (инициатором) и идейной направленностью источника дает возможность поставить вопрос о конкретном интересе, стоящем за данной фальсификацией, в гораздо большей степени, нежели о естественном возникновении источника как регулятора общественно значимых процессов, возникшего синхронно с ними. Правило второе. Слагаемые формулы целедостижения обеспечивают установление любого неизвестного элемента, составляющего эту формулу, при условии гипотетической или точной известности двух других. Иначе говоря, наличие взаимосвязи между любыми из двух элементов этой формулы в большей степени говорит о подложности источника, нежели о его подлинности.

В истории подлогов исторических источников каждый из элементов формул целедостижения и фазирования представляет самостоятельный интерес, поскольку они по-своему характеризуют не только ту или иную фальсификацию, но и подлог как общественно значимое явление. В них — и косвенное отражение состояния исторических знаний на момент изготовления подлогов и в процессе их бытования, и свидетельства о подчас оригинальных личностях, которым нередко не была чужда искра таланта. И все же цели подлогов, их бытование — наиболее интересные аспекты изучения фальсификаций. С этой точки зрения все остальное является вторичным, вспомогательным. Так, например, определение автора подлога способно углубить представления о его «интересе». Установление приемов и техники изготовления фальсификации является всего лишь условием доказательства подлога и показателем уровня исторического знания фальсификатора. Датировка подлога позволяет расширить и уточнить его цели и т.д. После же легализации подлога даже его первоначальная цель становится вторичной в сравнении с последующим, часто уже независимым от интересов изготовителя бытованием. Оно отражает некие явления и процессы новых этапов общественного развития, во время которых фальсификации то безжалостно разоблачаются, то начинают активно востребоваться. Бытование подлогов, их подчас неожиданная реанимация много времени спустя после разоблачения отражают две особенности человеческого мышления: склонность к мифологии и политизированность. Как результат искусственного конструирования исторических источников подлоги, являясь своеобразными историческими сочинениями, в некотором роде превосходят собственно исторические труды-догадки, и гипотезы последних в фальсификациях представлены подчас яркими, но вымышленными «доказательствами». В силу этого они выглядят необычайно привлекательно — в этом их магическая сила, воздействующая прежде всего на обывателя.

Подлоги исторических источников — одна из форм существования исторических источников вообще и историографических в частности. В них в наиболее концентрированном виде отражаются определенные исторические представления, в которых мифы переплетаются с домыслами, гипотезы — с фантазиями и откровенным жульничеством. Подлоги, взаимодействуя с общественной жизнью времени их создания и последующего бытования, своеобразно отражают эту жизнь, являясь одним из оригинальных источников ее изучения.

Подделки исторических источников — редкий объект архивного хранения и потому, что они создаются как преимущественно публичные изделия, и потому, что их авторы не склонны оставлять следы своей деятельности в виде подготовительных материалов и окончательных изделий. Однако они, несомненно, должны сохраняться и изучаться не только как исторический источник, но и как архивный документ. Сколь бы ни показался архивисту фантастическим по содержанию, внешним признакам попавший в его руки документ, сколь ни было бы примитивным и не отвечающим истинному знанию его содержание, он должен его сохранить. Архивист может не определить, подлинный или поддельный перед ним документ, но он должен почувствовать его своеобычность в системе других документов, даже вне этой системы, и, не презирая, подавив в себе высокомерное чувство превосходства собственным знанием, бережно довести этот документ до сведения источниковеда, историографа, историка.

Не меньшую ответственность несет архивист и при описании документов. В этом процессе он уже просто обязан определить фальсификацию или выразить свое отношение к документам, подозрительным даже по какому-то одному признаку, установить «фонирование» подлогов.

Фальсификация исторических источников — явление на порядок иное, нежели явление фальсификации документа. В последнем случае имеет место попытка, часто весьма успешная, оказать воздействие таким документом на реальные жизненные процессы, внести в эти процессы определенную упорядоченность, продиктованную прагматическими интересами. В организованном обществе такие попытки в случае их разоблачения неизбежно имеют юридические последствия, если не для самого фальсификатора, то для его изделия. Фальсификация исторического источника отличается и от явления недостоверности источника, могущего быть как бессознательным, так и сознательным искажением действительности. В этом своеобразии мы легко можем заметить ту грань, которая отделяет документ от исторического источника. Они существуют как бы в разных системах координат. Первый — прежде всего как регулятор современности, отражающий ее, второй — только как ее отражение.

В исследовании фальсификаций исторических источников источниковедение и архивоведение имеют зону совпадения и пересечения. Если для источниковедения установление подлога является одним из способов предохранения от некорректности исторических выводов и одним из способов познания новых явлений, которые отразили сами факты фальсификаций, то для архивоведения подлог — один из феноменов человеческого духа, интеллектуальных, политических и иных его проявлений в столь своеобразной форме. В этом разница подходов, но в этом — и точки соприкосновения и пересечения, поскольку ни одну из таких задач решить невозможно без общих операций, связанных с разоблачением подлогов и их идентификацией.

Примечания:

1. Козлов В.П. Тайны фальсификации: анализ подделок исторических источников XVIII–XIX веков. М., 1994.

2. Майер И.П. Как погибла царская семья. Свидетельство очевидца. М., 1990.

3. Антисоветские подлоги: История фальшивок, факсимиле и комментарии. М., 1926; Вишлев О.В. О подлинности «Постановлений Политбюро ВКП(б)», хранящихся в зарубежных архивах // Новая и новейшая история. 1993. № 6. С. 51–55.

4. Черняев А. Форос, август-91 // Известия. 1991. № 223.

5. Сергеев А.А. Об одной литературной подделке // Историк-марксист. 1928. № 7. С. 161–172.

6. Творогов О.В. Когда была написана «Влесова книга»? // Философско-эстетические проблемы древнерусской культуры: Сб. статей. М., 1988. Ч. 2. С. 144–195.

7. Мавродин В.В. Против фальсификации истории географических исследований // Известия Всесоюзного географического общества. М.-Л., 1958. Т. LXC. С. 9–91.

8. Краснобородько Т.И. История одной мистификации (Мнимые пушкинские записи на книге Вальтера Скотта «Айвенго») // Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1994. С. 269–281.

9. Дружинин В.Г. Поморские палеографы начала XVIII столетия // Летопись занятий Археографической комиссии за 1918 год. Пг., 1923. Вып. 31.

10. Ревзин Л.Я. Бессмертный Сулакадзев // Русская литература. 1973. № 3.

11. Козлов В.П. Тайны фальсификации. С. 208–220.

12. Жуковская Л.П. Поддельная докириллическая рукопись (К вопросу о методе определения подделок) // Вопросы языкознания. 1960. № 2. С 141–144.

13. Погодин М.Л. Рукопись старицы игуменьи Марии, урожденной княжны Одоевской // Москвитянин. 1850. № 3. Ч. 1.

14. Сперанский М.Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. (Бардин и Сулакадзев) // Проблемы источниковедения. М., 1956. Вып. V.

15. Чаев Н.С. К вопросу о подделках исторических документов в XIX веке // Известия АН СССР. Сер. VII. Л., 1933. № 6-7.

16. Белокуров С. О библиотеке московских государей в XVI столетии. СПб., 1984.

17. Полосин И. Неизвестный памфлет на Аракчеева 1825 г. (Записки о делах московских 1598 г.) // Труды Ярославского педагогического института. Ярославль, 1926. Т. 1. Вып. 2. С. 61–74.

18. Обратить в пользу для потомков… Публикация, предисловие и примечания Михаила Маковеева // Новый мир. 1985. № 8. С. 195–213; № 9. С. 218–236.

19. Геворкян Н. Этот знакомый запах липы // Московские новости. 1933. № 1.

20. Покровская В.Ф. Еще об одной рукописи А.И. Сулакадзева (К вопросу о поправках в рукописных текстах) // ТОДРЛ. М.-Л., 1958. Т. XIV. С. 634–636.

21. Русский вестник. 1808. Ч. 4. № 11. С. 148–149.

22. Речь государыни императрицы Екатерины II, говоренная ею к Синоду по случаю отчуждения церковных имуществ в России // Чтения ОИДР. 1862. Кн. 2. С. 187–188.

23. Павленко Н.И. Петр Великий. М., 1990. С. 356–358.

24. Пыпин А.Н. Подделка рукописей и народных песен // Памятники древней письменности. СПб., 1898. Т. CXXVII.

Источник: В. П. Козлов "Фальсификация исторических источников: источниковедческий, историографический, археографический аспекты".